Идущий от солнца

– Я не знаю.

– А я знаю.

– Почему?

– Потому что в структурах американской безопасности тоже появились люди, которые работают сразу на несколько стран. Так называемые «кроты». В основе их службы не национальная идея – покончить с терроризмом и не бояться выходить на улицу, а деньги. Они сами помогли прорасти терроризму, забыв о чести, присяге. В результате чей-то шкурный интерес угробил тысячи людей. А у нас в Москве на Дубровке? То же самое. Наверняка кто-то знал или догадывался, что произойдет захват мирных граждан. И адрес, может быть, знал. Но людей купили, так же как и этих солдафонов по ту сторону болота. Такие люди готовы за лычку на погонах стрелять не только по Белому дому, но и по священным храмам родной земли! – Иван неожиданно затрясся, как в лихорадке, и руки его задрожали. В его фигуре было сейчас что-то демоническое и неистовое, похожее на фигуру Ивана Грозного с картины Репина.

– Да все это шушера, – никак не мог успокоиться он. – Пустотелые люди! Точнее, не люди, а жалкие, кем-то проплаченные роботы, без души, ума… Главное для них – не поймать меня, чтобы обратно посадить в тюрьму. Главное, Верушка, – отнять у меня бесценное богатство, о котором я тебе еще не говорил!

– Какое богатство?! – Вера вдруг почувствовала в его словах какой-то новый прилив энергии, какую-то нестерпимую боль. И не только безысходная ненависть слышалась в них, но и сверлящая, душераздирающая, почти паническая тревога за свое бесценное богатство. Она уже поняла, что в его высказываниях присутствуют еле уловимые преувеличения реальной жизни. Но это ей нравилось именно в нем, потому что в его высказываниях не было никакого кокетства, никакого щегольского заумия. Он был абсолютно не похож на суетливых московских господ, напичканных европейскими мобильниками и ноутбуками. Их-то преувеличения реальной жизни как раз вызывали в ней тошноту, потому что сводились либо к теневому бизнесу, либо к сексу с резким запахом забродившей спермы от «Мадам Клико». – Может быть, ты считаешь богатством свой талант писать искренние стихи, – с грустной улыбкой поинтересовалась она, – или читать по звездам судьбы людей? Но с таким богатством, Ваня, скорей врагов наживешь или в трубу вылетишь.

– Нет, Верушка, я прекрасно понимаю тебя, хотя считаю, что писать искренние стихи – это тоже большое богатство, потому что искренние стихи, словно строгие зеркала, фиксируют нашу изломанную хамелеонскую жизнь. Но здесь совсем другая метаморфоза. Здесь дух захватывает от превосходства и удивительности человека над остальными млекопитающими. Творить хочется, создавать новый мир, строить чудеса, немыслимые планы!

– Неужели ты нашел золотую жилу в своих дремучих угодьях? Или клад драгоценный?

– Если б я нашел золото, клад, было бы все по-другому..

Вера подошла к Ивану совсем близко и пристально посмотрела ему в глаза.

– Может, твое богатство наподобие папкиного, куницы да норки. Он так и называет его: «мое пушное золото».

– Не мучайся в догадках. Это сокровище мне подарило наше великое солнце, и я обязан ему всей своей жизнью… – Иван сделал несколько шагов в сторону леса, над которым уже надвигался еле заметный свет нового дня, и, продолжая вглядываться в темную даль болота, вдруг стал медленно опускаться на колени. – Чудо мое, я знаю, скоро ты появишься над грешной землей, согреешь меня, приютишь. – вкрадчиво зашептал он в сторону еле заметной полоски света на темном небе. – Я вновь счастлив нашей встрече и знаю, что ты поймешь меня!.. Прошу, счастье мое бесценное, дай мне силы спасти тебя от этих безумных жалких людей. Ведь они уничтожат тебя, как только поймут твою естественную мудрость, твой солнечный разум, который своим теплом, своей чистотой, состраданием никогда не даст им покоя.

– Ваня, нам надо уходить.

– Подожди, Верушка. Эти слова и к тебе относятся, потому что ты для меня такое же светлое, еще не искушенное счастье, втянутое в эту пошлую игру в жизнь. Вдумайся в мои слова. – И он опять поднял голову, вглядываясь в ту сторону, откуда виднелась еле заметная полоска солнечного света. – Это я говорю с тобой, звезда моя. Иван Петрович Кузнецов – опальный русский поэт, звездочет, влюбленный в твою щедрость, бескорыстное благоразумие. Пусть для кого-то я озлобленный зэк, бежавший из тюремного барака, или призрак, похоронивший себя от отчаянья, безысходности. Но для тебя, мудрое мое солнце, я верный друг, и я сделаю все возможное, чтобы спасти тебя.

По мере того как полоска света увеличивалась, лицо Ивана преображалось и становилось более одухотворенным, решительным. А отблески солнца продолжали надвигаться на лес и освещали уже не только хвойные урочища, но и другой край болота, где находились люди с собаками.

Зеленых огней уже не было видно, зато карликовые березки и сосны, озаренные первыми лучами солнца, уже ждали нового дня.

Но Иван не замечал этого. Он не сводил глаз с тех деревьев, из-за которых вот-вот должно было появиться желанное светило, и был счастлив как школьник, который впервые понял, что не «двойки» и «пятерки» решают его судьбу, а знания тех понятий жизни, о которых мало кто говорит вслух. И как только показалось солнце, с Иваном Петровичем Кузнецовым произошло что-то невероятное.

– Да здравствует еще никем не купленное чудо! – как ошпаренный, закричал он и, бросившись к карабину, схватил его обеими руками. Он, вероятно, хотел выстрелить вверх, но вовремя остановился. – Да здравствуют весна, любовь, цветение такое, какое оно есть! – продолжал кричать он, размахивая карабином. – Солнце, ты слышишь меня?! Вон там, на краю болота, затаились люди, которые хотят отнять у нас с тобой то, к чему они не имеют никакого отношения! Отнять наше с тобой богатство! То богатство, которое для тебя и для меня, да и для всех жителей Вселенной бесценно! Прошу тебя, сделай что-нибудь!

Прокричав наболевшие слова, Иван долго смотрел на огненное зарево, пока из глаз его не потекли слезы. Они текли то ли от счастья, то ли от головокружения и боли в глазах. Лицо его тоже вдруг вспыхнуло, и на скулах озаренного лица внезапно обозначились, а потом зашевелились бугристые желваки.

Иван неожиданно повернулся к Вере, и она вдруг услышала, как он, стиснув челюсти, заскрипел зубами, а потом с какой-то необъяснимой то ли досадой, то ли радостью прохрипел так, что ей стало жутко.

– Верушка, там, в тайге, куда мы едем с тобой, такая сногсшибательная метаморфоза, от которой дух захватывает! Черти в глазах прыгают! И жизнь становится совсем другой…

– Где, Ваня?

– В брусничном суземье…

– Какая метаморфоза?

– Попробую объяснить. Представь, что ты хочешь как можно больше узнать о существующем вокруг нас мире. И тогда – ты только представь! – твой дух, благодаря этой метаморфозе, будет жить миллионы лет! Это богатство никакими деньгами не измеришь! – Он перекрестился несколько раз и добавил с еще большим волнением. – Трудно даже осознать, насколько оно велико, это богатство! Особенно сейчас, когда не только отдельные люди стали гнилыми, но и вся земля от их алчности, невежества превратилась неизвестно во что! А тут происходят настоящие чудеса – дух вылетает из тела, мчится, как метеорит, по всей Вселенной! И чихал он на нашу преступную цивилизацию! – Иван глянул на солнце, которое уже освещало не только вершины деревьев, но и дальние зеленеющие сопки, и вдруг зарделся широкой улыбкой хозяина земли, на которой вырос и стал ее неотъемлемой частью. – По-моему, скорость духа больше, чем у метеорита, – увлеченно продолжил он, и, судя по всему, для него это было очень важно. – Его движение я вычислил год назад, когда души моих лучших друзей улетели к солнцу ранним утром, а к обеду уже были там, потому что часов через шесть началась сильная магнитная буря, солнце осветило многие урочища, а еще через три часа, по моим наблюдениям, души их уже летели в сторону созвездия Льва. Интересно, что самая большая скорость у тех, кто помогает на Земле бедным талантливым людям, не умеющим продвинуть свои возможности. А духи тех, кто занимается «впариванием» своего гениального мозга в мудрость природы, обманом и грабежом или превращает себе подобных в рабов, эти духи словно висят над собственными гробами и подняться не могут, потому что у них нет крыльев, которые растут от совести, сострадания, любви. А нынче каждый чуть разбогатевший человек считает, что он пришел на землю как бы с великой миссией, и возможностям его нет предела… Он либо Гомер, либо Спиноза, либо Циолковский, либо Столыпин. Потому подавай ему бог знает что: разноцветные краски, музыку удивительную и, конечно, много непредсказуемых ощущений, от которых он становится еще легче, круче. И хочется ему лететь туда, где много красоты, блаженства. Не той красоты, которую нам навязывают верхогляды видеовещательных компаний, без сердечной любви и кровной сути дела, превративших все серьезное и необходимое как воздух в игру в жизнь. А туда, где красота знает, что она недоступна и ее нельзя переделать, облагородить или купить за любые деньги.

Ею можно только гордиться и радоваться, что она есть… Так-то оно так. – Иван вдруг замолчал, еще раз глянул на выплывающее из-за леса светило и одобрительно покачал головой. Он как будто увидел в его лучах родных людей, которые дали ему согласие встретиться с ними еще раз. – Так-то оно так. Только не каждому духу судьба может подарить такой удивительный полет.

– Ваня, очень интересно, но уходить надо.

– Подожди, выслушай меня. Я говорю о духе, который независим ни от кого и ни от чего. Абсолютно независим! В этом вся фишка. Как только человек отправляется туда, – он опять посмотрел на солнце, и глаза его вдруг вспыхнули, заискрились так же ярко и радостно, как солнечные лучи, – дух человека под воздействием моего чудо-родника не остается в умершем человеке, а сразу оживает, становится еще активнее и летит бог знает куда! Таким образом, после моего живительного ключа дух человека становится бессмертным.

– Ваня, пойдем. Очень здорово, ты молодец, но нас могут заметить.

– Дай договорить. Жаль только, что не каждый дух обладает таким свойством. А может, так справедливей. Вероятно, это зависит от души человека, и есть ли она у него – душа. Особенно мой источник действует на людей с большой фантазией и огромным состраданием к тем, кто не имеет ее. А если у человека нет ни души, ни фантазии, это катастрофа!

– Но так не бывает. У каждого человека есть душа, – неожиданно возразила Вера.

– Я тоже так думал, пока солнце не подарило мне этот удивительный родник. Теперь я знаю, что у многих людей души нет. Я уверен в этом. Бывает, человек всю жизнь проживет, и школу успешно закончит, и институт, и женится на красавице, и детям образование даст, и работа у него хорошо оплачиваемая, а душа – никакая.

– Отчего это?

– Потому что, кроме четырех стен, стола с едой да теплой постели на двоих ему ничего не надо. Душа его никуда не летит и просит только то, что просит желудок. Он даже в церковь ходит и крест целует, потому что многие так делают и так принято… Он страшно боится стать бездуховным, потому что в России бездуховный человек все равно что беспартийный. А беспартийный – значит плохо продвинутый и лишенный всяческих льгот, привилегий. Может ли такой пустотел знать судьбу святого, которому молится? Конечно нет! Судьба каждого святого – это почти фантастическая история. А ведь нужно понять ее, осмыслить, а потом уже целовать икону и молиться за свое спасение. Думаю, что такой человек знает о святых столько же, сколько о своей душе. А может, еще меньше. Своя-то душа еще и есть просит иногда, и не все подряд. А раз такой пустотел мало что знает о своей душе, то, значит, она как бы и не существует! Одним словом, ему – четыре стенки в гробу и никаких тайн. И напротив – если у человека есть душа, то он царь и Бог. Широкая, чуткая душа, не рабыня «баксов» и банковских счетов. Ее и в компьютер не загонишь, и не скачаешь, и не оболванишь любой культурой, потому что у нее на все земные проявления свой взгляд, своя харизма, свой луч, идущий от солнца. Она не канарейка, ее в клетку не посадишь. Человек бывает переменчив и противоречив, порой до абсурда, до умопомрачения. Утром поет, пляшет от ясности, простора, света. А вечером лежит в какой-нибудь грязной луже по уши в тухлой параше и счастлив.

– Отчего, Ваня?

– Оттого, что живой остался. Кто с ним пил и гулял, того уже нет. Казалось бы, надо задуматься над такой бедой. Ан нет! Завтра повторяется все снова, только с другой компанией, с другим напитком. Разве может быть у такого человека душа? Конечно нет! Душа, как дерево или шкатулка с драгоценностями, которые растут по собственным законам. Конечно, на нее влияет телевидение, Интернет, радио, книги, но больше всего – любовь. И упаси Господь, если душа зависима от денег. Ведь деньги – это разукрашенные придуманные людьми бумажки. А душа – не бумажка. Она не поддается измерению, потому что в ней жизнь не одного человека, а всей Земли, всей Вселенной. У человека, оторванного от Земли и Вселенной, души тоже нет.

– Как нет, Ваня?! Может, я чего-то не понимаю… Поясни мне, что такое душа? Только не сейчас. потом. Нам надо срочно уходить.

– Нет, сейчас! – вдруг почти выкрикнул Иван. – Ты должна знать, что тебя впереди ждет. Только состоянием твоей души будет измеряться то богатство, тот полет, то бессмертие, которое будет принадлежать тебе. А этих ищеек наемных из уголовного розыска, – кивнул он в сторону «черной дыры», – теперь не бойся. С этой минуты все решают солнце и звезды. Они, по всей видимости, раньше нас заметили этих безумцев. – Иван снова посмотрел на солнце и, заслезившись от света, спрятал карабин в розвальнях. – Теперь многие считают, что душа человеку не нужна. Вот умную голову или красивые глаза иметь очень важно. А душа даже мешает, потому что с нею надо ответ держать перед Господом. А без нее – хоть трава не расти. А душа, Верушка, это все: и дом твой, и тайга, и болото, и небо, и звезды, и луна – все то, что не должно разлучаться с душой вечно. Иначе нас нет. И ничего нет в мире, если нет души, потому что без нее все мертвое. Душа – это удивительная тайна, в которую человек, словно в потаенную шкатулку, помещает все самое ранимое, светлое, все самое сокровенное и до боли родное. Доступна эта шкатулка только тому, кто влюблен в тайну. Нет тайны, значит, нет души. И такой человек – ходячий мертвец. И самое страшное, когда у него при себе ноутбук. Эта умная машина, но такая же бездушная и мертвая, как и он сам.

Глава 2

Унесенные солнцем

Уже сильно светило солнце, и было намного теплее, когда взмокшие лошади добрались до леса. Ветер по-прежнему дул с юга. Это позволяло замереть, прислушаться и понять, далеко ли наемные сыщики и их розыскные собаки. Густой хвойный лес нравился Вере с детства. Особенно его пряные запахи багульника, смолы, таежного меда. Если среди болотных лыв и низкорослых карликовых деревьев пространство казалось бесконечным и люди с обученными собаками были тоже где-то далеко, то в лесу все казалось рядом.

Попав в хвойный лес, влюбленные услышали не только токующих глухарей, крики лесных ястребов, но и голоса наемных сыщиков. Южный ветер словно ударился о край леса и усиливал каждый звук.

– Природа всегда помогает мне, – задумчиво сказал Иван, немного успокоившись после встречи с солнцем и после взволнованных рассуждений о вечности души и связи ее с таежным родником. – Не зря Белинский говорил, что природа сделала человека, а не какая-то мистика или пришельцы неизвестно откуда, – тихо добавил Иван и остановил лошадей. – Снег в лесу почти растаял, значит, дорога будет еще хуже.

– В каком смысле? – поинтересовалась Вера.

– Полозья розвальней оседать будут еще глубже… движение замедлится…

– Значит, нас могут догнать?

– Не беспокойся, Верушка… Солнце тоже всегда помогает мне. Оно дружит не только с другими звездами, но и с луной, землей и даже с ветром и снегом. По-моему, пора кормить лошадей. Распрягать мы их не будем, а покормить надо. Заодно и мы перекусим. Ты, наверно, проголодалась?

– Да, Ваня. Но я не знаю, что происходит со мной. Ты говорил с утренним солнцем, и я никак не могу понять, это что – накипевшая боль?! И ты, по всей видимости, не можешь обратиться к кому-то другому, кроме солнца. Или ты нашел с ним общий язык, какое-то общение? Какую-то реальную, конкретную связь? Мне жутко было слышать, когда ты сказал солнцу, что будешь его спасать, и я опять подумала, что ты либо сумасшедший, либо «паришь» такое, отчего свихнуться можно.

– Верушка, ты хочешь есть?

– Нет. Ты мне скажи сначала, как ты собираешься спасать солнце? Или у тебя поехала крыша? Его что, можно купить, уничтожить или спасти?!

– Люди теперь на все способны. Теперь не то что любой чиновник, даже гниды рвутся к власти. Потому что внутри их живет слепая блажь. Им господства хочется над теми, кто ближе к солнцу, к свету, к разуму. У них его нет, поэтому они подминают под себя тех, кто дает им живую кровь, энергию, силу, забыв о том, что только Создатель имеет на это право. Они считают, что главное – не дух, не власть добра, красоты, милосердия, сострадания и, конечно, не любовь к земле. Они надеются, что все это можно приобрести, как ты выражаешься, при помощи «бабла».

– Значит, они и солнце могут купить?

– Конечно! Уже есть объявления в Интернете о распродаже земли на Марсе и на других планетах. Скоро будет продаваться вся Вселенная, как нефть, золото или уран. И распоряжаться ею будет человек, у которого главное – деньги. Это страшно…

– Но ведь все это делается для людей, для общего блага.

– Для каких людей?! Которые покупают твое тело, совесть, стыд?! А потом пускают тебя по заколдованному кругу как скотину, – не сдержался Иван. – Как жалкую тварь! Как раба! Или как глупого камикадзе! Или, может, как ворованную вещь на аукционе, от которой ему ни жарко, ни холодно, потому что он циник, и ему все равно!

– Успокойся, Ваня. У меня лично выхода не было.

– А я о чем говорю! Кто создает этот замкнутый круг, из которого нет выхода?! Ты задумывалась над этим?

Неожиданные вопли и стоны со стороны топкого болота оборвали возмущение Ивана. Он прислушался, повертел, словно потревоженный косач, головой и, посмотрев на солнце, опять опустился на колени, только уже более уверенно, твердо.

– Спасибо тебе, мой небесный друг, – на этот раз почти шепотом сказал он и, помолчав немного, вдруг обхватил голову обеими руками. Он обхватил ее, по-видимому, от счастья, от радости, и слезы появились на его лице. – Я постараюсь сделать все, что в моих силах. Я хочу, чтобы ты было вечным, как души моих друзей, которые пьют воду из твоего родника, как свет тех звезд, до которых еще не добрались эти продажные маклаки с немереными тоннами «бабла». – Иван хотел сказать еще что-то, но истошные вопли и лихорадочная брань вдруг заглушили его звонкий, неистовый голос, и со стороны топкого болота раздался надрывный собачий лай, а потом одна за другой полетели в небо красные ракеты.

– Спасите! Спасите нас! – кричали люди изо всех сил, вероятно, в свои радиотелефоны, и ветер отчетливо доносил их уставшие, обессиленные голоса.

– Началось, Верушка, началось… – с грустной и в то же время с какой-то окрыленной улыбкой прошептал Иван, когда ракетные выстрелы через несколько секунд прекратились и голоса, похожие на стоны, стали слышны еще отчетливее.

– Что началось, Ваня? Объясни. Там гибнут люди, а мы сидим сложа руки и слушаем их предсмертные выкрики.

Иван медленно поднялся на ноги, облегченно вздохнул, и лицо его опять вспыхнуло золотисто-серебряным блеском.

Этот удивительный блеск уже был знаком Вере, но только сейчас она могла дать ему точное сравнение. По цвету он один к одному походил на ранний восход весеннего солнца. Только оно неумолимо разгоралось и быстро охватывало лучами окружающий мир, а лицо Ивана вспыхивало и тут же гасло, словно в нем что-то обрывалось, и поэтому не могло постоянно гореть, как это делало солнце.

– У каждого человека своя судьба, – тихо сказал Иван и, сев на край розвальней, закурил. – Свой единственный путь, от которого зависит не только его жизнь, но жизнь всей Земли и всей Вселенной. Это целая наука, похожая на науку о перемещении Добра и Зла из одной формы в другую. Я уверен, что судьба человека связана с магнитными бурями, с космической энергией, с тем, насколько глубоко проникает солнце в его душу. Тому много доказательств. Поэт Пушкин был пропитан этим светилом насквозь. Все творчество его стремится к одной мечте: «Да здравствует солнце, да скроется тьма!»

– Ваня, я тебя спрашиваю очень конкретно и определенно, что началось?! И ты мне так же ответь. Конкретно и ясно, – на этот раз не выдержала Вера, и в голосе ее послышались ноты раздражения, даже гнева.

Иван глубоко затянулся табачным дымом и, прислушиваясь к болотным голосам, предложил Вере сесть рядом. Руки ее дрожали, словно предчувствуя какую-то новую беду, лицо выражало недоумение. Она быстро присела на розвальни и опять расплакалась.

– Милая моя Верушка, – с болью, даже с каким-то отчаянием тихо сказал он. – Я против всякого насилия… Но, несмотря на это, первый раз я сидел за то, что защищал Белый дом, хотя никого не убивал. Второй раз меня посадили за изнасилование депутатской неприкосновенности. Дама оказалась депутаткой. Она предлагала жениться на ней – я отказался, и она посадила меня за изнасилование. Через год меня амнистировали. Я страшно обрадовался, но, как только меня выпустили, сгорел банк ее мужа – и, конечно, меня обвинили во всех тяжких и опять посадили.

– Хватит, Ваня! Говори, что началось?!

– Теперь, Верушка, само солнце будет хозяином этих робинзонов. Видимо, кто-то из влиятельных господ рискнул отправить экспедицию. Конечно, не за мной, я просто повод. Но солнце, как всегда, остановило их. Через несколько минут здесь появится вертолет, и мы посмотрим, что из этого получится.

– Ты слышишь крики? – никак не могла успокоиться Вера.

– Конечно слышу.

– Они просят о помощи. Я даже слышу, как они молятся. Странно. Ведь у них супертехника.

– Никакая техника им не поможет. Здесь запутанное течение подземных рек. Весной оно непредсказуемо. А главное – все это неразрывно связано с небесным светилом.

– Ваня, может, это подарок твоей судьбе?! Ну что ты такой несообразительный! Надо спасти людей. Тем более ты знаешь, как это сделать. Среди них наверняка есть умные, уважаемые господа. Спасем их, и они помогут тебе выйти на свободу..

Иван молчал. Он о чем-то напряженно думал, и в глазах его, как и во всем лице, был тот самый золотисто-серебряный свет, который и ей не давал покоя. Вера расстегнула кофточку, посмотрела на свою безрукавку, прилипшую вместе с потом к разгоряченному телу, и сердце ее сжалось. Безрукавка светилась тем же золотисто-серебряным светом. Вера глянула на кожу своих посиневших от ссадин и ушибов рук и увидела, что сквозь синеву и царапины пробивается тот же золотистый солнечный свет.

– Как ты себя чувствуешь? – неожиданно спросил Иван. – Тебе не холодно?

– Мне жарко, Ваня. Надо спасти людей, Ваня, пойми, милый мой, дорогой, любимый человек, они помогут тебе выбраться из тюрьмы… Если мы спасем их, они наверняка оправдают тебя.

– Вера, я начинаю и за тебя переживать. Ты правильно сделала, надев мою целебную безрукавку. Скажи, ты до меня кого-нибудь, кроме Юры, любила?

– Только Юру.

– Я верю тебе. но, может быть. Я не знаю даже, как спросить тебя.

– Спрашивай, как думаешь.

– Я чувствую, что нравлюсь тебе, но, может быть, я для тебя что-то вроде снежного человека. Очень нестандартного, ненасытного, превратившего свою мужскую страсть в головокружительную забаву. У меня на этот счет сотни удивительных вариантов и возможностей. И не только физических, но и других. Моя душа обладает редкими гормонами радости. Женщины не хотят расставаться со мной и даже преследуют.

– Почему ты так решил?

– Мне говорили об этом многие женщины. Может, ты просто балдеешь, когда я заворачиваю твои бедра, гибкие, как лоза, и раскачиваю ими твои золотые серьги. И не более?

– Про гормоны радости мне тоже говорили многие, только не женщины, а мужчины.

– Может, это говорильная мода, пришедшая с Запада?..

– Наверно, Ваня. Только к любви она не имеет никакого отношения.

– Поэтому, Верушка, пойми меня правильно. Я не Гришка Распутин и не сексуальный робот. Я просто жертва тех нравов, которые пришли к нам в Россию и стараются расколоть ее. Я жертва, которая сопротивляется изо всех сил, которая пытается сохранить духовность. – Иван неожиданно замолчал и, прислушиваясь к голосам из топкого болота, вновь достал берестяные скрижали. На этот раз они были аккуратно привязаны к тонкой дощечке и находились за голенищем резинового сапога. – «Мы русские, – тихо, почти шепотом, прочел он. – Таков наш рок… У нас свои мечты и страсти. Пусть мы без денег, без порток – любовь и вера наше счастье. И потому по всей земле! По всей земле исконно русской, вольготно жабе и змее и каждой твари с мордой тусклой». Верушка, когда ты предлагаешь мне спасти этих пострадавших и надеешься, что они вытащат меня сначала из тюрьмы, а потом из долговой ямы, то ты обижаешь меня. Во-первых, ты ставишь меня рядом с этими супернавороченными негодяями, потерявшими ради денег все, что может создать природа, в том числе и мозги. Во-вторых, ты хочешь, чтобы я спасал дегенератов, которые могут истребить не только все святое на Земле, но и все живое. В-третьих, я думаю, что ты не такая дурочка, чтобы верить этим перевертышам. Пойми, они никогда не дадут свободу русскому человеку. Свободу может дать только тот, кто сам свободен и независим ни от кого, даже от того, кто создал его! А эти хорошо упакованные рабы роскоши и секса, взявшие от прежней власти все самое мерзкое и пошлое, способны только на захват и уничтожение.