О ком молчала Кит

– Эти придурки ничего не понимают.

– В чем? – я резкими движениями начала проводить по парте влажной тряпкой, от которой за километр пахло сыростью. Ал делал то же, что и я, только его рука спокойно скользила по столу, словно по маслу.

– Они пишут эти надписи и думают, что правы, но на самом деле это тупой прикол, который появляется в голове, когда на уроках скучно… Школа не так уж и ужасна, – с убеждением отвечает тот, добавляя позже: – А нам за ними убирать! Вот несправедливость.

Я, смеясь, покачала головой.

– Ну, мы сами напрашиваемся на уборку.

– И я не знаю почему. Кит, мы либо тронуты умом, либо набиваем цену перед Иисусом, чтобы попасть в рай.

Я снова смеюсь, и от этого Алекс начинает улыбаться. В голове думаю над вариантами, которые предположил ЛЧ (любимый человек) и выдыхаю, протирая мокрый лоб тыльной стороной руки.

– Кажется, первое подходит больше, ведь я знаю, что прохожу в ад без очереди. Насчёт тебя – без понятия.

Алекс отодвинул стул и перешёл к другой парте, на которой было меньше всего надписей; ну, вообще-то, это наша парта с Алом. Он неаккуратно плеснул моющие средство, а затем энергично начал проводить зеленой губкой по столу, образуя белые разводы. Я, тем временем, перевожу учащенное дыхание.

– Смотри, я спасал котёнка, когда тот застрял на дереве. Я мою за собой посуду, помогаю маме по дому, помогаю тебе с физикой и убираю после уроков этот вонючий класс, когда мог бы рубиться в приставку.

Он определенно горд собой, но я решаюсь разрушить его идеальный мир. Выпрямляюсь, украдкой поглядывая на красное лицо парня.

– А ещё ты прогуливаешь урок истории, обманывая, что у тебя бывает голодный обморок, когда жрешь больше Нила Паркера, – Нил Паркер – парень с весом восемьдесят восемь килограмм; он ест все подряд, и я уверенна, что для него каннибализм – как вишенка на торте, – ещё ты подкладываешь кнопки на учительский стул, называешь Рокси лесбиянкой и воруешь у Чарли лакрицы. А так ты просто ангелочек.

На мою реплику мы оба засмеялись, хотя в глубине души знали, что это совсем не смешно, а даже страшно. Несмотря на все вышеперечисленное мне очень нравится Алекс. Со мной он другой человек; мой добрый, красивый, милый, воспитанный парень. В мечтах я с ним катаюсь на колесе обозрения, ем мороженое, закусывая сладкой ватой; пью с ним из одного стаканчика смузи, пересматриваю диснеевские мультфильмы. Бывает, смотришь на человека и забываешь обо всем плохом, что он когда-либо совершал. Это, наверное, и есть любовь.

Алекс закончил со своей партой и облегченно выдохнул, бросив губку в красное ведро, отчего на пол вылилась вода. Я осмотрелась. Все было чисто и пахло свежестью. Самое печальное и обидное то, что сегодня все блестит, а завтра снова будет грязно, как на помойке. И нам с Алом опять придётся колдовать над партами после уроков.

– Хочешь зайти ко мне? Мама обещала приготовить пиццу, – Алекс хватается за ведро с мыльной водой, и мы выходим из класса, направляясь к туалетам. Закончился шестой урок, и все расходятся по домам, все, кроме старшеклассников: им суждено отсиживаться в этой дыре ещё два урока. Поэтому они так нам завидуют. Алекс протягивает мне ведро, я хватаю его и захожу в женский туалет. Помыв тряпки, губку и красное ведерко, я снова возвращаюсь к другу, успев поправить свой конский хвостик. Тот берет у меня ведро, мило улыбаясь. О, эти прекрасные ямочки…

– Даже не знаю, Ал…

– Да брось! Тебя ждёт самая вкусная в мире пицца! Так, как готовит моя мама – не готовит никто! Где-то там, в Италии, повар говорит: «Мама мия, это просто белиссимо!» – от акцента друга я начинаю смеяться.

– А пицца с ветчиной?

– Нет, конечно! Пицца из человеческой плоти!

– Ну, допустим, я согласилась.

Алекс обхватывает мою шею рукой и подвигает к себе. Я чувствую как к щекам подступает кровь; мне становится трудно дышать, а на лице застыла тупая улыбка. Мой нос сразу услышал божественный запах одеколона Алекса. От этого я таю.

– Прекрасно! Нас ждёт пицца, бутылка «7Up» и жаркий фильм с Эдди Мёрфи.

* * *

Это была самая вкусная пицца на свете! Еда вкуснее, когда рядом с тобой идеальная компания, а для меня Алекс – божественная компания. О большем мне мечтать и не стоит. Наши животы надулись и стали похожи на два больших арбуза. Мы даже устроили соревнование у кого пузо больше, и победил, конечно же, Ал. Рулетка показала, что у мальчика живот больше. А я и не расстроилась. Поблагодарив миссис Харрис (маму приятеля), мы прибежали в гостиную и прыгнули на диван. Здесь я бываю уже в третий раз и с каждым моим приходом в комнате что-то меняется. Родители Ала очень забавные люди. Начнём с того, что они коллекционируют статуэтки лебедей (на полке рядом с книгами их сорок шесть штук). Честно говоря, я не понимаю в чем здесь прикол. Лишний мусор. Хотя в четвёртом классе я собирала наклейки пони и даже проводила конкурс «Лучшая коллекция 2011 года». Ну и бред. Вспоминая своё прошлое, хочется исчезнуть или дать себе по мозгам. Алекс уселся поудобнее и неуклюже схватился за пульт от телевизора, включая фильм с Эдди Мёрфи, как тот и обещал, а именно «Поездка в Америку». Сказать честно, мне было все равно на просмотр фильма, на самую вкусную на свете пиццу, мне было лишь важно присутствовать в жизни любимого человека. А ведь так всегда: когда кого-то любишь, хочешь быть с ним рядом каждое мгновение.

Я завязала волосы в узелок и откинула хвостик назад, приготавливаясь к комедии, которая, по словам Ала, перевернёт меня наизнанку (надеюсь в хорошем смысле). И вот, ЛЧ большим пальцем нажал на какую-то кнопку пульта, после чего на чёрном экране появились картинки. За стеной слышу как миссис Харрис громко говорит по домашнему телефону, изредка смеясь и повторяя «да-да, именно».

– Кит, не отвлекайся. Пропустишь самое интересное, а потом мне придётся тебе все объяснять, – возмутился, не отрываясь от телевизора приятель.

И вправду, лучше сосредоточиться на фильме. Нужно отключить все мысли, перестать думать. Думать – вредно, ведь думая можно додуматься до какой-то неприятной истины. Черт, да я уже думаю. Думаю почему Алекс когда смеётся, щурит глаза и откидывает голову набок? Так удобнее смеяться? Хорошо, а почему обои гостиной телесного цвета, а не кремового? И в чем тут разница? Почему люди могут обидеть, но не могут просить прощения? Почему египтяне всегда писали портреты в профиль? И какая тут связь между всеми моими «почемучками»? Иногда мне страшно за себя, ибо в уме я разговариваю больше, чем в реальности. Хотя, сказать по правде, если со мной начнут беседу, меня уже не остановить. Я как бензопила, которая тарахтит без умолку.

Через мгновение мое левое бедро приняло больной удар, от которого сбилось дыхание. Я резко повернула голову и нахмурила густые брови, хватаясь рукой за больное место.

– Ай!

– Я же говорю тебе – н-е-о-т-в-л-е-к-а-й-с-я! – раздраженно рычит Алекс, указывая раскрытой ладонью на Эдди Мёрфи.

На секунду мне показалось, будто сам актёр из телевизора злобно взглянул на меня и закатил глаза. От этого я поймала стыд.

– Да смотрю я! Смотрю! – вскрикнула я. – Дурак, больно вообще-то!

Ал сменил гнев на жалость и виновато поглядел в мои глаза прямо через «поддержку для зрения». Эти гляделки продлились недолго – Харрис вновь устремил своё внимание на кинокомедию, все ещё оставаясь в смятении.

Честно, я не имела ни малейшего желания смотреть фильм. Сейчас во мне было то чувство, обычно которое сложно понять: спать или слушать музыку, рисовать или валяться на газоне, плакать или перечитывать журналы с Джастином Бибером? И дело не в том, что у меня скоро должны начаться «красные дни». Это ведь нормально, что мой мозг сейчас думает над всем этим? Боковым зрением замечаю какое-то движение справа – мама Алекса, болтая по домашнему телефону, проходит к полке с книгами и откуда-то достаёт две зеленые купюры, а затем быстрым шагом удаляется из гостиной.

– Кит, – окликнул меня Ал, поставив фильм на паузу, – ты же знаешь, что завтра у Сары день рождение?

Почему-то по спине прошлась дрожь. Я повернулась полубоком к ЛЧ и поправила очки на носу. Обычно это признак неуверенности или страха. Я сглотнула.

– Ну, да…

– Она пригласила меня, и я хочу пойти…

Помните тот адский круг – Алекс+Флора+Шон+Сара – теперь я знаю кем он заканчивается. Оу, прям парадокс – начало и конец строится на Алексе.

Чтоб вы знали, в классе мне удалось подружиться лишь с десятью учениками, остальные просто прохожие, и Сара Бейкер одна из них. Она из таких девушек, которые в свои пятнадцать встречаются с выпускниками школы, носят одежду от известных дизайнеров и в конце диалога посылают воздушный поцелуй собеседнику. Если перед вашими глазами всплыла картинка длинноногой жгучей блондинки, то ваша фантазия вас не обманывает – Сара высокая русоволосая девушка, с родинкой над губой. И я смело могу её назвать клише или иначе клешней (как я придумала), которые обычно встречаются в фильмах для подростков. Короче, с ней я подружиться не сумела. Мы полные противоположности друг друга – я предпочитаю книги, а она не знает что это такое, мне интересен Бетховен, а ей Гарри Стайлс из «One Direction», я предпочитаю лето, а она, холодное как её сердце (если у неё вообще есть сердце) зиму. И если этой особе нравится Алекс, то это будет концом моего света, ибо Сара добивается всегда своей цели. А ещё ужасней будет, если и приятелю нравится она… Больно, когда человек, которого ты любишь, находит себе кого-то получше тебя. Размышляя над этим я и не заметила, что сижу с открытым ртом. Алекс все ещё ждёт моей реакции и слов. Но я нахожусь в оцепенении.

– Эм, круто… уже определился с подарком? – прикусив нижнюю губу, спрашиваю я.

– Вообще-то, да, – Ал вскакивает с дивана и бегом проходит к стеклянному шкафчику около двери. Спустя считанные секунды, а именно тринадцать, парень возвращается с маленькой чёрной коробочкой. Обычно улыбка Алекса всегда приводила меня в восторг, но в данной ситуации во мне зародилось желание дать ему по тыкве и убежать куда ноги прикажут. Его карие глаза прям искрятся, горят волнением. А меня задевает то, что ему так важен этот подарок. Черт возьми, я сейчас взорвусь. Неуклюже беру коробочку в руки и открываю её. Вот сейчас мое сердце разбилось на миллионы микроскопических кусочков. Жизнь явно смеётся надо мной и бросает в меня попкорн, крича: «Вот так тебе и надо, лохушка». Я бы не расстроилась так сильно, если бы этот подарок: а) не был бы посвящён Саре Бейкер, б) если бы он был чуть менее прекрасным.

Это браслет. Но не обычный, а супер стильный с красивыми камушками и подвесками в виде бабочки, бантика, туфельки, помады и вишенки. Учитывая тот печальный факт, что я хотела именно такой же подарок, стало в сто раз хуже. Не судьба.

– Ну как? Ты же девчонка, разбираешься в этом, ей понравится, как думаешь? – Харрис произнёс это на одном дыхании.

Сперва я хотела солгать и сказать, что Саре Бейкер такая безвкусица не нужна, у неё наверняка есть и получше украшения, но смотря на взбудораженный вид Алекса, невозможно лгать. Разбить ему сердце и испортить настроение из-за какого-то браслета и ревности? Глупо с моей стороны. Порой мы теряем людей по своей же глупости. С этим надо как-нибудь бороться.

– Да, очень понравится, – лишь ответила я, все ещё ощущая какой-то неприятный осадок.

Он взял из моих рук коробку и убрал её на рядом стоящий кофейный столик.

– А ты что даришь?

Тут я грустно рассмеялась.

– Она меня не пригласила. Думаешь, ей стоит что-то дарить?

– Не пригласила? – не поверил мне Алекс. – Почему?

Ох, ну, наверное, потому, что я необщительная и ненавижу выскочек, вроде неё.

– Не сошлись мнениями…

Алекс улыбнулся краешком рта и взял меня за руку. В это мгновение я ощутила прилив уверенности и румянца на щеках. Боже, эти нежные руки были для меня чем-то столь дорогим и драгоценным, что дайте мне только волю, я бы не отпускала их никогда. Сердце забилось неимоверно быстро, отчего казалось, что трясётся даже дом. Как же нечестно! Любить гораздо больнее того, кто считается твоим другом, ибо этот человек все время рядом и тебе приходится молчать о своих чувствах к нему.

– Кит, она плохо тебя знает. Ты же просто замечательная! Тебе стоит только улыбнуться, как все становится лучше! – улыбается Ал.

Эти слова я позже запишу в свой блокнот, где хранятся все комплименты, посвящённые мне от ЛЧ. Я чувствую как таю, словно мороженое в жаркую погоду. Если бы я только бы знала о его чувствах ко мне, если бы только он полюбил меня не как друга… И в эту минуту я решила узнать у Алекса то, что меня тревожит уже минут пять.

– Ал, скажи честно, ты втюрился в Сару Бейкер? – голос был уверенней, чем его обладатель. Парень резко убирает свою руку с моей ладони и складывает гримасу. Я в недоумении.

– Что-о?! Да ты спятила! Нет, конечно, нет! Она же стерва!

– Я думала мальчикам нравятся стервы… – убираю за ухо прядь волос.

– Господи, Кит, ты нанюхалась моющим средством в школе? Единственное, что мне в ней нравится, так это её бюст, – смеётся Алекс, и я пнула его ногой прямо в солнечное сплетение. Тот скрючился, но все ещё продолжал улыбаться.

– Понабрался идиотизма у Колина Финча? Извращенец! – подхватила я смех друга.

– Он, между прочим, неплохой парень. Просто болтает лишь о девчонках.

– А тебе это типа невыгодно? – с хитрой улыбкой посмотрела я на лицо Алекса. Тот покраснел и отвёл глаза в сторону. Начинаю дико хохотать. Харрис принялся пинать меня своими стройными, как у топ-моделей ногами, а я в свою очередь отвечаю ему тем же. Моя левая нога выскальзывает и врезается прямо в нос брюнета. Тот вскрикнул, но мужественно продолжал бой. Его руки хватают мою ногу и начинают щекотать стопу, я, в свою очередь, разрываюсь от смеха. Из соседней комнаты миссис Харрис просит нас быть потише, но мы не можем остановиться. Все тело покрылось мурашками. Кажется, ещё чуть-чуть и я заплачу.

– Алекс… пожалуйста… я сейчас умру… – хохочу во всю я, но приятель продолжает издеваться. – Стоп! Хватит! Ты победил меня! Победил!!!

И руки Харриса отпускают мою онемевшую от щекотки ногу. Я все ещё смеюсь. Алекс довольно улыбается, как положено победителю, и достаёт непонятно откуда пульт. Перевожу дыхание, прокручивая в голове все происходящее.

– Я хочу, чтобы мы с тобой всегда были лучшими друзьями, – говорит он с отдышкой.

– И я тоже… – отвечаю я, но думаю совсем иначе.

Просто друзьями… Нет, мне этого недостаточно.

* * *

Когда я завернула за угол, то сразу почувствовала запах гари, витавший в воздухе. Словно кто-то поджарил хвост кота. Прохожу мимо двухэтажного дома с пальмами во дворе. Затем ещё один дом лимонного цвета, потом еще один и ещё. Вокруг множество домиков и желтоватые деревья, которые скидывают себя старую «одёжку». По бульвару гуляют люди, а на крыльце одного из домов сидит группа парней, обсуждая, судя по всему, какую-то игру, ибо один из них громко указывает на мяч в своих руках. Подул тёплый осенний ветер, который принялся щекотать мне лицо. Из облаков выглянуло солнце. Оно светило словно только для меня. В такие моменты мне кажется, будто я особенная, точно была рождена для чего-то важного. Вы никогда не думали об этом? Знаете, в четвёртом классе, когда у меня было много друзей, я решила стать герлскаутом. Бабушка называла меня феей, родители маленькой помощницей, а друзья добрячкой. Мне казалось, что я рождена быть герлскаутом. Однако детские мечты разбились о суровую правду, когда эти девушки в милых оранжевых униформах сказали мне, что я похожа на пугало. Как так возможно? Эти девочки собирали команду, смотря не на качества человека, а на внешность. Из-за того, что я носила очки и скобы, никто не захотел меня принимать в герлскауты. И после этого началось… Прощайте добрые мечты! Привет необщительность и комплексы. Мама часто пыталась меня успокоить, говоря какая я у них с отцом красавица. Но это была родительская ложь. Я и до сих пор живу с комплексами. Правда от скоб я давно избавилась, но вот очки… От этой дилеммы мне не убежать, пока не стукнет двадцать лет. Придётся терпеливо дожидаться судьбоносного дня.

Я прошла мимо старенького дома мисс Крисберг – кошатницы, у которой умер муж десять лет назад, а дети просто бездушные сволочи, ибо бросили мать в одиночестве. Зато у неё есть я и все остальные соседи. Мы бабушку очень любим и считаем её близким человеком. На Рождество мисс Крисберг не сидит одна; она либо с нами, либо празднует в доме Уэлсенов. В общем, за ней есть кому позаботиться.

Заворачиваю налево и прохожу по узенькой каменной дорожке к своему крыльцу одноэтажного дома. Судя по тому, что на желтоватом газоне валяются пыльные коробки, стоит ржавый велосипед и кресло, мама, наконец, решил устроить генеральную уборку. А ещё это значит, что она побывала в моей комнате. От этой мысли я бегом направляюсь к открытой двери и забегаю в дом. Первое, что я почувствовала – запах лаванды. Я будто нахожусь в горах, на цветочной поляне… Прихожая была пуста. Вся обувь выставлена на улицу, комод блестел чистотой, вешалки опустели. Где вся верхняя одежда и шляпы? Неаккуратно снимаю с ног потрепанные кеды и забегаю в гостиную. Следующее, что было видно: мама вытирает мокрой тряпкой светлый паркет и напевает под нос какую-то мелодию. Она изредка смачивает серую тряпку в ведре с моющим средством и вновь начинает скользить по паркету. Вижу наш ковёр. Женщина закрутила его в трубочку и бросила на кожаный диван. Горшки с цветами стоят на журнальном столике, который расположен около окна, когда раньше был напротив дивана. Спустя время, мама замечает меня и безмятежно улыбается, поправляя на голове красную бандану, которую она надевает всегда во время уборки.

– Ты уже вернулась? Как дела в школе? – отрывисто спрашивает женщина, выжимая тряпку над зелёным ведром. Я не двигаюсь с места.

– Нормально. Мне задали сделать лабораторку по физике, придётся всю ночь пахать. А ты почему дома?

Мама бросила тряпку на пол и еле-еле поднялась на ноги, протирая влажный лоб ладонью. Женщина пытается отдышаться. Иногда я думаю на кого больше похожа: на маму или папу? Кто-то говорит на сестру, кто-то утверждает, что на бабушку. А я думаю, что на маму. У женщины чёрные волосы, но были они такими не всегда. В моем возрасте у мамы были каштанового цвета пряди. У нас с ней одинаковый цвет глаз – болотный, а у папы и Кэрри – голубой с карими пятнами. Мама невысокая и немного пухлая, но я ростом пошла в отца и бабушку, также и сестра. Я поправила очки, все ещё ожидая ответа.

– Сегодня у меня выходной, – отвечает она и проходит на кухню. Я хвостиком плетусь за ней. – Ты голодна? Хочешь есть?

– Нет, я была у Алекса в гостях, там перекусила.

Реакция мамы слишком спокойная, хотя я думала, что она устроит скандал, типа: «Ты не сказала, что идёшь в гости?! Все! Домашний арест на два месяца!», но она промолчала. Мама открывает кран с водой и моет руки, раздумывая о чём-то неизведанном. Сегодня она более странная, чем когда-либо. Я открываю белый шкафчик, где обычно лежат печенья и хлопья и достаю пачку сырных шариков.

– Кит, пока не забыла сказать, присмотришь завтра за котами мисс Крисберг? – говорит мама, не оборачиваясь.

– Ладно, а почему? Мисс Крисберг куда-то уезжает?

– Ей нужно к врачу. Она чувствует себя крайне неважно.

Я ощутила какую-то тоску, от которой даже сырные шарики не лезли в горло.

– Что за ужасные у неё дети! Их мама живет одна, у неё нет никого, кроме кошек, и она больна. Почему этим детям так плевать на свою мать?! – от душераздирающей обиды меня начало трясти, как при двенадцатибальном землетрясении. Мне казалось, что мое лицо надулось как пузырь и через мгновение взорвется, сметая все на своём пути. Мне больно. Представив на месте мисс Крисберг свою маму, я опешила. Сердце поразил укол. Нет! Никогда, слышите, никогда я так не поступлю со своей мамой! НИКОГДА. Я никогда не брошу её, буду делать все, чтобы она была счастлива и ни в чем не нуждалась. Лишь бы не заплакать. Ну почему я такая сентиментальная?!

Мама вытерла мокрые руки кухонным полотенцем и обернулась ко мне всем телом, грустно улыбаясь, будто должна сознаться в чём-то ужасном. Её холодная ладонь коснулась моего лица, и я ощутила легкую дрожь.

– Детка, это хорошо, что ты злишься, значит, ты понимаешь, что так поступать нельзя, – сказав это, она прошла мимо меня в гостиную, где вновь начала убираться.

* * *

Я раньше не думала об одиночестве. Одинокие люди повсюду, они в нас. В данный момент, сидя возле окна и наблюдая за домом старой и доброй кошатницы, которая проживает свою оставшуюся жизнь в одиночестве, в мою голову пришла мысль. Что если проводить с мисс Крисберг больше времени? Читать с ней книги, смотреть телепрограммы, готовить кексы, играть в маджонг? Наверное, она сильно скучает по своей родине, по детям и внукам, которым нет до неё никакого дела. Ах, как от этого становится дурно. Эта женщина вырастила их, дала кров, подарила жизнь в конце концов! Людям плевать на других, пока они сами не попадут в ту же ситуацию. Свет в комнате старушки погас, а значит она легла спать. Держу пари, что через минут пятнадцать её любимые коты начнут петь серенаду под моим окном. Спать они мешают конечно, но весь район уже к этим ночным концертам привык. Тем более эти кошки и нам дороги. По утрам каждый житель района подкармливает милых питомцев вкусностями, а кто-то просто останавливается чтобы погладить по спине и головке.

Я задёрнула синие шторы и села за компьютерный стол. Время уже десять часов вечера, а я никак не могу докончить лабораторную работу по физике. Все мои мысли крутятся в голове, не дают сосредоточиться на важном. В уме всплывают картинки минувших часов. Алекс… Завтра он идёт на вечеринку к очень красивой девушке, которая возможно любит его. Боже, какова вероятность того, что после завтрашнего вечера мы все ещё будем друзьями, какова вероятность того, что Сара Бейкер и Алекс Харрис не начнут встречаться? Почему первая любовь всегда кончается разбитым сердцем? Я хочу разрушить эту цепочку. Любовь – флакончик с болью, которую мы добровольно впрыскиваем в своё сердце. И как я могла допустить это?! Зачем я полюбила его? Пусть Ал и говорит, что я милая, особенная, что мое имя волшебное, волосы глянцевые, очки забавные, но я все равно остаюсь дурнушкой. Как в меня может влюбиться какой-то человек, если я сама себя не люблю?

Слышу какой-то шум за стеной. Протяжённо выдохнув, я встала изо компьютерного стола и прошла к деревянной двери. Выхожу в гостиную, где папа лежит на диване, а на его груди мама. Они смотрят какой-то фильм и радостно улыбаются. Видеть своих родителей такими счастливыми – бесценно. Я прячусь за угол, чтобы не прерывать их идиллию. Папа приобнял маму и что-то сказал, отчего она засмеялась.

– Завтра я поеду к Кэрри, давно не видела её, – с тоской произнесла мама.

Последовала тишина.

– Лорен, я иногда даже забываю, что у нас с тобой есть ещё старшая дочь.

– Разве это хорошо? Не стоило ей разрешать переезжать к маме. Мы совсем о ней позабыли, Гас!

Папа выдохнул.

– Хорошо, давай завтра всей семьей наведаемся к твоей матери? Как раз завтра пятница, и Кит будет свободна.

От этой идеи мамины глаза загорелись ярким пламенем, и она ещё сильнее обняла отца.

– Отличная идея, но Кит завтра должна присмотреть за котами мисс Крисберг. Женщина будет целый день в больнице, а затем едет на кладбище к мужу вместе с какой-то родственницей… и может приедет поздно. Кит весь вечер занята.

Да, я занята… Всегда…

Глава 3

Я подоспела в школу, когда уже прозвенел звонок, и это объясняет пустующие коридоры, залы и прекрасную тишину. Обычно на переменах приходится громко орать или общаться языком жестов, чтобы собеседник смог хоть что-то понять. Привыкнуть к новой школе сложно, хотя это было ожидаемо; я знала, что с трудом заведу новое знакомство, с трудом привыкну к новой обстановке, предметам. И ничего удивительного. Когда тебя обзывают и указывают на недостатки, хочешь не хочешь, но придётся быть затворницей. До Алекса у меня не было лучших друзей. Хотя нет, вру, были. Эти друзья пахли божественно (не подумайте, я не извращенка), эти друзья всегда открывали для меня что-то новое, они могли дать нужный совет. Эти друзья – книги, и пусть мне докажут, что книги – плохие товарищи. Я дам в лоб такому человеку.

Открыв свой шкафчик, в котором хранятся все мои учебники, ручки, сменная обувь и даже фотография родителей, я торопливо ухватилась за нужные принадлежности, а затем захлопнув бежевую дверцу, поплелась в нужное крыло школы.

– Простите за опоздание, мистер Кертис, я честно больше так не буду и… – забежав в класс начала было оправдываться я, но увиденное моими глазами лишило дара речи, и кажется я забыла как дышать. За учительским столом сидит мой одноклассник; остальные ученики собрались вокруг парты Сары и дарят ей подарки, негромко скандируя «с днём рождения». Однако их идиллию прервала неуклюжая любительница позоров, то есть я. Все пялятся в мою сторону, сдерживая смешок, но в тот момент лишь мне хотелось рыдать и провалиться со стыда сквозь землю. О, если бы провалился пол на первый этаж, а затем под землю прямо в кипящую магму. Я хлопаю сонными глазёнками и пытаюсь хоть что-то вымолвить, пока эта стая ящериц меня не разорвала на мелкие кусочки. Невольно взглянула на виновницу торжества. Сара, скривив брезгливую гримасу, осматривает меня с ног до головы, сканируя мой неважный внешний вид. Она любила это делать. Девяносто процентов её речи состоит из «…ты видела, что она на себя напялила?», и более чем уверена, я буду следующей жертвой её сплетен. А что такого? Может мои джинсы не гармонируют с браслетом? А кому это вообще интересно, кроме неё, естественно?