Полная версия
Атмосфера
Полина же, как и положено свободной личности Феденьку открыто любила, при необходимости по матерински журила и серьезно вникала, оставляя любое срочно занятие, если брат как бы мимоходом у нее что-нибудь спрашивал. Семья Полины и Феденьки и вообще относилась к вымирающему виду – разговаривающему, ее члены привыкли друг с другом общаться.
Даже Федор, прежде чем испариться вечером из дома, какое-то время и по доброй воле долго просиживал за обеденным столом, широко растягивая чаепитие, будто китайскими палочками пил.
Полина же часто думала – что, жизнь без своего родного города, где все тебя знают и ты знаешь всех, без этих каждодневных вечерних посиделок под старой с бахромой лампой – это была бы уже совсем другая жизнь. И как Поля сильно подозревала – не настолько уютная.
Когда Полина только закончила школу, то собиралась по совету учителя черчения ехать учиться на дизайнера. Уезжать она намеревалась сразу после получения аттестата. На осмотреться, подготовиться нужно время. Но как только горожане об этом прознали, началось тихое светопреставление. Каждый человек, от мала до велика, состоящий с Полиной хотя бы в отдаленном родстве или кратковременном знакомстве, считал своим долгом провести с ней душещипательную беседу – кто же теперь будет работать в попечительском городском совета (без нее непременно все развалится), кто заменит ее в дружине на городских танцах (при ней ребята и в самом деле не слишком задирались), а частные вечеринки, а близкая или дальняя родня, в общем «и на кого же ты нас ууу покидаешь».. Отдельный человек высказывается – это понятно и в подобном ключе даже приятно. А когда плачется едва ли не половина города, это уже называется – оказание давление.
Разве они не понимают, что ставят меня в неловкое положение – размышляла Поля. Ответить – спасибо за любовь, я все же поехала – как-то язык не поворачивается. А если я не уеду, возможно, лишу себя интересного будущего.
А дома Поленьку ждали глаза родных. Родные, правда, ничего подобного не говорили, и даже громко советовали ехать, старательно пряча грусть. Но… И Полина не уехала.
Любимые горожане еще раз прошли по ее судьбе своей городской обувью. Да, теперь речь шла ее личной жизни. Полина бабушка Антонина Петровна – вполне современная бабулька легче многих ее сверсниц говорящая на тему интимных проблем постоянно твердила внучке – Поленька, ты зря тратишь жизнь. Карьеру не делаешь – значит рожай. Найди себе кого поприличней и занимайся, чем замужней женщине положено. Выбор у тебя, какой ни у кого в городе – все женихи твои – только пальцем ткни. Ах, какие у тебя дети родятся! Умные, красивые, добрые -загляденье. И если хочешь знать, ты просто обязана нарожать побольше народу – это ж наш городской генофонд. А то у нас скоро одни детки веселых ужинов и воскресных пахот останутся. Представляешь, город дебилов!
Антонине Петровне в правоте не откажешь. Но количество не означает качество, а качество подходящих Полине по возрасту городских парней оставляло желать лучшего, да и числом было не слишком велико.
Но Полина все же влюбилось. В семнадцать. Она танцевала с ним – своим одноклассником Николенькой на выпускном бале и ничего не замечала вокруг. Тихонько смеялась счастливым смехом и очень радовалась, что такой красивый и умный парень – самый красивый и умный в школе не отходит от нее не на шаг. Но парень оказался слишком умным. Как только на него посыпались упреки, придирки и вразумления типа – да кто ты такой, что б встречаться с нашей Поленькой? Он очень быстро ушел в тень, а потом переключился на ее ближайшую подругу – Нелльку – дочь мэра и самую богатую невесту города. Полина слез не лила, ну разве самую малость. Она все поняла правильно, она видела, как Николенькины глаза приклеиваются к ней при встрече и с каким трудом от нее отрываются.
И бабушка Антонина Петровна успокаивала, как могла. Да, это тоже проблема. Знаешь, когда люди кого-то любят, они хотят чтобы этот человек принадлежал им всем, то есть не принадлежал никому. Они по доброй воле никого к тебе не подпустят, не отдадут кому-то одному. На любого нашего парня, пожелавшему получить тебя в единоличное пользование городские навалятся всем скопом. Они будут прочищать ему мозги до полного снесения головы.
Поленька, ты у нас общественный и бесполый человек. Это твоя плата за всенародную любовь. Твоему избраннику придется изрядно попотеть, чтобы выдержать давление. Тут надо кремнем быть, а Николай твой того… прости господи слабоват. Ему не потянуть. Сама видишь, тут еще дело до дела не дошло, а он уже в кусты улез. И ты его из сердца выкинь. Не пара он тебе, не твоя судьба. Вот погоди, придет к тебе еще Человек. Никого не побоится, против всех встанет. Уверенность от него властной волной пойдет и всех ропщущих в повиновении согнет. И не ты станешь его успокаивать, сопли подтирать, а он сам тебя всегда уговорит-утешет, из любой неприятности вытащит и все ему будет нипочем и не страшно. Вот такого жди. Такому парню наши тебя, пожалуй, отдадут.
* * *
Поленька улыбалась грустно и глядела из окошка на улицу. Ее взгляд часто притягивал дом через дорогу. Поленька жила напротив старого особняка.
Обычно их Вербная похвастаться оживленным движением не могла. Поэтому, когда произошло это самое первое происшествие, которое, в общем-то могло оказаться и простым недоразумением, его наблюдали достаточно много людей. Как зрители в театре стараются рассмотреть рабочего, мелькнувшего по пустой сцене по какой своей профессиональной надобности…
* * *
Однажды, примерно через полтора месяца после прибытия в город первого гостя, перед его домом появился незнакомый человек, которого привез один из городских бомбил на своих жигулях. Надо сказать, что таксомоторный парк в городе отсутствовал, и его открытие в связи с явной нерентабельностью в ближайшее время не ожидалось. Городская администрация смотрела на желающих на свой страх и риск подработать спокойно. Сперва нужно создать достаточно рабочих мест, а потом уже требовать, чтобы люди оформляли свои отношения с государством в соответствие с законодательством. А когда последний заводик на ладан дышит, пусть и извозчики-горожане зарабатывают как умеют, а нуждающиеся в перевозках имеют возможность эту услугу получить.
Вот один из таких частников Васька по кличке «запорожец» однажды утром и выгрузил у ворот старинного особняка из своих стареньких жигулей некого господина. Гость имел несколько чопорный вид, был одет в черный пиджак старого образца, ткань которого одна из соседок назвала кримпленом, а так же черные же, но уже шерстяные брюки. В руках Васькин пассажир держал потрепанный кожаный портфель, а на его носу висели старого же образца очки, напоминающие пенсне. С легкой руки Васьки «запорожца» приезжий получил кличку профессор. И городские, обсуждая эпизод его прибытия так его и называли.
Пассажир, отмалчивающийся всю дорогу, несмотря на настойчивое желание водителя, как только тот узнал о пункте назначения, выведать у него что-нибудь о цели визита и о самом Крафте. Прибыв на место, неразговорчивый «профессор» попросил его подождать. Васька с готовностью согласился, но потребовал деньги вперед. Строгий пассажир заплатил только за поездку в одну сторону и выбрался из салона. Несмотря на это Васька решился ждать.
Профессор уверенным шагом подошел к глухой чугунной калитке и позвонил. Подождал немного и позвонил еще. Когда он повторил эту манипуляцию с длительными перерывами еще несколько раз, Васька счел нужным к нему подойти и почесывая в затылке предупредить, что уважаемый гость может вовсе не дождаться хозяина. Этот мужик ваще никому не открывает – объяснил Васька.
Профессор удивленно переминаясь с ноги на ногу и опустив руку из положения «на весу», ответил, что его здесь ожидают и дверь откроют непременно.
Вам виднее – согласно кивнул Васька и вернулся на водительское место.
Однако, спустя час гость все еще топтался около калитки, а со стороны дома не раздавалось никаких звуков.
Потихоньку к особняку потянулись люди и кто-то из соседей, видя насколько профессор устал от ожидания, посоветовал ему обойти вокруг дома. Мол, если его ждут, то возможно с другой стороны? Правда, за домом пустырь и дальше овраг, а никакой калитки с той стороны забора нет, но кто этого чудаки немца разберет? Может у него и тут все ни как у людей. Чудак – он и есть чудак.
Профессор сомнительному совету обрадовался и нетерпеливо зашагал вправо от особняка, в узкий проулок с забором соседнего бревенчатого дома.
Худая фигурка гостя черным пятнышком мелькнула несколько раз между железом и досками и… никто из городских его больше никогда не видел. Посетитель в кримпленовом костюме исчез, провалился, испарился.
Люди любопытствовали и не расходились до вечера. Однако голод разгоняет и не такие интересные сборища и народ потянулся на ужин, к аппетитному запаху своих кухонь.
Сначала, отбыл, испортив воздух Васька, использующий, обормот, резиновую прокладку и заливающий в бак своего «Жигуля» низкооктановый бензин, который на единственной в городе бензоколонки пайщика мэра и так таял октаном примерно до восьмидесятого.
В разные стороны сквозь не успевшее еще выветриться облачко вонючего смога потянулись к плитам гонимые долгом хозяйки. Последними, давя окурки кирзухой, разошлись мужики – природные несплетники.
На следующий день город гудел слухами, которые уплотнив людские ряды, в итоге выплеснули Ваську «запорожца» в дверь кабинета Ефимова. Народ подталкивала мужика локтями и требовал – давай, рассказывай. Тут вона, власть заседает, пущай разберет, куда этот немчура, профессора подевал. А ты Ефимов пораскинь мозгами чуток, будя тебе с одними алкашами воевать.
Ефимов к народу завсегда человек уважительный. Он, внимательно выслушав Ваську и задав несколько вопросов, распорядился напечатать в газете объявление – просьбу объявиться людей, которые видели профессора позже девяти часов вечера вчерашнего дня и особо просил прийти тех, которые могли присягнуть, что видели профессора, входящем в сад Крафта.
Людская молва пошебуршала еще немного и предъявила деда Сергея – грозу местных мальчишек, старательно входившего в антагонизм со всеми последними поколениями городской детворы.
Дед Серега в центре внимания не растерялся, он поправил военный френч, стряхнул с галифе крошки табака самосада и солидно сообщил по сути дела, что где-то, примерно, в районе программы время или около того видел худого антеллигента, перелезающего железный Крафтовый забор, используя ветки вплотную росшей к забору липы. Дед Серега, довольно часто уличающий хулиганов в подобном проникновение на чужую территорию, правда не взрослых, а подростков, хотел и в этот раз громко возмутиться, но разглядев солидный возраст татя и учитывая, что человек прется в чужой сад еще при свете дня, ограничился коротким – эй, милок, гляди портки не разорви!
Антеллигент, по словам деда Сереги, в этот момент болтавшийся сосиской на ветке еще по энту сторону забора сильно застеснялся, покраснел лицом и постарался побыстрее закончить экспансию. Он изловчился, подтянулся и закинул ноги на ближайший железный лист. И еще через несколько мгновений дед Серега услыхал звук приземления с треском и дальше скорые шаги пожилого хулигана по другую сторону забора, удаляющегося характера.
Ефимов спросил свидетеля, как далеко от него происходила сцена покорения железного забора. И дед Серега ответил – недалече, шагов с тридцати. Ефимов спросил так же – не заметил ли дед Серега что-нибудь в руках того человека. И получил ответ – говорю ж тебе, уцепился за ветку обеими руками – того гляди сорвется, по всему видать – совсем не умеет человек по заборам лазить. Тогда Ефимов решился на проведение следственного эксперимента. Деда Серегу вывели в милицейский двор и установили на одной месте раздолбленного асфальта. На другое место, старательно отсчитав тридцать шагов, встал Ефимов. И попросил деда Серегу определить выражение его лица.
Хмурится, морду вверх тянет – как все начальники – не задумываясь окрестил улыбающего Ефимова свидетель.
Говоришь, покраснел интеллигент? – с сомнением протянул Ефимов – а ты дед ворону на дереве от человека отличишь?
Дед Серега такому недоверию оскорбился. Я говорит – чего надо завсегда разгляжу. А тебе – Фоме неверующему никаких показаниев больше давать не стану. После чего развернулся обиженно и громко топая тяжелыми сапогами, гордо удалился.
Ефимов показания плохо видящего свидетеля поставил, конечно, под сомнение, но люди встали на сторону старика. Может про красноту дед Сергей и зря ляпнул, однако человека тоже понять надо, он всю жизнь пацанов срамит, да только никого до сей поры не застеснял, охота, может человеку помечтать, раз в жизни рассказать, что не зря слова тратил, а хоть кого в краску за хулиганство ввел.
Других свидетелей Ефимов не дождался, однако, под давлением общественного мнения, господину Крафту все-таки позвонил. Для звонка от властных структур, немец сделал исключение и диалог состоялся, правда в обычном ключе. Ефимов, выслушав десятиминутную суетливую, развеселую и пустую речь с соседнего конца провода, установил таки, что никакого визитера уважаемый хозяин забора в глаза не видел. Насилу собирая загипнотизированные мозги в одно целое, майор задал еще один прямой вопрос – звонили ли Крафту в дверь вчера, начиная примерно с обеда и до вечера. На этот вопрос господин Крафт ответить затруднился, уверял, что проводил в подвале какой-то шумный эксперимент, поэтому никаких звуков вообще не слышал. Однако, поскольку разрыв во времени был значительный, он должен был слышать звонок, закончив опыт и вернувшись в комнаты. А раз не слыхал, значит никакого звонка, выходит и не было. На том они и расстались.
Ефимов, ну ты же не дурак, мы же все там стояли и профессор при нас звонил. А вот если немец этот звонок специально попортил – это дело совсем другого рода. Не нужен был ему этот профессор в посетители. А ты, небось лучше нас знаешь, как с ненужными посетителями поступают. Каюк – и нет профессора. Скажи, ты – дубовая голова, как бы он никого не встретив из города выбрался? Ночью на шоссе ни одна попутка не остановится, да до шоссе еще и добраться надо, ни на кого не налетев. А уж вокзал – то и подавно со всех сторон простреливается. Скажи еще – профессор на воздушком шарике с крыши улетел. Не положено тебе милицейский ты начальник в сказки то верить.
Следующий звонок Крафту достался Ефимову дорогой ценой. Ефимов не дал Крафту и рта раскрыть, переводя на одном дыхании с приветствия в просьбу. Майор просил хозяина особняка разрешить властям осмотр дома на добровольных, так сказать, началах.
Крафт выразил горячий протест и объяснил свое нежелание помочь следствию наличием в доме большого количество дорогого оборудования. Господин ученый выразил сомнение в том, что от него что-нибудь останется, если руки, привыкших совсем к другим инструментам милиционеров, станут к нему прикасаться. В этом ключе, Крафт задал два вопроса, обучены ли подчиненные майора работать с пинцетами? И готов ли Ефимов, подписать документ, согласно которому, город обязуется даже не деньги возвратить, а само один в один утраченное во время обыска оборудование. Разумеется – вежливо уточнил немец – документ, в котором я проставлю сумму морального ущерба будет заполнен отдельно.
Ефимов затруднился с ответом. Зато речь Крафта снова полилась мощным потоком, из которого Ефимов понял только, что все оборудование немецкого производства и как многие сверхточные инструменты, довольно хрупко. И даже самое простое из них, как то – специальные подставки под отдельные детали стоят ого го го. Затем Крафт и Ефимов тоже расстались.
Ефимов не стал советоваться с мэром, он и так знал, что тот скажет. Денег нет.
Ефимов уважал мэра за оборотливость, но в некоторые моменты его так и подмывало спросить, как это так получается – городской бюджет постоянно пуст, а закрома личного хозяйства господина мэра ломятся от изобилия. Ефимов, которого только годы службы немного обломали, характер имел взрывной и каждый раз ощущая легкое подергивание верхней губы, старался разговор, во избежании последствий свернуть, поэтому мэр и в этот раз не услышал едва не сорвавшийся с нервных губ вопрос – а не мог
бы ты, хапало чертовое не все себе загребать, а и городу хоть немного оставить?
У нас же совсем нету финансового маневра – в который раз сетовал майор. Ведь случись что – сколько народу положим, голодом уморим. Стены в КПЗ того и гляди осыплются, ладно алкашня разбежится, а если кого серьезного охранять придется. Тогда как?
От насущных потребностей, Ефимов снова вернулся к Крафту. И начал «искать», стараясь, что бы обида на немца не уводила его от непредвзятости.
Значит так, версия первая – Крафт заманил к себе (заставив лезть через забор) некого своего знакомого, возможно врага, по утверждению последнего ждал его, чтобы чуть ли не при все городе устранить, ну или скажем изолировать.
Ефимов хмыкнул – с самого начала некуда не лезет. Какой дурак пойдет по такому наиглупейшему пути? А Крафта даже дураком не назовешь. Существует бесчисленное число других вариантов, неужто недурак Крафт выбрал бы самый неподходящий? Рискуя к тому же тем, что я с моей гвардией тем или иным способом проникну в дом и обнаружу там живое или бесчувственное тело? Зачем немцу прибивать кого-то в собственном доме, соображая куда потом девать труп, когда вокруг города леса, леса и болота. Ну? Нет, глупо, совсем глупо.
Значит остается одно – кто-то подставляет господина немца под серьезный монастырь. И в этом смысле других нет вариантов, как человек из его же – немцева мира. Человек, ориентирующийся в городе и не рискующий своим «чужим» лицом вызвать в этой ситуации какие-то подозрения. За этим Мадьяровым нужно присматривать, да и ловкачу мэру, он с самого начала не очень приглянулся, уж чего-чего, а в людях мэр разбирается, иначе бы не наловчился так обувать. Вот в эту степь внимание и направим, а немец, он хоть гад ученый, а тут, похоже, не причем.
Ефимов наметил кое-какие конкретные мероприятия относительно Мадьярова и немного успокоился.
А я молодец – похвалил себя майор, характер свой в узде удержал – к немцу не полез, мэра – не послал. Право слово – молодец.
Молодец Ефимов отгонял от себя одну противную, приставучую мысль – так куда, собственно говоря, подевался профессор?
Город же повоевал еще немного в сторону всякого рода начальства, но так, как желающих платить за удовольствие засунуть свой нос в секреты немца, в итоге не нашлось, понемногу поуспокоился.
В это время дочь мера в очередной собралась замуж и это событие заполнило умы горожан.
* * *
Брат Полиньки Федор вихрем ворвался в гостиную, поглядел на сестру, склонившуюся над черной юбкой – материным заказом и спросил на бегу – к Нельке идешь? Федор обычно точно знал, где в данный момент находится сестра. Если позволяли условия старался невзначай оказаться поблизости. Но если бы ему указали на эту его привычку, он очень удивился бы. Я? За Полькой хвостом? Ты чего, дурак?
Поленька, следуя глазами за неуемным братцем, ответила – да наверное пойду. Она звала.
Ха-ха-ха – звонко рассмеялся Феденька – хана Нелькиному жениху. Пятому. Тоже мне пять раз невеста.
Нелька считала Полиньку своей лучшей подругой. В течении школьных лет она старательно отваживала от Полины всех девчонок, желающих с ней дружить. Она заслоняла Полю от потенциальных подруг во время школьных перемен и неотлучно находилась при ней вечерами. Уроки они тоже делали вместе. Нелькины родители эту дружбу поощряли, замечательно, когда приятельница дочери абсолютно надежна и стоит исключительно на добрых позициях. Хотя девочка, конечно, немного ммм. не нашего круга, зато заслуженно пользуется уважением, ну и так далее.
Семья мэра устраивал всякие вечеринки для избранных, но даже и без них, когда девочки после школы занимались у Нелли, никому из других детей туда хода не было. В общем Нелли было слишком много, она постепенно заполнила вокруг Поли все пространство и считалась ее штатной лучшей подругой.
Первое серьезное испытание девичьей дружбы произошло не тогда, когда за Полиной ухлестывали подавляющее большинство городских мальчишек, а за Нелей в всвяз с не отросшем практитизмом – никто и даже не тогда, когда Николенька переметнулся к Нельке, а когда Нелька, собралась замуж совсем за другого парня – богатого наследника из соседнего города.
Полине Нелька обычно говорила правду. Она и объяснила – он урод, конечно, но родители достали – хочу независимости. Когда Полина, которая ни разу не видела, чтобы Нелины родители хоть в чем-то притесняли дочь, попробовала возразить – мол, тебе нет никакой необходимости выходить замуж «за деньги» у тебя своих достаточно. Поссорилась с родителями – помиришься. Это же не повод ложиться в постель с чужим человеком.
Нелька быстро и коротко возразила – не понравится – разведусь. Зато потом своим домом жить буду.
Помолвку отгрохали со всей пышностью. Не только местная, но даже одна из областных газет дала большую статью с фотографиями счастливой пары.
Жених, утянутый в специальный сильной похожий на корсет костюм вел себя во время званного обеда очень странно. Он не глядел на невесту и даже не поднимал глаз на произносящего очередной заздравный тост. Больше всего его интересовал собственный бриллиант шириной почти во всю печатку. На его упитанном лице отражалось мученье и он не дождавшись окончания обеда и ни с кем не прощаясь, унесся на выездном мерседессе, не тратя времени ни на поиски родителей, ни шофера. С концами.
Ситуация разъяснилась, когда выждав пару недель бывший Нелькин жених нагрянул в небогатый Полин дом и сразу прямо на пороге предложил ей руку, сердце и наследный капитал. Чем совсем смял и без того суетливое действо знакомства. Члены ужинавшей в это время семьи пришли в волнение, Полина от неожиданности поперхнулась крошкой хлеба и только руками замахала, а выпроваживал отвергнутого жениха ехидный Феденька. Когда машина начала отъезжать – он довольно зло крикнул вслед. Ишь чего захотел, боров жирный!
Конечно, Полин отказ никакого значение для Нелли не имел, а имел, что называется сам факт обращения – скандальный и обидный. Но Нелли с этим справилась. И справилась бы еще быстрее, если бы не пересуды. В конце концов дочь мэра выбрала наиболее эффективный способ закрывания чужих ртов. Завела себе нового жениха. И начала им громко гордиться.
Нелли вообще обожала гордиться. Я – натуральная блондинка – гордо заявляла она, на моих волосах только несколько высветленных «перьев». И без всякого перехода – у меня самая дорогая в округе машина и самый большой дом! Еще она гордилась отцом – удачливый бизнесменом и толковым политиком, матерью, которая оставалась молодой, имея склонную к полноте фигуру. Худые и так долго не стареют, а вы попробуйте носить на себе девяносто кило и не заработать целлюлита! Ну и так далее.
Когда судьба второй помолвки постигла участь первой, Нелли уже имела опыт выхода из щекотливой ситуации и пережила ее легче.
Полина тоже приняла собственные меры – на третью помолвку не пошла. Благодаря этому, третья помолвка едва не закончилась свадьбой, но свадьба все же не состоялась по причине, не имеющей к Полине никакого отношения.
Четырежды невестой Нелли пробыла совсем не долго и сама отказалась выходить замуж.
И вот теперь неунывающая Нелли объявила, что снова хочет попытаться добраться до загса бракосечетаний и услышать наконец личной к ней обращенный марш Мельденсона.
Когда Полина осторожно вошла в столовую дома мэра, оказалось, что за богато сервированным столом находились только трое членов Нелиной семьи и Полина – единственная гостья. Лица у всех были немного удивленные.
Не успел слуга наполнить бокалы шампанским, как Нелли в легком пестром наряде резво вскочила с места и торжественно объявила – сегодня мы справляем мою помолку!
Сидящие за столом люди интуитивно обвели комнату взглядом, а Нелина мама, давно привыкшая к дочкиным сюрпризам даже скосила взгляд под стол.
Нелли громко рассмеялась – нет, мамочка, все верно, моего жениха здесь нет. Не удаются мне что-то помолвки с присутствующими женихами. Долой неудачную практику! Сегодня я собрала вас, что бы объявить. Я влюбилась в господина Мадьярова, недавно переевшего в наш город и хочу выйти за него замуж!
Мама открыла и закрыла рот. Присутствующие в пустом звуке прочитали одинаковый вопрос – а господин Мадьяров об этом знает?
Хм… – откашлялся мэр, а хм… господин Мадьяров… он хороший человек?
Понятия не имею – опять звонко рассмеялась Нелли. Я с ним еще ни разу не разговаривала, только видела его пару раз в «Золотом». Но по-моему он очень и очень приличный. Ты же не хочешь, отец, что бы я вышла замуж за какого-то местного парня. Ты сам говорил – они мне не ровня.
Ну, что ж – осторожно протянул огорошенный родитель. Нам нужно узнать этого господина поближе и тогда…