Война, которой не будет?

Оно, понятно, и курица с цыпленка тако же не за один день вырастет, как и картошка, которую только чукчи на второй день после посадки копают. Опять же связи с местными у меня состоятельно налажены. Но только при любых связях, взаимоотношение должно быть двухсторонним, принцип которого при любой власти во всех тонкостях отшлифован, – чтобы что-то взять, надо что-то дать. Иначе говоря, как еще древние египтяне доказали, при строительстве пирамид дело было: "не подмажешь – не поедешь". То хорошо понимал старый начальник, проходивший в майорах более десятка лет. Он только совсем недавно получил перевод в Росею, на новую должность, чтоб хоть к пенсии получить подполковника. Новому же начальничку на все подобные тонкости глубоко наплевать, застава ему только как трамплин для скорейшего перевода в главное управление. Ведь лишь там самые умные служат, которые хорошо прогнуться умеют – вроде котяры под хозяйской рукой. А он уже тем большой молодчина, чо где-то в Мааскве поглаживает его такая же мохнатая лапа. Потому и получил он моментально должность начальника заставы. Да и то сказать, мало кому теперь хочется на полуголодную, обстреливаемую наркокурьерами и прочей нечистью границу, защищающую непонятно что. Восжелалось же масковскому пижончику данной должности, потому, как и выслуга, а соответственно и звания, в два раза быстрее идут. В имперские времена такие выскочки только в замполитах прохлаждались, потому что и в штабе отряда понимали, – такой человек не хозяин. Застава же без хозяина не застава, а колхоз «Светлый путь в никуда». Командир заставы сам себе царь, бог и герой, и охрану участка границы, и оборону его в случае чего, и обеспечение личного состава организовать обязан.

Впрочем, кому-кому, а кладовщику того объяснять нет необходимости. Вытащив пузырь водки из-за пазухи, я сказал:

– 

Понимаешь, Мирза ака, надо!

Он в ответ: – понял, наливай.

Только к вечеру, загрузив еще немного продуктов в кузов «газона», и изрядно нагрузив свое нутро спиртосодержащими жидкостями припасенными хозяином склада, я уехал из отряда. Домой путь неблизкий, но туда в таком виде я и не собирался. По дороге остановился у одной не кызбала, (слишком молоденькой), но аиль (взрослой) и симпатичной для туземных баб, библиотекарши. Ее бывший начальник заставы, согласно ее народности "суиктым" называл, что значит "любимая". Она мне, если можно так выразиться, и досталась ровно как по наследству от командира. Как и чо у них было, дело десятое. Только когда он уехал, с здешними мужиками у нее ничего б не сложилось и не сляглось. Она им всё одно чужачка и к тому ж не халяль, то бишь нечистая. Да и сама на рабскую жизнь в гарем не стремилась. Начальник уехал, а я к ней привязался, тоже любимой, только по-местному сулуум стал звать. Даже жениться подумывал, да что-то как-то не подгадывалось.

Машину я на заднем дворе разваливающегося клуба оставил. Библиотека в клубе находится, а моя зазноба, можно сказать в библиотеке и живет, позади в пристройчике – клетушке на полторы комнатушки. Проснулся на следующий день поздно, с похмелья все-таки, да и с подругой редко последнее время виделись, вот ночью долго оторваться друг от друга не могли. Как ровно чувствовали, чо последний раз это, значит. Но то всё дело нестоящее, чтоб трепаться, а то, что главное было – я проспал. Как ровно кто сохранил меня, может для того, чтоб вам рассказать, может, чтоб кому за ребяток моих поплатиться было.

Я спал, когда моя Бахоткуль, такое имя ейное замечательное, по-расейски будет – глаза озера. Чо? Ейное неправильно говорить? Ну, пусть еённое будет! Не перебивай, а то перешибу…. Короче, вскинулась Бахит чтоб на рыночек сбегать. Со свеженького приготовить мне перекусить, в дорогу с собой собрать. Да скоренько возвернулась. Прибегает она с балой, мальцом, своим соплеменником. Оба тараторят, кто кого переорет. Я и по-аджикски и по-упекски и на ее языке немного понимаю, но когда нормально говорят, а тут ничего взять в толк не могу. Ну совсем джаман66. Смотрел на них, смотрел, да как рявкну их непотребное словечко, означающее женщину коих полагает Цыган – нджалап. Сразу оба заткнулись и с неподдельным испугом на меня впярились. "Ну-ка" – говорю ей. – "Давай по-общеимперски объясняй, тогда торопиться не будешь. Она ведь на нашенском языке почти без акцента говорит, а тут просто переволновалась. Еще помню, почему-то смешно мне стало. Може с того чо без привычки сматерился не по нашенски, может, что паренька Орал кличут. Это типа где-то около, да отсель не узришь . Надож так наречь дитятко. И еще, что хоть вроде и орет он, а все одно только громко щебечет. Понимаю, по их лицам, не до смеху, дело какое-то серьезное, но с трудом сдерживаюсь, чтоб не заржать. Вот ведь дурак человек. Успокоились они немного, потом мальчишка как бы рассказывает, а она переводит. Но я и сам понимать стал, ухмылка постепенно с рожи сползла.

Рассказал паренек, еще ночью в село пришли военные на больших машинах. Их дом рядом с дорогой стоит, так они от шума проснулись, и до рассвета уснуть не могли, всё машины шли. Утром он к друзьям сбегал, те рассказали, думали имперские вернулись, потому что на машинах умудрились красные звезды в кромешной тьме рассмотреть. Утром же выяснилось, прибыли сплошь хани. Много машин в сторону границы ушло, но еще больше к погранотряду. С той стороны вроде даже звуки боя слышны были, но я не поверил, далеко больно, да и откуда тут ханям появиться на границе с Афганом. Чо им тут надобно, вообще непонятно. Торопливо одевшись, я выскочил на улицу. Хотел сразу на машине на заставу рвануть, да, видимо не совсем дурак, поскольку решил сначала небольшую разведку предпринять. Бала рядышком побежал, показать, что и где. Около бывшего сельсовета, теперь по-нашенски, администрацией, что ли называется, большая толпа народу. А посреди площади стоят бронетранспортеры и огромный грузовик с кунгом67. С этого грузовика орет громкоговоритель. Растолковывает местному населению про сложившуюся обстановку: – "В столице власть в свои руки взял Комитет Национального Спасения". И описывают красочно, у какой пропасти очутилась страна под руководством прежнего правительства. А новое правительство – этот самый комитет – знает, как спасти страну. Этот новый комитет, для избежания вмешательства иностранных государств во внутреннюю политику суверенного и независимого государства, а також их силовых структур,– это он нас пограничников имел в виду – незаконно находящихся на суверенной территории независимого государства, пригласил ограниченный воинский контингент из дружественного государства. С Подлунной значит. И дальше, как в старых фильмах про фашистских оккупантов:

"Населению предлагается соблюдать спокойствие. Имеющееся на руках огнестрельное оружие срочно сдать администрации. Всем жителям в течение дня пройти перерегистрацию документов в управе. С двадцати вечера до шести утра запрещается покидать жилище. Чтоб покинуть село требуется разрешение местной власти, и еще много такого же, подобного. И в оконцовке классическое: за неподчинение – наказание, вплоть до расстрела включительно".

Тут только до меня дошло, как все серьезно обстоит на самом деле. И вот интересно – каким дрянным ветром всю эту срань надуло. Вчера была гладь да тишь, а нынче шиш. Вернулся я тихонечко к своей бабе, обсказал про такие дела. Она привела еще одного шустрого пацана. Объяснил я боче, мальцу местному то бишь, чтоб разведал, как мне из села незаметно выбраться. Думал уж переодеться в какую ни-то гражданскую одежку и тихонько двинуть в отряд. Там все же начальства умного до какой-то матери, и опять же территория-то как бы Расеи принадлежит, не сунутся туда эти вояки. Но и «газон» казенный, да еще и с грузом жалко бросить, не в сохранности он здесь будет по нынешним временам. Примерно через час мои лазутчики вернулись. Любили они меня за то, что сладостями иногда одаривал или на машине катал, потому и мои поручения в точности исполняли. Вот и сейчас, все облазить успели, но выход, если с машиной уходить, отыскали. По нескольким огородам за дворами, в поле сразу за аулом. И уж по нему до проезжей дороги пробираться. Благо, ГАЗ-66 это ж какой ни на есть, а все ж вездеход. Немного помыслив, решил я в потемках рвануть. На фарах у меня рассеиватели, вишь какие фиговины прифигачены, чтоб свет далеко не бил. Я этот тракт как свои пять пальцев в обе стороны знаю, в сплошной темени могу рискнуть вообще без всяческого свечения проехать и не засветиться. До вечера я отдохнул, но кой там отдых. Как раненый зверь по комнатке метался, а потом, попрощался довольно грубо, потому как достала меня моя зазноба своми слезами да уговорами с ней остаться аль с собой взять. А куда ее взял бы, когда у самого земля под пятками горит? Короче, свалил я в потемках. В направлении отряда проехать не удалось, и что и как там, до сих пор не знаю. Чует сердце, и там не все добре. В сторону отряда вся дорога была перекрыта и кое где прожекторами освещена, а по краям поля и сплошные арыки – на грузовике не пробраться. И коли чо встрянет на пути, то не с моим пистолетом разборки устраивать. Но в сторону заставы, в предгорьях, я несколько тайных тропочек знаю. Вот и поехал домой.

Неподалеку от заставы старик один живет со старухой. Небольшой огородик у него и баранов держит. Мы ему сено заготовить помогали, да муки когда подкинем трохи. Он нам баранинки иногда, да свежей зелени прямо с грядки – симбиоз, популярно говоря. Глубокой ночью я добрался до этого дашнака68. Старик как увидел меня, в лице переменился. Не только имперские слова забыл, на своем родном ничего сказать не может. Ничего не могу с ним поделать. От отчаяния даже в старухину комнату заглянул, понимаю, кровная это обида, но, думал, может она старика в чувство поможет привести. Но где там. Она сидит в углу, подолом с головой накрылась, и скулит. В машине у меня водки с полбутылки оставалось, на опохмелку приберегал, но с утра про нее и не вспоминал, какая уж тут опохмелка. Я сбегал, принес этого "лекарства" и силком влил в старика. Дед захлебнулся сперва, закашлялся, но это и помогло истерику сбить, а затем алкогольные градусы принялись действовать. Старина размяк, заплакал. С грехом пополам рассказал как все происходило.

Ночью подошли к заставе машины. Много машин с солдатами. Старик любопытен был, не зря мы его порой шпиёном прозывали. Подобрался он поближе, молодец, хоть не высовывался, – испугался необычности происходящего. Видел, застава вся поднялась, а которые в машинах приехали, спокойно сидят. Видимо, какие-то переговоры были. Несколько человек постоянно туда-сюда переходили. Старик говорил, много времени прошло, он продрог и пошел спать. Потом, когда почти рассвело, машины с заставы уезжать стали. Но не далеко уехали – громыхнуло что-то так, аж долгим эхом в горах отозвалось. Утром старик снова пошел к заставе, а над ней большой красный флаг с серпом и молотом развивается, он подумал, Советы назад вернулись. Заходит на заставу, как обычно. Его у нас не останавливали, только провожали к кому с командиров или ко мне, в ком надобность была. А тут раз, и под автомат. Только тогда он рассмотрел, что форма на солдатах другая, и лица у пограничников не знакомые, он ведь всех знал, да и много ребят его соплеменниками были. Решил старик, на заставе какая-то непонятная смена произошла, помню, сказал он: "Киргизы пришли, или еще кто-то такой же узкоглазый". Аксакал только талибов очень боялся, все говорил, чтоб мы с заставы не уходили, а то незваные гости из Афигана полными хозяевами в этих местах станут. Как будто от нас это зависело. Но прав он – уйди мы, и гражданская война тогда с новой силой разгорится, и вместо продуктов на базаре одни наркотики продаваться будут. Дашнака проводили к начальнику, тот совсем не знал аджикского языка, но видимо уразумел, что старик местный. Бойца с ним послал, проверить, где живет. Еще старик рассказывал:

"Иду по двору заставы, с солдатиком пытаюсь разговаривать, а в это время троих пограничников ведут. Парни видимо с ночного наряда только вернулись, понять ничего не могут, лица растерянные такие. А киргизы тех парней к стене конюшни подвели, а сами назад вернулись, и автоматы подняли, прицелились. Я закричал тогда – нельзя в людей целиться, плохо это. Но докричать не успел. Выстрелили в пограничников. Упали они тут же, и ноги у одного задергались, как у овцы, когда она с перерезанным горлом к своему аллаху уходит. Я упал бы, наверное, но тот, который со мной шел, стволом автомата меня под ребра ткнул, веди, мол, к своему дому. Я подумал, сейчас и нас со старухой так же, прямо на своем дворе. Подумал, за овцами кто ухаживать станет, испаршивеют они, подохнут. Но солдатик нас стрелять не стал, прошелся кругом, даже на женскую половину зашел, посмотрел чего-то. Баба моя на него закричала, мол, без совести его мать родила, но я ей рот закрыл. Потом до вечера боялись мы со старухой даже во двор выйти. Но к ночи все бараны вернулись, а двоих нет. Один всегда или возле заставы любил гулять, или возле дороги. Пограничники приучили его к сигаретам, вот он и бродил кругом, окурок где найти и сжевать. К заставе я не пошел, страшно там. Пошел к дороге. Не знал, где страшнее. Плюнул бы на этого барана, съели его киргизы и Джабраил69 (мир ему) им судья. На верхней дороге баранов не оказалось, поспешил на нижнюю, домой пока светло вернуться надо. Смотрю, а на дороге что-то не так как всегда, какие-то машины сгорели похоже. Подошел ближе, а машины еще тлели, да вместе с людьми в них. Пограничники наши в машинах как сидели, так и сидят, только черные все, обугленные. Не узнать никого, но я понял, пограничники. И не убирает их никто, не хоронит. Волосы у меня зашевелились, даже тюбетейка упала. Я ее поднимать не стал, как домой прибежал не помню совсем".

Выслушал я старика, пожалел, что водку всю на него истратил, потому, как такое понять без бутылки не получается.

– 

Веди – говорю старику, – показывай, где ребята наши на дороге.

А старик побелел весь, затрясся:

– 

Не пойду – говорит, – и ты не ходи, у шайтанов этих там часовой, он видимо проспал, когда я подходил, а когда домой побежал, проснулся, в меня стрелял, но не попал, я уже далеко был.

Понял, я, что человек до смерти напуган и не пойдет со мной, а и пошел бы, только под ногами путался. Попрощался со стариком, объяснил ему, как мог, для его же блага о нашей встрече никому не рассказывать. Где та дорога я сам хорошо знал, где машины наши сожгли, тоже примерно догадывался, но вот где их засада мне точно узнать надо было, иначе они с автоматоми против моего «Макара» слишком большое преимущество иметь будут. А мне, если все что старик наговорил, правда, обязательно выжить надо.

Долго рассказывать, как я к дороге пробирался, в кромешной темноте машины искал. А вот колуна70 вычислить проще пареной репы оказалось, закурил он дурашка на посту, по огоньку сигареты я его и просек. Дальше не трудно было подойти к нему и ножичком чиркнуть. Главное тело аккуратно на землю опустить, да не запачкаться, пока булькает всасываемый перерезанным горлом воздух. Вот в чем главный вред от курения, а вы оба – «курить хочу аж ухи пухнут». Ну и пускай поприпухнут ненадолго. Отвыкайте, – ушам пофиг, а лёгие, а иногда и головенка целее-здоровее будет.

Единственное о чем я дурак тогда не дотумкал, что хани на ночь второго часового поставили, и обидно, догадались не вместе воткнуть, а неподалеку, что б один другого прикрывал. Второй что-то расслышал, сигнальную ракету пальнул, вот тогда я хлопчиков своих и успел рассмотреть – чем-то их так подпалили, аж с машины горящей выпрыгивать не стали. Значится легко умерли. Сразу. Ну, за это я ханям свое отдельное спасибо, по возможностям, еще не раз выскажу! То, что я успел увидеть в отсвете ракеты никакими словами не передать. От ужаса умом тронуться можно. Но недальнее присутствие врага, даже не врага, а одной из тварей, которые, в моем сегодняшнем понимании, должны быть все уничтожены, не дало в истерику впасть. В перестрелку с этим, бдительным, я не стал вступать. С моей заставы их выродки быстро могли подойти, а так глупо – один против ста – я не хочу сгинуть. Если уж пропасть, так и недругов с собой поболе прихватить, чтоб не одни наши матери над похоронками бились. Забрал я осиротевший «АКМ»71, и где ползком, где бегом до своего «газона» добрался. А там, дай бог ноги, в смысле колеса, моему драндулету.

Большие дороги, что на картах есть, действительно все перекрыты напрочь. От отчаяния хотел в Афган податься. Лучше уж к духам72. От них не все дороги на тот свет ведут. Только, поразмыслив, решил все ж уйти в здешние горы. Тут есть где затаиться и оглядеться немного. Как в целости сумел сюда добраться сам не пойму. Местные, какие встречались, помогали и кормили и показывали как удобнее проскочить. И понимаешь, даже гордость, какая, всё как бы за почившую Империю. Не было ведь никогда очень большой любви к нам среди населения, ежели только ради показухи. А вот когда росич в беде оказался, почти все помогают, хоть может, из-за этого сами в немалую беду попасть могут. Не только на словах, выходит, пресловутое «братство народов» было. Осталась о нем память у местных народов. Надолго ли?

Короче, бог миловал от всяких напастей, пока я не успокоился, не сказал себе – похоже можно расслабиться. И за эти мысли судьба мне вас подбросила. А вы и рады стараться. Вот старушку машину чуть не угробили, которая хоть и держится на запчастях собранных в металлоломе, прошла без поломок там, где другой и на ишаке верхом не рискнул бы. Да и меня немного не прибили вусмерть.

ВОЙНА. КРАТКАЯ ПОЛИТИНФОРМАЦИЯ

Мир в это самое время уже благополучно сошел с ума. Казалось, какие-то высшие силы, которым надоели вопрошания расплодившегося без меры человечества, решили с вопрос с этим человечеством разрешить радикально. Прошедшие годы тоже были преисполнены усилиями природы и отметились тайфунами, наводнениями, разрушительными землетрясениями и прочими катастрофами, которые без жертв не обходились. Но прирост людских существ на эти мелкие пакости начхал с высокой колокольни и с обывательской точки зрения неспешно набирал обороты. Земля, стонавшая совсем недавно под тяжестью динозавров, прониклась-таки осознанием истинного бремени. Это на неискушенный взгляд все плавно, чинно и благородно. А по житию планеты процесс приобрел ту же тенденцию, что и в сказке про волшебный горшочек с кашей, которому приказали варить, да как остановиться не озадачились. И вот природа, убедившись в тщете своих усилий по урегулированию баланса особей населяющих землю, решила предоставить человечеству, самому покончить со своим перенаселением. А люди – им только дозволь. Они от скуки на все руки. До ядерных ударов, которые могли решить вопрос наиболее эффективно и бесповоротно, пока не дошло, но не все, как говорится, сразу. Надо же дать нам время на раскачку.

И вот, арапы ненавидящие друг друга больше чем врагов приходят к временному соглашению и возобновляют боевые действия против Иудеи. А ведь совсем недавно что-то там, при чьем-то посредничестве сулило прочнейший мир на веки вечные. Ныне же еще несколько усилий, и вооруженные силы Хизбаллат освободят Иерусалим от неверных, считающих «вечный город», со священной Храмовой горой своей древней столицей. А там, глядишь, и вовсе скинут отпрысков вечно гонимого народа в мертвое море. Иудейнское правительство мобилизует все, не разбежавшееся еще население, способное держать в руках оружие, и просит срочного вмешательства мирового сообщества, от коего раньше деликатно отказывалось. Евриейские представители, проникшие во все международные организации, срочно требуют послать в регион контингенты «голубых касок» для защиты своего населения от массовой резни, которая, по сути, уже началась. Мусальманские экстремисты в ответ проводят террористические акции на евриопейских просторах. Им сегодня рукой подать до любой точки «Давнишнего Света» с учебных лагерей воинов пророка в Северной Априке, с военизированных баз в Алабании и своих республик бывшей Югонславии. Да и в таких благополучных странах, как Галлофранкия или Саксопруссия давно существуют тайные лагеря подготовки фанатиков джихада, за пополнением которых далеко гоняться не надо – проживает в этом же квартале.

Напрасно думают, жители какого-нибудь Мюнхана или Амстервдама, что Евриопа обезопасила себя от ужасов новой войны. Война подкрадется страшно вздорожавшими продуктами, отсутствием не только климатконтроля, но и освещения в домах. Заявит невозможностью заправить свой автомобиль, чтоб отправиться на поиски работы. А главное, для изнеженных бледнолицых, не то чтоб неуверенностью в завтрашнем дне, а и в том, доведется ли пережить ближайшую ночь. Война где-то далеко, а здесь мелочь, каковая непрестанно будет напоминать о себе террбезобразиями в общественных местах и транспорте. Грабежами от которых не спрячешся и в бронированной квартире. Поджогами авто. Погромами, то басотой в богатых кварталах, то полицией в городских нищетаунах. Конечно, фактические людские потери очень малы по сравнению с потерями в войнах между Индийей и Покастаном, Расеей и Подлунной, или даже какими-то маленькими Вьетмамом и Кампучинией. Но там упоминание тысячи погибших слегка ужасает (с отдельным злорадным интересом), а вот свой прищемленный пальчик ой как болит. Инфантильное коренное евриопейское население и не нужно тотально уничтожать арапам для расширения своего жизненного пространства. Оно попросту обречено на вымирание, как когда-то динозавры, достигшие предельного благополучия, и из-за своих размеров утратившие врагов.

Возможно сегодня и плохо верится, но всего-то, через сто с небольшим лет, коренной лондонский бой будет размазывать слезы по своему смуглому узкоглазому лицу, получив плохую отметку, по идиотскому староанглийскому языку, которым пользовались когда-то давно, никогда не виданные им белые инглишане.

СТАРШИНА

По прошествии почти двух недель краткого курса курортной реабилитации, прапорщик слегка подлечил рану и ребра, капитан ноги, а майор, как старший по званию голову. Вот и тут, всё как у людей – вынужденное безделье стало отрицательно сказываться на нервной системе. Праздность развращает практически любого индивидуума, но деятельные натуры еще и гнетёт, спасу нет. Может там за горизонтом и не мираж вовсе, а настоящая задница, вот только тута всю свою намозолил.

– Сидим как крысы в щели и с того шо в мире творится словно страус голову в песок спрятали.

– Страус голову не прячет, а нагибает к земле. Это у него жест угрозы. А испугавшись он убегает, так что хрен кто догонит. И я не догоняю, ты только третьего дня стонал, когда прапор поросил тебя ведро воды принести, мол ноги еще не зажили.

– Так он так бы таки сказал, по воду, то ведь послал за водой, а за ней идти и идти. В какое море тутошные реки впадают?

– Это с тобой впасть можно по всякому поводу. Мечтал отоспаться? Вот и отсыпайся.

– Не, в пасть со мной не надо. Боюся я этих пастей и отсыпался за полгода вперед. Аж сны дурацкие одолевать стали. Снилось намедни, как нам Пол Макартни, со своим хитом всех последующих времен и народов, «Естердеем», прилетел в вертолете. Хошо хоть вроде б не голубом.

– А мне казалось все твои грезы только про женский пол.

– Вот это тута самое страшное. В поту проснешся, таки да и вокруг настоящий ужас. Наяву. В виде вас. И не дуйся на меня, а то сдуешся как использованный…. Ой не надо только меня бить, поскольку я существо беззащитное, совсем безрогое, ибо даже не был женат. Я ж по дружески подурачился. Давно заметил, дураки любят умничать, вот и стараюсь быть наоборот. Знаешь ведь сказку про то как поспорил лев с ослом. Только ведь осла не переспорить. Зарычал царь зверей может ты и прав, но я лев. И отобедал опонентом. История к нашей компашке, конечно, никакого отношения не имеет, но я, к вашему сведению, лёва по гороскопу.

– Это не так важно кто-ты по зодиаку, как существенно, если ты еще что-то подобное вякнешь, то получится с тебя неплохая свиная отбивная по книге о вкусной и здоровой пище. Я с преогромным удовлетворением отобъю, а прапор, не сомневайся, с удовольствием приготовит.

– Понял и осознал, но если говорить серьезно, то веришь – нет, подальше пошевелиться практически приспичило. Это так издревле у нас повелось – всё ждешь чтоб чой-то произошло, да боишся, кабы чего не случилось.

Да, тут Цыган прав и Васькин, по праву опыта согласно занимаемой когда-то должности, возглавил небольшое совещание на извечную со времен Н. Г. Чернышевского тему: «Что делать?». Виленин в своем бессмертном произведении название сплагиатил, но этот вопрос должным образом так и не осветил, поскольку оный, да еще более современные «Хто виноватый?» и «Чо типа теперя?» до сих пор частенько не к месту волнует. Роман с молодой горячностью доказывал: – обрастать бородами в горах таки нет смысла, потребно хоть куда-то двигаться. Может добраться до Пишпека? Там, вполне возможно, еще остались друзья-товарищи доподлинно уразумевающее происходящее и как с того выпутаться. – Фортуна, она бывает, поворачивается попой. Но важно не стонать по этому поводу, а как и любую рассерженную женщину, нежно погладить по подвернувшемуся месту, она глядишь и оттает. Важно не нахрапом, а тонко подступить к этому делу. Возможно и у нас, если подойти с умом, не так уж все беспросветно плохо….