Федеративные идеи в политической теории русского народничества

Фэй Хайтин

Федеративные идеи в политической теории русского народничества. А.И. Герцен, М.А. Бакунин, П.Л. Лавров, П.Н. Ткачев

В оформлении обложки использованы, фрагменты «Чертежной книги Сибири» С. У. Ремезова (конец XVII – начало XVIII в.)

© Фэй Хайтин, 2018

© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2018

Введение

Проблема государственности занимает значительное место в исследованиях по российской и советской истории. Идеи федерализма как одного из направлений государственного устройства стали известны в России на рубеже XVIII–XIX вв., они быстро распространились в общественной мысли и в перспективе оказали большое влияние на устройство Советского Союза и Российской Федерации. В дореволюционную же эпоху эти идеи приобрели особое значение в народнической идеологии, в том числе благодаря своей самобытной трансформации. Ключ к пониманию такой доктринальной смычки – народничества и федерализма – находится в специфических особенностях российской модернизации. На протяжении второй половины XIX в. Россия совершила рывок в своем развитии, и на протяжении всего этого времени интеллигенции пришлось определять для себя некую новую систему координат своего существования. Отсюда все те сложности и противоречия, которые отличали общественную мысль России пореформенного периода. Особенно – те или иные направления революционной мысли, которая была одновременно и антисамодержавной, и антикапиталистической. Потому-то представления о федерализме как некоем идеале государственного устройства будущего стали для представителей этого направления общественной мысли привлекательными и казались им многообещающими именно в смысле снятия противоречий современной эпохи.

Между тем само понятие федерализма до сих пор не является консенсусным и общепринятым среди обществоведов. Так, в новейшем российском энциклопедическом труде, посвященном федерализму, его базовой характеристикой называется «субсидиарность», а суть феномена сводится к «распределению полномочий между различными уровнями власти таким образом, что в ведении верхних эшелонов власти остаются только те функции, которые они могут выполнять лучше, чем нижние эшелоны». Там же утверждается, что важнейшей характеристикой федерализма является «децентрализация власти». Таким образом, «из принципа субсидиарности вытекает принцип автономности, самоуправляемости субъектов федерации»[1].

Приведенные оценки федерализма признают многие исследователи. Например, по мнению Д. Элейзера, федерализм в широком смысле – это «сочетание самоуправления и долевого управления через конституционное соучастие во власти на основе децентрализации»[2].

Некоторые исследователи изучают федерализм с точки зрения одной или нескольких его характеристик. Особенно это относится к рассмотрению федерализма в России. Так, Р. Г. Абдулатипов и Л.Ф. Болтенкова определяют федерализм следующим образом: «На наш взгляд, понятие принципа федерализма должно непременно включать в себя следующие элементы:

– Определение государственности как федеративной.

– Осуществление государственной власти на основе договорного или договорно-конституционного распределения полномочий между федеральными органами государственной власти и органами государственной власти субъектов федерации.

– Самостоятельность субъектов федеративных отношений в осуществлении принадлежащих им полномочий.

– Право выбора субъектом федерации формы своей политической организации»[3].

В. Г. Пахомов отмечает, что «федерация – это такая форма государственного устройства, при которой несколько государственных образований объединяются и создают новое союзное государство. Составляющие федерацию государственные образования <…> являются ее субъектами, обладающими определенной политико-правовой самостоятельностью. Для федерации как структуры государственного устройства характерным является территориальное распределение власти»[4].

А. А. Галкин полагает, что «к началу Нового времени федерализация стала одним из распространенных способов формирования национальных общностей, а следовательно – и национальных государств»[5].

Особенность федерализма в России Н.М. Мириханов объясняет следующим образом: «Российский федерализм своеобразен еще и потому, что в России большинство этносов являются коренными. У коренного этноса нет и не может быть другой родины»[6].

Можно привести и другое утверждение – X. А. Аджиева, – что «многонациональная Россия исторически была предрасположена к формам государственного управления с элементами федерализма, то есть с предоставлением образованиям, входящим в нее, широкого местного самоуправления и самоорганизации жизни народов»[7].

В определенной степени приведенные характеристики федерализма применимы и на историческом материале XIX в. в России. Хотя, безусловно, идеология федерализма в Российской империи отторгалась властью и получила распространение преимущественно в общественной мысли оппозиционного – разной степени – толка. Он рассматривался в контексте проблематики самоопределения и самоуправления – одновременно с идеей консолидированной политики, ведущей к соглашению и объединению многих акторов. Неспроста российский мыслитель начала XX в. А. С. Ященко подчеркивал: «При федерализме независимые части соглашаются, объединяются»[8]. Однако наиболее привлекательной идеология федерализма оказалась именно для оппозиционных общественных деятелей, хотя практическое видение ими реализации федерализма существенно отличалось. Разные аспекты федерализма сопрягались с разными политическими целями: сторонник единения и сепаратист, монархист и социалист могли найти в федерализме теоретическую основу для своих подчас прямо противоположных ориентиров.

Н. И. Цимбаев считает, что в пореформенном федерализме можно выделить четыре направления: федерализм народов (включая и славянскую федерацию), федерализм общин (коммуна, советы и т. д.), федерализм областей и религиозный федерализм[9].

Первую попытку создания модели федерации народов предпринял декабрист Н.М. Муравьев. В его идеях заметно стремление ограничить полномочия входящих в федерацию держав и их органов власти. То есть в данном случае налицо стремление к сохранению сильной центральной власти. В более поздних федералистских конструкциях такой взгляд практически отсутствовал.

В конце 1840-х гг., на волне захлестнувших Европу национально-освободительных движений, А. И. Герцен выдвинул свою федеративную теорию – идею «славянской федерации». Он полагал, что государственное устройство должно быть естественным продуктом жизни народа или даже в некоторой степени ее воплощением. По его мнению, славянскому народу органически присущи общинные и федеративные начала.

Идеи федерализма касался и Н.Я. Данилевский, видевший главную функцию государства в сохранении народности и оказавший заметное влияние на взгляды И. С. Аксакова, В. И. Ламанского, К. Н. Леонтьева и П.Н. Милюкова, а в некоторой степени – и М.А. Бакунина.

Н. И. Костомаров, А. П. Щапов и М. П. Драгоманов как историки рассматривали федерализм в ретроспективе. Костомаров считал, что в России исторически были сильны федералистские начала, поэтому к ним необходимо возвращаться, чтобы выстроить надежную защиту от произвола властей. Щапов в 1860-х гг. стал родоначальником так называемой земско-областной теории, впоследствии повлиявшей на революционную идеологию и даже на строительство советской государственности. Между тем Щапов не разделял мнения о необходимости федерализма народов и территорий. Драгоманов же был стойким приверженцем идеи федерации народов, выступая за необходимость их самоопределения.

Федералистская концепция Бакунина претерпела заметную эволюцию: в 1840-х гг. он говорил о славянской федерации, а в 1860-х гг. – об анархизме и антиэтатизме. Федерация в восприятии Бакунина – это объединение свободных и самоуправляющихся общин.

В пореформенную эпоху возник и специфический религиозный федерализм, представленный Вл. С. Соловьевым, политическим идеалом которого было объединение народов в единую семью на основе христианской веры.

Однако все эти проекты были умозрительными, так как не вышли за пределы Российской империи. В Польше и Финляндии они не нашли позитивных откликов, поскольку эти страны стремились к собственному суверенитету, а не к какой-то непонятной федерации. Сами же российские адепты федерализма столкнулись с дилеммой: если они, согласно одному из краеугольных оснований федерализма, поддерживают требования «сепаратистов» в России, то тогда их федерализм нарушает единство российской государственности; если же они выступают против таких требований, то сами нарушают федералистские принципы самоопределения и самоуправления народов. В поздние годы П.Л. Лавров и П.Н. Ткачев стремились разрешить эту проблему. Однако Лавров пытался отрицать связь между нацией и государством, а Ткачев ставил под сомнение значение нации и федерализма.

Последователи «революционного федерализма» – «Земля и воля», «Народная воля», эсеры – не развивали дальше теорию федерализма ни в сфере этноконфессиональных и государственно-правовых принципов федерации народов, ни в сфере ее возможных внутренних границ или возможной структуры. В конце XIX – начале XX в. идеология федерализма привлекла к себе внимание почти всей оппозиции, однако она оставалась пустым лозунгом, своего рода стратегией объединения разных сил, но не стала предметом серьезного и детального обсуждения. Такое обсуждение стало возможным только после Октябрьской революции, в процессе создания Советского Союза, в полемике между И. В. Сталиным и М.А. Рейснером. Хотя федерация Советского Союза еще воплощала собой главные принципы – федерализм народов, областей или общин, – однако ее конечный проект получил совсем другую форму.

Что касается советского федерализма, то это совершенно отдельная проблема, тем более что большевики как последователи Карла Маркса, по сути, не были сторонниками федерализма. По этому поводу Р. Г. Абдулатипов заметил: «Большие надежды возлагались на интернационализм пролетариата, на единство политической основы государства в случае победы в социалистической революции, на монолитность партии и ее организованность. Предполагалось, что в худшем случае Россия ничего не потеряет, кроме Финляндии и Польши, в лучшем случае и в этих странах одновременно с другими произойдет пролетарская революция и трудящиеся не захотят отделяться»[10].

Автор в данном случае прав: большевики не испытывали особой страсти в отношении федерализма. Он утверждает, что федерализм большевиков в самом начале основывается более на реальности, чем на теории.

«Наблюдая резкое изменение характера национального движения, лидер большевиков В. И. Ленин пришел к выводу о необходимости замены тезиса об унитарном демократическом централизованном государстве тезисом о федеративном устройстве государства в целях сохранения целостности территории страны. <…> Он считал, что если пролетарии разных национальностей в унитарном государстве не находят общих интересов, конфликтуют, то следует пойти на создание федеративного государства как переходной формы к будущему единению народов»[11].

В советский период теорию федерализма разрабатывали такие ученые, как Д. Л. Златопольский[12] и А. И. Ким[13]. Эта же проблематика рассматривалась в работах К.Д. Коркмасовой[14], В.М. Курицына[15], А. И. Лепешкина[16], С.М. Равина[17].

По мнению Г. Ю. Семигина, развитие постсоветской государственности России прошло четыре этапа: июнь 1990 г. – март 1992 г.; март 1992 г. – декабрь 1993 г.; конец 1993 г. – осень 1998 г.; после 1998 г., причем особенностью российской государственности является «асимметричный федерализм»[18]. Аналогичный вывод делает и В. Г. Пахомов: «Определенно можно говорить <…> о том, что федерация изначально проектировалась асимметричной, поскольку, с одной стороны, допускалось различное правовое положение ее субъектов <…> с другой – вхождение в ее состав „не субъектов" (административно-территориальных единиц). Особо следует подчеркнуть, что федерация должна была строиться на сочетании национально-территориального и территориального принципов»[19]. Из приведенного суждения явственно следует, что проблемы российского федерализма до сих пор остаются во многом неразрешенными.

Из других современных российских исследователей вопросами федерализма занимались Л.М. Карапетян[20], Н.М. Добрынин[21], В. Р. Филиппов[22].

Несмотря на то, что в настоящее время теория российского федерализма обогатилась целыми проблемными комплексами – такими, как бюджетный федерализм, налоговой федерализм, федерализм межнационального сотрудничества и др., – основные противоречия, на которых концентрируется эта система взглядов, практически не изменились с дореволюционной эпохи. Это противоречия между: личностью и государством, центральными и местными органами власти, самоопределением (самоуправлением) наций и единством государства. Обо всех перечисленных противоречиях уже говорили русские народники. Поэтому внимание к их федералистским представлениям совершенно обоснованно, и после характеристики исследований по теории федерализма следует обратиться к историографии русского народничества.

В этой историографии можно выделить три периода: с возникновения народнического движения и до Октябрьской революции, с Октябрьской революции и до публикации «Краткого курса истории ВКП(б)» в 1938 г., с XX съезда КПСС и до настоящего времени.

Труды о русских народниках стали появляться с возникновения этого движения. О народниках писали они сами, марксисты, буржуазные историки и авторы, стоявшие на официальной позиции российского самодержавия.

Из произведений самих народников прежде всего надо назвать издания А. Д. Михайлова и других деятелей об истории «Народной воли», а также работы «Перовская» (1882), «Андрей Иванович Желябов» (1882), «Александр Дмитрий Михайлов» (1883), «Литература партии „Народная воля“» (1907) и «Отчет» 1925 г. по этой теме. В начале XX в., особенно после 1905 г., снова активизировалось обсуждение народничества. Н.С. Русанов в 1907 г. написал «Идейные основы „Народной воли“ (к истории народовольчества)». Он также внес заметный вклад в деятельность таких изданий, как «Русское богатство», «Революционная Россия», «Сын Отечества» и др. Здесь же стоит упомянуть и о работах народовольцев (В.Н. Фигнер, М.Ф. Фроленко, Н.А. Морозова, А.П. Прибылевой-Корба), написанных спустя много лет после их революционной деятельности. В этом же ряду следует рассматривать полное собрание сочинений Н.К. Михайловского, издание которого стало важным событием в истории общественной мысли.

Свое понимание народничества предлагали и представители «Черного передела», в частности, Г. В. Плеханов. Однако его точка зрения менялась. В конце XIX – начале XX в. он стал склоняться к марксизму и в итоге воспринял это мировоззрение. Советский исследователь М.Г. Седов считал, что «самой крупной ошибкой Плеханова в оценке народовольчества было непонимание того, что народники и народовольцы отражали интересы крестьянской демократии и выступали ее защитниками»[23].

К. Маркс и Ф. Энгельс написали немало сочинений о русском народничестве, в том числе обращенных непосредственно к народникам[24]. В. И. Ленин вследствие разногласий с народниками о путях и способах революции в России уделял большое внимание критике их взглядов[25].

Исследования, выражающие официальную точку зрения, представляют собой содержательные с источниковедческой точки зрения материалы. Среди них книги А. П. Малынинского[26], С. С. Татищева[27]и Н.Н. Голицына[28], Н.И. Шебеко[29].

Родоначальником буржуазной историографии народничества был немецкий профессор А. Тун[30]. К этому же направлению относятся А. А. Корнилов, Б. Б. Глинский и В.Я. Богучарский[31]. Последний заслуживает особого внимания из-за источниковедческой ценности некоторых своих работ. Однако буржуазные историки усматривали в народничестве исключительно протестное и антиправительственное движение части интеллигенции и обращали недостаточное внимание на социально-экономическую составляющую этого феномена.

После Октябрьской революции, когда появился свободный доступ к архивам и документам царского правительства, исследователи уделяли первостепенное внимание систематизации этой обширной источниковой базы. Только с конца 1920-х – начала 1930-х началось собственно осмысление новых материалов, и стали выходить соответствующие исследования, например, Е.М. Ярославского[32]. Однако работы Ярославского были скорее публицистическими сочинениями. Другой видный довоенный советский историк – М. Н. Покровский – не оставил специального исследования о народничестве, однако обогатил историографию мнением, что социальной основой этого движения являлась либеральная буржуазия.

Более подробное рассмотрение темы началось с выхода в 1930 г. работы И. А. Теодоровича[33], в которой давалась оценка классовой природы народников. Автор считал их группой, находившейся в переходном состоянии от крестьянства к пролетариату. По его мнению, справедливо говорить о левом и правом флангах народников – представители первого впоследствии стали социал-демократами, а второго – кадетами.

С иной точкой зрения тогда же выступил М. Поташ[34]. Он отрицал особую роль народничества в развитии социалистической теории и учения о социалистическом строительстве после победы революции, однако признал вклад народников в борьбу против крепостничества. Более резко И. А. Теодоровича критиковала Э. Б. Генкина[35].

Горячая полемика по поводу народничества вспыхнула на собрании членов Общества историков-марксистов в январе 1930 г. Собрание заслушало доклад В. И. Невского, содоклады И. А. Теодоровича, И. Л. Татарова и другие выступления. Лишь немногие участники собрания поддержали позицию Теодоровича. Дискуссия сосредоточилась на вопросе об исторической нише народничества, но никакого результата достигнуто не было. Между тем в своем докладе Невский сделал одно важное заключение – о восприятии государства народниками. Выступавший доказывал, что народники относились к государству как к «демиургу истории» и доказывали его надклассовую природу.

Новый этап изучения народничества начался после XX съезда КПСС. Вскоре после этого партийного форума вышла книга Ш.М. Левина[36]. Автор усматривал истоки «Народной воли» в кризисе революции: по его мнению, в те годы революционеры уже потеряли интерес к деятельности в народе и стремились к участию в политической борьбе.

Народничеством занимались также В. А. Твардовская, исследовательский интерес которой развивался от подробного описания организации и деятельности «Народной воли» до широкого спектра общественной мысли пореформенной России[37], и С. С. Волк, уделявший большое внимание разбору ошибок (с его точки зрения) народников в целом и их отдельных представителей, противоречий между их взглядами и исторической действительностью[38].

Советские ученые занимались преимущественно революционным народничеством, гораздо меньше внимания уделялось ими народничеству реформаторскому, или либеральному, которое вплоть до 1890-х гг. оставалось влиятельным направлением общественной мысли. Между тем в дореволюционной историографии не прослеживается четкого разделения между обоими течениями. Некоторые исследователи усматривали разницу между «народолюбием» 1870-х гг. и народниками 1880-х гг., но другие – как, например, Р. В. Иванов-Ра-зумник в «Истории русской общественной мысли» – отказывались от такого разделения. У дореволюционных марксистских авторов – в частности, у Г. В. Плеханова – дифференцированный подход к народникам также не очень заметен. В. И. Ленин в ранние годы считал, что идейным ориентиром народничества является «крестьянская демократия». Но в конце XIX в. он подметил отказ части народников от теории «малых дел» и усмотрел в этом свидетельство превращения народников «из идеологов крестьянства в идеологов мелкой буржуазии»[39].

Послереволюционная историография бакунизма и революционного народничества делится на три периода: с Октябрьской революции и до 1930-х гг., с 1930-х до середины 1950-х гг., с середины 1950-х гг. до настоящего времени.

На протяжении первого периода оценивалось историческое значение революционного народничества и идейное наследие его предшественников – М. А. Бакунина, П. Л. Лаврова, П. Н. Ткачева. Некоторые историки – например, О. В. Аптекман и Б. Н. Козьмин – пытались изучать идеи реформаторского крыла народничества. Указанные исследователи рассматривали воззрения Н. К. Михайловского, В. П. Воронцова, Н. Ф. Даниельсона и других представителей этого направления, но вместе с тем не выделяли их из общего народнического движения.

Второй период был отмечен острыми дискуссиями на темы недавнего прошлого. В частности, Е. Е. Колосов и В. Н. Фигнер спорили о Михайловском. Колосов считал, что Михайловский был главным идеологом и одним из руководителей партии «Народная воля». С таким выводом Фигнер решительно не согласилась. Она отрицала большое влияние Михайловского на партию и указывала, что он даже не верил в народное восстание. Ее точка зрения была поддержана Б. И. Горевым в работе «Н. К. Михайловский и революция» 1924 г. Похожая ситуация сложилась и в историографии революционного народничества. Так, И. А. Теодорович также стал инициатором одной дискуссии. Он выдвинул тезис, что среди народников существовали два направления – революционное и умеренное, причем Михайловский был сначала попутчиком революционеров, а позже превратился в сторонника либерализма. Выход в 1938 г. официального издания «История ВКП(б). Краткий курс» положил конец дискуссиям и выходу новых работ о народничестве и бакунизме.

Третий период изучения темы начался после XX съезда КПСС. Возобновилось изучение общественного движения пореформенной России, стали выходить новые работы таких историков, как В. Ф. Антонов, Б. С. Итенберг, Н.М. Пирумова, Н.А. Троицкий, В. А. Твардовская и др. Долгое время в фокусе внимания советских исследователей оставалось именно революционное народничество, но они существенно продвинулись в изучении этой темы. Тогда же сформировались два мнения о причинах возникновения и особенностях развития реформаторского народничества и о его сущности.

Одну точку зрения отстаивали Б. П. Козьмин[40], М. В. Нечкина[41], Н.А. Каратаев[42], которые считали, что реформаторское народничество выросло из идей А. И. Герцена и некоторых его предшественников, однако представители этого течения расходились в понимании капитализма и особенностей взаимоотношений между интеллигенцией и народом. Названные ученые считали, что такие народники утратили революционный характер и «прогрессивное содержание».

Другой точки зрения придерживались Н. А. Троицкий[43], М. Г. Вандалковская и Д. А. Колесниченко [44], а также в некоторой степени Н.М. Пирумова[45]. Они полагали, что главной причиной перерождения народнического движения стал упадок «Народной воли», а идеология реформаторского народничества была сформирована под воздействием общих либеральных настроений, распространившихся в интеллигентской среде России.

В постсоветское время изучение реформаторского народничества вышло на новый уровень. Были опубликованы новые исследования, среди которых можно назвать труды В. И. Харламова[46], Г.Д. Алексеевой[47], Б.П. Балуева[48].

Русское народничество изучали и западные исследователи, однако их советские коллеги замечали работы, как правило, лишь тех из них, кто придерживался левых взглядов. Например, Н.М. Пирумова в книге «Социальная доктрина М. А. Бакунина» 1990 г. указала многие произведения авторов подобной политической ориентации из Франции и Италии, но вместе с тем упомянула только две книги англо-американских ученых из разряда «буржуазной историографии». Полезными для своего времени стали и критические обзоры западной историографии В. Г. Джангиряна[49]и Л. Г. Сухотиной[50]. В настоящее время в российской исторической науке в гораздо большей степени учитываются наработки западных историков, хотя в одной из последних книг о народнической доктрине И. А. Камынина[51] по-прежнему недостаточно внимания уделено исследованиям американских и европейских русистов.

Между тем научное наследие западных и эмигрантских историков народничества заслуживает подробного анализа. Из последних можно особенно выделить С. В. Утехина[52]и М.И. Раева[53], занимавшихся историей русской общественной мысли и интеллигенции. Заметным вкладом в изучение темы стали работы польского историка А. Балицкого[54]. Причем подходы Раева и Балицкого к исследованию народничества разнятся. Первого больше интересовали общие вопросы истории интеллигенции, а не борьба идейных течений внутри нее. А второй выводил народничество из социально-политического контекста истории пореформенной России и считал, что это движение явилось откликом на развитие капиталистической экономики и западной социалистической идеологии.

На Западе выходили работы, в которых рассматривался феномен русской общественной мысли в ее политическом, социокультурном и философском измерениях[55]. А в последние десятилетия XX в. было издано сразу несколько заметных исследований по истории народничества. Среди них работы Д. Оффорда[56], Э. Келли[57], Г. Вудкока[58], М. Шаца[59], Д. Саундерса[60], Н. Рязановского[61], А. Ярмолинского[62].