Проблематика войны в гуманитарных науках

Key words: the first world war, the Great war, «the Book of memory of Nizhegorodtsev – the lower ranks of the Russian army and Navy, the killed, deceased, missing in the First world war», «the Voronezh Book of remembrance of the great war 1914–1918».

Первая мировая война коренным образом повлияла на судьбу многих европейских государства, в том числе и нашего. Впервые, в мировой практике в этой войне главенствовал принцип тотального уничтожения живой силы противника. И надо особо отметить, что, как и в любой войне, в первую очередь на ней гибли представители наиболее здоровой, в физическом и моральном планах, части общества. Россия единственная из стран ее участников, которая до 2013 г. не имела государственного Дня памяти жертв этой войны.

Как отмечает Е.С. Сенявская: «Только за период с начала войны до 1 марта 1917 г. число мобилизованных в русскую армию достигло 15,1 млн. чел., а общие потери личного состава к 31 декабря 1917 г. составили 7,4 млн. чел., из них безвозвратные ― около 1,7 млн. чел., не считая свыше 3,4 млн. пленных»[19].

Безвозвратные потери России в этой войне, по разным оценкам, составили от 1,5 до 3,5 млн. человек. Б. Ц. Урланис приводит следующий свод данных о погибших во время Первой мировой войны по различным источникам (Таб. 1.)[20].

Таблица 1. Данные о погибших в Первой мировой войне (в тыс.)

В работе «Первая мировая война и судьбы европейской цивилизации», вышедшей в издательстве Московского университета указывается, что Россия потеряла в этой войне «погибшими в бою» 1 700 000 человек, раненые составили 3 850 000, «пропавшие без вести, пленные» исчислялись цифрой в 2 417 000, «военные потери на 1 млн. населения» равнялись 10 494 человека[21].

В 2010 г. вышел первый том «Рязанской Книги памяти Великой войны 1914–1918 гг.»[22] и «Указатели»[23] к нему. Это было первое подобное издание в нашей стране. Через два года были опубликованы второй том[24], а также «Дополнения к I тому»[25] и «Указатели»[26]. Составители проделали гигантскую работу по выявлению и систематизации выявленного разнохарактерного материала. Общий объем этих публикаций составляет 3850 страниц (!) и включает в себя сведения по десяткам тысячам участникам Первой мировой войны.

В 2014 г. рабочая группа под руководством А. И. Григорова осуществляет еще несколько подобных изданий. В свет выходит первый том «Воронежской Книги памяти Великой войны 1914–1918 гг.»[27], «Приложения» к нему[28] и «Указатели»[29], общим объемом 2728 (!) страниц; «Крымская книга памяти Великой войны 1914–1918 годов» том первый и «Приложения»[30]; «Книга памяти «Черноморский флот в Великой войне 1914–1918 годов»»[31]; «Костромское ополчение в Великой войне 1914–1918 годов»[32]. К сожалению, все издания вышли сверхминимальными тиражами и, в силу этого, малодоступны исследователям. К 100-летию начала Первой мировой войны была опубликована «Книга памяти нижегородцев – нижних чинов российской армии и флота, убитых, умерших, пропавших без вести в годы Первой мировой войны»[33].

Данные по безвозвратным потерям нижних чинов российской императорской армии и флота, представленные в перечисленных выше работах несколько отличаются. Это ни в коей мере не говорит о каком-либо упущении составителей, а характеризует состояние архивного материала, как в провинциальных, так и центральных архивах нашей страны. Они включают в себя как архивный, так и опубликованный материал и составлены по территориальному принципу. В частях Воронежской книгах памяти, посвященных отдельным воинским соединениям, приведены сведения не только по указанным губерниям, а по всем выявленным служащим этих соединений. Таким образом, территориальный принцип в ней расширен до всей Российской империи. Данные раздела «Потери нижних чинов – уроженцев Воронежской губернии по «Именным спискам убитым, раненым и без вести пропавшим солдатам» опубликованным в центральной прессе Российской империи в 1914–1918 гг.» дублируются в «Разделы частные» и составлены по архивным материалом из фондов ГАВО, в которых материал разбит поуездно. Об этой особенности структурной компановки материала пишет С.В. Волков во «Вступительном слове» к первому тому Воронежской книги памяти[34]. В отличии от Воронежской Нижегородская книга памяти составлена строго по территориальному и алфавитному принципам. Именные списки приводятся по административно-территориальному делению Нижегородской губернии на 1914 г., которая включала в себя одиннадцать уезд. Помимо уездов составители отдельно выделили раздел «Нижегородская губерния», в который вошли имена тех, в записях которых отсутствуют сведения об уездах и населенных пунктах, но они представлены в документах как уроженцы Нижегородской губернии или проживавшие в ней на момент их призыва в действующую армию. Исключение составляет лишь, помещенный в конце издания «Именных списков кавалеров Георгиевских крестов и медалей»[35]. Приведенные сведения, как указывают составители, далеко неполные и, возможно, не всегда точные, но так они представлены в сохранившихся документах и публикациях.

Отличительной особенностью этой работы является то, что она посвящена исключительно нижним чинам. В то время, как предыдущие включают в себя и офицерский корпус, и военных чиновников, и медицинских работников и др. Обоснование данного подхода помещено в «Предисловии»: «Составители Книги памяти умышленно отошли от определенного стандарта подобных изданий, когда вначале представлены имена командного, офицерского состава и уже затем все остальные. Однако основную тяжесть войны преодолевали в первую очередь нижние чины. Именно они массово гибли, именно они составляли коренную народную силу, именно с них и необходимо начинать отсчет»[36]. Источниковой базой «Книги памяти нижегородцев…» послужили данные фондов Центрального архива Нижегородской области, Государственного архива Нижегородской области г. Арзамас[37] и нижегородской периодической печати.

Количественный состав персоналий определился следующим образом ― в «Книге памяти нижегородцев…» были обработаны все данные ― 9659 имен, из «Воронежской Книги памяти…» сделана выборка в 9600 человек. Рассматриваемые численные данные вполне репрезентативны.

Разнохарактерность источников наложила отпечаток на полноту информации о том или ином участнике войны, представленной в этих изданиях. Однако не смотря на это, в целом эти сведения представляют достаточно объективную картину, которую можно представить через несколько разнохарактерных срезов.

Нижние чины рассматриваемых губерний проходили службу практически во всех воинских соединениях русской императорской армии и флота. Исходные данные позволяют детально представить общую, хотя, видимо, далеко не полную картину кем они служили.

Таблица 2. Звания нижних чинов в списках «Книги памяти нижегородцев ― нижних чинов российской армии и флота, убитых, умерших, пропавших без вести в годы Первой мировой войны»[38]

21В данную графу включены так же: взводный унтер-офицер, старший фейерверкер, взводный фейерверкер, 1 человек с формулировкой «ст. лит.» ― вероятнее всего это старший литаврщик ― звание соответствовавшее ст. унтер-офицеру.

22В данную графу включены так же: младший фейерверкер.

Таблица 3. Звания нижних чинов в списках «Воронежской книги памяти»

Основная масса потерь принимавших участие в боевых действиях относится к категории «пропал без вести». Даже суммарная цифра «убитых, умерших от ран и болезней, отравленных газом» и т. д. далеко стоит от этого показателя.

Приводимые ниже таблицы ярко иллюстрируют это.

Таблица 4. Категории потерь в списках «Книги памяти нижегородцев ― нижних чинов российской армии и флота, убитых, умерших, пропавших без вести в годы Первой мировой войны»

Таблица 5. Категории потерь нижних чинов в списках «Воронежской книги памяти»

33Пропал без вести в 1914 г., ― 1917 г., «год неизвестен», считался пропавшим на 1918–1921 гг., «остался на поле сражения». Сюда так же включены: Вавин Сем. Ив. из Макарьевского уезда, который пропал без вести в период с 9 по 10 декабря 1914 г. (эти данные не пропечатались) и Корсаков Федор Иванов. из Семеновского уезда, судьба которого не установлена.

34Попал в плен в 1914 г. – 1917 г., «год не известен», «считался находившемся в плену» в 1918 г., 1921 г..

35Умер от ран в 1914 г., ― 1918 г., «год неизвестен», «от несчастного случая».

36Умер от болезни: чахотки, оспы, столбняка, воспаления легких, дизентерии, бронхита, от паралича сердца, от брюшного тифа, от холеры, перитонита; в госпитале, в госпитале от гангрены, исключен из списков батареи как отправленный на лечение и не вернувшийся.

37Умер в плену в 1915 г. ― 1917 г., «год неизвестен», «от туберкулеза», «от воспаления мозговой оболочки», «в резервном госпитале», «в креп. Госпитале», «в лазарете», «в лагере», «от воспаления слеп. кишки», «от холеры».

Особо следует отметить, что из многотысячного списка, приведенного в Книгах памяти лишь у двоих из Нижегородской указано «отстал» ― это Соболев И. И. уроженец Горбатовского уезда и Горичев Н. В. из Нижегородского уезда[39]. Даже если предположить, что они умышленно покинули войска ― то их поступок носит явно исключительный характер.

Еще более уникальным представляется случай самоубийства «молодого солдата» 114-го запасного батальона Балова Константина «из крестьян Покровской волости Нижегородского уезда»[40]. В последующие войны данные случаи будут носить уже, в той или иной мере, массовый характер.

Помимо звания, семейного положения и др., в Книгах памяти отмечалось и вероисповедание. Основная масса нижних чинов были православными, однако встречаются и мусульмане, единоверцы, старообрядцы, иудеи, католики, протестанты. Однако в архивных и особенно в печатных материалах конфессиональная принадлежность отражалась далеко не всегда.

Таблица 6. Вероисповедание персоналий в списках «Книги памяти нижегородцев…»

Таблица 7. Вероисповедание нижних чинов в списках «Воронежской книги памяти»

Как правило, в сохранившихся архивных документах указано семейное положение погибших, пропавших без вести и т. д. В то же время, в провинциальных газетных публикациях это не повсеместно нашло свое должное отражение. Поэтому цифры, приведенные ниже нужно воспринимать с определенной долей условности.

Таблица 8. Семейное положение персоналий в списках «Книги памяти нижегородцев…»

42Сюда так же включено 10 человек с формулировкой «женат (по др. сведениям холост)».

Из таблицы видно, что вдовцы являлись исключением из общей массы. Соотношение «женат» ― «холост» предстает в цифрах как 6417 к 1346. В процентном отношении это выглядит как 66,44 % к 13,9 %.

Таким образом, получается, что женатых было почти в пять раз больше чем холостых. Если мы применим соотношение «женат» ― «холост» к графе «данные не известны» ― то количество женатых возрастет до 7915 человек. Можно лишь догадываться, сколько вдовьих слез было пролито по всей России, сколько детей остались сиротами и пошли по миру.

Таблица 9. Семейное положение персоналий в списках «Воронежской книги памяти»

Эта война, впрочем как и другие, которые вела Россия до и после нее, наносила в первую очередь урон людским ресурсам, общему генофонду страны. По данным Г. И. Шигалина в Первой мировой войне участвовало 22,6 % всего мужского населения Российской империи, а в армию было призвано 19 млн. человек[41].

Установить поименно всех солдат и офицеров Русской армии и флота – погибших в Великой войне задача крайне сложная, а скорее всего невыполнимая в силу существующей сохранности архивного материала.

Список литературы

1. Воронежская Книга памяти Великой войны 1914–1918 гг. Т. I. Составитель Григоров А.И. М.: Московский Издательский Дом. 2014.

2. Воронежская Книга памяти Великой войны 1914–1918 гг. Приложение к I тому. Составитель Григоров А.И. М.: Московский Издательский Дом. 2014.

3. Воронежская Книга памяти Великой войны 1914–1918 гг. Указатели к I тому. Составитель Рогге В.О. М.: Московский Издательский Дом. 2014.

4. Книга памяти нижегородцев – нижних чинов российской армии и флота, убитых, умерших, пропавших без вести в годы Первой мировой войны. Ред. Кауркин Р.В. Н. Новгород. Деком. 2014.

5. Книга памяти «Черноморский флот в Великой войне 1914–1918 годов». Составитель Григоров А.И. М.: Московский Издательский Дом. 2014.

6. Костромское ополчение в Великой войне 1914–1918 годов. М.: Московский Издательский Дом. 2014. Крымская книга памяти Великой войны 1914–1918 годов. Т. I. Составитель Григоров А.И. М.: ООО МИД. 2014.

7. Крымская книга памяти Великой войны 1914–1918 годов. Т. 1. Дополнение к I тому. Составитель Составитель Григоров А.И. М.: ООО МИД. 2014.

8. Первая мировая война и судьбы европейской цивилизации/ Под ред. Л.С.Белоусова, А.С.Маныкина. ― М.: Издательство Московского университета, 2014. ― 816 с. С. 716.

9. Рязанская Книга памяти Великой войны 1914–1018 гг. Т. I. Составитель Григоров А.И. М.: РосАрхив. 2010.

10. Рязанская Книга памяти Великой войны 1914–1018 гг. Т. 2. Составители Григоров А.И., Григоров А.А. М., РосАрхив. 2012.

11. Рязанская Книга памяти Великой войны 1914–1018 гг. Указатели к I тому. Составитель Григоров А.И. М.: РосАрхив. 2010.

12. Рязанская Книга памяти Великой войны 1914–1018 гг. Дополнение к I тому. Составитель Григоров А.И. М.: РосАрхив. 2012.

13. Рязанская Книга памяти Великой войны 1914–1018 гг. Указатели ко 2 тому. Составители Григоров А.И., Григоров А.А. М., РосАрхив. 2012.

14. Сенявская Е.С. Психология войны в ХХ веке: исторический опыт России. ― М.: «Российская политическая инциклопедия» (РОССПЕН), 1999. ― 383 с.

15. Урланис Б.Ц. История военных потерь. ― СПб.: Полигон, 1994.

16. Шигалин Г.И. Военная экономика в Первую мировую войну. ― М.: Воениздат, 1956.

Аннотация: Критериями статистического анализа стали звания нижних чинов, конфессиональное положение, семейное положение. В результате исследования авторы пришли к выводам: нижние чины рассматриваемых губерний проходили службу практически во всех воинских соединениях русской императорской армии и флота; наибольшее количество нижних чинов ― рядовые;

основная масса потерь принимавших участие в боевых действиях относится к категории «пропал без вести»; в своем большинстве нижние чины были православного вероисповедания, однако встречаются и мусульмане, единоверцы, старообрядцы, иудеи, католики, протестанты.

Кауркин Радислав Вячеславович, к.и.н., доцент Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» ― Н.Новгород.

Павлова Ольга Анатольевна, к.и.н., доцент Нижегородского государственного инженерно-экономического университета

Нижегородская область г. Княгинин.

Василенко Ю.В

Карлизм в Испании XIX в.: война и проблемы политико-идеологической эволюции

The article is devoted to the ideological evolution of Carlism in the XIX century. The author demonstrates how the course of military action influenced the formation of Carlist political ideology, what role in this process was played by its leaders (Carlos V, Charles VI and Charles VII), and how the opposition between the radical and moderate vectors evolved within this movement.

Ключевые слова: карлизм, «карлистские войны», правый радикализм, Испания XIX века.

Key words: Carlism, Carlist wars, right radicalism, Spain in the XIX century.

Испанский карлизм ― одно из наиболее радикальных контрреволюционных течений Европы XIX в., представители которого отважились начать три внутрииспанские войны (1833–1876) и приняли активное участие в гражданской 1936–1939 гг. Уникальность карлизма заключается в том, что это единственное контрреволюционное течение XIX в., которое продолжает существовать и в XXI в. Возникнув в 1833 г. первоначально как следствие внутридинастического спора испанских Бурбонов о порядке престолонаследия, карлизм в течение первого десятилетия своего существования из юридической коллизии превращается в политическую идеологию, которую в целом определяют как «испанский традиционализм». При этом необходимо иметь в виду, что понятия «испанский традиционализм» и «карлизм» синонимами не являются, поскольку в Испании существует и некарлистский традиционализм, который имеет свою довольно длительную историю становления (Х.Л. Бальмес-и-Урпия и Х. Доносо Кортес). Более того, историческая реальность всегда намного сложнее любой концептуализации. В результате, как представляется, мы можем говорить о двух тенденциях в развитии карлизма как политической идеологии ― радикальной (правый вектор в направлении потенциально праворадикального консерватизма) и умеренной (левый вектор в направлении потенциально либерального консерватизма), которые поочередно сменяли друг друга на протяжении двух последних столетий испанской истории.

В XIX в. одним из основополагающих факторов в соотношении двух активно формирующихся тенденций в развитии политической идеологии карлизма становятся так называемые «карлистские войны», которые можно назвать гражданскими лишь частично, поскольку само понятие «гражданства» в Испании в это время еще только формировалось. В результате все три «карлистские войны» выстраивались, скорее, на более традиционных для испанской истории идейно-ценностных дихотомиях, чем являлись собственно внутри-гражданским конфликтом: Традиция vs Инновация, Католицизм vs Просвещение, Испания vs Анти-Испания и т. д. В данном качестве политическая идеология карлизма уходит своими корнями в позднее средневековье. Между тем, каждая из трех «карлистских войн» ассоциируется с определенным претендентом на испанский престол (Карлосом V, Карлосом VI и Карлосом VII соответственно) вне зависимости от того, какое реальное участие они принимали в военных действиях, и можно ли их вообще считать политическими идеологами карлизма, а не просто неким знаменем или символом всего движения, вокруг которого различные группы карлистов собирались «здесь и сейчас».

Первая карлистская война (1833–1839), начавшаяся стихийно, пока Карлос V переезжал из Португалии в Великобританию (что позволяет историку-традиционалисту Ф. Суаресу Вердегеру снять с него все обвинения в ее развязывании[42]), завершилась также без непосредственного участия претендента на испанский престол. Несмотря на то, что остаточное партизанское движение в горах Наварры и Страны Басков продолжалось еще как минимум до 1840 г., считается, что официально война заканчивается с подписанием «Вергарского соглашения» (31 августа 1839 г.), которое, по мнению современного испанского историка П.К. Гонсалеса Куэваса, было «нечто большим, нежели военный пакт между противоборствующими сторонами об условиях сдачи»[43]. Согласно соглашению, за карлистами, возвращавшимися в ряды национальной армии, сохранялись все их военные чины и звания, полученные во время военных действий. Второй момент носил сугубо политико-идеологический характер: командующий войсками королевы Изабель II генерал Х.Б. Фернандес-Эспартеро Альварес де Торо пообещал порекомендовать королеве «даровать или модифицировать фуэросы»[44] восставших провинций. Последнее можно было бы рассматривать как определенное достижение карлистов на данном этапе, однако именно оно обернулось в конечном итоге против них, поскольку благодаря «Соглашению» значительная часть умеренных карлистов во главе с генералом Р. Марото Исернсом, расстрелявшем в феврале 1839 г. нескольких несогласных со своей позицией миротворца радикалов и не испугавшегося угрожать самому Карлосу V[45], почувствовала себя удовлетворенной, в то время как радикальная часть движения во главе с генералом Р. Кабрера-и-Гриньо по прозвищу «тигр Маэстрасго» собиралась сражаться и дальше; другое дело, что получилось это у них по большей части только в Каталонии. 7 октября 1839 г. генерал Кабрера обратился к своим «добровольцам» с пламенной «Прокламацией», заявив – и, как пишет историк-карлист граф де Родесно, «электризуя и фанатизируя остатки карлистской армии»[46], ― следующее: «Религия и Король просят новых усилий от нас; Король и Религия их получат»[47]. «Кабрера тогда был прототипом экзальтации, иногда ― жестокости»[48], ― утверждает граф.

По нашему мнению, с аналогичных позиций выступил бы и «Наполеон карлистов»[49] капитан-генерал Т. де Сумалакарреги-и-де Имас, герцог де ла Виктория, если бы не был смертельно ранен 15 июня 1835 г. при осаде Бильбао. При этом, вытащив на себе первый этап войны (1833–1835) как военный лидер наваррского карлизма, Сумалакарреги едва ли мог выступать в роли политического идеолога. Однако в истории карлизма осталась его «Прокламация» (20 апреля 1834 г.). Обвинив в развязывании войны «конституционную систему», революцию ― в предательстве «героической Испании», а «монархическое правительство» ― в нестабильности, Сумалакарреги выражает уверенность в широкой социальной поддержке династических прав «католического монарха» Карлоса V[50]. Предоставив своим солдатам возможность подумать и сделать выбор между спокойной жизнью и верностью долгу, генерал призывал их «освободить родину от зла», обеспечить ее «спокойствие» и вновь сделать Испанию «обожаемой всей Европой»[51].

Прямые призывы к политическому насилию, алармизм и упрощение социально-политической реальности превращали обоих генералов ― Кабреру и Сумалакарреги ― в потенциально праворадикальных консерваторов. Что же касается Карлоса V, то после заключения «Вергарского соглашения» он столкнулся с дилеммой, на чью сторону встать: умеренных карлистов во главе с генералом Марото или радикальных во главе с генералом Кабрера. Поддержав однозначно воинственные намерения Кабреры, Карлос V сделал вполне ожидаемый выбор в пользу радикалов, «более близких, ― как пишет каталонский историк Х.М. Санс Пуиг, ― ему по ментальности»[52], – которую главный испанский специалист по истории карлизма Х.К. Клементе Муньос определяет как «интегристскую» (религиозно фанатичную)[53], – «запрограммировав» тем самым развитие всего карлистского движения на многие десятилетия вперед. В этом контексте совсем не удивительно, что после личного приказа Карлоса V «все авторы карлистской идеологии называют Марото предателем»[54]; притом что, настаивает Санс Пуиг, «нужно было быть большим фанатиком, чтобы не видеть уродливую роль дона Карлоса»[55].

Вторая «карлистская война» (1846–1849) формально становится результатом провала переговоров о внутридинастическом браке между потомками Фернандо VII и Карлоса V;

фактически же противоборствующие стороны просто в очередной раз попытались разрешить все существующие противоречия силой оружия.

Что показательно, непосредственно военные действия были начаты ветеранами первой карлистской войны – генералами Кабрерой и Х.Х.М. де Альсаа-и-Гомендио. И если второй был пойман правительственными войсками еще на французско-испанской границе и сразу же расстрелян[56], то «тигру Маэстрасго» первоначально сопутствовала удача. Соответственно, и первыми политическими идеологами второй карлистской войны становятся представители «партии войны», которые объясняли свои действия, как и положено всем радикалам, посредством коротких и простых слоганов, брачные же проблемы испанских королей отходили при этом в лучшем случае на второй план. Так, наваррский генерал Х. Элио-и-Эспелета, у которого, по мнению наваррского католического историка Х. Ларрайоса Сарранса, во время второй «карлистской войны» были все шансы стать генералом Сумалакарреги, провозгласил такой лозунг, как «Карлос VI и забвение прошлого»[57]; в то время как Кабрера апеллировал просто к «мужественным ветеранам»[58], не изобретая ничего нового.