Душа-потемки

Ей ничего не оставалось, как обнять его тоже.

Утро… то есть новый день – жаркий, июльский – они встретили в своей постели, куда вернулись из ванной, держа друг друга за руку, все друг другу простив, или нет – позабыв на время.

И не занимались сексом, просто лежали рядом, уставившись в потолок.

А потом у Иннокентия зазвонил мобильный, и по звонку Василиса поняла, что это Шеин Борис Маврикьевич – босс мужа, старинный приятель и компаньон свекрови и по совместительству галантный пожилой любовник Василисы.

Именно с ним Василиса забывала о своих домашних фронтах. О своей личной войне в тылу семьи Краузе.

Глава 8

МАГНОЛИЯ

В общем-то, конечно, это курьез и ничто иное, – так подумала Катя, покидая кабинет майора Бурлакова. Вполне годится для коллекции милицейских баек: «вселяющие ужас звуки», раздающиеся по ночам в пустом здании Замоскворецкого универмага.

Интересно, если это розыгрыш патрульных специально для Бурлакова, то…

Но они рапорты официальные написали. А за такие рапорты можно и неполное служебное схлопотать – за слишком пылкую фантазию или любовь к розыгрышам, это значение не имеет.

И потом сотрудники ЧОПа… И еще эта старушка – дочь маршала Сорокина, сама хлебнувшая лиха в годы репрессий.

Нет, тут что-то не так. На розыгрыш не похоже. Но случай типично для коллекции служебных историй «небывалое бывает».

Странно, что речь зашла именно о Замоскворецком универмаге. Что-то такое с ним связано… Катя на мгновение закрыла глаза. Да, вот… витрина – огромная, зеркальная, и она видит в ней свое отражение. Маленькая фигурка… Сколько лет ей тогда было? Четыре? Пять? Они идут с няней по улице. Няня крепко держит ее за руку, а мимо проезжает синий троллейбус. И витрина – такая большая витрина блестит как зеркало, и все, все в ней отражается: троллейбус, облака, прохожие и Катя. Нет, не вспомнить себя пятилетней никак. И лица там, в витрине, не разглядеть сейчас. Одни лишь смутные обрывки – жарко, это потому что пальтишко теплое, красное, а уже весна, конец марта. Ручьи текут по асфальту. Да, витрина Замоскворецкого универмага, и время действия весна. И буквы огромные над входом. Весна, ручьи, грачи прилетели… А то, другое, случилось зимой. В самый лютый мороз.

И няня весной появилась в их доме другая, родители работали, а в детсад Катя никогда не ходила, так же как и друг детства Сережка Мещерский, и второй друг детства Вадим Кравченко – муж теперешний и, возможно, скоро бывший. Домашние дети – так они и росли дома кто с бабушками и тетками, как Мещерский, кто с дедом, как Драгоценный, а кто с нянькой, приходящей поденно. Да, да, весной нянька появилась другая, а та, прежняя… Что же с ней стало?

Кате внезапно стало душно. Нет, и вспоминать это не нужно. К черту Замоскворецкий универмаг… Вот они с нянькой идут по улице мимо витрин, и ручьи текут по асфальту, и Катя все смотрит, смотрит на себя в эти витрины, как в зеркало. Может, с тех самых пор в ней и засела эта неистребимая привычка смотреть на себя во все отражающие поверхности – стекла припаркованных машин, мраморный цоколь…

Они гуляют с нянькой по Москве, а до этого долго ехали на троллейбусе. Вышли и медленно идут. А впереди двери – стеклянные распашные, – и они кажутся ужасно новыми на фоне коричневых стен и серых гранитных ступеней входа. Одна ступенька, две, три, и вдруг…

Катя вспомнила это ощущение, как она выдернула… нет, попыталась вырвать свою ладошку из руки няньки, которая вела ее вверх по ступенькам к дверям… к этим стеклянным распашным дверям Замоскворецкого универмага.

Нет, не пойду… не хочу… не пойду туда, нас там закроют!!!

Да что ты, девочка, что с тобой? Почему ты так кричишь? Чего ты боишься? Это же просто большой магазин. Замоскворецкий универмаг.

Катя открыла глаза. Все, все, все, все… Хватит, хватит. Почему же так страшно вдруг стало? Страшно… и еще какое-то чувство – докапываться до его сути нет сил, потому что станет только хуже. Вот здесь и сейчас – в тесном коридоре отдела вневедомственной охраны – станет только хуже и воздуха вообще не хватит – сердцу, легким…

– Эй!

Кто-то что-то сказал, спросил, окликнул…

– Эй, на палубе?

Катя оглянулась: в тесном коридоре она не одна. На банкетке расположился тот самый тип в черном костюме и белой рубашке без галстука. Длинный, средних лет, темноволосый.

– Все в порядке?

Голос у него… хороший голос, мужской, уверенный в себе. А в руках маленький блокнот и ручка. Что-то пишет, и выражение лица – сосредоточенное и задумчивое, а теперь вот… смотрит. И тогда тоже во время их перепалки с Мещерским тоже смотрел с любопытством.

Катя присела на банкетку – на дальний край. Сейчас посижу и пойду в паспортный, интересно, Мещерский ушел или все еще ждет?

– Ну что, все в порядке? – настойчиво переспросил незнакомец.

– Да, наверное, голова закружилась.

– Вы тут работаете?

– Нет.

– А где?

Ответить: «А вам какое дело?» Грубо получится, он же вроде как участие проявляет… и любопытство.

– Не здесь.

– Но в этой системе? – незнакомец смотрел на нее, держа блокнот. А в нем строки какие-то в столбик.

– Я работаю в Пресс-центре, я криминальный обозреватель, с прессой сотрудничаю.

– Журналистка, что ли?

– Считайте, что да.

– И статейки сами сочиняете, печатаете?

– Сочиняю.

– А вообще?

– Что вообще?

– Ну кроме статей? Пишете чего-нибудь?

– Времени нет.

– А тот коротышка, что ругался, он вам кто?

– Простите, а вам какое дело? – Грубо, конечно, получилось в ходе уже завязавшейся оживленной беседы, но Катя просто обиделась – этот долговязый тип обозвал милягу Мещерского «коротышкой»!

– Да так. Он вроде как наезжал на вас там, в паспортном. Я уж подумал, супружник ревнивый. У такой девушки… такой высокой длинноногой девушки и такой потешный Винни-Пух на ножках.

– Всего хорошего. – Катя поднялась. Обсуждать Мещерского с этим наглецом она не намерена.

– Да ладно, погодите… погоди… Раз статьи пишешь, может, с рифмой мне поможешь?

– С чем?

– С рифмой к слову «магнолия». Что-то никак не идет вот уж второй день, а стихи жаль… хорошие вроде получились.

От неожиданности Катя снова села на банкетку. Этот тип, по костюму он на телохранителя похож. Ну да, и тот лысый в блестящем костюме на старого мафиози смахивает – она вспомнила, – он, скорее всего, его босс. А этот «личник»… совсем как Драгоценный со своим вечным работодателем Чугуновым… Нет, на Драгоценного он ни капли не похож. Все другое – выражение лица, глаз, вся фактура иная, хотя весьма и весьма недурная мужская фактура.

И вот этот «личник», явившись в отдел вневедомственной охраны по неизвестно какому делу… Что-то там Бурлаков говорил… что, он, мол, вызвал владельца здания… хозяина универмага для объяснений ночного инцидента, переполошившего округу… Так вот этот «личник» в коридоре вневедомственной сидит и сочиняет, пишет стихи?

– А вы что, стихи пишете?

– Ага. Да нет… так, балуюсь иногда от нечего делать. Когда время свободное есть. Ну так что с рифмой к слову «магнолия»?

– История, «Астория»…

– «Астория» – это гостиница, «Кастория» – это фабрика шуб в Греции, черт бы ее побрал.

– Монополия… метрополия… Прочтите строфу, как там у вас в контексте…

– Нет, коряво еще, стесняюсь. Надо поработать над текстом.

Катя взглянула на собеседника. Тон прямо как у редактора. А пиджак под мышкой топырится – явно кобура там, скорее всего, пушка, либо травматическая, либо газовая. Вряд ли с самой крутой сюда в милицию приперся, но, видно, и с крутыми умеет обращаться – от «макарова» до «стечкина». Видно… таких сразу видно.

– Ну тогда сложнее. Можно с рифмой поэкспериментировать.

– Как это? – незнакомец придвинулся ближе.

– Ну, например… Цветет в саду магнолия – забыть тебя смогу ли я… Цветет в бреду магнолия…

– В бреду цветет? У меня вообще-то – на Приморском бульваре, там, где волны и чайки… Но каким-то шансоном все отдает. А я тухлый шансон не люблю. Надо же, цветет в бреду… Эх, махнуть бы сейчас в Одессу, девушка, а? Вдвоем?

Катя поднялась – уже окончательно и бесповоротно.

– Удачи вам в стихах.

– Ладно. Принято.

Он тоже встал с банкетки. Высокий мужчина. Кате вспомнился фильм «Люди в черном».

– А зовут меня Марк. Марк Южный.

– Очень приятно.

– Будем знакомы?

– Меня зовут Екатерина. И больше никаких других рифм к слову «магнолия» я подобрать не могу.

– А надобность уже отпала, спасибо, – он улыбнулся.

– Марк, все сидишь? – из кабинета напротив вышел лысый господин в блестящем костюме. – А меня там замучили дурацкими вопросами. Абсолютно дурацкими!

– Все? Едем?

– Да нет, еще к начальнику вневедомственной. – Лысый поморщился. – И все должен я один. А где, спрашивается, Иннокентий? С кем он прохлаждается? Нет, надо матери его срочно звонить!

– Пойдемте, Борис Маврикьевич. Не переживайте, это ж менты. – Марк двинулся вперед в направлении кабинета майора Бурлакова. Оглянулся и подмигнул Кате как старой, свойской знакомой.

Глава 9

ТАЛАНТЛИВЫЙ МАЛЫЙ

Загранпаспорт свой Катя так и не получила – начался обеденный перерыв, ждать дольше нет времени. Катя торопилась на работу, потому что с двух часов в следственном управлении областного Главка начинались допросы и очные ставки по уголовному делу, которым Катя давно и плотно интересовалась.

Дело о махинациях с многократной перепродажей строящихся квартир в Люберцах с десятками пострадавших в афере дольщиков занимало первые строчки в уголовной хронике всех информационных агентств вот уже больше недели. Кате как сотруднице Пресс-центра Главка постоянно звонили с радиостанций и разных изданий, требуя, умоляя, прося подбросить какие-то новые факты о ходе расследования. Потому что в связи с этой аферой разразился такой общественный скандал, каких не случалось давно. Дольщики организовали собственный комитет и постоянно грозили акциями перекрытия то федеральных трасс, то железной дороги, требуя вернуть жилплощадь или немалые деньги – по сути, как выяснило следствие, выброшенные на ветер.

В центре скандала стояла владелица риелторской фирмы Ксения Зайцева – именно ей предъявили обвинение в мошенничестве с продажей квартир. Энергичная дама средних лет не была взята под стражу, а находилась под подпиской о невыезде, потому что подписала обязательство уже в ходе следствия постепенно погашать долги фирмы перед обманутыми дольщиками. Но этого «погашения», денег, хватило на одну пятую часть потерпевших, остальным же явно ничего не светило – банковские счета фирмы оказались пусты.

Конечно же, Ксения Зайцева темнила и ловчила, и деньги у нее имелись, причем немалые, но в ходе следствия этот вопрос пока так выяснить и не сумели. Следователь намеревался провести очные ставки обвиняемой с потерпевшими, возможно, после этого эмоционального прессинга какая-то полезная информация и выплыла бы наружу.

Катя собирала материал по этому делу для будущих публикаций и такого яркого, скандального шоу, как очные ставки, пропустить не могла.

Мещерского она обнаружила внизу, на улице – он, печальный и потерянный, сидел в машине. Сторожил ее.

– Ну что? – спросила Катя. – Угомонился?

– Прости, наговорил чего-то… сам не знаю чего. – Он выскочил и открыл ей дверь. – Садись, куда тебя подвезти?

– На работу.

А куда же еще… Катя угнездилась рядом с ним на пассажирском. Надо же, тот длинный… как его там, Марк? Обозвал милягу Мещерского Винни-Пухом, а сам-то на кого похож… О, таких типов она встречала, они на весь мир смотрят с холодным презрением. На них что-то вроде брони надето – латы и шлем с забралом. И служат они своему хозяину как преторианцы… как римские преторианцы – до определенного времени, пока тот платит, пока тот в силе. А потом первые же своего хозяина и сдают, а порой и приканчивают, если за это им заплатил кто-то более денежный и крутой.

Но надо же – стихи пишет! На банкетке в коридоре, на коленке… Магнолия в бреду… А прочитать не захотел, стесняется… Поди ж ты, у таких еще и чувства не все атрофировались. Стихоплет.

Магнолия… и какая-то еще там другая «магнолия» в Замоскворецком универмаге… тоже полный бред, но, однако, интересно, чертовски интересно, что же все-таки это было… ведь было… Ребята патрульные не лгут, и это не розыгрыш, и старуха правду сказала.

Ой, ладно, все равно теперь ничего не узнаешь. Катя тряхнула головой – прочь, прочь, все это че-пу-ха. Достала пудреницу из сумки. Крохотное зеркало: один нос видно и глаз. А там, в универмаге, зеркала от пола до потолка висели когда-то… Поправила волосы – длинные, отросли. Достала заколку и заколола волосы на затылке – вот так лучше, а то в родной Главк с распущенными, как нимфа, что-то не того… Как это ее Драгоценный порой звал – нимфа Кукуйского ручья? Вот и все у него так – даже комплимент с подвохом! Нет, к черту, надо разводиться!

– Катюша, ты подумай еще, я тебя очень прошу.

Мещерский…

– Ладно, Сережа, обещаю тебе. Ну все, приехали, пока, побежала, – Катя чмокнула его в щеку.

Не женишься на мне, говоришь… женишься, как миленький, только пальцем поманю тебя в загс… Хорошо живет на свете Винни-Пух, оттого поет он эти песни вслух… Мещерский порозовел.

Катя ворвалась в вестибюль Главка как вихрь, не стала даже лифтом пользоваться, влетела на свой четвертый этаж по мраморной лестнице, открыла дверь в кабинет, кинула сумку, схватила диктофон из ящика – маленький «воровской» диктофон. На всякий случай, хотя записывать что-то без разрешения следователя категорически запрещено. Взяла блокнот – фамилии потерпевших записывать – и, стуча каблучками, заспешила вниз – уже на третий этаж в следственное управление.

Ожидала узреть там полный коридор свидетелей и потерпевших по делу, а сидел там, на стуле сиротливо один какой-то паренек в белых джинсах, белой футболке и сам белобрысый, как альбинос.

Катя глянула на часы – а, вот в чем дело, всего-то половина второго, вся процессуальная компания еще внизу, в бюро пропусков, их только после обеденного перерыва пропустят в здание.

А следователь что, тоже на обеде? Она подошла к двери.

– Простите, они там заняты, – паренек поднял голову.

И точно альбинос – даже ресницы светлые. Кожа нежная, наверное, совсем недавно еще бриться начал. И что такие дети делают в строгих стенах областного Главка?

– Вы свидетель, на допрос?

– Нет, я… там тетя моя, я ее сопровождаю. Вот жду.

Катя приоткрыла дверь: три фигуры – следователь за столом и боком к двери, лицом друг к другу две женщины: одна крупная, рыжеволосая, в брюках и белой рубашке, а вторая… такая расфуфыренная – блондинка с укладкой, в летнем шелковом пальто от Кензо.

– Сволочь такая! Ты что мне тут плетешь? Я перед тобой сижу, в глаза тебе смотрю, сволочь, а ты что мне все врешь? Когда я деньги привезла, все оплатила через банк, ты что мне сказала, гадина такая?! Ты что обещала?

Рыжеволосая, сжав кулаки, сорвалась со стула и…

Следователь – такой же маленький ростом, как Мещерский, вскочил и, растопырив руки, как рефери на боксерском ринге, вклинился между нею и блондинкой в цветастом пальто – Ксенией Зайцевой, обвиняемой.

– Тихо, тихо, тихо, дамы! Тут официальное учреждение, а вы вызваны для дачи правдивых показаний…

– Сволочь, я тебе сейчас всю твою крашеную морду…

– Ну все, все, все… тихо, я сказал! Успокойтесь, сядьте на место!

Куда там тихо!

Рыжеволосая дама попыталась ударить Ксению Зайцеву, локтем отпихнула хлипкого следователя и…

– Эй, кто-нибудь, черт, конвой… охрана…

Ну, какой в чинном следственном управлении в отделе по расследованию экономических преступлений конвой?

Катя и белесый паренек – это все, кто могли прийти на помощь, разнимать женскую драку. И они не раздумывали.

– Прекратите, успокойтесь!

– Тетя Ева, держи себя в руках. Ты что?

– Убью тебя, сволочь!

– Уберите от меня эту ненормальную, она мне всю щеку расцарапала!

Рыжеволосая бешено сверкала глазами, пока Катя и паренек пытались вытолкать ее за дверь. Ксения Зайцева, уронив на пол модную сумку «Гуччи», истошно визжала, размазывая по нарумяненной щеке капли крови – на скуле у нее алела свежая царапина от ногтей рыжеволосой.

– Успокойтесь, пожалуйста! – Катя чувствовала, что с этой дылдой ей не справиться.

– Тетя Ева! Все, это все, слышишь меня?

Белесый паренек произнес это как-то так… не громко, нет, но таким тоном… словно гвоздь вогнали в бетонную стену с одного удара молотком. И… рыжеволосая обмякла, сникла.

Она села на стул в углу кабинета. Откинулась на спинку, лицо ее стало бледным, но та гримаса бешенства, так исказившая, изуродовавшая ее в общем-то весьма привлекательное лицо, прошла, исчезла, словно ее стерли невидимой губкой.

– Выйди в коридор, успокойся.

Паренек произнес это уже мягче, но с теми же повелительными нотками.

– Н-нет… все, уже прошло… Феликс, ступай отсюда, я сама справлюсь, – рыжеволосая поднесла руку ко лбу.

Следователь переглянулся с Катей: видишь, какие дела творятся на очных ставках? А ты за комментариями явилась для прессы, нет уж, лучше в другой раз. А то эти две львицы точно нас тут всех в клочья порвут.

Пауза.

– Ну что же, продолжим очную ставку, – следователь кашлянул. – Вопрос к вам, обвиняемая Зайцева: в каких объемах строительства…

Катя открыла дверь кабинета и пропустила вперед себя в коридор паренька по имени Феликс. Да, тут сегодня особо не поживишься сведениями, атмосфера накалена до предела, и лишние люди тут ни к чему.

– Взрывная у вас тетка, – не удержалась она от замечаний. – Что, много денег потеряли на этой квартирной афере?

– Все, что она вложила, – Феликс произнес это спокойно. – Ее надо извинить, вообще-то она не такая.

– Да, конечно, но ей следует все же сдерживать себя. Или не знаю что – валерьянку пить, впереди по делу много еще чего предстоит, если она так каждый раз станет реагировать. А потом ведь еще суд.

– Да, я знаю, потому и провожаю ее сюда к вам. А вы следователь?

Надо же, и этот юноша тоже интересуется ее профессией!

– Нет, я не следователь.

– Я так и подумал. Для вас такая работа не подходит.

Видишь меня две минуты и уже выводы делаешь… мальчишка…

– Пять дней уже прошло, а они так ничего и не нашли – ни трактора, ни бетономешалки!

– Да мы ищем, розыск идет полным ходом!

Дверь кабинета напротив с грохотом распахнулась, и оттуда выкатились нервные и раздраженные до предела лейтенант Марушкин из отдела по борьбе с хищениями на автотранспорте и громогласный потерпевший – по виду не шофер, а руководитель среднего звена – явно из какого-то автохозяйства или стройки.

– Да какого хрена вы ищете? – восклицал он. – Ночью поставили на стоянку, утром пришли – нет техники. Это ж габариты какие! Трактор угнали и бетономешалку! Куда их спрятать-то могли? В нашей округе? Да там каждая собака эту технику знает, а далеко они уехать не могли!

– Потому что бензина оставалось мало.

Пауза. Катя, лейтенант из транспортного отдела и сердитый потерпевший воззрились на Феликса, который выдал это очень просто, как само собой разумеющееся.

– Малый, ты чего это? – спросил потерпевший.

– Трактор желтый, «Беларусь»? Бетономешалка оранжевая такая… фирма немецкая «Крауф»?

– Ну да, откуда ты знаешь? Ты что, видел, как их угоняли ночью?

– Нет, я не видел, как их угоняли… я сейчас… я представил, когда вы… там стройка, новые дома высотные… дорога, много транспорта…

– Варшавское шоссе, – сказал озадаченно потерпевший.

– Указатель синий… там написано… Ка… Каракашово.

Катя увидела, как на лице странного паренька по имени Феликс выступают прозрачные капли пота.

– Ну да, поворот с Южного Бутова туда к нам, и стоянка строительной техники сразу справа на въезде. Там сторож, и собака у него, – потерпевший развел руками, – вот такая псина, а угнали технику – даже не гавкнула.

– Сторож… вы спросите его, он сказал вам неправду, он с ними заодно, – Феликс вздохнул как-то со всхлипом, поднес пальцы к вискам.

И Катя… она как-то сразу разочаровалась. Ну, конечно, фокус, малый дурачит их тут в коридоре. И там, в кабинете Бурлакова, патрульные тоже дурачились, прикалывались. Шутники… Естественно, раз угнали такую внушительную технику со стоянки и сторож якобы «ничего не слышал и не видел», первая же версия, что возникает: он сам причастен к краже.

– Слушай, а ты это… напрягись, – верзила-потерпевший наклонился и заглянул в лицо Феликса, – может, это… узнаешь, где они сейчас – трактор и бетономешалка наша, а? И точно, бензина-то в баках с гулькин нос. Далеко-то уехать не смогли.

– Бетонная дорога в лесу…

– Есть у нас там бетонка.

– Железный забор… большая территория огорожена, – Феликс закрыл глаза. – У ворот новый асфальт. Напротив двухэтажные дома… новые – это через пустырь.

– Кондоминиум! Это ж новостройка в Харьине, эти, как их… таунхаусы… кондоминиум… тьфу, и не выговоришь! Ну, парень, давай, есть такое дело, я на тебя надеюсь, давай!

Потерпевший, кажется, поверил в фокус. Катя переглянулась с лейтенантом Марушкиным. Странно, тот слушал всю эту чепуху тоже очень заинтересованно.

– Железный забор… напротив двухэтажные дома – новые. Техника там, на участке.

Феликс посмотрел на них.

– Ну? – потерпевший обернулся к лейтенанту. – И чего ж вы столбом стоите, молодой человек, бездействуете?

– А что я должен, по-вашему, делать?

– Звоните! При мне прямо сейчас звоните туда в отделение. Пацан же сказал – техника там! Пусть едут и проверят на месте.

Потерпевший поверил. Катя подумала: ну и день сегодня, надо же. Одновременно прислушалась – как там у следователя очная ставка? Тетки снова не подрались?

Нет, тихо.

Лейтенант Марушкин, как-то криво усмехнувшись, достал мобильный и позвонил в отделение милиции. Объяснил, однако же, толково – новостройка таунхаусов в районе Харьина, ориентировочно – участок за железным забором, установить владельца и проверить – немедленно доложить о результатах.

– Ладно, подождем, – потерпевший сел на стул рядом с Феликсом. – Слушай, парень, а ты вообще-то кто? Экстрасенс?

– Я студент… то есть будущий студент, только поступил, – Феликс достал бумажный носовой платок и вытер лицо.

Катя… собственно, ей следовало возвращаться к себе в Пресс-центр. И дожидаться, когда очная ставка там, в кабинете следователя, закончится и начнутся новые допросы и очные ставки. И тогда она вернется сюда, со своим блокнотом и спрятанным в кармане диктофоном. А пока… Но черт, ведь это ж так интересно – найдут они бетономешалку и трактор там, где указал этот юный альбинос?

Естественно, никто ничего там не найдет, это просто фокус.

– Да, я, Марушкин, – мобильный лейтенант завибрировал возбужденно. – Там, прямо на месте? У ворот? С поличным взяли?

Он обернулся к Феликсу и потерпевшему.

– Надо же… наши с отделения только туда подъехали в Харьино, а они… трое их, они как раз выезжали, ворота открыли – перегоняли трактор и бетономешалку… Получается, что с поличным… с техникой. Их уже везут в отделение.

– А бетономешалка наша? Что же это я тут сижу, – потерпевший обеими руками схватил руку Феликса и энергично начал трясти. – Ну парень, ну голова… спасибо, от меня, от всей нашей фирмы… Ну голова у тебя – компьютер… Слушай, вот моя визитка, тут телефон – звони в любое время, если что надо с ремонтом помочь – на даче, дома, бригаду пришлю мастеров, все тебе сделаем бесплатно…

– Как ты это сделал? – спросил лейтенант Марушкин Феликса. – Я не понимаю. Как? Только без дураков. Ты что, знал?

– Я не знал. Просто увидел сейчас. У меня получилось. Иногда получается. Не всегда. Вот сейчас получилось.

– Но как ты это сделал?

– Я не знаю, – Феликс произнес это как-то жалобно, совсем по-детски. – Это все само по себе приходит. А потом исчезает. И появляется вновь.

– Слушай, подожди, ну-ка зайди ко мне, надо поговорить, – Марушкин не собирался вот так просто отпускать своего неожиданного помощника. – Ты это… расскажи поподробнее… Твоя как фамилия?

– Комаровский Феликс.

– Слушай, чаю горячего хочешь, Феликс? Или, может, кофейку?

И лейтенант буквально умыкнул паренька к себе в кабинет. А Катя… и тут опять она лишняя! Закрытые двери. Время без десяти два, а столько всего уже случилось.

Из кабинета следователя вышла рыжеволосая потерпевшая. Та самая «тетя Ева». И, судя по ее виду, никто не догадался бы, что всего полчаса назад она пыталась там, в кабинете, доказать свою правоту обвиняемой Ксении Зайцевой на кулаках.

Только пятна румянца на бледных щеках горят. И рыжие волосы слегка растрепаны, но и это ей идет.

– Феликс! Да где же он? Мой племянник.