Снайперы. Огонь на поражение

– Здорово! – сделав ударение на первый слог, с восхищением произнес Сергей. – А знаешь, я всегда мечтал оказаться в кабине пилота, хотя бы и на земле, да пока так и не получилось!

– Эка проблема! – усмехнулся старшина. – Вот пойдем в наступление, захватим какой-нибудь вражеский аэродром, и все самолеты твои, сиди, сколько влезет, хоть целых четыре дня!

– Тебе все шуточки, Андрей, а я ведь на полном серьезе! – нахмурившись, пробурчал Поздняков.

– Ну ладно, не дуйся! – извиняющимся голосом сказал Овечкин. – И в мыслях не держал тебя обидеть!

Он потрепал товарища по плечу, увидел, что пересекавшие лоб молодого человека морщины исчезли, и продолжил:

– Насчет четырех дней – это я, действительно, погорячился, а вот по поводу аэродрома и не собирался хохмить! На войне всякое может случиться! Глядишь, и сбудется твоя мечта! Кстати, тебе лет-то сколько, кавалер?

– Восемнадцать с половиной! – с некоторым вызовом произнес Сергей.

– Так и не печалься! Какие твои годы! Целая жизнь впереди!

– Это если фрицы не укокошат! – с легким оттенком грусти улыбнулся Поздняков.

– А ты, Сережа, подобные мысли в голове не держи! – сказал, как отрезал, Андрей. – Можно и в мирное время под трамвай угодить!

– В нашем селе трамваи не ходят, разве что трактора СТЗ-З!

– Так то ж вообще жуть! – с наигранным испугом воскликнул Овечкин и скорчил выразительную гримасу. – Гусеницами вжик-вжик – и привет!

– Ох, веселый ты человек, Андрей! – рассмеялся Сергей. – Позитив так и хлещет, извини за высказывание, изо всех щелей!

– А иначе никак, мой друг! По-другому кранты!

– Только не всегда понятно, шутишь ты или говоришь всерьез!

– Ничего, со временем разберешься! – ухмыльнулся Андрей, с удовлетворением про себя отметив, что юноша уже вполне освоился и «тыкает» старшему товарищу без особого напряга. Придя к данному выводу, Овечкин решил сменить тему беседы.

– Сейчас я тебе расскажу, Сережа, как на фронт попал! – лукаво прищурившись, произнес он. – Зуб даю, скучно не будет!

– Внимательно слушаю, мой командир! – отчеканил Поздняков, тем самым частично копируя поведение Андрея во время его вчерашнего разговора с капитаном Набойченко.

– Значит, вот как было дело, – начал старшина, сделав вид, что не заметил подколки со стороны Сергея. – Когда грянула война, я работал на авиазаводе, ну, ты в курсе, и мне дали бронь. Но я мужик-то здоровый и не собирался отсиживаться в тылу! Потом просто не смог бы людям в глаза смотреть! В общем, пошел к директору завода…

– Орлы, хватит лясы точить! Время не ждет! – послышался бодрый голос Набойченко, вынудивший Андрея прервать свое повествование.

– Ладно, потом поболтаем! – сказал он и заговорщицки подмигнул Позднякову. – Негоже заставлять Анатольевича ждать, а то на ужин еще опоздает!..

Поднявшись с дерева, напарники двинулись к ожидавшему их командиру. Не доходя трех шагов, Сергей попытался было принять строевую стойку, но капитан характерным жестом остановил юношу.

– Наслышан я о ваших свершениях, хлопцы, наслышан! – воскликнул Набойченко, дружески пожимая руки снайперам. – Витя Степанов мне все уже в красках живописал!

– Это Сергей Сергеевич расстарался! – без тени иронии произнес Овечкин. – Уложил в «Хорьхе» водителя, еще одного немца в машине и двоих фрицев на берегу!

– Да я, вроде, как все, – отчаянно засмущавшись и чувствуя, что краснеет, пробормотал Поздняков. – А фашиста в траншее мы вместе с товарищем старшиной подстрелили…

– Нет, ты пальнул раньше, я видел! – категорично заявил Андрей и, улыбнувшись, погрозил юноше пальцем. – Не скромничайте, уважаемый Вильгельм Телль! Начальство должно знать героев в лицо!

Вконец растерявшись от сыплющихся на его голову похвал и не понимая, что в такой ситуации нужно говорить, Сергей молча развел руками и опустил глаза. Ему было чрезвычайно неловко, хотя он и сам не осознавал, почему. Но тут на помощь юноше пришел капитан, очевидно, прочувствовавший состояние Позднякова.

– Ладно, Андрей Вениаминович, хватит парня в краску вгонять, – сказал Набойченко, взглядом остановив явно готового продолжать свои хвалебные речи старшину. – Уверен, у тебя еще будут для этого поводы, и не раз! В хорошем смысле, конечно!

– Как скажете, товарищ капитан! – ничуть не обидевшись и продолжая улыбаться, откликнулся Андрей.

– Пока вы ходили на задание, у нас тут кое-что случилось, – продолжил Набойченко, круто изменив направление разговора. – Получен приказ из штаба фронта о переброске нашей дивизии на левый фланг армейской группировки. Официальная версия – плановая ротация частей и все такое, не суть! Короче, через пару деньков всем надлежит быть готовыми к переезду, а посему, ребята, мотайте на ус!

– Вот обрадовали так обрадовали, Геннадий Анатольевич! – моментально изменившись в лице, расстроенно воскликнул Овечкин. – Как же так получается, едрена мама? Только здесь обжились, обосновались, можно сказать, корни стали пускать – и на тебе, опять на новое место валить! В чем хоть истинная причина-то, а?

– Не ко мне вопросы, Андрей! Хочешь, сам в штаб смотайся и расспроси их, что и зачем!

– Издеваетесь, товарищ капитан, – скорее утвердительно, нежели вопросительно произнес старшина.

– И не думал! – покачал головой Набойченко. – Я ведь тоже не в глубоком восторге, но приказ есть приказ! И мы будем его выполнять!

– Так никто и не спорит! Просто, – Овечкин замялся, подбирая нужные слова, – все как-то сразу и неожиданно!

– Ну, прости! – мягко улыбнулся капитан, наклонив голову вбок.

– Да это я чего-то завелся ни с того, ни с сего! – понуро сказал Овечкин. – И что на меня нашло, Анатольевич, не возьму в толк!

– Ты просто устал, Вениаминович, морально вымотался!

– Похоже на то! – согласился Андрей.

– И поэтому вы, товарищ старшина, под чутким руководством сержанта Позднякова сейчас возвращаетесь в свою землянку и ложитесь спать зубами к стенке! Но сначала обязательным порядком употребите внутрь минимум полкружки спирта! – скомандовал капитан и рассмеялся.

– Слушаюсь, товарищ лучший командир роты! Разрешите выполнять? – моментально преобразившись, скороговоркой выпалил Овечкин.

И, не дожидаясь ответа Набойченко, схватил за локоть Позднякова и потащил за собой. Сергей вновь, хоть и значительно меньше, чем накануне, удивленный довольно своеобразной манерой Овечкина вести разговор с капитаном, не сопротивлялся и, погрузившись в собственные мысли, покорно шел следом. Что касается Геннадия Анатольевича, то он, интуитивно почувствовав некий подвох в заключительных словах старшины, замер на месте и сосредоточенно пытался сообразить, что же его беспокоит в этих двух сказанных Андреем фразах.

Когда же до него, наконец, дошло, оба снайпера были уже далеко!

– Ах ты, жук языкастый, балагур хренов, – тщетно пытаясь сдержать расплывающуюся по лицу улыбку, прошептал капитан. – Ну, ничего, я тебе покажу «товарищ лучший командир роты»! Точно будешь изучать у меня матчасть!..

* * *

…Через несколько дней после описанных выше событий батальон майора Деменева, в состав которого входила рота капитана Набойченко, перебазировался на двадцать километров южнее. Прибыв на новое место, бойцы принялись обустраиваться в добротных блиндажах, сооруженных их предшественниками на окраине давно оставленной мирными жителями наполовину разрушенной деревни.

Сразу за околицей начинались траншеи полного профиля, соединенные между собой, а также с затянутыми маскировочными сетями минометными окопами и уже упомянутыми блиндажами и извилистыми ходами сообщения. Что касается противника, то позиции частей вермахта располагались на удалении чуть более одного километра от нашего переднего края, и противоборствующие стороны разделяло лишь густо покрытое воронками и усеянное остовами подбитых танков и бронемашин зарастающее бурьяном поле, являвшееся молчаливым свидетелем гремевших здесь в начале весны кровопролитных ожесточенных боев…

…Сейчас же, в теплый июньский полдень, все вокруг было тихо. И в то время как подчиненные налаживали свой скромный фронтовой быт, комбат Деменев вместе с командирами рот, поочередно сменяя друг друга возле установленной на наблюдательном пункте стереотрубы, изучал местность, пытаясь, хоть и с погрешностью, определить приблизительное количество и расположение сил и огневых средств неприятеля.

– Что скажешь, Ефим Данилович? – оторвав глаза от блокнота, в котором он делал некие пометки, спросил майор Деменев, обращаясь к высокому сутулому капитану Самохину, как раз уступившему свое место у стереотрубы Геннадию Набойченко.

– Да, в общем, кроме того, о чем уже рассказал командир третьей роты, я ничего нового вроде и не увидел, Дмитрий Иванович, – пожав плечами, задумчиво ответил Самохин. – Разве что те деревья, которые за кустами около сгоревшей грузовой машины вповалку лежат, странные они какие-то…

– А что в них такого необычного, Ефим Данилович? – встрепенувшись, задал вопрос перекуривавший в сторонке старший лейтенант лет двадцати пяти, выделявшийся среди остальных присутствующих ярко-рыжей шевелюрой. – Снарядом, наверняка, и срубило! Может быть, тем же самым, что и в грузовик попал!

– Не скажи, Пал Палыч, не скажи, – покачал головой Самохин, адресуя свои слова рыжеволосому старшему лейтенанту, как раз и являвшемуся командиром третьей роты. – Больно удачно они упали, да и просвет между ними уж очень на амбразуру похож! Скорее всего, фрицы там оборудовали еще одно пулеметное гнездо!

– Значит, втроем мы насчитали десять пулеметных точек! – подытожил комбат, жестом остановив Пал Палыча, который был явно готов продолжать дискуссию на тему поваленных деревьев. – Осталось узнать авторитетное мнение Геннадия Анатольевича!

– И вы его сейчас услышите! – оторвавшись от стереотрубы, рассмеялся Набойченко. – Только предупреждаю – можете обидеться! Я ведь режу правду-матку прямо в лоб!

– Ничего, потерпим! Не впервой! – улыбнулся Деменев.

– Тогда слушайте, – посерьезнел Геннадий. – Немецкие траншеи, огневые точки – это все, конечно, хорошо! Но почему никто из вас, уважаемые коллеги, не обратил внимания на то, что само так и бросается в глаза? Я имею в виду танки, размещенные в специально вырытых для них окопах! Семь штук на левом фланге гитлеровской обороны и четыре на правом!

– Так я же говорил про них! – недоумевающе воскликнул Пал Палыч. – И точное количество назвал! В чем ошибка, не пойму?

– Действительно, Гена! Мы все их видели и по башням со стволами подсчитали! Хоть они сетками и укрыты, но при любом раскладе выходит одиннадцать единиц, не больше и не меньше! – с удивлением произнес Самохин, на уровне подсознания все же начиная догадываться, что где-то допустил промашку

– Да нет, насчет одиннадцати я согласен, – кивнул головой Набойченко, – но только не танки это, а отлично исполненные макеты!

– Почему ты так думаешь? – отрывисто спросил командир батальона.

– У них башенные люки у всех закрыты, и это в такую-то жару! – улыбнувшись, сказал Набойченко и, будто подтверждая собственные слова, вытер тыльной стороной ладони проступившие на лице многочисленные капли пота.

– Ну-ка, дай взгляну, – Деменев быстро шагнул к наблюдательному прибору и наклонился к окулярам стереотрубы.

Где-то с полминуты он молча изучал оборонительные порядки фашистов, а затем, обернувшись к своим подчиненным, произнес:

– А ведь действительно все укупорено, словно в закатанной консервной банке! Не стали бы фрицы у себя в танках парилку устраивать, Анатольевич прав!

– Разрешите вопрос, товарищ майор? – поднял вверх руку командир третьей роты.

– Конечно, Пал Палыч, задавай, – откликнулся Деменев.

– А зачем фашистам нужны макеты? Немцы не идиоты и люди рациональные, они должны осознавать, что наши пушки разнесут эти конструкции за пару минут! И вся проделанная работа накроется медным тазом!

– Думаю, подобным образом они отвлекают наше внимание от настоящих танков, которые спрятаны где-то неподалеку! Возможно, что я не прав, но одно знаю точно – резон у гитлеровцев, безусловно, есть, тут к бабке не ходи!..

Сделав короткую паузу, командир батальона наморщил лоб, будто стараясь поймать некую ускользающую мысль, потом неопределенно махнул рукой и несколькими фразами подвел под состоявшимся разговором черту:

– Ладно, мужики, на сегодня хватит! Возвращайтесь в расположение своих рот и займитесь текущими делами! Жду вас завтра в десять ноль-ноль здесь на КНП, будем дальше противника изучать! Все свободны!

И, повернувшись к Набойченко, добавил:

– А ты, Геннадий Анатольевич, задержись!..

…Когда Самохин с Пал Палычем покинули командирский наблюдательный пункт, Деменев подошел к устроившемуся на грубо сколоченной лавке капитану и присел рядом. Некоторое время оба молчали. Набойченко размышлял о своем, машинально теребя пальцами незажженную папиросу, а Дмитрий Иванович, приоткрыв рот и даже немного высунув язык, что-то напряженно черкал карандашом у себя в блокноте.

Судя по страдальческой гримасе, не сходившей с раскрасневшегося лица, и бьющейся на виске жилке, данное занятие не доставляло особого удовольствия майору. И когда он, наконец, закончив писанину, отложил в сторону блокнот, то из его груди вырвался вздох облегчения, по громкости и тональности больше напоминавший гудок приближающегося к железнодорожной станции паровоза!

От подобного звука девяносто девять человек из ста наверняка подпрыгнули бы на месте, однако капитан Набойченко в их число точно не входил! Он всего лишь неторопливо повернул голову и ровным голосом спросил:

– Вы что-то сказали, Дмитрий Иванович?

При этом выражение лица командира роты также оставалось спокойным и невозмутимым.

– Нет, Геннадий Анатольевич! Я просто эмоции таким способом выражал! – отшутился Деменев.

– Ясненько, – протянул капитан.

Отработанным движением он извлек из кармана спички и, обнаружив, что коробок пустой, с легким оттенком грусти сказал:

– Кажется, подымить не удастся!

– Не переживай, здоровее будешь! – почесав гладко выбритую щеку, улыбнулся комбат.

– Так ведь тянет, Иваныч, почти два часа уже не курил!

– А ты совсем бросай! Ну что за радость дым глотать, а потом кашлять, никак в толк не возьму!

– Это не радость, привычка, – развел руками Набойченко.

– Так отвыкай! – воскликнул майор. – Бери пример с меня или с этого, новенького, Позднякова! Кстати, как он?

– Хорошо! Пятерых фрицев на свой счет записал!

– То есть пороху понюхал?

– Несомненно, – кивнул головой Набойченко. – И старшина Овечкин парнем доволен! Нахваливает без устали!

– Похоже, твои орлы сработались! – с удовлетворением произнес Деменев. – А что это значит?

– Что в первой роте вновь есть снайперская пара! – сказал капитан.

– Совершенно верно! И посему, коль скоро на фронте временное затишье и до наступления еще далеко, я решил отправить твоих вольных стрелков на ничейную полосу! Пусть гитлеровцам в окопах нервишки пощекочут!

– Это можно, Дмитрий Иванович! Но только ребятам необходимо изучить обстановку, выбрать места для огневых позиций…

– Само собой, дальше не продолжай! – прервал Набойченко комбат. – Я понимаю, что спешка абсолютно недопустима! Поэтому жду тебя сегодня с ними в пятнадцать часов здесь, на КНП! Вместе и покумекаем, что к чему!

– Мы будем минута в минуту, – просто ответил капитан…

Глава 5

…Лейтенант Гюнтер Хаген сидел на траве и, подняв голову, отрешенно смотрел, как по бездонному голубому небу величаво плывут невесомые пушистые облака. Настроение у лейтенанта было, мягко говоря, крайне скверным. Час назад он вернулся из полевого госпиталя, где находился его брат, раненый во время нападения русских диверсантов, и увиденное оставило в душе у Гюнтера неизгладимый давящий осадок…

…Герман Хаген лежал без движения на кровати, все его тело было обмотано бинтами. Говорить он не мог, и лишь едва заметно шевелящиеся на бледном лице обескровленные губы да полные страдания глаза давали понять, что это живой человек.

Пожилой врач, с которым беседовал лейтенант, перехватив медика во время планового обхода, исключил вероятность у Германа летального исхода, но в прогнозах на полное выздоровление был весьма сдержан.

– Ранение в плечо болезненное, но не опасное, – усталым голосом отвечал доктор на волнующие Гюнтера вопросы, – а вот другая пуля вошла точно в грудь, и вашему брату, молодой человек, очень повезло, что противник, судя по характеру ранений, стрелял в него, стоящего на земле, сверху вниз, возможно, с бронемашины или грузовика. Именно по этой причине жизненно важные органы чудесным образом не были задеты. Если бы пули выпустили с высоты человеческого роста, то при угле возвышения оружия, стремящемся к нулю, фельдфебеля Хагена уже ничто бы не спасло…

Врач умолк, переводя дух, но, видя, что лейтенант с нетерпением ждет продолжения, затягивать паузу не стал.

– Мы извлекли пули, прочистили и обработали раневые каналы, наложили повязки, – продолжил он. – Когда Герману станет лучше, отправим его в глубокий тыл. Восстановление может занять несколько месяцев, если не полгода. Здесь все зависит от организма, но вы должны понимать, что такие ранения бесследно не проходят…

Поговорив еще немного, они расстались. Доктор, сославшись на занятость, вернулся к пациентам, а Гюнтер отправился в расположение своей части.

Будущей ночью лейтенанту предстояло опасное задание – вместе с подчиненными скрытно подобраться к переднему краю русских и захватить «языка». И сейчас, устроившись на траве и памятуя, что для успешного выполнения боевой операции голова должна быть ясной, он старался привести мысли в порядок, вытеснив из черепной коробки весь скопившийся в мозгу за последние несколько часов негатив…

* * *

…Незаметно опустившаяся на землю июньская ночь была тихой и ясной. В прозрачном воздухе не ощущалось ни малейшего дуновения ветерка. А на темном безоблачном небе мерцали тысячи далеких звезд. Большая растущая луна плавно взбиралась по небосводу, освещая холодным бледно-желтым сиянием застывшие на поле и отбрасывавшие причудливые тени остовы танков и бронемашин.

Сержант Поздняков, постелив на траву ватник, лежал под днищем «тридцатьчетверки», лишившейся вследствие прямого попадания артиллерийского снаряда в ходовую часть правой гусеницы ленивца и двух опорных катков. Глаза слипались, и Сергей, борясь с обволакивающим разум сном, вспоминал диалог, произошедший между ним и старшиной Овечкиным в траншее на переднем крае, где напарники после захода солнца коротали время в ожидании возвращения саперов, проделывавших в минном поле проход для снайперов…

– Когда займешь позицию, то помни, что впереди еще почти целая ночь, пусть и короткая, но тем не менее! – с расстановкой говорил Андрей. – Тут и звуки кажутся громче, и разносятся они дальше! Поэтому делай все аккуратно и не торопясь! В смысле не размахивай между гусениц винтовкой, не бейся макушкой о нижний люк, при еде не чавкай, а если заснешь, то не храпи, как дрыхнущий в пещере злой великан!

…Старшина, как легко догадался Сергей, нарочно облекал в достаточно шутливую форму некоторые свои высказывания и слова. Его расчет был простым – Поздняков малый неглупый и главный смысл услышанного от старшего товарища, безусловно, поймет, а небольшая порция юмора, что называется, для поддержания хорошего настроения перед серьезным делом еще никому не приносила вреда…

– Я это к тому, – продолжал Овечкин, – что некоторые фашисты, причем в большом количестве, имеют привычку болтаться где ни попадя в темноте и могут случайно на «твой» танк набрести! Ежели их почуешь, то слейся с землей, прикинься бревном или еще чем угодно, лишь бы тебя не засекли! Иначе труды саперов по снятию и установке мин, предстоящее нам с тобой вскоре продолжительное ползанье на брюхе в то время, когда нормальные люди уже спят, а также переживания уважаемого капитана Набойченко, который, без сомнения, курит сейчас одну папиросу за другой и губит свое здоровье, – все это пойдет коту под хвост!..

– А если немцы не меня, а тебя обнаружат, тогда что? – поддел Овечкина Поздняков.

– Ну, подобное развитие событий, мой юный друг, маловероятно! – улыбнулся старшина. – Андрей Вениаминович калач тертый, гитлеровцев издалека заметит и что затем сделает?

Тут он выдержал театральную паузу, пристально глядя сержанту в глаза.

– Что? – переспросил Сергей.

– Залезет через люк запасного выхода внутрь танка и затаится там, словно мышь! – весело рассмеялся Андрей.

– А вдруг этот люк будет закрыт? – не унимался Поздняков.

– Не будет! – уверенно произнес старшина. – Кстати, экипаж «тридцатьчетверки», которую ты выбрал в качестве укрытия, судя по характеру повреждений танка и другим косвенным признакам, выжил после попадания снаряда и покинул обездвиженную машину именно через пресловутое отверстие в ее днище! Так что прими информацию к сведению! И вообще, прекращай задавать провокационные вопросы и слушай, что я тебе дальше скажу!

– Я весь внимание! – улыбнулся сержант.

– Вот и чудненько, значит, продолжу! Если ночь пройдет все же спокойно, тогда и дальше лежим и наблюдаем, как фрицы проводят свой утренний моцион! Пущай они умоются, побреются, сделают гимнастику, короче, выполнят все процедуры согласно утвержденному ихним начальством графику. Немцы педанты и не станут нарушать заведенный порядок без каких-либо веских причин. А поскольку все кругом будет тихо, то заодно и бдительность у наших врагов немного притупится! Мы же начнем работать в десять ноль-ноль, предварительно выбрав цели в своих секторах. Запомни, в десять утра, не раньше! Правда, если до этого часа на горизонте появится, скажем, оберст или генерал, то смело жми на курок! Сам понимаешь, такую крупную рыбу упускать нельзя!..

…«А ведь было бы здорово подстрелить с утречка важную гитлеровскую «шишку»! – удобно лежа сейчас на ватнике среди убаюкивающей ночной тишины, подумал Сергей. – Тогда с учетом эсэсовца-штурмбанфюрера, которого я уложил на первом задании в деревне за речкой, мне, как минимум, объявят благодарность перед всем батальоном, а возможно, и представят к государственной награде!»

Погрузившись в радужные мечты и забыв на время, что находится всего лишь в трехстах метрах от неприятельских позиций, юноша согнул ногу в колене, уперся подошвой сапога в бронированное днище танка и закрыл глаза. Богатое воображение уже начало рисовать в его голове быстро сменяющие друг друга яркие картины торжественных мероприятий, в которых главным героем, естественно, будет он, сержант Поздняков, однако внезапно раздавшийся, как ему показалось, прямо над ухом подозрительный звук, очень похожий на человеческий шепот, грубо вырвал Сергея из объятий сладостных грез!

Вздрогнув от неожиданности, снайпер устремил пронзительный взгляд в глубину коварной ночи, одновременно выхватив стоявший на предохранительном взводе пистолет ТТ. Застыв на месте, он несколько показавшихся ему бесконечными мгновений напряженно пытался что-либо разглядеть в блеклом свете луны, ориентируясь в основном на движение, но все было тщетно. Тогда, не опуская оружия, сержант бесшумно отполз к опорным каткам. Прижавшись виском к холодному диску одного из них и стараясь унять гулкие удары сердца, Поздняков весь обратился в слух и почти сразу же понял, что ему не померещилось, – неподалеку от танка действительно были люди, и они разговаривали по-немецки, о чем недвусмысленно свидетельствовали доносившиеся до юноши обрывки сказанных ими фраз!

Облизнув пересохшие губы, Сергей осторожно взвел курок. Затем переложил пистолет в левую руку, а освободившейся правой медленно подтянул поближе остававшуюся около ватника снайперскую винтовку. Рядом с надежной трехлинейкой Поздняков и себя ощущал спокойнее и увереннее. Хотя отлично понимал, что в ограниченном по высоте и ширине пространстве, в котором он сейчас находился, вряд ли в случае ближнего боя от винтовки будет какой-либо толк.

А вражеские голоса между тем приближались, и снайпер вдруг отчетливо осознал, что из притаившегося в засаде охотника по горькой иронии судьбы он элементарно может превратиться, если уже не превратился, в оказавшуюся в ловушке жертву! Если немцы его обнаружат, то им даже не нужно стрелять, достаточно аккуратненько закатить под танк одну малюсенькую гранату – и, как говорится, пишите письма мелким почерком!

Стараясь найти выход из складывающейся ситуации, Поздняков активно завертел головой. И практически сразу его блуждающий взор уперся в расположенный в днище «тридцатьчетверки» аварийный люк, чья овальная крышка все то время, что юноша находился под танком, была откинута вниз!

– Как же я так лопухнулся, – едва слышно шептал сержант, стремительно погружаясь в состояние глубокой ярости и злясь исключительно на себя самого, – полночи глядел на открытую крышку и словно не замечал ее. Колдовство, твою мать, не иначе. Что со мной происходит, где были мои мозги? Ведь Андрей с этим люком чуть ли не плешь проел, а у меня, у кретина, все благополучно вылетело из головы. Сейчас уже поздно в танк залезать, лишь шум подниму и врагов привлеку…