Идущий от солнца

– Ваня, миленький мой! Как сильно тебя озлобила тюрьма! Господи, Ваня…

Но Иван как будто не слышал ее. Вероятно, этих людей, которые преследовали его днем и ночью, он так хорошо изучил и возненавидел, что испытывал явное удовольствие, когда смаковал их продажность.

– Самое страшное, – никак не унимался он, – что эти подонки не только хотят править миром, но быть еще святыми и бессмертными, как сам Господь. Но господь противится этому. Он видит, как они духовные храмы превращают в бизнесцентры, а искусство – в развлекаловку или в игру, где побеждает хитрость и расчетливый цинизм или сексуальный эгоизм.

Может поэтому, Верушка, в церковь теперь ходят либо убогие, немощные люди, либо отпетые бандиты. Бандиты надеются, что Бог простит. Конечно, он все простит, но солнце – никогда! Оно намного старше и строже Иисуса Христа. Если оно будет прощать, то жизнь на Земле остановится, и не только на Земле, но и там, где живут его лучи. Оно не простит и тебя, если ты…

– Продолжай, Ваня. Почему ты опять замолчал? Я тебя внимательно слушаю.

– Если ты решила поразвлекаться со мной и увеличить счет своих штучных клиентов… Скажи мне, Верушка. Мне это сейчас необходимо знать. Ты и в самом деле любишь меня?

– Почему ты спрашиваешь об этом? Неужели ты не чувствуешь? Ненаглядный мой, дорогой мой покойник, – неожиданно вырвалось у нее из груди неласковое слово, и она почему-то вдруг засмущалась, затрясла цепкими, еще очень подростковыми руками, а потом, сжав тонкие пальцы в маленькие худые кулачки, вдруг застучала ими по его сухой спине. – Говори мне сейчас же, почему ты спрашиваешь об этом?

– Дело в том. – он опять посмотрел на небо и тяжело вздохнул. – Там, в брусничном суземье, многое зависит.

– Ну что ты мнешься опять? Говори – от чего?

– От совести, точнее, от души твоей. Если ты нарушаешь движение эфира, из которого состоит совесть.

– Разве совесть состоит из эфира?

– Да, да, еще мало изученного, но необходимого человеку так же, как его душа, фантазия, воздух. Так что, если ты будешь обманывать меня, солнце может поступить по-своему и я тебе уже ничем не смогу помочь.

– Как это понять? В чем дело? Значит, ты.

– Значит, я не самый главный хозяин своего капища, и человек – не хозяин земли. Иногда у меня только мысль промелькнет: «Какие бездушные люди живут в ближайшей деревне…» Порой уснуть не могу. А утром со стороны деревни ветер приносит пепел и золу, да одуревшие от пожара звери вместе со скотом мчатся мимо меня. Какая-то неуправляемая сила живет не только в солнце, но и во всем, что насквозь пропитано золотисто-серебряным светом. Особенно в живых существах, в том числе и в человеке. Эта сила имеет огромное влияние на окружающий мир. Я это, Верушка, на себе испытал. Еще в зоне мне пришлось столкнуться с одним надзирателем, который отнимал у зэков все самое святое: кресты нательные, фотки любимых женщин, обереги. Тогда я подумал: «Как жестоко этот человек издевается над осужденными! Ведь он сам – последняя сволочь». Вскоре его обвинили в воровстве и отправили в зону особого режима. Но тогда я не был так сильно пропитан солнцем… А теперь… Порой только подумаешь: «Как же земля держит этого человека или животное?» – и вдруг он так стремительно, так внезапно превращается в прах, что жутко становится. Чаще всего его наказывает молния или уносит пожар. И самое интересное, что даже память об этом человеке или животном стирается мгновенно, как будто их и не было на земле. Любопытно, что в сознании остаются только те, кто пропитан солнцем, как ребенок молоком матери. Вероятно, свет его проникает прежде всего в души тех людей, кто верит в добро и вечность разумной души. Поэтому свет постоянно торопится в людские души, словно семя мужчины в сладкий женский плод.

– Я не знаю, как свет солнца, но семя мужчины, даже самого неповоротливого, ленивого и бездарного, всегда торопится, – неожиданно перебила его Вера. – У богатых господ с этим возникают большие проблемы. И когда господин еле ходит и вес его не позволяет ему лечь на меня, потому что он может раздавить любую женщину. Но семя его так спешит, что он теряет контроль, и стискивает женщину, как удав, превращая блаженный миг радости в насилие.

– Потому что любая женщина для него, даже самая необыкновенная, – обычная эксклюзивная кукла. Он прячется с ней от света солнца.

– Ну да, она для него мяукающий и ласково царапающий товар, и не более. – неожиданно поддержала его Вера.

– Но все это зависит от легкости, гибкости великого эфира, который содержится в лучах этой удивительной звезды. – Иван с улыбкой посмотрел на небо и перекрестился. – Этот эфир дарит человеку фантазию, разум и, конечно, любовь. Горе ждет человека, уходящего от света в тень. От солнца к безумным, губительным открытиям, разрушающим сначала душу человека, а потом и мозги. Это очень страшно, когда оснащенный супертехникой какой-нибудь влиятельный господин становится самой опасной и непредсказуемой «Вич-обезьяной», которой подвластно все – от пушечной стрельбы по Белому дому до «впаривания» тех жутких идей, что тащат нас в пропасть.

– Ну да, Вич-обезьяну, сбежавшую из зоопарка, поймать можно, усыпить…

– А этого не поймаешь, не усыпишь.

– Я тоже так считаю, Ваня. На стороне «Вич-обезьяны», словно вызов всему разумному, и законы порой, и власть, а про деньги и говорить не приходится. Каждый орангутанг придумывает свой ваучер.

– Эти люди одурманили себя запредельными цифрами, расчетами, балансами, и самое страшное – манией величия. На земле их сейчас миллионы. Они гордятся ураном 235, создают новые протоны типа двести десятого. Сейчас они в телячьем восторге от цифровой техники и нанотехнологий. Но все это не имеет никакого отношения к солнцу и к тому прогрессу, где не надо покупать кислород, чтобы вовремя дойти до туалета, а полюбив женщину, не думать о том, что каждая вторая – ВИЧ-инфицированная. Они, Верушка, расщепили и превратили в цифры то, что нельзя расщеплять и превращать в цифры. Они себя жарят на ходу.

– Почему?

– Потому что в каждой новой цифре заложен определенный код, знак нового эфира, далекого от оригинала. Он может оказаться, в конце концов, полной противоположностью первоисточника, абсолютно без света солнца. А это беда. Это трагедия, уносящая землю во тьму, ведущая к гибели. – Иван опять посмотрел на небо и перекрестился. – Ну да бог с ними! – раздраженно сказал он, обращаясь к солнцу, как будто оно слушало его. – Пусть они цифруют то, что никогда не измеришь и не разгадаешь цифрами и расчетами. Жаль только Землю да ее людей. Ты молодчина, Верушка, ты правильно сделала.

– В каком смысле? – насторожилась Вера, и руки ее опять задрожали.

– Ты послушалась меня, и в душе моей теперь больше покоя. Мужская безрукавка, которую ты надела по моей просьбе, тоже пропитана солнцем, и в ней живет та же неистовая энергия разума, стойкости. Она непременно перейдет в твою плоть и кровь. – На этих светлых мыслях Иван закурил, глубоко затянулся сигаретным дымом и неожиданно обнял своими цепкими ручищами дрожащее от любви и растерянности хрупкое тело невесты. – Ты станешь желанной женщиной моего капища, где законы звезд превыше всего. Поэтому любовь и вера живут там тысячелетиями. Как мне хочется обнять тебя еще крепче, еще нежнее, и целовать, целовать до тех пор…

– …Пока крики о помощи не стихнут и солнце не согреет тебя своим материнским теплом, – шептала ему в ответ Вера и своими разгоряченными губами с любовью тянулась, как верба к свету, к его воспаленным взволнованным губам. – Мне жутко, Ваня, от слов твоих сердце щемит. – почти в слезах словно причитала она. – Но я еще больше начинаю понимать тебя. Наверно, люди настолько затравили тебя, озлобили, что только солнце отогревает твою душу.

– Солнце да твое чуткое сердце. Ты мне вернула любовь, а солнце – жизнь. И тебе вернет. Непременно вернет. Конечно, не сразу. Только после долгих скитаний оно подарило мне свое бесценное сокровище, свой живительный родник вечности. Теперь, благодаря ему, я здоров и знаю много редких секретов человеческой души.

– Каких, Ваня?

– Прежде всего, секретов ее движения, уходящего либо в бессмертие, либо в прах.

– Какой ты умный, мой милый. Да ты не просто милый, Ваня, ты странный до чертиков, фантазер. И все-таки давай спасем кого-нибудь, – не успокаивалась Вера. – Давай, давай, хоть кого-нибудь. Настоящий покойник должен всех спасать, потому что ему уже все равно лучше не будет. – Она с надеждой смотрела в его воспаленные глаза, наполненные горечью и болью, и целовала его, целовала, словно хотела растопить в его душе лед.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.