О чем ты молчишь?

О чем ты молчишь?

Анна Мельдельштейн

© Анна Мельдельштейн, 2019

ISBN 978-5-4496-6294-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

АВТОРСКИЕ ПРАВА

© What are you silent about by Annette Meldelshteyn (О чем ты молчишь)

Ты задумывалась о том, как бы сложилась твоя жизнь без него или… Без тебя другой?

Может, ты не уехала в Австралию, где стала графическим редактором в одной из крупнейших фирм Сиднея.

Или отправилась в Париж. Покупала хрустящие багеты в пекарне под балконом и гофрированные юбки. А вечерами превращалась в парижанку, возвращающуюся в аккуратную уютную квартирку на улице Гобеленов, где приходится закрывать ставни на окнах, дабы с манекена не сдуло ночным вихрем со свистом очередной шерстяной берет.

Что, если Италия? Ты без умолку трещишь об Италии из-за вкуснейшей в мире пиццы, тающего во рту ризотто, и невероятной страсти к жизни. Стоило рассмотреть этот вариант, хотя бы как запасной: выйти замуж за итальянца, носить темные очки с последнего показа в Милане и готовить пасту лучше, чем его бабушка.

Но здесь… Ты находишь себя настоящую без пиццы и лакомой пасты, зато с собой и океаном. Океан ты, конечно, любишь больше… Обычно пока он спит…

ПРОЛОГ

Сколько раз ты влюблялась?

В жизнь? В громкий смех? В случайные встречи и бесконечные разговоры? В глаза, что видят тебя насквозь?

Я смотрела в глаза Кэмберлена Девидсона сотни тысяч раз. Но каждый миг меня одолевала мысль: «Почему сейчас?».

Мне чудилось, что он будет вечно присутствовать в моей жизни, до тех пор, пока он не исчез. Не испарился словно выдуманная история о мальчике, изменившем меня.

Теперь спустя 7 лет я учусь жить заново. Я глубоко дышу и смотрю на мир иным взглядом, не придавая значения беспорядочным мыслям, кидающимся на меня точно мартышки в заповеднике.

Я не предавала никого, кроме себя. Лишь сейчас я смогла найти в себе силы для того, кто открывает двери в этот мир, держа меня за руку; кто созерцает и ощущает каждое дуновение ветра вместе со мной; кто осознает вселенную, смотря в мои глаза.

Я – Амелия Клермонт и я храню тысячи воспоминаний о каждом, кто однажды ворвался бурей в мою жизнь. Смахиваю соленые капли с ресниц, пока тот, кто обнимает меня в темноте создает новую историю с ее непреложной истиной.

Да к сколько раз ты влюблялась?

***

Каждый из нас хоть раз чувствовал на себе влияние «этого»… Ощущал, как события настолько горькие, что сводит легкие, не позволяют жить дальше. Как ноги подкашиваются от ненависти к себе или, быть может, ко всему миру… Непонятно. Однако одно определенно становится ясным: ты продолжаешь жить, просто тебя сломали (люди, обстоятельства – неважно) … Сломали… Будто вырвали сердце, исполосовали, а ты, постанывая, моргал глазами и с придыханием ожидал своей участи.

Не знаю правда или нет, но бытует теория, высказанная человеком, который «смог».

Суть её заключается в том, что сначала ты оплакиваешь (то есть возвращаешь ту часть себя, которую отдавал ранее тому единственному человеку; в такие моменты ты становишься одним целым вновь).

После ты прыгаешь в самую глубь острого горя, причём такой силы, что кажется вот-вот и тебя взорвёт от переизбытка (это очень одинокое дело: воссоединяешься с собой, теряешь свои чувства). Стоит сказать, хроническая реакция горя – главная проблема облечения. Страшно признаться, но ты рад, что больше не нужно переживать, искать взглядом, ждать звонка, только вот больше не о ком беспокоиться.

Меня одолевало любопытство: почему же третья стадия именуется «иллюзией», пока она, хохоча не запрыгнула ко мне на плечо (в принципе оказалось не так уж сложно – мы ведь надеемся все вернуть, начать сначала, сказать несказанное, изменить себя, в общем смириться и доказать непонятно кому, что все изменится – воображаем себе всякое).

В конце концов никто не в силах избежать безразличия. Чёрт! Страшнее фазы я не встречала. Тебе кажется, что ты смирился, шатаешься по улицам и не нужен никто в подстрекательстве ментальных преступлений (иными словами, уходишь с головой в дело, позволяющее забыться и имеющее единственное условие с наименованием «необходимость жить»).

Заключается ли суть теории лишь в этом? Порой злость затягивает нас на столько глубоко, что внимание притупляется и мозг изнуряется в попытке найти новые поводы просыпаться каждое утро.

Всем известная фраза «время лечит» – лишь очередной трюк с мнимой поддержкой: «посмотри-ка, ты не один». На деле ты сидишь в однокомнатной квартире на окраине с надеждой получить подарок: день тишины.

Ты вынужден существовать, а не жить.

И вдруг появляется она: та самая важная мысль, очерненная отчаянием.

Жизнь шла своим чередом, пока ты не получил под дых глобальной для тебя потерей.

Почему ты забываешь, что будущее и успех прохождения этих стадий зависят от тебя?

Вдруг причина в привычке держаться за чью-то руку в темноте, что вот-вот… Исчезнет?

Стоит только понять для себя: ты не сможешь ничего вернуть или изменить. Ничего не будет как прежде. Хотя кому я это говорю…

Ты пройдёшь все четыре стадии, могу сказать, что с весьма большим избытком ненависти, нахлебавшись соленой злости, раздирающей рассеченное кровоточащее нутро.

Ты уже знаешь, чем это закончится?

Да… Именно, пятой стадией… Одиночество.

27 Сентября 2011

Кэмберлен каждое утро будит меня в 7 часов теплым слегка обжигающим поцелуем в щеку, а я ворчу. Разворачиваюсь на другой бок и вновь закрываю глаза. Буквально на пять минут. Когда проходит четыре из них, я зарываюсь под одеяло с головой, дабы сохранить тепло и оставшуюся минуту сна. Тогда он скидывает с себя джинсовку, а гулким эхо знаменуется падение кроссовок. Ложится рядом и обнимает меня настолько крепко, насколько это вообще возможно.

Ну, как здесь устоять? Я лишь могу расплыться в сонной улыбке и подтянуть колени к груди, чтобы обвиться вокруг него, обернувшись за секунду до этого.

И всё же Кэм знает, как поднять меня с кровати. Он утыкается носом мне в затылок и тихонько сопит, непременно сопровождая это действие легким поглаживанием моей руки. В конечном счете мне становится невыносимо жарко, и я молнией выпрыгиваю из-под одеяла, оправдываясь тем, что пора-пора, однако он точно знает правду, приправленную соусом под именем «счастье».

Ноябрь 2011

Прежде, чем ты встретила его тебя штормило от причала к причалу. Твой успех казался незыблемым, а проблемы легко решаемыми. Тебе ничего не нужно было доказывать даже себе, ни то, что кому-либо еще.

Сколько было не тех людей в твоей жизни к этому моменту? Ох, девочка… Ты замоталась. Не перечисляй.

Теперь тебя беспардонно выкинет на чужой берег вместе с теми разноцветными рыбами, где только вы вдвоем с горланящей чайкой и вам предстоит разобраться: о чем же жить.

Запомни его любимое блюдо и музыку – это пригодится. Хотя, знаешь, даже запиши, только вот что: ласковые слова и красивые поступки – ты будешь вынуждена их пересматривать после того, как получишь очередную порцию безнравственности и неуверенности. Не забудь отметить мелким шрифтом внизу страницы:

«раньше я чувствовала себя свободнее, спокойнее, безопаснее».

– Я войду? – раздался в дверях в стельку пьяный голос Кэма.

– Входи, – раздраженно кинула Амелия, хотя на деле была до умопомрачения счастлива побыть с ним наедине хотя бы минуту, – сними ботинки, на улице шел дождь.

Кэмберлен подошел к Амелии и одарил ее со спины теплым, одновременно с тем влажным объятием. Немного погодя он наклонился еще ниже и его дыхание разразилось по всему ее телу словно ток.

– Кэм… – надломлено прошептала она, не в силах шевельнуться.

– Чего? – с иронией заметил он, – не можешь устоять перед моей красотой?

– Точно! – неожиданно для себя воскликнула Амелия, – отойди.

Через несколько секунд Кэмберлен плюхнулся на кровать и развалившись на подушке Амелии тихо посапывал словно младенец.

– Кэм? Псс! – пытаясь не разбудить и одновременно с тем пододвинуть Кэма, шептала Амелия ему на ухо, – черт! Спит как убитый… Ладно… – выпучив глаза в попытке передразнить спящего Кэма произнесла она.

– Я тебя тоже люблю, – сонно пробубнил Кэмберлен.

– Что?! – внезапно воскликнула Амелия, не веря своим ушам, – Кэм! Наверное, почудилось…

***

– Амели! Амели! Ты знаешь, чем мы сегодня с мамой занимались? – обнимая ее, сзади кричит Лу – самая младшая из детей.

– Неужели первая тренировка в конюшне?!

– Дааааааа! – Лу любила запрыгивать к Амелии на колени, что и сделала в очередной раз. Она села, болтая ножками, склонив свою белокурую головку с заколками в виде маленьких голубых бабочек покрытыми блёстками ей на плечо, и начала петь песню про пони из детского центра, в котором занималась трижды в неделю.

Кое-кто, как и всегда шаркает ногами, идя по коридору. Завидев среднего из детей, плетущегося в столовую и изрядно сверлящего своим взглядом пол, Амелия была вынуждена тревожно спросить:

– Как дела Роджер?

Одарив ее в ответ лишь молчанием, он глубоко вздохнул, поэтому Амелия молниеносно приняла решение о повторении вопроса:

– Родж? Всё в порядке?

– Эм, эта девчонка, Ванесса – несносна!

– Да, что ты? – будто крайне ошеломленная сие заявлением вскрикнула она. Одновременно с этим помогая Лу развернуть конфету, пока миссис Деви этого не видит, – и в чем же она так невыносима? Извини, несносна.

– Вчера она поцеловала меня, а уже сегодня облила апельсиновым соком в столовой и убежала… Хихикая!

– Девчонки такие странные. Правда?

Смеясь, Амелия гладит его по плечу и мягко произносит:

– Дай ей время, и вот увидишь, через пару дней она сама придёт к тебе с вопросом: «почему ты всё ещё мне не позвонил, Рождер?».

– О’кей, Амелия, ты – супер!

– Амели – супер! Амели – супер! – напевает вновь и вновь маленькая Лу, запихивая в рот уже третью по счету конфету.

– Тише, Лу! – донесся крик миссис Деви из кухни, словно это помогло бы скрыть факт наличия шума за стеной. Софи всегда была чересчур сосредоточенной, что уж говорить о её отношении к работе.

– Родж, а где Кэмберлен? – так звали старшего из детей, надежда семейства. Ведь на его плечи уже в ближайшее время ляжет управление фирмой.

Увидев, как Лу, тянется за сладким, а точнее пытается раскрутить обертку очередной шоколадной конфеты с ананасом, Амелии пришлось сменить внимание с Роджера на неё.

– Лу, конфеты после ужина, – вытаскивая сладости из ее крепких маленьких ручек, она продолжала настаивать на своем, – нет-нет, придётся потерпеть.

– Я думал, ты мне расскажешь, – с тоской и лёгкой обидой ответил Роджер.

– Не понимаю, о чем ты, – хотя ответ ее прозвучал весьма неуверенно, она все же отвела взгляд в сторону лестницы, что подтверждало ложь.

– Папа сказал, что он ночевал у тебя сегодня ночью.

– Ах, сегодня ночью…

– Амели и Кэм влю-ю-ю-ю-юбле-е-ены! – задорно смеясь, протянула Лу, – вы поженитесь, поженитесь, да?

– О-о-о, да, ребята, довольно, – на этом Амелия прервала не начавшуюся пылкую речь, ведь подступивший смех чуть не выдал её словно плохого бойца во времена допросов на фоне Гражданской войны, – он ночевал не у меня, а в моем домике, и я не знаю, почему Кэм вдруг решил, что может заявляться ко мне посреди ночи в стельку пьяный.

Говоря все это, Амелия не заметила звука весьма громких шагов за спиной и вздрогнула, когда вдруг услышала весьма знакомый тембр, что льётся точно мелодия, а как красив его владелец… Ростом чуть выше 6 футов, широкие плечи, до глубины голубые глаза с зелеными крапинками, будто цвета зимней ели, едва пухлые губы, узкий нос, заостренный на кончике, и подчеркнутая родинкой с левой стороны переносица; спортивный торс, напрямую связанный с достижениями в футболе. Чаще всего Кэм надевает светло-голубые рубашки, обрамленные золотыми запонками с аметистом; на бёдрах виднеется темно-синий ремень, отлично подходящий под цвет обтягивающих джинсов и темно-коричневых туфель.

– И я тебя люблю, принцесса, – шёпотом произнес Кэм, наклонившись к её пульсирующей шее.

Это заставляет Амелию зардеться краской. Нет! Полыхать!

– Не перебарщивайте, мистер директор, – чуть задыхаясь от страха, произносит она, чувствуя, бешеное биение сердце со скоростью равной быстроте света.

Впервые это чувство застало Амелию врасплох, когда родители оставили их с подружками в Верхнем Хэмптоне (как будто под присмотром старшей кузины), а к Девидсонам приехала куча родственников. Мальчишки играли в футбол на поле, и мяч каким-то образом перелетел через их забор. Понятное дело, что его нужно было забрать.

До сих пор в памяти яркое воспоминание: Амелия увлеченно читает книгу на шезлонге, как вдруг у кустарников с шиповником «бум», жуткий грохот. Она в страхе свойственном 10-летней девчонке оборачивается и видит Кэма.

Он весь в ссадинах, колючках, но с невозмутимым видом говорит: «Не подашь мой мяч?».

Каждый раз вспоминая это, она окунается в тот момент и ощущает, как вновь потеют ладошки от напряжения.

Наверное, это был самый запоминающийся момент в её жизни, что звучит странно: ведь случались вещи и поважнее…

Ближе к ночи кузина так и не вернулась, поэтому мальчишки, заметив девчачьи посиделки в окне первого этажа, решили над ними подшутить. Главарём был Кэм. Они перелезли всё через тот же забор, прокрались через дверь, которую девочки благополучно забыли закрыть, и вбежали в кухню с криками. Девчачий визг, должно быть, услышали в Аризоне.

Тогда Кэм впервые обнял Амелию. Конечно, неосознанно. Однако для неё это стало чем-то большим, нежели глупое ребяческое прикосновение.

– Ладно, расслабьтесь, молодёжь, я вчера немного перебрал, – и в то же мгновение Кэм подхватил Лу, кружа ее в танце, – эй, кто у нас тут самая любимая сестричка?

– Я, я, я! – заливаясь смехом, закричала Лу.

– Садитесь за стол, – как всегда грозно произнесла миссис Деви, иначе подействовать на ее неугомонных детей не представлялось возможным.

Пока все усаживались, Амелия пристально вглядывалась в лицо Кэма и размышляла, что вот он – человек, при виде которого она трепетала все эти годы, была рядом; он такой глупый и несносный; как Деви собрался доверить ему фирму? У него ведь все думы только о вечеринках.

Довольно! Я ведь с Джонни… Странные мысли навеяли.

– Амелия, ты здесь? – прерывая размышления, завопила Лу на всю столовую, дернув ее за рукав блузы.

– А, да, да. Что такое? – Амелия потянулась за бокалом и случайно задела Кэма, что привело к неловкому молчанию.

– Та-а-ак, кому фасоль, ребята? – Деви как и всегда разряжал напряженную обстановку.

– Кристофер, я собиралась сказать… – не успев договорить, Амелия заметила, что все внимание внезапным образом переключилось на неё. По правде говоря, ей нравилось, что в этом доме каждый всегда услышан и понят, – мне нужно уехать, поэтому я оставляю должность… Извини, что из-за меня вы в таком неудобном положении. Я не отдавала себе отчет, будто смогу это сделать. Моя наивность не имела адекватных границ.

– Эм… Амелия, возьми отпуск настолько насколько нужно. Мы справимся, пока ты будешь решать свои вопросы, – спокойным тоном произнес Деви.

– Амели, ты уезжаешь… Навсегда? – взвизгнула Лу, сверля затылок Амелии в то время, как по ее розовым щёчкам текут горячие горькие слёзы.

– Не знаю, малышка… Но я буду тебе звонить, обещаю.

– Не-е-ет!

Маленькая Лу… Она вскочила из-за стола и выбежала в сторону второго этажа. Амелия не видела ее такой даже, когда умерла любимая черепаха Джинджер. Вслед за ней побежала Софи, чтобы успокоить дочь. Роджер сложил приборы, уставившись в тарелку. Сам глава семейства – Кристофер Девидсон пытался не показывать своих эмоций и залпом пил скотч, делая вид, что это вода. И только Кэм продолжал жевать фасоль, сохраняя абсолютно безразличное выражение лица.

– Амелия, ты всегда можешь вернуться. Мы тебя примем и поможем, если возникнут проблемы. Наша семья – твоя семья. Ты ведь это помнишь?

– Спасибо, – она подошла к Кристоферу, и плюхнулась в его по-отечески теплые объятия, наполненные любовью, – мне нужно собирать вещи.

– Ступай…

Она сделала шаг в сторону Роджера, но не успела.

– Уходи! – раздраженно крикнул он, отодвигая стул и невзначай кинув в неё салфеткой.

– Родж…

На Кэма Амелия не осмелилась взглянуть, поэтому молча вышла из столовой, захватив трясущимися руками стакан воды и тарелку пасты. Несмотря на то, что ей и кусок в горло не лез, ночь предстояла быть долгой и через силу все равно придётся съесть ужин.

***

Спустя несколько часов Амелия закончила собирать вещи. Подошла в крайний раз к камину и подкинула несколько поленьев в ярко разгорающееся пламя. В нем было видно, будто сейчас, именно в этот момент, она бросает свою жизнь в испепеляющий всё на своем пути огонь и уходит, сгорающая дотла, в надежде, что время можно вернуть вспять.

– Амелия, ты как?

– Прости, не заметила. Все в порядке, – отвечает она Кристоферу, боясь взглянуть на него, и старается быстро перевести тему, – хочешь выпить?

– Не откажусь от скотча…

Одной рукой Амелия достает бутылку с нижней полки барной стойки, второй же тянется за двумя бокалами, усердно пытаясь не поднимать налитые слезами красные глаза. Однако Кристофер обхватывает её кисть, в попытке забрать бутылку, и они встречаются взглядом в ту секунду, когда больше нет сил, держать всю горечь в себе.

– Ну же, рассказывай, что случилось?

Слезы Амелии заглушают голос, и все вокруг кажется плохо различимым подводным миром, но попытаться открыть рот все же стоит. Деви точно не отпустил бы её, не узнав всю правду, поэтому ей пришлось взять себя в руки и попытаться успокоиться.

– Джонни закрыли контракт. Хоть я и лелеяла надежду, что у нас все получится, мне казалось, будто он – сможет всё исправить, станет моим мужем, наши дети будут бегать по берегу, а мы наблюдать за ними. В конце концов, я ложно полагала, что с ним буду счастлива и забуду о своих глупостях.

– Мне жаль… Еще несколько месяцев назад вы готовили приглашения на свадьбу… Так случается. Но Амелия, девочка, что ты пытаешься забыть?

– Он скрывал от меня, что контракт не продлят! Как такое возможно? Я бронирую отель для гостей и ресторан, а он даже не удостоился сказать мне о таком… Что если лучше не устраивать эту громоздкую свадьбу?

– По правде говоря, Амелия, это странно, – задумчиво произносит Деви, сделав очередной глоток из бокала, – но почему он не вернулся за тобой?

– Деви… – и слезы вновь рвутся на свободу, беря на себя слишком много, – мне пора.

– Хотя бы скажи, куда ты? К нему? И что будет с обучением? У тебя ведь последний год…

– Нет, я в Австралию, думаю найти там команду, я уже внесла предоплату, поэтому… – на этом Амелия замолкает, дабы не сболтнуть лишнего, – мне нужно проветриться и забыть некоторые вещи. Знаешь, многое происходило, пока он молчал… Пойдём? – Амелия резво зашагала в другой конец комнаты за курткой, сохраняя трезвость ума.

– Или кого ты пытаешься забыть… – всё еще продолжая свою мысль, шепотом ей вслед говорит Деви.

Кристофер берет чемодан Амелии, а она поспешно хватает сумку. Они спускаются по лестнице к бассейну и выходят через запасной выход в саду. Подойдя к машине, Деви открывает перед ней дверь; всё, что Амелия помнит дальше – лишь, то, как видит в зеркале отъезжающей машины отражение Кэма, высовывается и машет ему рукой. А следом быстро закрывается пледом, чтобы ближайшие два часа до аэропорта не замечать остающихся в дали знакомых дорог и магазинов. Весь путь Амелия просидела, молча уставившись в запотевшее стекло автомобиля, периодически подмечая, как в темноте мелькают уличные огни и светофоры.

– Спасибо, сэр.

– Удачной вам дороги!

Да, удача ей пригодится. Ведь она так не любит все эти проходы в аэропорту, вечно начинаются какие-то проблемы, типа выйдете там или пройдите туда, или ваш багаж весит на полфунта больше положенного – это очень утомляет. Как ни странно, в этот раз все обошлось.

Выдыхает.

Проходит контроль и поднимается по трапу, будто всё это лишь долгий, тяжёлый, волнительный сон. Найдя своё место, Амелия наконец-то оказывается в плену иллюминатора, пристёгивает ремень и, откинув голову назад незаметно для себя, засыпает на время всего полёта.

– Мэм, самолет приземлился, – с жутким филиппинским акцентом произносит темнокожая красотка-стюардесса, чуть поправляя свою белоснежную вуаль.

Прочитав быстро имя с бейджа, Амелия отвечает:

– Спасибо, Алекс, не могли бы вы сказать, как мне пройти к стойке с багажом?

– Конечно, выход Е, на право и прямо по коридору.

– Хорошо.

Забрав наконец-то багаж, и выйдя на улицу, сухой и морозный воздух обдаёт её руки и лицо непривычной прохладой. И все, что хочется сказать – лишь: «Привет, Канада!», из-за тебя я солгала о своем направлении.

Честно говоря, она всегда воображала свой приезд в эту страну немного иначе. Как её будут встречать мистер лось и его товарищ рысь, и, когда она будет ехать мимо кленов и раскидистых дубов, то пробегающий мимо белый медведь споет популярную песню, а затем она окажется в самом знаменитом месте страны – Торонто.

***

Никогда не знаешь, где найдешь себя. Еще сложнее ухватиться за тот миг, когда судьба тебя настигнет. С ней нужно обращаться поаккуратней и вести себя услужливо, иначе разозлится.

Чересчур обильно в нашей жизни наличие ничего не значащих слов и пустых людей.

Все эти обиды и ложь лишь дразнят судьбу. Эта дамочка злится долго и муторно. А затем… Ты оказываешься в списке лузеров с табличкой на груди, гласящей:

«Обидел судьбу. Особо опасен».

Заметил, как любовь сменилась на ненависть, разочарование и хитрый недовольный прищур?

Кто поумнее, он сразу вычисляет, как с судьбой себя вести, другие же голосят: «судьба – злодейка».

Ни жди ни хорошего, ни плохого; ни радости, ни горя; ни правды, ни лжи… Просто живи.

26 апреля 2013

– О, привет! – раздался звонким эхом голос женщины лет 40 с взъерошенными волосами, окрашенными в пепельный цвет. Скидывая пальто, она невольно перешла к насущной для австралийцев теме, – ужасные пробки! В Сарри-Хиллс наплыв абитуриентов. Ну, сама знаешь.

– Вы же в курсе, что опоздали почти на 40 минут?

– О, да! Не переживай об этом! – поставив стакан с кофе на стол, произнесла незнакомка, – обычно утром я не беру пациентов.

– Меня больше волнует нарушение границ, чем деньги.

– Границ? – невозмутимо спросила она, – расскажешь подробнее?

– Мы не переходили на «ты», я понятия не имею, как вас зовут, однако с первого слова мне слышится в вашем голосе пренебрежение!

– Вас это раздражает?

– Безусловно, – твердо ответила Амелия, сжимая в левой руке эспандер. Разминать кисть ей посоветовал остеопат, с которым она познакомилась во время тренировки по боксу. Да, уж, никогда не знаешь куда свернешь, столкнувшись с камнем на перепутье.

– Хорошо, – обернувшись к двери, психотерапевт внезапно завопила, – Чейс! Где тебя носит?!

Чейс – секретарь психотерапевта (личный во всех смыслах этого слова: и днем, и ночью, и когда ей понадобится). В первую встречу Амелия вошла в приемную и тут же заметила, как он выдохнул, а затем радушно проводил до кабинета. В силу своей неуклюжести он споткнулся о ковровое покрытие при входе и чуть было не разлил воду, что попросила Амелия, к тому же ручка в кармане рубашки предательски растеклась, оставив жирную кляксу на самом видном месте. Поэтому Чейс переоделся за ширмой, а по виду тени Амелия лишь убедилась в том, что секретарь хоть и был на побегушках у босса, однако заедал свой стресс печеньем, пончиками, маффинами, и, судя по утренним крошкам на его губах, он был преданным поклонником фисташкового чизкейка. А кто из нас нет?

– Сара, мисс Клермонт, – неловко склоняя голову то в одну сторону, то в другую, произнес Чейс, – ваш кофе, печенье и маффины только что привезли из пекарни. Видимо задержка произошла из-за затора на дорогах. Разрешите идти?

– Ступай. И потребуй с пекарни неустойку, – недовольным тоном ответила психотерапевт.

Теперь Амелия заметила, как Чейс тихо выдохнул вновь, будто цепляясь за этот безмолвный миг, когда босс на него не орет. Он аккуратно ступил на скрипящую половицу и молниеносно ретировался за дверь.

– Это для вас, – указывая рукой на всё ещё горячие маффины, произнесла она.

– Спасибо, я не ем сладкое.

– Странно, – ровным тоном вставила психотерапевт, – по записям годичной давности на страницах в Facebook и Instagram можно сделать иной вывод.