Хроника смертельной осени

– Да, – кивнула она. – Все ушло вместе с ним.

– Вам жаль?

– Что? – она чуть не подавилась мартелем. – О чем это я должна жалеть?

– О том, что он умер вместе со своей любовью к вам? Видите ли, Катрин, самая неразрешимая проблема в жизни – это причиняемое страдание, и женщину, терзающую сердце, которое ее любит, не в силах оправдать никто – ни самый милосердный судья, ни даже она сама.

Катрин онемела на мгновение, но потом, сглотнув ком в горле, хрипло спросила:

– В чем вы меня обвиняете? В том, что я не ответила ему взаимностью? Вы в своем уме?! – ее голос вибрировал, как гитарная струна, натянутая и отпущенная напряженным пальцем музыканта. – Как вы посмели…

– Катрин, не обижайтесь! – нервно воскликнул он. – Я всего лишь…

– Вы жестоки. Никто не пытался внушить мне чувство вины за его смерть, – Катрин не слушала агента. Ее трясло от ярости. – Значит, по-вашему, я его терзала?

– Катрин, простите, – Нантвич успокаивающе сжал ее пальцы. – Простите.

Она высвободилась. Катрин не ожидала, что его слова отзовутся в сердце столь жгучей болью. Нет, Катрин не чувствовала вины – с какой стати она должна ее чувствовать? Но то, что он сказал, прозвучало как обвинение, и Катрин оскорбилась: – Я требую объяснений!

– Катрин, вы сами решили продолжать этот неприятный разговор, – констатировал спецагент. – Воля ваша.

У нее не было ни малейшего желания обсуждать с ним страдания и боль, выпавшие на ее долю, но она не могла оставить все как есть.

– То есть, хотите сказать, он погиб из-за меня? – сухо спросила она.

– Конечно, – кивнул он. – Будем называть вещи своими именами: шею ему свернули со знанием дела. Ваш муж? И вы ему не помешали.

– Я не могла ему помешать, – отчеканила Катрин. – У меня руки были прибиты гвоздями к деревянному щиту. И ноги тоже. Не желаете взглянуть?

Она сорвала перчатку и жестом королевы протянула руку Джошу. Он, чуть опешив, взял ее ладонь и поднес к губам. Сначала поцеловал, а потом стал рассматривать бледно розовый след на запястье.

– Странный способ Рыков выбрал, чтобы убить вас, – пробормотал он, поглаживая отметину пальцем. – Гораздо более жестокий, чем для остальных жертв. Вы не задумывались – почему?

– Не знаю, – процедила она. – И не хочу об этом думать!

– Напрасно, – он не отпускал ее руку. – Вы ранили его очень больно. Что вы ему сказали? Чем оскорбили?

– Как вы смеете! – она резко выдернула ладонь.

– Я веду расследование, – мягко отозвался американец. – И мне необходимы детали, даже мельчайшие.

– Конечно, я оскорбила его, – проговорила она так тихо, что Джош еле расслышал.

– Что? – переспросил агент.

– А что мне оставалось? – Катрин надела перчатку и снова нацепила на нос очки. – Что мне оставалось, я вас спрашиваю? Спасибо ему сказать? Я кричала, что ненавижу и презираю его. И это было правдой.

– Услышать подобное от любимой женщины невыносимо, – пробормотал Нантвич – Тогда все понятно.

– Рада, что вам хоть что-то понятно, – заявила Катрин. – В отличие от меня.

Джош заинтересовался:

– А что непонятно вам?

– Почему он так ненавидел Андрея? Женщины, как я понимаю, за ним бегали не меньше, чем за Орловым, а может, и больше. Собственно, что неудивительно – Олег, – она чуть споткнулась на имени, – был обаятелен, талантлив. Одежду, даже самую простую, носил, как принц крови. И вел себя примерно так же. Когда стали происходить все эти страшные события, я на кого угодно могла подумать, только не на него. Не понимаю…

– Думаю, дело в Кэтрин Маккларен и… в вас, – задумчиво произнес Джош.

Катрин уставилась на него в полном недоумении. Агент охотно объяснил:

– Две женщины, Кэтрин и вы, Катрин, которых он жаждал получить и не получил. Которых он любил всем своим жестоким сердцем. И которые предпочли ему, такому блестящему и талантливому, весьма сомнительного субъекта.

– Почему вы так его называете? – возмутилась Катрин. – Вы же его не знаете!

– Кого – его? – вкрадчиво поинтересовался Нантвич.

– Не прикидывайтесь, что не поняли! Вы незнакомы с Орловым, а заочно его оскорбляете! Пользуетесь тем, что он не может вам ответить!

Взгляд Нантвича стал настороженным и цепким.

– Разве я ошибаюсь?

– Ошибаетесь! Андрей никогда не был идеалом, но и подонком тоже! Любовь застила мне глаза, но будь он, как вы выразились, «сомнительным субъектом», я бы не…

Катрин перевела дыхание. И что, собственно, она так завелась? Что ее так задело? Его столь неуважительное отношение к ее прошлому? Ведь Орлов – ее прошлое, пусть и непрезентабельное. Поразительно – фэбээровец умудрялся нащупывать самые болезненные точки и без колебаний нажимал на них, словно проверяя ее на прочность. Но нельзя показать ему, насколько она уязвима. Она должна оставаться вежливой.

– Успокоились? – он вновь протянул ей флягу. – Глотните еще мартеля.

Катрин отвела его руку.

– Спасибо, мне достаточно. Итак, вы считаете, что Рыков принес меня и…. ту девушку в жертву своей ненависти. А почему он Орлова не убил?

– Действительно, как ему в голову не пришло? – тонкие губы Нантвича дрогнули. – Сразу бы решил все свои проблемы…

– Видимо, ему было проще убивать женщин, – презрительно выдохнула она. – Я не слышала, чтобы он убивал равных себе – только слабых женщин.

– Да, – кивнул Нантвич. – Но здесь нет ничего парадоксального – он же психопат. Хоть вы и считаете его обаятельным и интересным, что, в общем, удивительно, учитывая, сколько боли он вам причинил – и физической, и моральной. Вы что, его оправдываете?

– Оправдываю? – ужаснулась Катрин. – Боже, нет, разумеется, как можно оправдать его страшные преступления? Мало того – убийства – но он еще и насиловал своих жертв. И что из этого страшнее – не знаю…

– Да, – задумчиво сказал Джош. – Сейчас уже нельзя ничего доказать, но, полагаю, с Кэтрин Рыков поступил так же. Он словно клеймо собственника ставил. Особенно когда, по его мнению, отбирал у Орлова Кэтрин и…

– И меня, – закончила Катрин. – Да, так оно и есть. Вы сказали – клеймо? Поразительно…

– Поразительно – что? – вскинулся он, но Катрин торопливо затрясла головой.

– Нет, ничего. Но…

– Будь он проклят, – мрачно перебил ее Джош и добавил: – Он так самоутверждался, наверно.

– Зачем ему? – нерешительно спросила Катрин. – У него не было проблем… по крайней мере, в этом плане.

– Зато были проблемы в голове, – процедил Джош. – Вот я и пытаюсь выяснить, чем они вызваны.

Некоторое время неловкую тишину нарушали только утки, крякавшие в прибрежных кустах и плеск воды под кормой лодки.

– О чем вы думаете, Катрин? – наконец заговорил Джош. – Вы вспоминаете этого монстра? Не нужно.

– Я не могу не вспоминать его. Разве возможно изгнать из памяти его беспредельную жестокость? Он даже Анну не пощадил – ее любили и уважали все. Все восхищались ее талантом и красотой.

– Анна, – его голос звучал почти безучастно. – Зачем она ему понадобилась?

– Здесь все сложнее и еще ужаснее. Разве Анна вам не говорила?

– Нет. Она грустно подтвердила сам факт покушения на убийство. Я не стал настаивать на подробностях – она так побледнела при этом.

– Я вам расскажу, – решительно начала Катрин. – Я знаю это от него самого, причем не только со слов. Рыков показал мне видеозапись того, как он измывался над ней. Не знаю, зачем он это сделал – скорее всего, хотел меня запугать.

Она глубоко вздохнула.

– Да, он так и сказал: «Смотри, тебя ждет то же самое».

– Вы не обязаны мне все это рассказывать, – пробормотал Джош.

– Да, не обязана. Но это поможет вам понять.

– Анна изменила Антону, своему гражданскому мужу, которого любила. Впрочем, до сих пор любит. Изменила с нашим общим другом – Мигелем Кортесом. Тот просто нагло обольстил ее. Рыков стал тому невольным свидетелем и начал угрожать ей, вынуждая признаться Антону в измене. Когда же Анна наотрез отказалась, он напал на нее, и чуть не убил – у него времени не хватило. Насилие в этом случае он применил как акт возмездия. Так он объяснил мне. А потом – прибил меня гвоздями к какой-то мерзкой деревянной плите в занозах…

Катрин поежилась, вспоминая, как питерский хирург вытаскивал из ее нежной кожи сотни заноз, успевших воспалиться и нагноиться – она неделю не могла лежать на спине.

– А что вы чувствовали при этом? – спросил Джош тихо, а потом словно опомнился. – Простите. Дурацкий вопрос.

– Вам интересно, что я чувствовала? – ее бровь снова поползла вверх.

– Я неправильно выразился. Это не любопытство. Вы так спокойно сейчас вспоминаете все это.

Катрин удивилась. Спокойно? Действительно ли она спокойна? Неужели он не замечает, как она внутренне напряжена – так, что даже спина начинает ныть?

– Физически мне казалось, что еще немного – и я умру от боли. Мне и правда хотелось умереть, потому что жить после того ужаса казалось невозможным. Я звала смерть, чтобы все поскорее кончилось… А смерть все не приходила, А он… словно чего-то ждал.

– Чего же он ждал, по-вашему?.. – прищурился Нантвич.

– Я… Я не знаю, – опустила глаза Катрин, – Может, что я наконец смирюсь? Но я не могла смириться. Лучше смерть, чем такое чудовище.

– Ваша гордость делает вам честь, Катрин, – задумчиво произнес Джош, – но иногда лучше поступать разумно. Жизнь бесценна – пока вы живы, всегда остается надежда.

– Надежда? – переспросила Катрин, – тогда мне казалось, надежды нет.

– А сейчас?

– А сейчас боль притупилась, и я живу дальше. Наверно, я счастлива. Да, конечно, я счастлива, – поправилась она. – Но я не могу не думать о том, что случилось со мной и всеми нами тогда, два года назад.

Она замолчала, словно силы ее иссякли. Но американец не унимался:

– Вы упомянули Мигеля Кортеса. Он кто?

– Мой бывший друг, – словно через силу произнесла Катрин. – Возненавидевший меня по неизвестной причине.

– Быть может, вы его отвергли? И это ненависть оскорбленного мужчины?

– Я его не отвергала. Мигель всегда играл со мной в какую-то им самим придуманную игру, правила которой понимал только он один.

– Какую игру? – мрачно поинтересовался Джош.

Катрин чуть усмехнулась.

– «Querida, я бы тебя трахнул, если б ты не была женщиной моего друга».

– Мудреное название у этой игры, – хмыкнул Нантвич.

– Не такое мудреное, как кажется, – отозвалась Катрин. – А вот Анной он занялся вплотную, так, что у нее крышу снесло.

– Как-как? – рассмеялся Джош. – Уж этот ваш британский английский, Катрин… «Крышу снесло» – надо же!

– Это не смешно, – брови Катрин сдвинулись, и между ними залегла морщинка. – Она чуть не погибла из-за этого идиота. О том, какая это вопиющая подлость по отношению к Антону – я вообще не говорю!

– Антон – это ваш друг, – заметил Джош. – Тот, который единственный – просто друг?

– Я не говорила, что единственный. Но он – лучший. Лучший друг, лучший из людей, которых я когда-либо знала. За исключением моего мужа, конечно, – добавила она со всей возможной толерантностью.

– Ваш муж – врач? – спросил он и ее грустное лицо расцвело.

– Да, известный хирург. Он такой сильный, такой смелый! Если вы изучали мое досье… – она чуть покраснела, – то должны знать его имя.

– Сергей Булгаков, доктор медицины, – проронил он машинально.

– Да, это он, – подтвердила она, и в голосе ее звучала неподдельная гордость, что, разумеется, не осталось незамеченным американцем.

– Yeah[48], – протянул он. – Любопытно бы с ним познакомиться.

– У вас будет шанс, – сказала она и, опустив руку в воду, немного поболтала ею. – Завтра вечером он приедет из Лондона.

– Как приедет? Зачем? – нахмурился Нантвич на мгновение, а потом, уловив ее изумленный взгляд, спохватился: – Простите… Понятно, зачем. Чтоб жену держать под присмотром.

– Нет, – покачала головой Катрин, – Ему не нужно за мной присматривать. Мы хотим побыть вдвоем в Париже. Согласитесь – это романтично.

Несколько минут Джош молчал, а потом, так и не проронив ни слова, вновь взялся за весла и стал грести к берегу. Причалив к пирсу, он перебрался с лодки на деревянную пристань и протянул руку Катрин. Уцепившись за его ладонь, Катрин встала, и он с силой потянул ее к себе. Катрин уже успела ступить одной ногой на мостки, когда лодка заплясала на воде, и она, теряя равновесие, почувствовала, как палуба уходит из-под ног. Нантвич подхватил ее за локти и втащил наверх – иначе бы не миновать Катрин купания в холодном пруду. Но она оказалась в ловушке, прижатая к его груди, и Джош замер, не собираясь отпускать ее, а она почему-то медлила с тем, чтобы отстраниться. Его руки, забравшись под пальто Катрин, обхватили тонкую талию. Молодая женщина подняла голову и увидела светло-ореховые глаза, совершенно, как ей показалось, сумасшедшие. И вот, когда она встретилась с ним взглядом, его губы коснулись ее губ и он стал целовать их – нежно и неторопливо. Катрин в панике обнаружила, что отвечает ему, и меньше всего на свете ей хочется, чтобы этот поцелуй закончился. Правая рука агента скользнула по ее спине, гладя весьма чувствительное место между лопаток, а поцелуй все длился и длился, медленный и тягучий, как остановившееся время…

Наконец, он оставил губы Катрин, но не оставил ее саму, продолжая прижимать к себе все с той же силой и не отрываясь смотреть в испуганные темные глаза.

– Джош… – умоляюще прошептала Катрин, – перестаньте. Пожалуйста.

Он моментально отпустил ее, даже чуть оттолкнул, выставив вперед ладони, словно защищаясь от ее возможного гнева. Она же, отпрянув от него, быстро пошла прочь.

– Катрин! – воскликнул Нантвич, но она не повернула головы. Тогда он бросился вслед, и, догнав, преградил ей путь. Он не решился более дотронуться до нее, но на лице его было написано что угодно, только не сожаление. Однако он произнес:

– Простите меня!

Катрин лишь качала головой, не в силах вымолвить ни слова.

– Вашему мужу все же необходимо присматривать за вами, – объявил Нантвич хрипло, словно что-то в горле мешало ему говорить. Катрин старалась избегать его взгляда. Несколько мгновений он наблюдал, как она, хоть и с опозданием, заливается краской, а потом решительно повел молодую женщину в сторону дубовой рощи – туда, где они оставили Жики отдыхать. И тут Катрин увидела Анну, одну, наблюдающую, как они неспешно идут от пруда. Вернее, Джош ведет ее за руку и выглядит это так, будто они, он и она – вместе. Ее ужалил невыносимый стыд – остро, словно рассвирепевшая оса. «Боже, Анна все видела», – поняла она, поймав взгляд подруги, которая смотрела на нее, не отрываясь, без осуждения, но с щемящей печалью.

Утром следующего дня Катрин проснулась, и первая мысль, которая пришла ей в голову была: «Серж приезжает. Слава богу…» Однако вторая мысль была не столь радостной и светлой. Она вспомнила вчерашний поцелуй в Булонском лесу, и ее накрыла горячая волна смущения. Смущения, но не раскаяния. Удивительно, раскаяния она не чувствовала вовсе, и это пугало ее больше всего. Она не собиралась обольщать фэбээровца, и было интересно наблюдать, как его затягивает в омут ее очарования, словно в черную дыру. Катрин натянула на голову одеяло, чтобы даже утренний свет не стал свидетелем ее торжествующей улыбки.

Потом ощущение удовольствия стало рассеиваться, словно струйка дыма, когда она вспомнила выражение лица Анны, с которым та встретила их возвращение. Что она там себе подумала? Наверняка сравнила ее, Катрин, ситуацию, со своей – только место Мигеля занял Джеймс Бонд. Но Анна ошибается. Она, Катрин, не испытывает к Бонду любви. Да, ей не хотелось отрываться от него, там, на пристани. Да, вся она трепетала в его руках. Но вчера, сказав ему «Прощайте, Джош», она скрылась за дверью отеля, не повернув головы, без малейшего сожаления. Они никогда больше не увидятся – и Катрин совершенно спокойно об этом думает. Приезжает Серж, и она не скатится в пропасть супружеской измены из-за пустой прихоти или минутной слабости. Уж она знает, какими последствиями чревата подобная слабость – на горьком примере Анны.

Катрин не терпелось пробежаться по магазинам. До встречи с Сержем целый день, Eurostar[49] прибывал на Северный вокзал[50] в начале восьмого вечера, а занять себя чем-то необходимо. Еще надо заехать к Анне и Жики, выпить с ними чаю, накануне она договорилась с Анной на пять. Итак, в душ, одеваться и бегом в Прантан и Галери Лафайет[51]. Она стояла под горячей водой, когда зазвонил мобильный в кармашке ее гостиничного халата. Рискуя сломать шею, она потянулась к нему, и, попутно вытирая об него же мокрые руки, достала телефон.

– Ну, как ты там? – услышала Катрин его голос, как ей показалось, недовольный, и торопливо закрутила кран.

– Хорошо, – дрожа от холода, ответила она. – А ты как?

– А я – плохо, – буркнул он. – Не отпущу больше никуда.

– А я и не уеду больше, – улыбнулась Катрин в трубку. – Без тебя все не так – пойду, утешусь шопингом.

– Легко тебя, однако, утешить, – проворчал он. – Ты там не безобразничай….

– Я не безобразничаю. Немного хулиганю… Чуть-чуть.

– То есть? – голос Булгакова стал напряженным. – Ты чем вчера занималась?

– Ездила на пикник с Анной и Жики, – доложила Катрин и честно добавила: – И их двумя знакомыми мужского пола.

– Интересно, – сухо отметил он. – И как провела время?

– Было прохладно, – уклончиво ответила она. – Но меня покатали на лодке. Мне приехать на вокзал?

– Не надо, встретимся в городе. Но Парижа я не знаю. Где там можно встречаться, не рискуя потеряться в толпе?

Катрин фыркнула.

– Тебя, родной, крайне трудно потерять в толпе, даже при желании. В метро не суйся, там сразу не разберешься. Возьми такси и скажи…

Катрин вылетела из отеля и через десять минут уже гуляла по огромному универмагу, без зазрения совести тратя деньги, заработанные ею самой в Москве, еще до страшных событий позапрошлого лета. Конечно, она могла бы залезть и в деньги, заработанные Сержем, но она не посмела бы тратить их с такой дерзостью. В отеле Катрин, как иностранке, выдали дисконтные карты, что делало поход по магазинам еще приятнее. Около трех она выползла из универмага на бульвар Осман и попыталась высвободить руку из-под многочисленных пакетов. Она хотела достать из сумочки телефон и вызвать такси. Пока Катрин возилась, около нее притормозила уже хорошо знакомая машина, мягко шелестя шинами по асфальту. Когда дверь автомобиля распахнулась, а из кожаного салона показался Нантвич, она почему-то даже не удивилась.

– Шопинг удался, – констатировал он, оглядывая Катрин и ее покупки.

– Можно сказать, – кивнула она.

– Самое время для ланча. Вы позволите? – он протянул руку к пакетам, которые она с трудом удерживала.

– Я сама, – пробормотала Катрин, но пакеты выпустила. Джош же, ни слова не говоря, запихнул их в салон, что-то приказал водителю по-французски, захлопнул дверцу и остался рядом с Катрин, а машина неспешно отъехала от тротуара. Катрин хлопала глазами и подыскивала слова, чтобы возразить. Джош ее опередил.

– Он отвезет ваши покупки в отель, – сказал он. – Идем?

– Куда? – удивилась Катрин. – Я никуда не собиралась.

– Обедать, – Джош тоже удивился. – Я же сказал – время ланча.

Он повел ее через дорогу, мимо Гарнье, к небольшому ресторанчику «L’entracte». Ресторанчик был маленький и тесный, официант еле нашел для них место, в укромном углу на антресоли.

– Держу пари, – на лице Нантвича мелькнула едва уловимая усмешка. – Вы надеялись, что больше никогда меня не увидите.

Катрин подождала, пока отойдет официант, разливавший по бокалам красное сухое вино, и ответила в тон агенту:

– Зачем же так? Я правда думала, что мы больше не встретимся, но «надеялась» – неподходящее слово.

– Действительно? – Джош откинулся на спинку кресла и потер подбородок, в задумчивости изучая Катрин. – Не смел и предположить, что вы на меня не злитесь.

Катрин вспомнила свои утренние мысли, и неловко заметила:

– Я думала, мы простились, – и добавила застенчиво: – Я не ожидала столкнуться с вами сегодня. Откуда вы узнали, где я?

– Я поставил вам жучок в телефон, – усмехнулся Джош, и Катрин ахнула:

– Вы шутите?!

– Разумеется, – Джош рассмеялся. – Я спросил у вашего портье, какие скидочные карты вы у него взяли. Сложил два и два – получилось бульвар Осман.

– Звучит совсем элементарно, – кивнула Катрин. – Но нужно все же быть агентом спецслужбы, чтобы вычислить меня так просто. А тем более найти в этой толпе. И вообще – я собиралась на Фобур Сент-Оноре… Все вы врете…

– Вы мне не верите? – его тонкие губы изломились.

– Скажем так – не доверяю. Вернее, не совсем доверяю. А уж если быть максимально точной – совсем не доверяю, – откровенно заявила Катрин.

– Вы не только красивы, но и умны, – кивнул он. – Когда вчера за вами закрылась дверь отеля, мне стало очень грустно от мысли, что я больше вас не увижу.

– Почему? – В эту минуту Катрин увидела официанта с большим подносом, ловко лавировавшего по узким проходам между столиками по направлению к ним. Джош тоже его заметил и воздержался от ответа.

– Здесь отличные стейки, – сообщил он, и официант, который совсем недавно делал вид, что ни слова не понимает по-английски, горделиво заулыбался.

– Вы рассказывали о себе, Катрин, – Джош принялся за стейк. – Но вы ничего не спросили про меня. Вам совсем неинтересно?

Катрин смутилась. Она действительно не задавала ему никаких вопросов. Ей даже в голову не пришло. Неужели фэбээровца, такого выдержанного и хладнокровного, задело ее безучастие?

– Я не ожидала, что вы станете удовлетворять праздное любопытство, – нерешительно отозвалась она. – А что, я могу спросить?

– Если вам интересно, – развел он руками. – И если вы не станете выведывать тайны моей работы – но не думаю, что государственные секреты Соединенных Штатов могли бы вас заинтересовать.

– Как знать. Например – кто ваши родители?

– Дипломаты, – он весело смотрел на Катрин. Она тоже улыбнулась:

– Это тайна?

– Нет, они в самом деле были дипломаты: отец – военный атташе, мама – секретарь посольства. Но, к сожалению, они уже умерли.

– Простите, – испуганно замерла Катрин. – Я не хотела…

– Не извиняйтесь. С тех пор прошло много лет. Их убили в девяносто первом, в Ираке, во время войны в Заливе.

– Какой ужас, – Катрин сглотнула, – сколько вам было лет?

– Это жалкая попытка выяснить мой возраст? – мягко поинтересовался он. – Мне едва исполнилось пятнадцать, когда военный самолет доставил два оцинкованных гроба. Собственно, в тот день я и решил поступать в Квантико[52]. Лучшие агенты получаются из сирот.

– Какие страшные вещи вы говорите, – Катрин наконец решилась озвучить вопрос, относящийся к его работе. – А почему именно вы оказались в Париже?

– Я знаю французский, – с невинным видом сообщил Джош. По-французски он говорил отлично, с чуть заметным акцентом, гораздо лучше, чем сама Катрин, – а еще я замечательно ловлю маньяков.

– И все?

– И все, – кивнул он. – Но я не оставил надежды отомстить.

– Отомстить тем, кто убил ваших родителей?

– Тем, кто искалечил мою жизнь.

– Вы знаете, кто?

– Знаю ли я? – на его губах мелькнула ледяная усмешка, – Не сомневайтесь!

От его холодных слов Катрин стало неуютно, даже жутко, и некоторое время она ела молча, потупив глаза к тарелке и размышляя, какой еще задать вопрос, дабы, с одной стороны, прервать тягостно затянувшееся молчание, а с другой – не сесть в лужу, как с бестактным вопросом о родителях. Наконец, она не надумала ничего лучше, чем спросить:

– Вы женаты? – и мило улыбнулась.

Он не улыбнулся ей в ответ – теперь выражение его лица стало серьезным. В его ухе по-прежнему качалась грушевидная жемчужная серьга, и она делала спецагента похожим на портрет французского аристократа эпохи Ренессанса.

– Нет, я свободен, и даже постоянной подруги у меня нет, – отвечая, он пристально смотрел ей в глаза.

– Почему? – искренне удивилась Катрин.

– Слишком много времени занимает работа. Не всякая женщина смирится с подобным графиком. Меня не бывает дома по полгода.

– Разве не хочется, чтобы кто-то вас ждал?

– Нет, – он покачал головой. – Чтобы «кто-то» – не хочется. Если б меня ждала женщина, которую я люблю, и которая любит меня – другое дело.

– Вы обязательно встретите такую женщину, – Катрин опустила ресницы. Она дословно представляла себе его ответ, и чутье ее не обмануло.

– Я ее уже встретил. Но, как я понимаю, надеяться на то, что именно вы будете меня ждать – бесполезно, я прав, Катрин?

Катрин мысленно прокляла себя за провокационные вопросы. И что ей теперь ему ответить? Она должна быть максимально честной и не оставить ему ни малейшей надежды – иначе не миновать катастрофы. Если он начнет ее преследовать – мало ей не покажется. Есть оба перестали, и за столом повисла неловкая пауза. Катрин боялась поднять глаза от недоеденного стейка. Наконец, Джош бросил нож с вилкой на тарелку и решительно заговорил: