Шарада

–Не стоит бояться объемов твоих будущих познаний. Мы – ученые, и способны видеть сквозь пелену того, что видят все остальные. Не сразу, конечно. Постепенно.

Общество само выбрало быть зависимым от удовольствий. Это наше открытие. Как и то, что любая зависимость характеризуется повышением неврозов или воспитанной истероидностью.

–Воспитанной?

–Всю жизнь в нас воспитывают психические процессы, о которых мы даже не подозреваем. Скажу тебе больше, – многие все еще думают, что характером нас наделяет Бог.

–Это не так?

Она засмеялась, но оставила мой вопрос без ответа.

–Хорошо, – сказала она. – После того, как мы изучим все общие характеристики, необходимо перейти к вопросу, который будет нас волновать больше всего. Какой вопрос волнует тебя лично, Кирилл?

–В основном, как помочь человеку завязать с выпивкой.

–Лечением и терапией ты будешь заниматься намного позже. И то, если захочешь. Прости, но так устроена система. Для начала необходимо исследовать территорию. Так вот, – что именно может волновать тебя в семейном алкоголизме.

Я готовился к этой встрече, и к этому разговору, подозревая заранее, что придется почувствовать себя в какой-то степени обнаженным.

Но ведь это всего-навсего короткая встреча. Беседа с педагогом. По поводу первой курсовой работы. Ничего более. Подобных разговоров еще должно было быть десятки.

Я ответил:

–В некоторых семьях спиртное употребляют все, без исключения. В немалых дозах. Этот момент волнует меня больше всего.

Долгие и муторные годы, прожитые со своими родителями, и родным братом. Под одной крышей… Все это время этот момент не давал мне покоя…

–Да, мой дорогой, ничего прекрасного в данном факте никогда не обнаружится. Но это – правда жизни, с которой нам предстоит работать. Правда, которая выглядит ужасно, к примеру, для пропагандистов здорового образа жизни.

Ты улавливаешь разницу?

–Примерно, да… – Я неуверенно кивнул.

Она улыбнулась.

Похоже, я выглядел в ее глазах весьма забавным.

–Думаю, тебе предстоит достаточно увлекательное путешествие в изучении тех процессов, которые всегда казались тебе важными.

–Несомненно.

Она заметила мой конфуз.

Я стал собираться. Мы договаривались о пяти минутах, и они уже истекли. Свое первое задание я получил.

–Вот что, Кирилл. Погоди… – Она остановила меня. – Мы пришли в психологию, чтобы помочь самим себе. Каждый из нас. Так вот, если ты не сможешь подружиться с правдой, то она тебя просто съест. И не подавится. Поэтому, если у тебя есть чем поделиться со мной, то сейчас самое время.

Она приглашала меня на исповедь.

Или, проще говоря, на обычную консультацию.

Конечно, мне было это необходимо. Но не в данный момент.

–Спасибо, – сказал я. – Мне нужно подумать над этим.

Мы попрощались, и с той минуты мне открылась дверь к рефлексиям – нудным внутренним процессам, когда постоянно оглядываешься назад, смотришь по сторонам, и купаешься в неге того, что может случиться дальше.

Мое пьющее Я, на пару с моей семьей, в которой я вырос, были неизменными элементами представлений о моем существовании.

Когда я стал исследователем, с течением некоторого времени, данные элементы все же поменяли в моем восприятии отрицательный знак на нейтральный.

Но я никогда бы не смог подумать, что они станут тесно связаны с теми моментами в моей жизни, возле которых я всегда ставил знак «плюс» (+).

Теперь же я словно маленькая девочка, шагнувшая в зазеркалье.

Все перевернулось. Люди, которых я знал, больше не те, какими они представлялись до этого.

Злое чудище расцарапало мою ладонь, и на ней больше не разглядеть линии жизни. Там больше нет любви. Нет дружбы. Нет веры.

Пустота.

И линия горизонта, оставшаяся неизменной…

Рефлексии продолжались.

Но в них не было ни Дины, ни демона, который постоянно оберегал ее.

Как же странно, что эти оба слова начинаются с одной буквы…

…В этой комнате я просыпался каждое утро. В этом доме, что стоит среди десятков остальных, в чем-то подобных ему. Морозным зимним утром я растапливаю печь, чтобы прогреть дом, в котором живу, – для тепла, для уюта. Это моя обязанность.

Вот эта улица: длинная, долгая, до автобусной остановки не меньше получаса.

Эпицентр моего недолгого существования. Фокус не успевшей окаменеть души. Нелады с самим собой…

На дороге нет асфальта. Старые деревянные заборы, от которых уже давно хочется избавиться. Сосед с огромными лающими псами. Соседка, чересчур влюбленная в косметику, но не способная оценить ее достоинств. Ее некрасиво размалеванный face постоянно напоминает престарелого трансвестита, сбежавшего с экрана телевизора.

Время встало.

Словно впереди захлопнулась дверь.

Вечером по этой улице бродит соглядатай, который не дает времени идти дальше.

Где-то здесь проходит черта: между незаретушированной правдой, и ужасом, который выбрало мое сознание. Между краем и пропастью.

Где-то здесь есть спасение…

Моя семья была в плену зеленого змия вечность. Столько же времени мы предпринимали бесчисленное количество попыток быть единым целым, даже если между нами текли потоки непонимания, – линии электропередач, временами дающие сбои. Вера в наши стремления никогда не покидала нас. Мы хотели быть вместе. Мы хотели быть одним. Мы желали, чтобы все это когда-нибудь решилось само собой. Каждый из нас жил в своей мечте. В своей иллюзии. Они казались единственно верными.

Одновременно нас связывало и разделяло лишь одно в этом мире. Спиртное. Вместе с ним мы были умирающей и вновь рождающейся вселенной, сферой, идеальная окружность которой вдруг менялась на нечто уродливое, за что было стыдно не только друг перед другом, но и перед окружающими.

Я честно старался обнаружить свое отражение в зеркале того, что меня так долго окружало. Старания эти были напрасными.

Мое спасение, в котором рождалась вера, было в простой девушке, с которой я познакомился, поступив на учебу в университет.

–Я не смогу быть с тобой, если ты будешь продолжать пить в таких количествах, – сказала она мне однажды.

Это были правильные слова. Необходимые слова.

И мне пришлось совершить над собой усилие. И быть более сдержанным. И, как бы тяжело это ни было, – выдавливать из себя яд буквально по грамму, – воспитанная трезвость вскоре стала частью моей жизни.

Мы не отказались от забытья, приход которого случался от общения с высокоградусным напитком. Вовсе нет.

Я и она, – мы проявляли сдержанность. И не сходили с ума, хотя на то были возможности. Мы предпочитали забываться, предаваясь любви…

Подобным образом преодолевал печали и мой старший брат, с тем лишь различием, что в его жизни совсем не было любви. Один лишь секс. С разными партнершами.

–У тебя уже была девушка? – спрашивал он у меня до моего совершеннолетия.

Я качал головой.

–Хочешь? – В его голосе уже заранее сквозили нотки возбуждения, – ему не терпелось свести меня на часок с какой-нибудь профессиональной «бабочкой».

В половых сношениях его привлекало все. Полагаю, что подтолкнуть в спину своего младшего братика к скорейшей потере невинности тоже могло бы принести необходимую только ему долю наслаждения.

Я не знал, что конкретно ответить ему, поэтому молчал.

Он трепал мою макушку, улыбался, и уходил дальше.

Я никогда не мог признаться ему, что мне нужна была только одна… И навсегда… Я был уверен, что он не поймет этого. И не примет… Конечно, я был подростком, который заблуждался…

Когда у меня появилась Дина, и у нас случился первый секс, по всему моему виду все сразу было ясно, – вот этот счастливый юнец, наконец-то познавший женщину в свои девятнадцать лет.

–Это та, с которой ты учишься? – спрашивал братик.

Да, отвечал я, это она. От этих слов за моей спиной расправлялись огромные крылья.

–Молодец, братан! – Он расплывался в своей неподражаемой улыбке. – Молоток!

Мы использовали наше фирменное рукопожатие – искренне крепкое, и вполне ритуальное, – что-то из молодежного кино.

–Какое у нее имя?

Дина, отвечал я.

Колокольчик встрепенулся над открывающейся дверью. Невесомый ангел влетел в распахнутое окно, и лег у подножия кровати.

Ди. На.

Теперь мне осталось от нее только это имя. Больше ничего…

У меня было постоянное ощущение, что я шагаю к звездам.

На самом деле это была дорога в ад.

Я верил в силу просвещения, в силу мысли, способную родить целую вселенную.

Мой братик верил в силы харизмы и сексуальной энергии.

Мой лучший друг – мой бывший лучший друг – верил в физическую силу.

–Проще всего выбить кому-нибудь зубы, – говорил он. – Это действует на человека весьма отрезвляюще.

Тогда мы уже становились друг для друга больше, чем просто приятелями. По крайней мере, мне так казалось.

Я никогда не смог бы представить себе, что когда-нибудь (и та минута была совсем не за горами) мне придется полезть на него с кулаками. И даже захочется убить…

Между нами тремя был баланс. Мы были его невольными создателями.

Мой братик никогда не знал Айдына, а мой друг не стремился к знакомству с кем-то из членов моей семьи.

В этом мире мы создавали равновесие, хотя и сами этого не понимали.

Я путешествовал в двух абсолютно разных мирах.

Первый был огромен. Я вошел в него с рождения. Он всегда был больше, чем я сам. И он постоянно поглощал меня; прожевывал и съедал сотнями раз.

Второй стал приставкой к первому. У меня, наконец, появился настоящий друг (так мне думалось). Вера в дружественность расширяла пространство этого мира, обогащая меня и мою жизнь.

По своему, но я был счастлив.

Я никогда не болел этим чувством, и никогда не гнался за иллюзиями.

Наверное, поэтому они так незаметно окружили меня. Я был застигнут врасплох. Я оказался повержен из-за своей слепоты…

Потом появился еще один мир. Он был пышен и светел. Это был мир любви. Чистой и взаимной.

У меня ушло много времени, чтобы доказать свое право оказаться в этом мире. В мире девушки, которую я никогда не знал, но полюбил сразу, как только увидел ее. Моя первая и единственная женщина. Моя антилопа. Моя львица. Моя маленькая ручная собачка.

Она была простой, и мне нравилось это. Но в то же время она могла быть грациозной, морально сильной, и при этом не стеснялась показать слабость.

Мы перетекали друг в друга. Мы были неразлучны…

Теперь все миры разрушены.

Вот оно, место побоища. Почерневшие от пламени руины. Мертвые тела невинных людей. Гробовая тишина…

Я удаляюсь все дальше и дальше, куда-то к линии горизонта, в чужом автомобиле. Удаляюсь в неизвестность.

–Пропускай это все через себя, – говорит мне мужчина за рулем. – Не бойся испытать боль и горечь. Это очищает. Это делает сильнее…

Сквозь себя, вокруг себя, – поток слез и отчаяния.

Наверное, все это кончится, только когда я умру…

Когда я еще был на пределе своего искреннего счастья, я впервые увидел Старшего.

Как обычно он был в компании своего подопечного, – Младшего – паренька моего возраста, но со взглядом глубоким, взрослого мужчины.

Старший и Младший. Так они сами называли себя. Просто и ясно.

При их виде Айдын начинал сходить с ума – ярость переполняла его, и ему приходилось сдерживать ее.

В тот вечер я был с Айдыном. Мы распивали хмельной напиток в местной забегаловке неподалеку от нашего альма-матер, и рассуждали о потоке жизни и предопределенности судьбы, о случайности и неизбежности, и о проблеме права человека на выбор.

–В конце пути все равно все сложится в одну огромную мозаику, – говорил он мне. – Вот увидишь. Поэтому я готов утверждать, – выбора не существует. Это всего лишь наша огромная иллюзия.

Я парировал:

–Сегодня каждый из нас имеет право на осознанный выбор. И я этим правом буду пользоваться. Вне зависимости от того, какая картина моего существования откроется мне ближе к концу жизни.

В то время я не мог знать, что все уже давно решено за меня. Куда бы я не повернул: направо, или налево, или, быть может, пошел прямо, – все было равно, – меня ждал один исход.

Человеком, который расчетливо подводил меня к этому, сидел напротив меня, пил пиво, и вел себя со мной так, как никто другой, кого до этого я мог считать своим другом.

Он был для меня больше, чем просто другом. Почти новой надеждой, – на лучшего собеседника, на мое поколение, на коллективное сознание.

Рядом с ним мир преображался. И я был уверен, что, приложив усилия, когда-нибудь мы привнесем в наши и чужие жизни нечто свое, значимое для всех остальных.

Это были мечты. Иллюзии…

Но недалеко ушедшие от правды.

Айдын действительно желал преобразить мир. Этот флер был вокруг него постоянно, когда мы находились вместе. Вот только у него были свои эксклюзивные представления на данный счет.

После этого вечера пройдет почти год, и наши пути разойдутся в разные стороны.

Дружеская беседа двух молодых людей с претензией на философствование останется висеть на стене в рамке, в музее сладких снов, по ту сторону реальности, в одном из миллионов параллельных вселенных.

–Погоди-ка, – сказал Айдын. – Ты тоже видишь тех двоих?

Он указал на Старшего и Младшего, которых на тот момент я видел впервые.

–Я их вижу, – ответил я. – И они меня видят тоже. Мы пялимся так друг на друга уже минут пять.

Все это время мне казалось, что это была парочка геев, ищущих компанию на вечер. Все эти пять минут мне казалось, что я нахожусь под гей-радаром. Я думал, что еще немного, и меня стошнит.

–Черт! – руганулся Айдын.

–Ты их знаешь? – спросил я.

–Да. – Он начинал злиться.

–Кто это? Твои голубые дружбаны? У них такие пристальные взгляды, словно они ревнуют меня к тебе.

–Это мои враги, братан. Подожди здесь минуту…

Он поднялся из-за стола и пошел за бар, переговорить с непонятной парочкой.

Я начал ожидать грядущей разборки. Скоренько допивал свое пиво, чтобы оно досталось мне, а не сливному отверстию в раковине, если вдруг я увлекусь дракой с двумя чуваками, которых я даже не знал.

Но, было похоже на то, что никакого столкновения не ожидалось. Парни обсуждали что-то между собой как при деловых переговорах. Правда, Айдын выглядел более возбужденным: он больше говорил, больше злился и проявлял недовольство. Его «враги» выглядели невозмутимо.

Потом их разговор вдруг оборвался, Айдын вернулся ко мне, и, не присаживаясь, сказал:

–Мы уезжаем отсюда.

Он залпом прикончил остатки из своего бокала.

–Все нормально? – спросил я.

–Более чем, – ответил он.

Мы расплатились и вышли на свежий воздух.

Стояли молча. Он копался в своем мобильнике. Я наслаждался вечерней прохладой.

–Поедем к телочкам, – вдруг сказал он.

Мы никогда не занимались этим. Слышать от него подобное было нетипично.

У меня была девушка, и кроме нее меня больше никто не интересовал. Поэтому находиться с Айдыном всегда было легко. Он не страдал сексуальным помешательством, и ему не было нужно, чтобы я составлял ему компанию при знакомствах с девушками, которых, впрочем, никто никогда не видел.

Словом, я сконфузился. Во-первых, от того, что, наконец-то узнал, что мой друг не гей, и у него все же бывают, как он только что выразился, «телочки». Во-вторых – мне не хотелось, чтобы Дина когда-нибудь узнала, что я развлекаюсь с другими девушками (пусть даже и без физического контакта).

–Ты раздумываешь? – Айдын прервал мои мысли.

–Я никогда не ездил… к телочкам. Что бы это ни значило.

Он молча смотрел на меня, с мобильником в руке, ожидая, что я скажу еще.

–Я просто вышел выпить с тобой пива, братан, – сказал я. – Ничего больше.

–Значит, ты вот так просто отказываешься от удовольствия? Бросаешь меня одного? На растерзание сексуальных милочек.

Я театрально пожал плечами и покачал головой: ничего не могу поделать.

–Не надо ни за что платить, если ты на мели, – сказал он. – С этим все нормально!

Хоть и улыбаясь, я удрученно закрыл лицо ладонями. По-другому я реагировать не мог. Да и не умел.

–Значит, моногамия, – сказал он.

–Да, – подтвердил я. – Верность.

–Ты просто вынуждаешь обозвать тебя подкаблучником.

–Я пошел домой. Отличной тебе оргии!

–Мне-то казалось, что у меня появился друг, с которым я могу повеселиться.

–Пригласи своих врагов. Возможно, совместные сексуальные утехи станут для вас актом миротворчества.

–С ними я никогда не смогу договориться.

–Тогда давай просто пройдемся до следующего бара и выпьем еще по кружке.

Он убрал свой мобильник в карман и нехотя пошел со мной.

–У тебя давно никого не было? – спросил я. – Или это твои враги тебя так возбудили?

–Пошел ты!..

В тот вечер я сохранил свою верность. Впрочем, по-иному я никогда не смог бы поступить.

Дина доверяла мне, а я доверял Дине. Даже в те моменты, когда она проводила время с Тимом, – своим дружком-не-разлей-вода. Сейчас она тоже была с ним. И хоть они звали меня с собой, я не согласился. Отдыхать я предпочитал в атмосфере мужской дружбы. В то время как в общении между Диной и Тимом, – между девушкой и парнем, у которых не было никакого намека на секс, – просыпалась невероятная степень инфантилизма. Что, по большому счету, навевало на меня скуку.

И, хотя они оба в моем присутствии старались не вести себя, как малые дети, все равно, между нами возникала некоторая неловкость; от которой я и сбежал сегодня, чтобы сохранить самого себя…

-…Я тогда впервые увидел вас обоих. Клянусь, что ни за что бы в жизни не подумал, что окажусь когда-то в этой машине, и буду чувствовать себя настолько паршиво.

–Представь, что ты умер, Кирилл, – сказал Старший. – Только что, вместе с Айдыном. Вас обоих больше не существует. Ты призрак.

–Как насчет Дины? – спросил я. – Мне ее тоже представить мертвой?

Старший промолчал.

Ответил Младший. Он сидел впереди, на пассажирском сиденье.

–Ты забудешь Дину со временем. Это произойдет само. Она умрет. В твоей душе. В твоем сердце.

–Вместе с нашим сыном?..

Они ничего не ответили. Только молча смотрели перед собой. На дорогу…

Где-то там, позади, в стране теней, остался мой ребенок. Его теперь оберегает Мать; и демон, которого видел только я.

Возможно, то была всего лишь игра моего воображения? Странно, что я до сих пор так думаю. Я почти год прожил в сомнениях, пока реальность не разрушила все, во что я верил.

–Демон реален, Кирилл, – сказал Старший, – и ты это знаешь. Достаточно терзать себя вопросами о здравости своего рассудка. Ты видел то, что ты видел. Дина теперь часть всего этого. Как и ваш с ней сын.

Рано или поздно я смогу признать себе это.

Мне мешают образы. Секунды. Мгновения.

Я знаю, что если закрою глаза, то увижу ее. Вместе с нашим младенцем в ее руках. Как она ему улыбается. Как она его лелеет. Как она поет ему убаюкивающую песенку…

Но тьма побеждала свет внутри нас.

Обыденность не смогла стать нашей защитой. Наверное, нам нужно было что-то большее.

Мы были обычной молодой парой, и никак не могли знать, что станем родителями нового будущего. Что времена, которых все так боялись, уже наступили.

Неслышимой поступью смерть надвигалась ко всем нам, и я видел ее лики. Среди них – лица близких мне людей. Кого я любил. Рядом с кем моя душа была спокойна, и торжествовало сердце, играя на своей арфе громче, чем весь мозговой оркестр, такой хаотичный и непослушный.

Нам определенно нужно было нечто большее, чем просто жить, играя в любовные игры. В этом никогда не было никакой защиты. В наш союз вломились просто так, щелкнув пальцами, и мы даже не заметили этого.

Что-то еще. Недостающий элемент. Защита от врага, которого мы еще не видели и не знали до этого дня.

Огромное ничто стало частью меня на долгое время. Оно меня поглощало и отпускало, снова и снова.

Демон смотрел мне в глаза. И взгляд его говорил: «Будущее на пороге».

Теперь я слышу только эхо. Как из бездонной пропасти.

Я удаляюсь.

Ничто вьется и воет позади меня. Оно трубит о конце мира.

–…Еще одна попытка, Кирилл, – сказала она мне. – Мы должны использовать наш шанс. Спасти нашего ребенка и нас самих. Теперь мы знаем лучше, как все сделать. У нас есть последняя возможность.

Мы снова заговорили о побеге.

Предыдущий оказался неудачным, и пострадали невинные.

Я слушал ее. В ней всегда было больше сознательности, чем во мне. Она умела действовать, а не рефлексировать по любому поводу. Чаще всего, я доверял ей… До этого момента.

Что-то было не так, как обычно.

Она была слишком настойчива. Она почти требовала, – справедливости, скорого решения в нашу пользу, а также рождения и триумфа почти нечеловеческой воли, с которой мы могли бы спастись, и оставаться сильными чуть ли не в режиме non stop.

К сожалению, тогда у меня могло родиться лишь подозрение. Или сомнение.

Да что угодно! Но только не взвешенное и рассудительное решение!

Я растерял все свою способность мыслить более или менее здраво еще задолго до этого.

У меня оставалась только моя сила. Та сила, которая всегда есть у мужчины. Та сила, которой может управлять женщина, когда у нее уже не остается иного выбора.

Дина указала мне путь. Всем нам. И тот путь был проклят…

Проклят…

…Как и тот поздний вечер

Летний дождь лил как из ведра

И я встретил его во дворе нашего дома где мы с ним жили Мы и наши родители

И за одну секунду мы превратились в заклятых врагов

Как только я увидел как он стоял как он смотрел на меня исподлобья мутным пьяным взглядом я почувствовал опасность Внутренний голос подсказывал мне бежать Но я стоял как вкопанный и не мог сдвинуться с места Потому что никогда не видел своего старшего брата каким он был в эту минуту Пьяным до одурения и до оцепенения страшным

-Гуляешь под дождем, братан? – В его голосе не было вопроса Он ехидничал, больше ничего

Я смотрел на палку в его руке

Дождь стекал по нам обоим огромными градинами

Дул сильный ветер

Внутри меня все замерло

Я никому об этом не рассказывал, даже Дине. Хотя, мы делились друг с другом многим.

Теперь пришло время расставаться со всем хорошим, что нас связывало.

Уверен, что между нами была любовь. Никто не будет убеждать меня в обратном. У нас есть свидетели. Где-то в тени таились завистники. Но нам желали благополучия, и поэтому мы всегда были счастливы.

У каждого из нас были тайны, и мы берегли друг друга от темных сторон наших жизней. Мы сохраняли наши образы. Я был ее парнем, а она моей девушкой. У нас было светлое будущее…

Теперь мне кажется, что это была лишь моя иллюзия.

Я познакомил их, – ее и своего брата. Они моментально нашли общий язык. Это заставляло меня испытывать радость, которую приходилось скрывать, чтобы не выглядеть идиотом.

Было странно видеть их рядом, за простым разговором, за чашкой чая, на кухне. Я находил в этом гармонию и умиротворение.

Когда мой братик распрощался с нами, она мне сказала:

-Кажется, я ему не понравилась… У него был какой-то странный взгляд.

-Просто он нам завидует, – сказал я, – вот и все.

-Ну, это уж я почувствовала наверняка.

То, что мой старший брат мне завидует, бросилось мне в глаза между прочим. Эта зависть была тихой, скрытной, и выглядела весьма воспитанно, даже как-то интеллигентно. И совсем не опасно.

Я знал, как он способен завидовать. И как зависть могла съедать его изнутри. И как он мог чувствовать себя оскорбленным.

Мой брат. Такой красивый и умный. Всегда находчивый, всегда в курсе. Добытчик. Борец. Настоящий мужчина.

Он мог бы стать прекрасным супругом. Но он не хотел. Не желал этого.

Холостяцкая жизнь была для него единственной дорогой хотя бы по той простой причине, что он сам никогда не знал любви. Никогда не видел ее со стороны. Может быть, только в каком-нибудь дурацком фильме, где построены мосты из иллюзий. Кино он не жаловал, как и более или менее серьезный печатный текст.

От родителей он получал тумаки, в то время, как мне доставались ласки.

Мне тогда было четырнадцать, когда он впервые сорвался на мне. Я был глупым подростком. А он молодым выпивохой.

Спиртное вливалось в его двадцатилетнее тело в таких количествах, что на это страшно было смотреть. Он был похож на старое пугало в поле, которому пора на покой, – такой могла быть степень его опьянения, – но продолжал заливать в себя, если в бутылке еще что-то оставалось… и даже если бутылка была не одна.