Резонанс единства

Фольга: Слушай…

Кристи: Это девочка!

Собиночка: Вообще мрак. Опарыш какой-то. (Блюющий смайл.)

Кристи: Ты.

Ребекка: Соби, ты своего вспомни на День знаний!

Добавлено изображение угрюмого ребенка с перевёрнутой книгой в руках.

Флора-стайл: Вообще-то это мой. И что не так? Приз не заслужил?

Собиночка: Да нет, намекает, что читать не умеет.

Кристи: Извинись!!!!!!!!!!!!!

Собиночка: Это к Ребекке, я не в курсе, может, и умеет.

Флора-стайл: На себя посмотри!!!

Добавлено изображение женщины с перекошенным лицом.

Фольга: Сука, я же просила это стереть!!!

«Кристи» печатает сообщение. «Флора-стайл» печатает сообщение. «Фольга» печатает сообщение. Восемь участников присоединились к дискуссии.

«Собиночка» покинула чат.

Утром настроение вернулось на вполне приемлемый уровень. Шеф-редактор считал это самым значимым своим достижением – умение оставлять переживания дня предыдущего в дне предыдущем. Жизнь, по его мнению, наверняка припасла для тебя новые – не стоит экспонировать.

Проснувшись удивительно рано, шеф-редактор устроился в кресле в гостиной и, взбадривая организм витаминным коктейлем, вызвал на медиастену контакты. Открыл группу «Феминизмы» и в два движения нашёл и удалил пункт «Камилла-адвокат». В группе ещё оставались контакты, но…

– Может, завести группу «Бывшие»? – пробурчал редактор, пролистывая список. – Может, кого бумерангом занесет? И не за деньгами, а так… за ленивым гормоном.

Прикинув вероятность, редактор махнул рукой, сметая список с экрана. Зарядку делать не хотелось. Вставать с кресла тоже. Хотелось выпить чего-нибудь тёплого-терпкого с минимальным градусом и никуда не ходить. Да и погода… Он вывел на экран изображение с внешней камеры и оставил – капли, суматошно стекающие по стеклу объектива, очень подходили к настроению.

– Нет, идея была верная, – прислушался к своим желаниям Разуто. – Вот только усердием в проём не уместился…

Он полюбовался причудливым освещением и сделал изображение фоном. Затем открыл приложение «“Фёрст Паблик”, удалённый доступ» и зашёл в служебный аккаунт.

* * *

Цифры, цифры, цифры. Показатели, индикаторы, индексы, невнятные графики и пёстрые диаграммы. Разуто чувствовал себя не столько пользователем всей этой цифровой вселенной, сколько анархичной частью компьютерной программы. Причём самой плохо функционирующей и давно ненужной. Традицией. Ну а что делать, если само существование филиала было традицией? Новой традицией современности.

Цифровая контрреволюция возродила многие традиции. Оценив перспективы замены человека на датчики и контроллеры и получив лавинообразно растущую безработицу, государство налогами и жесткой сертификацией ограничило распространение технологий, подсластив пилюлю льготами на отсутствующую автоматизацию. Так сохранились многие профессии, совершенно неактуальные в настоящем, а с улиц городов исчезли дроны-доставщики, такси-автоматы и полностью автоматизированные магазинчики и общепиты. Всё это было доступно для обывателя, но не ограничивало список ограничений. Однако даже в мелочах не обошлось без перегибов – например, местная администрация полностью запретила любые беспилотные летательные аппараты, мотивируя этот шаг защитой личной жизни. А также ввела налоги на персональный транспорт, электроскаты, экзотопы и ограничила скорость передвижения и высоту шага в пешеходных зонах. Видимо, чтобы не нарушать консервативный пейзаж.

Редактор давно уже относился к этим переменам с философским спокойствием. Хотя именно обрушение рынка цифровых технологий похоронило все его надежды на обеспеченную старость. Экономический катаклизм и семейный кризис – гремучая смесь, испепелившая мечту. Но время нивелирует страсти – что-то перегорело, что-то он старательно стёр из памяти, а на остальное перестал обращать внимание.

* * *

Несколько лет назад ещё вполне себе успешный столичный предприниматель Карл Разуто придумал разменять активы на образ спокойного мещанского будущего: домик, энергоферма, прудик и отсутствие обязательств. План был хорош и поначалу легко реализовывался: коммерческая недвижимость превращалась в высоколиквидные облигации, доли в предприятиях – в депозиты смарт-систем, сделки с необходимостью личной ответственности избегались как бесперспективные. Карл присматривал недвижимость рядом с каким-нибудь крупным водоёмом, мягким климатом и аэропортом. Перемещаться по планете он особо не планировал, но смотреть на взлетающие самолёты было его личным фетишем – летать Карл не любил, а полёты, наблюдаемые снаружи, приносили умиротворение. А затем случился развод, и умиротворение надолго покинуло будущего пенсионера.

Этот период своей жизни Разуто стремился особенно тщательно забыть. Как и его участников – рынок высоких технологий, бывшую жену и хитро-справедливых юристов. Ведь именно из-за неожиданности вспыхнувших страстей он упустил перемены в законодательстве и потерял большую часть своего бизнеса и сбережений. Остальное непропорционально поделил вердикт местного суда. Про подсчёт барышей в энергонезависимом домике можно было забыть. К тому же налоговые нововведения и жёсткое лицензирование уничтожили рынок смарт-сетей и логик-ферм и поставили крест на карьере высокотехнологичного рантье.

Какое-то время Разуто пытался восстановить материальный достаток, но быстро выяснил, что птица феникс из него получается отвратительная. Прикинув вероятности успеха при полном нежелании разбираться в новых условиях, Карл плюнул на прежние мечты и переехал на родину – двести верст по непопулярным дорогам. Городишко и раньше не блистал, а сейчас находился в полном упадке, как и все выпавшие из финансово-энергетического потока. Пригодился так и не проданный шикарно отремонтированный дом родителей, долго топтавшийся в топе короткого списка местной элитной недвижимости. Карл заказал из столицы роскошную медиастену и перевез любимое кресло. Нужно было учиться экономить, ведь даже за электричество теперь приходилось платить самому.

Но с материальным обеспечением всё оказалось не так уж плохо. Жалкие остатки сбережений познавались в сравнении – даже для местного бомонда это были вполне приличные деньги. ещё бы понять, как растянуть существующие финансы лет на двадцать-тридцать – без наличия поступлений, при наличии инфляции, перспективах аптеки и желания гордого одиночества. Городок жил на соцпособия, продажу скудного контента и оплату эмоциональных реакций, спонсируемых производителями медиа. Ни первое, ни тем более второе, не говоря уж о третьем, Карла, мягко говоря, не прельщало.

Кривить физиономию перед медиастеной не пришлось – через некоторое время ему предложили возглавить новый филиал медиакорпорации, приспосабливающейся к новым реалиям. Карл немного покочевряжился, выторговал себе свободный график и защищенный домашний доступ, пожертвовав за это половину оклада. И до сих пор считал это неплохой сделкой – проклинать себя приходилось только один раз в месяц, а хвалить каждое утро.

* * *

Коммуникатор замерцал оранжевым, сигнализируя, что Разуто, по его мнению, засиделся. Пора ему покинуть кресло и подвигаться.

– Отстань, я работаю, – покосился на него Разуто. – Для этого не обязательно вставать.

В доказательство он открыл статистику публикаций, подписанных «Фёрст Паблик» местных владельцев информканалов.

– Ну вот, растут показатели, – кивнул он коммуникатору. – Не иначе, осеннее обострение…

Контрактных публицистов корпорации Разуто не любил. Он считал их недотёпами, добровольно подписавшимися на кастрацию, потому что обычно сразу после подписания соглашения публицист мельчал и старался быть рамочным до потери малейшего вкуса.

Хотя никаких рамок, в общем-то, не существовало. «Фёрст Паблик» не навязывал темы, не приказывал что-либо освещать и не карал за отступничество. Просто автор, угадавший с темой и её освещением, получал бонусы в раскрутке и большие отчисления от просмотров. А недалёкий и упёртый – охлаждённое внимание. Публицисты – люди чуткие и, не считая это дрессировкой, подстраивали свои мысли под правильные акценты, ведущие к собственному продвижению. В отместку Разуто никогда не читал публикаций новых «коллег», отмечая только статистические показатели. Знание методики продвижения делало любые их размышления для редактора неинтересными.

Как и размышления остальных «социально активных» персонажей, подписавших контракты с другими корпорациями. Редактор был уверен, что методика «кастрации» различается в деталях, но вряд ли обходится без оскопления. А значит, буйства идей ожидать не приходится.

Он открыл рейтинг местных тем. Развлечения, социальная политика, происшествия, игры. Надо же, новичок «Происшествия» потеснил «игры» в топе.

– Взломали аккаунт киберастронавта, – вздохнул Разуто. – Сенсация.

В рейтинге тем «Фёрст Паблик» «происшествия» были на третьем месте. Разуто посмотрел теги темы – «авария», «скандал», «насилие».

– Полный набор удовольствий, – покачал он головой и посмотрел на коммуникатор. Устройство снова призывно мерцало, требуя подвижности.

– И ты хочешь, чтобы я вышел на улицу?! Видал, там чё?

Редактор вернулся к медиастене и посмотрел соответствие тем «зонам интереса» редакции. «Происшествия» «Фёрст Паблик» не интересовали. Об авариях и скандалах писали, видимо, новички, считающие, что именно это позволит им преуспеть. Наивные, считают, что если событие вызывает эмоции, то и редакцию заинтересует. Не освоились ещё, не понимают, как совмещать собственные переживания с «зонами интереса» транснациональной корпорации. Большинство, как всегда, угадали и освещали правильные вопросы, чётко попадая в зелёную зону.

– Ску-ко-та, – раздельно оценил статистику Разуто и хотел уже закрыть служебный портал, но не успел – в углу экрана всплыло уведомление: «На усмотрение шеф-редактора».

– Ну ничего себе. И зрячий спросил у слепого дорогу…

Это было необычно. «Фёрст Паблик», конечно, открыл множество филиалов и рапортовал об уровне автоматизации: «Сорок девять процентов», – но на самом деле на усмотрение работников мало что оставляла. Все решения о публикации, приобретении и использовании контента, а также об уровне доступа принимались программой и только программой с алгоритмами, недоступными для понимания отдельных, пусть даже очень умных сотрудников. И вдруг эта умница попросила помощи.

– И на чём же тебя коротнуло?

Разуто щелкнул на уведомление. Видео. Опубликовано в свободном доступе, сегодня, два часа назад. Робот «Фёрст Паблик» отправил автору оферту на приобретение прав, акцептированную по стандартному протоколу. Размещено на семнадцати площадках, в данный момент количество просмотров ограниченно.

– Порнушку, что ли, не распознал? – пожурил робота Разуто и нажал на просмотр.

Видео было явно служебным – съёмка велась с дрона, кружившего над заброшенной новостройкой.

Выцветшие рекламные плакаты слабо маскировали унылость серых бетонных стен в обрамлении рукавов 3D-конструктора. На одном из коробов конструктора, над пропастью строительной площадки, замерли двое мужчин – полицейский и прижавшийся к стене гражданский. Дрон облетел мужчин по широкому кругу и приблизился. Полицейский что-то эмоционально втолковывал гражданскому, сжимавшему в руке какой-то предмет. Дрон сфокусировал микрофоны.

– …на хрена притащил?! Смысл потерял?!

– Нет, но…

– Выкинь, эта дрянь сбивает! Нужно сосредоточиться, две секунды, толчок, разворот, касание стены, и только тогда ты войдешь по графику! Это порог, а не прыжок!

– Я понимаю…

– Черт, я же говорил – ты не готов, это очевидно!

– Я никогда не буду готов, никогда. Мне нужен шаг.

– Так сосредоточься на нём! И только на нём! Порог всем страшен, поверь, но перейти его можно! Отдай камеру, она мешает! Сосредоточься, всё рассчитано, но нужно сделать все чётко. Отдай!

– Так будет проще. Если что… Обычный даун, снял трюк, не рассчитал, вам проще…

– Не о том думаешь, дурак! Отдай!

– Все, Лука, я пошел. Отойди.

Полицейский вытягивает руки, пытаясь забрать у мужчины камеру, но не успевает – мужчина прыгает вниз.

– Куда?!!!

Полицейский резко наклоняется, смотрит вниз и прикладывает руку к уху:

– Ну?!

Слушает ответ и сильно бьет ладонью по бедру. Коротко тряхнув головой, он снова поднимает руку:

– Разбирайте всё. Семь минут. Да, камеру не забудьте прикончить.

Он медленно делает несколько шагов назад и исчезает в тёмном проёме.

Ролик закончился, и всплыл комментарий системы: в сводке полицейского управления данный случай проходит как суицид.

– Земля пухом, – вздохнул редактор. – Ну и зачем здесь моё мнение? Похоже, обновление криво встало.

Редактор вроде бы слышал о подобном: при апгрейде система иногда давала мелкие сбои и немного чудила.

– Маленький повод гордиться собственным несовершенством, – вздохнул редактор, ограничил ротацию видео параметром «для служебного использования» и добавил собственный комментарий:

«Вероятно, неудачная попытка тестовых съёмок для «Икс-Д-сериала» полицейского управления. При официальном обращении передать копию, дальнейшее использование на усмотрение информационного департамента».

Переложив ответственность с филиала на столичный офис, Разуто потянулся и покачал головой.

– Какой-то имбецил у полиции занимается постановкой. Парень явно не каскадёр, а они ему – толчок, разворот, вход в штопор… Дебилы. Славы захотелось в модном формате.

Разуто, несмотря на реакцию, в чем-то понимал полицейских. Городок скучный, преступность мелкая, бытовая, и как прославить свою работу в таких условиях? А от рейтингов Икс-Д-сериалов сейчас зависит многое – от бюджета до банального продвижения по службе. Редактор подозревал, что именно появление «Икс-Д» подтолкнуло медиакорпорации к открытию филиалов во всех забытых цивилизацией поселениях – налоговые льготы были бонусом, а не смыслом. И хотя сам формат редактору не импонировал, он признавал его значимость в современной культуре.

Отсчёт появления нового формата развлечений принято вести от «неудачного» венчурного проекта Гота Кларка. Добившийся на земле огромного успеха, Гот возжелал успеха космического. Бесконечность, знаете ли. Есть где расписаться, оставив потомкам автограф из звезд.

Проект был до невозможности масштабным: создать что-нибудь, чтобы это «что-нибудь» куда-нибудь долетело и о прибытии доложило. Это был даже не венчур, это была авантюра от начала и до конца. Не желая конкурировать с нудными отраслевыми специалистами, Кларк собрал под своё крыло всех безумных учёных со всеми идеями, не находившими пока не только практического, но часто даже теоретического обоснования. Дикий коллектив, подогреваемый капиталом Кларка, бурлил и кипел, извергая концепции решения поставленной фантазёром задачи. Безумство росло, капитал таял, и достигнуть бы Готу анналов истории своим сумасбродством, если бы не его талант превращать из ущербного в модное.

Кларк, проводивший в среде безумства все дни и ночи, однажды осознал – совершить технологический скачок для всего человечества, но только за свой счёт невозможно. В кредитах на великое ему уже давно отказывали. А значит, нужно, чтобы скинулась часть населения этой жадной планеты. Рекламой человечество не возьмёшь, реклама проходит по краешку сознания. Здесь же было необходимо полное погружение.

На остатки миллиардов Кларк пригласил сценаристов и продюсеров. Продемонстрировав им безумный коллектив, Гот попросил дорисовать к нему человеческое, не чуждое стороннему наблюдателю. Так появился сериал «Повседневность величия», смешной и трагичный, с осязаемым результатом, в реализации которого мог участвовать каждый. Дикие учёные сначала камер даже не заметили, как не заметили и того, что все их земное, включая научные диалоги и сексуальные неурядицы, было искусно направляемо новыми сотрудниками проекта, профессиональными актёрами. Когда некоторые очнулись из-за внезапной популярности, то оставалось просто пожать плечами – контракты, учитывающие любые претензии, были уже подписаны. Да и не важна для них была эта популярность. Как и контракт. Так, суета на пороге вселенной.

Через пару сезонов корпорация Кларка даже что-то создала, вывела это «что-то» на орбиту и красиво спалила в объёмном изображении. Какой-то тангенс из арифметики гении не учли. Но это было уже не важно. Над костром в прямом эфире рыдал каждый второй имеющий медиауголок. А трагедии учёных хватило ещё на два сезона. Не достигший звёзд Кларк добился другого. Он впустил вымысел в повседневность, добавив ей величия. До этого хотя бы персональными судьбами распоряжались сами люди, отдав общественное планирование кому-то ещё. После Кларка трудовые контракты запестрели согласием на участие во всевозможных сценариях, а любым сетевым роликом уже занимались профессионалы, встраивая отсебятину в свой многогранный сюжет. Корпорации выстраивались в очередь на экранизацию своей скучной деятельности. Государственные образования (конечно, в правильном ракурсе) экранизировались принудительно. Политики превращали любое свое действие в драму, добиваясь сопереживания даже при ужесточении налогового кодекса. Жизнь и вымысел наконец-то слились на фоне переосмысления значения результатов труда как таковых. Внезапно стало неважно, что именно создано, ибо всех заинтересовало как.

* * *

Ещё раз с неодобрением покачав головой, Разуто переключил режим, и медиастену заполнили окна информационных каналов. Включив звук местных новостей, редактор несколько секунд послушал репортаж о проблемах мирового здравоохранения и открыл панель уведомлений. Несколько пропущенных вызовов, десяток сообщений, ничего срочного и интересного. И ни одного сообщения из папки «Феминизмы». После вчерашнего свидания нужно будет потревожить эти контакты тактичным спамом. Юристов-предпринимателей среди них, слава богу, больше вроде бы не было.

Ладно, что там у мировой культуры? Вышли новые серии «Изнанки событий». Любопытно. Ага, запустили сериал «Разлом истории», подоснову к будущему блокбастеру. Основная премьера не за горами – нужно будет посмотреть. Редактор читал одну из проекций сюжета – достаточно увлекательно. Он подписался на сериал и купил все доступные проекции. К выходу блокбастера нужно было быть подготовленным.

Именно такие фантазии, облачённые в зрелищную форму, вдохновляли редактора. Он давно разочаровался в новостях и в новостных упаковках, что называют аналитикой. Его не интересовали политические и экономические прогнозы, заключения экспертов и пертурбации общественного мнения. Так, окинуть взглядом, определить истоки трендов, сопоставить с художественным вымыслом и выключить. Его не цепляли модные тенденции, кичливость знакомых и интеллектуальные достижения приятелей – он давно обнулил все контакты во всех социальных сетях, надолго отключал личные аккаунты, лишь изредка просматривая уведомления. Исключением был только служебный аккаунт, но заданиями «Фёрст Паблик» его редко баловал, равнодушно намекая на место Разуто в иерархии огромной корпорации.

Но даже через ограниченный функционал своей должности Разуто оценил значение медиа и стал считать его главным компонентом прошлого, настоящего и будущего. Ведь именно оно может сделать с человечеством все что угодно: переписать его историю, перевернуть восприятие сегодняшнего дня и убедить в лучезарности будущего. Нужно просто серьёзно воспринимать художественный вымысел и отмечать, как незаметно он вплетается в настоящую жизнь.

Чем он и решил сегодня заняться – посмотреть пилот «Разлома», почитать несколько проекций сюжета и попытаться понять, что движет авторами, кроме банальной прибыли. В большинстве случаев ничего, но это не единственное развлечение. Обладая уникальной памятью на ненужное, Разуто наслаждался перекрёстными ссылками сюжетов, плагиатом характеров и тупиками развития чужих идей. Многопозиционный «Разлом» обещал всего этого вдоволь.

А вечером можно сходить в «Матовый глянец» – место приятное, уютное и полностью покрывающее все его потребности в общении. И пусть сегодня он не планировал посещение клуба – в будни там малолюдно, а накладно так же, как в выходные, – но осенний день нуждался в правильном окончании.

– Ведь не зрелищем единым жив человек, – одобрил собственный план редактор и отправил команду на кофеварку.

3. Безмолвная субкультура

Чат участников группы психологической реабилитации «Шаг» (индекс цитирования участников ноль-ноль-ноль, коэффициент социальной активности минимальный).

Офицерьё-три: Только на этой неделе зафиксировано несколько попыток проникновения в закрытые каналы. И не только в нашем отделе. Алгоритм изменился – если раньше бот выбирал малоактивного участника и производил рассылку под его ником, то сейчас может высказаться от имени любого.

Запорожный: И так же вносит смуту?

Офицерьё-три: Нет, по слухам, интересней – якобы расставляет необычные акценты в актуальных расследованиях. И может использовать файлы из доступных системе. Кстати, возможно, что видео с Зазнайцем так и попало в сеть. Железяка патрулировала в автоматическом режиме, на оператора грешить не получится.

Первый: Цель?

Офицерьё-три: Цель не ясна, этих гадов сразу блокируют. Все данные засекретили, вроде бы безопасность взяла на контроль. Целая группа приперлась.

Лирика-ноль: Нужно здесь все проверить!!! И стереть к псам собачим!

Запорожный: Не истери, экран погнешь.

Лирика-ноль: Да может, вы боты уже!!! Все!!!

Офицерьё-три: Кстати, первый признак – завышенные эмоции))

Запорожный: Проверим. Лирик, как тебя зовут в нашем узком кругу?

Лирика-ноль отключился от чата.

Офицерьё-три: Сломался)))

Офицерьё-три: Кстати, как я понял, есть ограничения по количественному составу чата. Если меньше десяти участников – проникновения не зарегистрированы.

Первый: И все же Лирик прав – так мы курить не бросим. Нужно искать альтернативу.

Запорожный: Легче сказать…

Первый: Новый обещал безопасную площадку. А пока озадачьте Бубна.

Офицерьё-три: Какой-то он мутный, этот Новый…

Первый: Нормальный. Снесите здесь все.

Чат закрыт, история удалена.

Вечером редактор поднялся на крыльцо общественного заведения с гордым названием «Частный клуб «Матовый глянец». Территория индивидуальности». Эта «территория» принадлежала старому другу Разуто Тори Грабову, также покинувшему столицу. Различия были в нюансах – причалом в мечтах Тори служил не абстрактный дом с водоёмом, а конкретный клуб, и именно на Второй Центральной. Конкретизация проекта позволила Тори добиться лучшего результата – пусть клуб был в разы меньше желаемого и не такой блестящий, как мечталось, но он был. А у Карла даже захудалого прудика не оказалось.

– Название дурацкое, – сравнял счёт Разуто ещё при первом посещении. – Как будто у тебя здесь вялый канкан в исполнении старушек.

– Этого тоже хватает, – грустно согласился Тори на ничью.

Непонятно отчего грустил Грабов – Карлу клуб в целом понравился. Далекий от столичных фантазий в технологиях развлечений, клуб был уютным и каким-то застывшим во времени. Грабов пытался обыграть эту винтажность и на волне цифровой контрреволюции решил сделать клуб местом живого общения – запретил съёмку внутри клуба и поставил глушители сетей, так что из «Глянца» невозможно стало даже позвонить. Результаты были неоднозначные – с одной стороны, посетители постоянно роптали и требовали доступа к мировой паутине, а с другой – как-то расслаблялись, что действительно частенько приводило к танцам на столах и другим забавным недоразумениям. Но главное – ходить не перестали, обеспечив клубу славу загадочного и веселого заведения. В выходные было не протолкнуться, и это при том что развлечения в социальные пособия, на которые в большинстве своём существовали горожане, никак не умещались.

– Вот мне у тебя дорого, – удивлялся Разуто. – Многие завсегдатаи тоже не богема. Чем ты их заманиваешь?

– Добротой и радушием, – не моргнув глазом врал Тори.

– Это понятно, – надменно кивал редактор. – Я и сам такой.

И с тех пор Карл стал приходить в клуб довольно часто, растворяя в коктейлях любое своё настроение – от недовольства погодой до удовлетворения от одиночества.

«Матовый глянец» занимал два этажа в добротном старом здании и состоял из набора помещений разной площади с атриумом по центру. Атриум делился барной стойкой на неравные части, называемые большим и малым залом. Помещения второго этажа выходили балконами на сцену большого зала, где проходили шоу из прошлого века – песни, пляски, выступления комедиантов. У Тори был большой выбор из местных талантов: или молодых, ещё стремившихся найти трамплин на большую столичную сцену, или уже бывалых, довольствующихся небольшим гонораром, включающим ужин. Но чаще всего сцену оккупировал племянник Грабова – Дарвик. Высокий, сутулый Дарвик был угрюмым молодым человеком, которого кроме «бренчания» и, по выражению дяди, «стихоложества» мало чего интересовало. Единственное место, где замкнутый племянник проявлял эмоции, была сцена «Матового глянца». Частые выступления сделали Дарвика узко популярным исполнителем, и местные завсегдатаи с удовольствием подтанцовывали его мелодиям и подпевали набору рифм.