В Рим и обратно

– На этот раз тебя зовут Маша, – чуть виновато сказал начальник, – он из творческой среды, Карину Чичерину, бывшую журналистку, вычислит моментально, ведь у режиссёров отличная память на лица и имена. Мы ему были вынуждены сказать, что ты закончила философский факультет МГУ.

– Трудно было соврать, что РГГУ? Или не так престижно? А он тоже с псевдонимом, или дадите мне на него собрать досье открытых источников?

– На, тут всё уже собрано… – на её ладонь лёг брелок с флэшкой, – в самолёте почитаешь, соседи из Детского мира кое-что подкинули тоже. Его зовут Сергей. Подпиши неразглашение у них сегодня. За это и гонорар у тебя с индексацией от конторы. Кулон на шею – и вперёд. Вылет завтра в девять.

Карина покрутила в пальцах протянутый ей кулон из моржового клыка с четырьмя круглыми насечками. Что и как было устроено внутри украшения – её не очень волновало. В конце концов, с ним даже безопаснее.

– Прямо Мата Хари. Надеюсь, он джентльмен. Иначе матом. По харе.

– Даже не сомневайся! Он подписал обязательство не посягать на твоё личное пространство. И последний сюрприз, тебе будет приятно. Вы живете в отеле Cicerone недалеко от замка Святого Ангела. Доброй охоты, дорогая!

– Чичерина, чичероне…[3] Остроумно, – она повесила кулон на шею и подумала, наверное, что если бы не развал радиостанции, которой она отдала дюжину лет жизни, вряд ли магистр философии согласилась бы за деньги выгуливать богатых неврастеников с их паническим бегством от собственной тени… Как вариант – модная пилюля от бешенства с жиру.

Да, наверное, гид так и подумала! К такому выводу пришла штатный психолог агентства, провожая глазами Карину. Такой сардонической кривой ухмылки она у коллеги давно не видела. Ничего, скоро успокоится, и глубокое тренированное спокойствие профессионала уже не даст сбоев.

Москва. Измайлово. Тот же вечер, 20.40

Ключ не с первого раза попал в замочную скважину, в пальцах ещё дремала предательская немота. Двадцать пять лет… Карина юркнула в свою квартиру, словно спеша спрятаться в ней. Стянула высокие сапоги, не сразу зажгла свет. Не по необходимости была такая маскировка, хотя запись миниатюрной камерой моржового кулона она решила вести с первой же минуты. Для самодисциплины, скорее, чтобы исключить любые разночтения и претензии. Сосредоточиться и успокоиться. Вот сейчас что самое главное. Двадцать пять лет назад она, не задумываясь, рассказала о своей обиде маме и чуть ли не всю ночь проплакала ей в колени, вернувшись из Крыма. Как бы ни горело внутри, матери сейчас ничего нельзя узнать о сегодняшнем новом повороте той давней истории. Нельзя её этим тревожить. Этим, то есть тем, что менее чем через сутки она увидит того, кто её предал… Его, его… Его!

…Штиль на южном берегу. И какой клеветник сказал, что вода в Ялте немногим чище стоков измученной автосервисами Яузы? Невесомый прилив застенчиво перебирал мелкую серо-розовую гальку, море отдавало тепло дня остывающему вечернему пляжу. Немного загрубевшей от оружейной стали ладонью Сергей гладил её длинные русые волосы, касался нежной щеки. Под неусыпным ревнивым взглядом другой парочки – его сокурсника по военной академии и её подружки – они не могли себе позволить смелость даже лёгкого поцелуя. Уговор дороже денег, тем более, что спорили на целую банку пива! Мальчишек звали Олег и Сергей, девушек – Юля и Карина. Студенческие каникулы в своей самой сладкой августовской поре подарили им друг друга на фестивале вузовского фольклора в одном из спортивно-оздоровительных лагерей Алушты. Курсанты уговорили подруг поехать в Ялту, где ожидался концерт модного барда, остановившегося в гостинице «Интурист». Там же в двухкомнатном люксе отдыхала мать одного из них с отчимом-генералом. И всё складывалось удачно: сразу после концерта генералу надо отбыть в аэропорт, вот он и добросит девушек на служебной «Волге» почти до самого их лагеря под Алуштой, а сам проследует дальше.

Горчинка в этом празднике всё же была. Буквально вчера в кафе возле морского вокзала ребята угощали их мороженым. Откуда ни возьмись, в зал ввалились трое упырей, разопревших от выпитой на жаре водки. Немногие посетители, пожилая пара и семейство с детьми даже не попытались поднять голос, когда один из пьяных нетвёрдым шагом двинулся к замеченным в углу ящикам со спиртным. А по дороге споткнулся о Юлькин стул и рухнул с ней вместе на пол. Девушка отчаянно закричала, вскочившая Карина почуяла неладное в движениях огромного вонючего тела над подругой, со всего маха врезала носком спортивного тапка лежачему по печени, тот взвыл от боли и откатился в сторону. Тут на шум подоспели выходившие покурить курсанты, но и двое других пьяных бандитов вообразили, что их собутыльник атакован. Курсанты встали спина к спине… Дюжий повар вышел из кухни вовремя, милиция появилась уже в тот момент, когда нападавших скрутили. Молча за всем наблюдавшему чинному семейству достало совести правильно указать на виновников… У Сергея была рассечена бровь, Олегу пришлось вправлять плечевой сустав. В крошечном букетике белых роз, украшавшем их столик, на нескольких лепестках алели капли юной горячей крови…

«Если когда-нибудь я получу букет белых роз, а внутри две алые, я буду знать, что это от тебя, Серёжа!..» «Ты будешь ждать меня, правда?» «А как мне без этого защищать тебя? Влюблённый солдат лучше воюет» «Мне так хочется увидеть Рим… Колизей, фонтаны! Давай полетим туда?..» «У… ууу… Прошу посадку в Риме, и приготовьте белые розы» «И красные! Что это ты делаешь?» «Обручальное колечко тебе…» «Из фольги от конфеты? Великовато». «А какой размер у тебя?» «Пятнадцать с половиной». «Дюймовочка. Я запомню. И куплю тебе настоящее, золотое».

Тревожно закричали чайки, сорвались в панике с фуникулёра, на каком солидные отдыхающие спускались из корпуса к морю. Зная, чем такой старт оборачивается для зазевавшихся, Сергей резко выдернул из-под спутницы широкое пляжное полотенце, накрыл их обоих… Легче выстирать ткань, чем отмываться от зловонного гуано из кишок помоечных птиц. Воздух!.. Его рука обвилась вокруг её плеч, под оранжевым куском материи было душно, но волнующе хорошо. И никому не могло прийти в голову, что «хорошо» в последних каникулах их юности на этом и закончится. Когда нужда в тенте закончилась, Олега и Юльки на пляже уже не было. Прождав с полчаса, два раза до фильтра выкурив драгоценные сигареты, которые приходилось чутко прятать от родителей, влюблённый курсант решился оставить подругу около лежака, натянул шорты и футболку и отправился на поиски.

Карина просидела до темноты. Она не знала, что делать. Вспомнила даже детский сюжет про маленького часового, кого старшие ребята оставили на посту, да и забыли про него, а малыш всё стоял и стоял, мёрз, но не смел убежать и оставить пост, и освободить его из игрушечного караула пришлось взрослому военному. Ей было очень холодно и страшно, ветровка и сумка с документами остались в номере генерала. Когда в море уже появились огни ночных рыболовецких траулеров, раздался шелест спотыкающихся шагов по гальке, и ей на грудь кинулась заплаканная Юлька. Из её сбивчивых слов стало ясно, что эпизод с дракой в кафе развился в неприятную историю. Один из пьяниц оказался в кумовстве с киевским прокурорским начальством, и струсивший следователь счёл ошибочным решение отпустить защищавшихся «московских гостей». Два часа её провоцировали на признание в занятиях древнейшим ремеслом, а курсант выдерживал допрос с пристрастием о личной мести. Внезапно пытка оскорблениями и закончилась – Олега засунули в какую-то машину и увезли. А её как бродяжку выбросили из отделения милиции и предупредили, что в спортивном лагере неявка на утреннее построение обернётся для обеих девушек исключением из института перед самым дипломом. Бред какой… Но где мальчишки? Куда увезли Олега, кого нелюди в серой форме словно специально били по больному плечу? Куда делся его друг Серёжа? Перепуганные, усталые, две девушки через прореху в живой изгороди пробрались на территорию номенклатурной гостиницы, где уже заканчивался концерт барда.

Тысяча рук с зажжёнными зажигалками и фонариками раскачивалась в такт и подпевала хиту конца восьмидесятых, под финал выступления песню попросили ещё раз исполнить на бис:

«Безобразная Эльза, королева флирта, с банкой чистого спирта я спешу к тебе. Нам за сорок уже, и всё что было, не смыть ни водкой, ни мылом с наших душ…»[4]

«Девушки, простите, я вам глубоко сочувствую, но ничем не могу… Мой сын ни о чём меня не предупреждал. Его и его приятеля мой муж час назад посадил в свой служебный автомобиль, они улетают в Москву – дама, отворившая им дверь гостиничного номера, рассматривала их с брезгливым любопытством – я сама отправляюсь завтра днём, у меня ещё две грязевые процедуры… Попробуйте спросить о ваших пожитках в камере хранения!»

На стойке регистрации к двум измученным студенткам отнеслись куда человечнее. По описанию вещей и фотографиям в паспортах их сумки были опознаны и отданы. За две пачки забытых генеральским сыном сигарет «Лайки страйк» шофёр, привозящий продукты в ресторан гостиницы, тем же поздним вечером довёз подруг до поворота на пионерский лагерь имени Павлика Морозова. Оттуда при неверном свете луны сквозь набегающие облака, ёжась от порывистого ветра, исцарапанные колючками, они дошли по туристической тропе до своего корпуса и влезли в него через окно туалета, поскольку после отбоя прошло уже полтора часа…

На то, что они проспали утреннее построение, никто не обратил ни малейшего внимания. 19 августа 1991 года лагерю все были заняты другим. Драма всей страны заслонила девчонкам их собственную, да и мотив резкого отъезда курсантов к месту службы, на котором настоял отчим-генерал, тоже был объясним. Да и кто в той ситуации поступил не по-офицерски по отношению к доверчивым девушкам? Старший по званию или двое пацанов, кого он просто заткнул своим командным окриком? Какая разница теперь… Двадцать пять лет прошло. Целая жизнь. Знаменитый режиссёр и бывшая радиоведущая, вынужденная из-за развала родной станции подрабатывать «эксгумацией мёртвых душ», то есть штопкой нервов богатых и знаменитых во время прогулок по европейским достопримечательностям. Обслуга, а на горничных и садовников, парикмахеров и таксистов в этой среде не принято обращать внимания – это неодушевлённые предметы. Люди без лица. Значит, он её не узнает и не вспомнит. А ей не стоит вспоминать. Так бы по уму. Но сердцу не прикажешь – для этого туриста она может стать, если разгорятся старые угли, никак не утешающим ангелом-хранителем, но Вергилием, экскурсоводом по девяти кругам ада. Неизвестно, что труднее – заставить себя не узнать его и бесстрастно вправить ему мозги в нужном, полезном для него смысле. Или, видя в нём врага, заточить на губительную жизненную стратегию… Кто тогда был виноват? И теперь что делать-то?

…Варёное в крутую яйцо – в крутой кипяток. Свежий белый хлеб с плавленым сыром, крепкий свежезаваренный чай. На большее аппетита не было. Признаться, заставить его себя узнать и вспомнить мрачный эпизод туманной юности?.. Впрочем, почему мрачный? Для него-то? Маленький карамельный эпизод, развлеклись с девочками на курорте, так те должны быть благодарны, что курсант отнёсся у студентке с уважением, и дело ограничилось поцелуями!.. Да он посмеётся, может ещё и от заказа отказаться. А противно как – хвостом вилять преданно, заглядывать в глаза как спаниель, которого хлестнули веником. Нет уж!.. Нет. Но и месть – очень трудная задача. Провоцировать, склонять, да так, чтобы комар носа…

– О, Боже… – мелодичная трель, фото улыбающейся подруги тускло мигает на экране смартфона. – Юлька…

– Каринка, привет! Чего не звонишь, летишь завтра? – весёлый родной голос прозвучал сейчас как набатный колокол. Ну и чутьё у неё.

– Лечу. В Рим… – чайник на подоконнике заклокотал, как рассерженный вулкан Везувий. Карина почувствовала спазм в горле.

– А что с голосом? – в интонацию на том конце добавилось удивление. – Карин, мы с тобой за одной партой пуды соли считали. Я тебя знаю. Что?

– Да так, ничего… Клиент сложный.

– Ой, батюшки. Мало ли у тебя их было? Не первый баклан на пирсе.

– Такой – первый, – она переложила трубку к другому уху. – Это Сергей. – Какой ещё Сергей? – не поняла наперсница.

– Тот самый Сергей. Беспалов. Ну, режиссёр… Сериал последний.

– Не может быть… – трубка охнула и часто задышала. – Нет, постой. Ты что, обалдела? Ты его согласилась взять клиентом? Он об этом знает?

– Юля, успокойся! – чичероне едва не обварила пальцы, вынимая горячее яйцо из стакана, разбила скорлупу о мойку, выложила на блюдце. – мы работаем под псевдонимами, никто в офисе не догадывается, что мы были знакомы. Надеюсь, не догадывается… Я постаралась.

– Нет, это ты успокойся! Отмени заказ, он же узнает тебя, – паника в голосе подруги стала стремительно набирать амплитуду. – Отмени! Они ещё успеют другого шерпа ему подобрать. Ты представляешь, что будет, если… Ты что забыла, как он с тобой тогда, в девяносто первом, обошёлся, а? Как свинья последняя, тряпка, слюнтяй… Так даже в наше подлое время не поступают. Вспомни, как мы с тобой ночью по лесу в лагерь шли. Как в то время целы вообще остались! Дружка своего отчима уговорил отмазать, из ментуры вынуть, а нас просто по-мужски трудно было до лагеря довезти?

– Я всё помню, Юля… Пожалуйста, перестань сейчас! Слезь с трибуны.

Трубка замолчала, засопела. Потом на том конце что-то уронили.

– Блин. Как же я раньше не догадалась… – произнесла трубка траурным тоном, звон столового прибора раздался ближе. Значит, подняла с пола и бросила на стол. – Ты что, решила ему отомстить, да? Признайся… Рожу его наглую так и вижу. Карин!.. Ты меня слышишь, вообще? Может быть…

– Что может быть?..

– Может быть, тебе очки надеть, такие, большие, затемнённые? У тебя есть? Возьми сразу две пары, ты их на море постоянно теряешь. Не снимай…

– Лучше сразу мотоциклетный шлем. И не снимать. Ты как это себе представляешь – неделю с человеком нос к носу?

– А вдруг он тебя узнает?.. – обречённо спросили на том конце.

– Сделаю всё от меня зависящее, чтобы не узнал, – с нажимом сказала чичероне, подумав, что для успокоения подруги это придётся повторить ещё раз пять. Как мантру раскольничьего попа. Свои бы эмоции подавить…

– А ты с ним как? – трубка заикалась от возбуждения. – По чесноку мозги вправишь, на путь наставишь… Или… наоборот?

– Юля, мы сейчас с тобой это не будем обсуждать, хорошо? – Карина произнесла это таким спокойным отчётливым тоном, что её одноклассница ощутила неприятный холодок между лопаток. – Через двенадцать часов я увижу моего клиента. Ничего плохого не случится. Со мной. Я обещаю. А ты перестань психовать. Ты меня знаешь. Любые переживания можно спрятать. Это лишь вопрос напряжения воли. Нельзя скрыть только любовь. Доброй ночи. – вешая трубку, Карина чувствовала, как пульс бьётся о рёбра… Верно говорят. Можно затаить дыхание, но сердцу – не прикажешь.

Где-то далеко, в Новых Черёмушках, чуть располневшая, с уже заметно опустившимися от невзгод уголками губ её ближайшая и преданная подруга Юлька накапывала себе в рюмку валокордин. Двадцать пять лет назад она по доброте своего верного сердца поехала одна разыскивать бывшего курсанта Сергея туда, где он, по его собственному признанию, жил с родителями в престижном кирпичном доме. И встретила его, подтянутого и опрятного, уже в гражданской одежде, в Большом Харитоньевском переулке. Под руку с ухоженной вертлявой брюнеткой. Ничего не рассказав Карине, она глубоко переживала ещё и это, повторное надругательство над их с ней общей верой в людей и добрыми надеждами. Злилась, плакала… Дошло до того, что даже пыталась подманить и украсть любимого кота генеральской супруги, чтобы хоть как-то отомстить семейке за вероломство. Спустя двадцать лет одна бульварная газетёнка напечатала интервью с известным режиссёром Беспаловым в его семейном кругу с той самой брюнеткой уже в роли официальной спутницы жизни… Но там не было ни строчки о том, что отчим-генерал, дабы устроить карьеру пасынка на гражданке, женил его «с целью остепениться» на дочери влиятельного человека, обеспечившего будущему зятю перерождение из военного переводчика в слушателя высших курсов кинематографии. А уж его приятелю-сокурснику Олегу, что, казалось, был так влюблён с саму Юльку, ему, красавчику и баловню, выросшему в театральном мире своей матери, сам бог велел сменить меч на матюгальник киношника. Но Олегу было не занимать амбиций, и поэтому он не сразу принял с «голубого блюдечка» свою запрограммированную судьбу, а пошёл кривым путём, подвизавшись сперва в журналистике. После какого-то парламентского брифинга уже замужней Юльке, помощнице депутата, пачку сплетен обо всём этом выдала в курилке знакомая корреспондентка. Однако на четверть века в её душе так и осталась законсервированной острая боль обиды. Там, как в потайной пещере в хрустальном гробу на цепях, качался незаданный вопрос… За что? Такой же, как и в душе Карины, остался в уже затянувшейся ране ноющий гвоздь-вопрос: почему тогда, в Крыму, рыцари бросили дрожащих от холода и страха девчонок на произвол судьбы.

А как было на самом деле? Олег долго не находил себе места: его жгли огнём досада и стыд за своё бессилие. Едва живой после допроса, он был уверен в том, что генерал эвакуировал всю четвёрку. Своего пасынка с его приятелем и двух девушек. Ему в голову не пришло, что может быть не так! Мать-актриса, выудив по капле у опустошённого потрясением сына причину его состояния, негласно навела справки о двух студентках, убедилась в их благополучном избавлении. Само собой, сычу-генералу отказывать от дома за неблаговидный поступок дальновидная дама поостереглась. И это всё так и осталось entre nous[5]. О лечении душевной травмы, нанесённой никому не известным «девицам с окраины», в Большом Харитоньевском переулке и на Тверской подумать не удосужились. На вопрос юноши актриса ангельски улыбнулась: «не ищи ты их, девушки уехали на заработки в Европу». Это, разумеется, была её импровизация. Но разве у неё был выбор? Времена настали непростые, номенклатуре нельзя отвлекаться на такие мелочи. Своё благополучие надо оберегать, запирая на все замки. Не распыляться на благотворительность в отношении людей… Не своего круга.

А Сергей?.. В ночь на двадцатое августа он украл у отчима наградной пистолет. И от того, чтобы завершить дело Гамлета и вторично облечь вероломную мать в траур, его удержала случайность: друзья позвали нести караул туда, где защитники свобод уже строили баррикады из троллейбусов и варили макароны с тушёнкой на кострах. Оружие у него тут же забрали какие-то бородатые товарищи, внутрь здания так и не пустили. Привычный мир выворачивался наизнанку, и он чувствовал себя листом, подхваченным ветром, который просто несёт неодолимая сила. Те события стали переломом и в его собственном восприятии мира. Умный отчим простил парню утрату пистолета, но поговорил с ним всерьёз, сумев внушить, что объективно взять с собой всех в машину он не мог, так что спас только его друга. А курортных романов в жизни любого мужчины бывает ровно столько, сколько раз ему выпадает свобода… То есть не надо ехать в отпуск с семьёй. Соблюдать приличия – во что важно в их кругу, если хочешь чего-то добиться. И вот прошло двадцать пять лет. Земную жизнь пройдя до половины…[6] Помнил ли постаревший влюблённый солдат о первой любви? Тонкий пальчик, колечко из конфетной фольги.

– Каринка, Каринка… Ты главное, не рискуй, – шептала видевшая уже многое за двадцать пять лет полноватая добрая женщина – как было б лучше ему тебя не узнать. Была русой, красишься в блондинку. Взгляд стал твёрже, родинку на щеке удалила… Почему отказалась очки надеть, ведь это модно сейчас? Хоть бы не узнал он тебя, хоть бы не узнал. Ямочка на подбородке была, сейчас нет. И телефон выключила… А мне что, не спать теперь?

Глава 2

«Сосуд ли ты, в котором пустота?»

[7]

27 октября, Рим, piazza Cola di Renzo, 07.30 местного времени

– Свой путь земной пройдя до середины, я оказался в сумрачном лесу… Э-э…Чей ужас с памяти несу. Простите, цитирую коряво, но в тему. Я Сергей, а вы, чудесное видение, Вергилий или Беатриче? – на пороге номера на втором этаже её встретил мужчина лет сорока, крепкий и подтянутый, как бывший военный. Улыбка всё ж выдавала принадлежность к шоу-бизнесу: лучезарная, тренированная. Однако полное безразличие в светло-голубых глазах довольно быстро сменилось доброжелательным любопытством.

Шерпа это порадовало. Значит, выглядит она в обтягивающих джинсах и кожанке поверх оранжевой футболки всё-таки не на свои сорок с лишним. И, что более приятно, тревоги и возбуждения её появление тоже не вызвало.

– Оставьте «Божественную комедию» до другого раза, Сергей. Думайте о хорошем. Доброе утро! – она привычно брызнула на него энергией своей искренней улыбки, такая артподготовка действовала на всех клиентов, а про себя подумала о совпадении – ведь о роли Вергилия для себя думала ещё накануне. – По крайней мере, желаю вам такого утра. Будем знакомы. Маша!

– Очень рад. А это – талисман? – вежливо пожав протянутую дамой ладошку, очевидно, для поддержания разговора Сергей показал глазами на квадратный кулон из моржовой кости на её шее. – Салехард, как я вижу?

Вот, опять… Мелочи, но складываются в общую картину. Накануне, в кабинете одного серьёзного ведомства, давно знакомый сотрудник объяснил ей, что против режиссёра за границей после его сериала возможны грубые провокации. Слишком сильно он прищемил некие интересы, развеяв миф о безобидной опеке со стороны более опытных партнёров демократической плеяды. Кусок бивня арктического животного содержал не камеру слежения, а тревожную кнопку и средство экстренной навигации. На всякий случай. А ёмкости карты памяти встроенного диктофона хватает на десять часов аудио записи, включающейся автоматически после начала разговора.

– Да, пришлось завалить бедолагу, приставал!.. Это трофей, – смешливо бросила она. Рано показывать тонкую начитанность, пусть расслабится. И расстегнула лёгкую кожаную куртку совсем, открыв надпись на футболке «брошу всё, уеду в Урюпинск».

– Форма одежды, товарищ командир? Кеды, кепка, кардиган?

– Утро выдалось солнечным, к полудню вовсе можем запариться, так что советую вам тоже взять рюкзак… Мы ж туристы!

Осмотрев женщину с головы до ног, Сергей ощутил себя претендентом на вакансию вожатого в международном пионерском лагере. Ладно, пусть. В её непринуждённом поведении, в свежем цвете лица и блеске внимательных глаз, лёгкой улыбке чувствовался уверенный почерк опыта. Что ж, правда, ей надо просто довериться… Всё вон из головы. Друг в беде не бросит, лишнего не спросит. Эта блондинка с хвостиком, отдалённо напоминающая Ларису Удовиченко, спортивная, подвижная, как минимум обеспечит полноценный отпуск в одном из прекраснейших городов мира. Поможет перезагрузить нервную систему. Дружбу купить нельзя, а приятеля-помощника за деньги – запросто. Чуть дороже, чем собутыльника. Пока – так. А дальше посмотрим.

– Жду вас на завтраке, – она повернулась и двинулась к лифтовому холлу, казалось, заскользила по воздуху, не касаясь плотного ворса ковра.

Личное пространство. Даже не переступила порог его номера. Древний дух лесного края Lazio взял его под своё покровительство, но строго очертил границы яви и нави. Тронешь хрустальную грань, всё рассыплется. Лёгкая, стремительная… Может быть правда, она соткана из нитей паутины и блик радуги на поверхности воды? Надев мышиного цвета льняной пиджак, сунул в нагрудный карман солнцезащитные очки. И поймал себя на том, что рука потянулась к щеке – проверить, хорошо ли выбрит. Выходит, его мужское начало уже знало об отношении к незнакомке больше, чем разум? Чепуха…

– Хорошо выспались? – спросила она, сдвинув на соседний стул свой смешной гобеленовый рюкзачок с разнокалиберными совами. – Этот отель очень удобно расположен – между двумя станциями метро, а до замка Сант-Анжело и Ватикана тут четверть часа прогулочным шагом. Но что самое главное – тихо, да и russo turisto с их обликом орали редко попадаются.

– То есть не орут? Первый раз слышу такую шутку… – усмехнулся он. Да и замечание на счёт сна – в десятку. Про явь-навь, сов, духов. Очевидно, таблетка снотворного, вырубившая вчера его рассудок, ещё эффективна.

– Так почему Рим? – спросила она, с аппетитом уплетая фруктовый йогурт. Нормальное поведение для человека перед началом рабочего дня.

– Рим?.. Да я сам не знаю. Не на Oktoberfest[8] же с пивом и сосисками. Ваша психолог мне тесты какие-то давала, а потом предложила на выбор Рим, Вену или Будапешт. При этом, как мне показалось, для проформы. Она была уверена в том, что вальсы Штрауса и гуляш мне не так интересны…

– Не так, как что? – спутница привычно сдёрнула с порционной банки мёда фольгу и вылила тягучую янтарную жидкость себе в чай. – Это чтобы связки лучше работали. Я не просто так спрашиваю, ведь предварительную программу вы не согласовывали там, в офисе. Положились на импровизацию.