
Полная версия
Осень на Луне
Тополь, на котором я свил гнездо – сделал настил из жердей и веток и затащил туда спальный мешок – стоял у самого пруда в окружении 30-метровых лип. Когда я зажигал свечу и ставил ее в развилку ветвей, вокруг вырастали золотистые стены, а за ними, над прудом, жил туман.
Туман тек с полей по двум оврагам, две его густые струи сталкивались над поверхностью воды, отражавшей Луну и звезды, – сталкивались, разбивались на клочья, которые, вращаясь, разбегались по всему пруду и, перевалив через плотину, исчезали…
Виделись мне в тумане и люди, и животные, и какие-то сказочные существа, – разыгрывались сцены. Образы, созданные туманом, не сразу скользили к плотине, а долго кружили по водной глади, встречались и расставались, меняли облик…
Обычно я видел то, о чем думал… – или думал о том, что видел… Часами я смотрел и смотрелся в этот волшебный театр.
Я проснулся от жаркого солнца, жужжания пчел, шелеста листьев, от медового запаха цветущих лип. Я лежал под огромным, светлым, ярко-синим небом…
Где-то подо мной раздался голос, тот самый – Человек-Голос! Он привел группу к пруду, он любил говорить в парке. Меня и мое гнездо снизу не было видно, – я прислушался… Он говорил о Любви, о Добре, о Радости и – чудо! Любовь и Радость точно звучали в его удивительном голосе.
Я слушал, а потом вдруг прыгнул на ветви ближайшей липы, а с нее – на другую липу, и по гладкому стволу скатился почти на головы изумленным экскурсантам.
Я сидел на траве под деревом – чумазый, в рваной одежде, с расцарапанным лицом и, глотая слезы, говорил: «Простите меня! Я нечаянно! Я просто выпал из гнезда…»
Предательство и тьма
Кучка листьев опавших,Над ними холодный смерч —Листьев круженье…Безвольных, отдавшихДереву – жизнь, ветру – смерть.Больно! С картиной осениЧто-то случилось вдруг —Ветер бабочку носит,Насильно включая в круг.Живую! Но лето красноеТы, бабочка не возвратишь —Ушло, пережилось. НапрасноКрылышками шевелишь!Я уехал из парка с той девушкой – «Глаза», – она почему-то полюбила меня…
Мне показалось, что вместе с ней и с ее благородными стремлениями – я смогу пойти по новому пути…
Но вытерпел я недолго! Моя Любовь все ярче, все горячее вспыхивала в сердце, и – в один прекрасный день – воцарилась в нем снова, вытеснив все другое… Я снова стал только несчастным влюбленным, которого ничто не могло отвлечь от боли утраты.
Та девушка ушла, она ушла, чтобы умереть, – так, она сказала, а я не смог ей солгать – я любил не ее.
Тот Человек-Голос…
Я видел, как ночью, в безлюдном парке – он рыдал, бегал и падал, катался по земле и выл… Он потерял свою Любимую, ту, которая была мне не нужна…
И вот, я снова увидел мою Любимую, для того чтобы расстаться с Ней навсегда – больше никогда…
Навсегда, окончательно и бесповоротно – я это знал, но каково было понять!
Я остался один в городе, в пустой квартире. Закрыл двери. Кончились все пути, все дороги…
Тюрьма, и страшнее Тюрьмы – Тьма без проблеска света. Я предал, я обманул, я убил, – я мерзкий, гнусный подлый, я…
Ноги мои подкосились, я упал на колени, и первые двое суток так и ползал на четвереньках. Из глаз моих, не переставая, лились слезы.
Жить таким, как я есть, – я не мог. Ничто меня не оправдывало, не за что было уцепиться… – это был конец, конец всему. Огромный черный камень моей вины, моего греха, моего отвращения к самому себе – раздавил меня.
Я лежал на полу… – «как ползает змея во прахе»…
Мой настоящий прадедушка
Почему?
Всем существом я пытался понять… – «Не так все, не может быть!»
Но все было так! – могила, ни намека на свет…
Еще и еще раз, напрягая все силы, я жег свое сознание – выхода не было, становилось только темнее. Вся Мировая Тьма навалилась, придавила, расплющила… И силы мои кончились…
Господи! Господи, сам я не могу ничего, не могу… – не могу жить. Господи!
Существовал только один выход, только одно – я понял ясно – только Бог.
Если Бог есть, только Он поможет мне, – или…
У меня не было никакого другого – «или», только – Бог!
Я твердил и твердил одно: «Бог – есть!»
Повторял всю ночь, весь день, а слезы все текли и текли из моих глаз…
Я знал о Кришне, о Будде… – не одну ночь просидел, изучая философские и религиозные трактаты. Йога, медитация, тайны западного оккультизма, бывало, будоражили мое воображение…
Но тогда я забыл все, зато вспомнил, что где-то в доме есть икона Спасителя! И еще – я нашел старый дедовский медный крестик!
Я вспомнил, кем был мой настоящий прадедушка – герой, кавалер орденов св. Георгия, он умер от ран, полученных на войне 1914 года, – истинный православный христианин!
Я молился! Я положил все свое богатство – крестик с иконой, рядом с собой на пол и – я умирал.
Я молился Иисусу Христу. В моем воображении проходили сцены из Евангелия, вспоминалось что-то давно забытое из раннего детства. Но мне становилось все хуже и хуже. Меня била мелкая дрожь, ледяной холод откуда-то из желудка подкатывал к сердцу. Я не узнавал свои сине-белые руки с исчезнувшими венами. Я проваливался во тьму, – я умирал…
Видимо, нигде никого не было, кроме меня: ничто не вторглось в мою глухую тишину – ни телефонный звонок, ни стук в дверь… Или – это я сам уже ничего не мог услышать…
– Господи, помоги! Мне плохо, как никогда в жизни! Так плохо еще не было! Господи, помоги! Господи! Помоги!
Ничего не происходило – пустота и молчание…
Я чувствовал, что Смерть моя стоит рядом.
– Господи, Иисусе Христе!
Никто не отзывался, – все замерло и застыло…
И тут очень тихо, но очень внятно, мне кто-то прошептал в правое ухо: «А что, если Ей сейчас еще хуже, чем тебе?» Пока эти слова проникали в мое, сжимавшееся в точку, сердце – «значит, Она умерла» – успел подумать я сам.
«НЕТ!» – сердце взорвалось и подбросило меня в воздух. В одном прыжке я взлетел с пола. Передо мной стояла моя бледная Смерть.
«Прочь, Старуха!» – я кинулся прямо на нее, она еле успела отскочить куда-то в стену. С разгона я ударился в дверь и вышиб ее вместе с косяком. Что-то сыпалось и падало – я бежал…
Бежал, бежал, ехал на такси и снова бежал. Бежал вверх по лестнице и стучал в дверь, и Она открыла, и я упал, и бился в рыданиях на пороге. И – с Ней, конечно, ничего не случилось – услышал что-то злое, и снова встал и сказал, что думал – умерла, а раз ТЫ жива, то больше мне ничего не надо. И бросился вниз по лестнице, снова бежал и бежал, и вдруг закричал…
Я закричал так, как не кричал никогда в жизни, разве что, когда родился. Я закричал:
«Люди! Люди!! Люди!!!»
Потом еще куда-то бежал, потом остановился, – некуда было бежать, ничего нигде не было, только – пустота! Такая, как никогда в жизни.
Я хотел, наверное, подумать, осознать себя – и для начала попытался подумать: «Я» – и тогда…
Раздался сильнейший взрыв, звук-удар, потрясший все мое существо. Еще один и еще…
Молния – острие чистой энергии – пробила меня насквозь, с хрустом распрямив позвоночник. И я весь оказался в центре огня, жаркого страстного, проникшего в каждую клетку – в центре столба света беспредельной яркости и силы!
Каким-то необычным способом увидел я сразу всех людей и то, что они крепко связаны друг с другом одной нитью.
А звук-удар, преобразившись, вместо «Я» сказал очень громко, очень ясно и совершенно неоспоримо:
«Мы! Мы!! Мы!!!»
Голос смолк, и я пропал, хотя никуда не делся – был там же, все помню, – а в теле моем поместился весь немыслимо огромный – «Мы». Некто неизмеримо больше меня, сильнее, умнее – непостижимо прекрасный и совершенный…
Первое, что «Мы» увидел: ветви всех деревьев склонились, а листья, уподобившись тысячам маленьких ладоней, зааплодировали. Кланялись и кланялись деревья, аплодировали листья, неутомимо приветствуя того, кто стоял перед ними. А потом воздух! – с такой нежностью, с такой лаской коснулся тела!
«Мы» выдохнул! – с этим мощным выдохом изверглась вся грязь, – весь никотин…
И как сладостен был вдох!
Было бесконечно прекрасное утро в самом начале осени…
Над Единственной Настоящей Истинной Землей всходило Божественное Солнце!
А потом был осенний день —
Один Единственный Настоящий День,
Той Осенью, которая на Земле.
И было —
Самое главное
Видеть каждый листок на всех деревьях вокруг и все листья сразу… – Какое это зрение?! – видишь и проникаешь, сливаешься и понимаешь все! И можно благодарить все листья, не забыв своим чувством, своей лаской ни один трепещущий листок!
Как много Природы в городе! И каждая травинка переполнена бесконечной жертвенной любовью. Каждая ветка, каждый лист, радуясь и ликуя, отдает всем и каждому свою благодать, свою осязаемую и непостижимую красоту.
Радуйся и наслаждайся!
Я восхищался поступью этого тела, принадлежавшего раньше только мне. Восхищался самой прекрасной из всех возможных для моего тела походкой, гармоничными и благородными движениями. Мои руки и ноги, переполненные горячим блаженством, наслаждались любым малым движением, любой возможностью проявить переполнявшую их высокую энергию.
Я привык говорить «Я», а, вообще-то, слово-понятие «Я» не должно бы мне употреблять в описании того Дня.
Сознание «Я» не приходило и не могло прийти, невозможно было даже произнести: «Я».
И так было весь День! За целый День ни одной мысли, только Блаженство, Восторг и Любовь! Ликование! – Вместе со своим ликованием я слышал и внутренне был приобщен к голосам тысяч ликующих людей, пребывающих в таком же абсолютном счастье…
Всего несколько раз наперечет моя мысль собиралось возникнуть – и тут же, в самый момент зарождения, она получала ответ – чудесный дивный ответ, стиравший ее полностью, полностью очищавший сознание – ни единой тучки на небе, ничто не мешало любоваться Солнцем.
Первая моя мысль! – она не успела оформиться в вопрос, а если бы успела, вопрос был бы таким: Что произошло со мной? Наверное, это и есть то самое – великое «самадхи»? Где-то в глубинах сознания, в момент возникновения, санскритское слово «самадхи» – просветление, божественный экстаз – разложилось в простую русскую фразу: «Сам Ад – Хи!» – я с этим полностью согласился, когда – такое! что мне сам Ад!
Это теперь я пытаюсь развернуть переживание в словах, а тогда – пришла бесконечная радость осознания, ударившая в начальную точку, из которой пыталась возникнуть мысль и снова – чистое прямое знание обо всем, прикосновение, проникновение во все… – Ни мыслью, ни чем другим не затуманенное присутствие ЗДЕСЬ, СЕЙЧАС в самом прекрасном и лучшем из миров.
Сначала я только смеялся, исчезая в смехе, потом, увидев первого же человека, – заплакал. После – весь День – смеялся и плакал одновременно. Мое лицо приобрело единственно возможное для такого состояния выражение – я всегда узнаю это выражение, если увижу…
Когда каждый лист сгорает ради дерева, отдает последние силы, последние соки, и вместе с ними – душу. Когда лист уходит в дерево, а дерево – во всю земную Природу. Когда дерево становится листом, и в каждом листе – вся земная Жизнь. Когда такая благодать вокруг, такой ее переизбыток, который огненным потоком Любви и Красоты изливается на всех, на каждого человека…
А люди? Они здесь и не здесь, они – какие-то лунные жители, непричастные истинной Земле. У них свой жестокий, заполненный их делами и заботами мир, своя частная, частичная жизнь…
У них сейчас тоже осень, они говорят, что осенью надо запасти жир на зиму, и делают все, что угодно, но – не видят настоящей ОСЕНИ, которая НА ЗЕМЛЕ. Их осень – это ОСЕНЬ НА ЛУНЕ.
Как больно за них, как жалко всех этих НЕСЧАСТНЫХ (которые не сейчас) людей, как хочется им помочь!
Да бросьте вы свои заботы, вернитесь на вашу Землю! Отдайте себя большему, целому, частью чего вы сами являетесь – придет Любовь, Радость, Счастье… Что вы за листья такие, – ничего не знающие о Дереве? Или пальцы, – не ведающие о Руке…
Я говорю сейчас неуверенно, не зная как лучше сказать… А тогда «Мы» знал, что надо говорить, и говорил каждому человеку именно то, что надо сказать, без единой ошибки – и в интонации, и в жесте. Но мало кому чего-нибудь было надо – кроме очередной заботы…
«Мы» мог бы сотворить любое ЧУДО, если бы оно пробудило душу человека. Этот голос мог все, – я помню его и узнаю, если услышу…
Голос рождался где-то в недрах, в глубинах, ощущение, что ниже диафрагмы находится огромное пространство, как бы заполненное белым дымом или паром, именно там рождалось Слово и, насыщенное паром – Любовью и Силой, выходило. «Мы» мог бы вдохнуть в слово огромную силу, и ничто вокруг не смогло бы противиться ему.
Понадобилось лишь чуть, чтобы остановить электричку и держать ее, пока, говорил, я – снова следует понимать – «Мы», с Человеком.
Моей – НАШЕЙ главной миссией и было – говорить с Человеком!
Поверьте! – я знаю вне сомнений —
Один Кто-то – точно есть!
Тот, Кто может ВСЕ!
Может лечить, даже ДУШУ, и так просто – простыми словами…
«Чужие кто лечить недугиСвоим страданием умел,Души не пожалел за други,И до конца все претерпел».(Ф. Тютчев)Первое время мой язык совершенно разучился произносить «Я». Настоящего затруднения возникнуть не могло – потом, если было надо, говорил «Я», не вкладывая в слово его смысла, но в первый момент мне показалось, что – затруднение… И тогда еще раз возникла мысль, именно тогда я хотел подумать: «Была бы собака…»
«Собака», – и тут же, прижимаясь брюхом к земле и неистово виляя хвостом, кинулась ко мне собака. Это была любая собака, какую бы я ни пожелал! Я не соблазнился ни на пойнтера, ни на лайку – только смеялся, тогда «Мы» сказал ей, чтобы стала такой, как есть, и низкорослая хромая дворняга предстала передо мной. Я тут же исцелил ее кривую больную лапу – одно из чудес, совершенных не мной, а тем – Всесильным! – кто был больше меня неизмеримо и все же, как-то помещался в моем теле.
Но дворняжка не была просто собакой, – это был – Главный Пес (общесобачья индивидуальность). Только он мог быть со мной тогда – добрый, вполне разумный, прекрасный верный друг.
А еще как-то в разговоре с человеком, ради этого человека, понадобилось маленькое чудо. «Мы» сказал, что вон те вороны – ручные. Позвал Главного Ворона, протянул руку – вороны, к удивлению собеседника, подлетели и сели на плечо и на руку, а потом важно шли следом. В них был сам Главный Ворон – сознательное мудрое существо – ДУХ, сущий во всех врановых птицах и отдельно – сам по себе.
Воздух вокруг меня светлел и светился синевой, даже в помещении он был разряженным и чистым, каким бывает только высоко в горах…
Время шло гораздо медленнее, к тому же, постоянно останавливалось: стоило залюбоваться чем-нибудь и мгновение уже не сменялось другим мгновением – замирала летящая птица, человек, идущий навстречу, зависал над землей…
Было все еще утро, впереди был – целый День!
Безмерно больше любых мечтаний, желаний и предчувствий оказался Мир за стенами, Свет за стенами. Один глоток настоящего вольного воздуха мгновенно стер все страдания, всю скорбь, накопившуюся за годы заточения. День тот – сверкающая точка в памяти, окно, залитое ярчайшим светом.
Даже, если не удаться мне еще раз «пройти сквозь стену», все равно, совсем темно уже никогда не будет, т. к. – окно есть! Воля – ждет! И – теперь я знаю точно – существует…
Бог – есть! Вот – главное. Напишите это на площади, чтобы не забыть
Самым невообразимо потрясающим был первый момент, когда в меня ударила молния с ясного неба. Потом был День, когда «Мы!» не покидал меня ни на мгновение.
В следующие дни прежнее мое «Я», возникая все чаще и чаще, приходило к власти над телом и умом. Появлялись ошибки в движениях и жестах, мысль, не получая ответа, спрашивала саму себя, сама себя путала и пускалась в обычный горестный круговорот.
Прежнее «Я», – потрясенное и обновленное, удовлетворенное и очищенное, ублаженное и обласканное, но! – всего лишь «Я»: несовершенное и неправдивое, часть, мыслящая себя целым, лист, ничего не знающий о дереве – возвращалось…
Потом еще год, пока я водил экскурсии, «Мы» неизменно приходил на помощь. Надо было только очень любить людей, которым говоришь, пытаться сказать о главном, вести на полном напряжении внимания и ума, и где-то к концу экскурсии – вдруг приходит… Такая неописуемая Радость, такой Восторг!
И делать больше ничего не надо, только радоваться, только изнемогать от Любви, а говорится и делается все само, самым прекрасным образом и без единой ошибки.
Интересно, если в разговоре было надо, то называлось многое, чего я не знал и знать не мог. Особенно, когда говорил одному человеку, иногда даже гадал, как цыганка, называл имена, даты… Не знаю и вдруг – мгновенно – знаю! Как сон вспомнил…
Снова оживал во мне голос, идущий из глубины, воздух вокруг светлел, и вся моя группа оказывалась в области голубоватого свечения…
После экскурсии я шел в парк, там тоже был старинный парк. И если она получилась, если нечто настоящее передалось от меня к людям, то – чудесный Свет наполнял все, оживляя и одухотворяя. Снова Природа дарила мне Красоту – наивысшую свою награду, и листья аплодировали мне.
Думаю, что если человек идет не в Храм Божий, а в какое-нибудь место, связанное с чем-то возвышенным… Если едут люди толпами в такие места, то должен же быть там хоть один человек, который может действительно нечто им дать…
В том месте, куда я приехал работать экскурсоводом, такой человек был. Я видел нисходящую, окутывающую людей Благодать, когда говорил он своим мягким завораживающим голосом…
Однажды, в откровенном разговоре, он рассказал мне о своем главном переживании.
– Как-то, наверно от усталости, упал, потерял сознание, но не совсем… – слышал сильнейший звук-удар…
Будто поезд с цистернами несется мне в лоб, такой мощный звук!
А потом голос ласковый, нежный! И говорит простые слова…
Я чувствовал нежнейшее прикосновение к самой моей сущности – чудесная ласка, неописуемое блаженство. Всего несколько секунд, а для меня – чуть ли не вечность прошла. А когда очнулся, то такая во мне была Любовь!
Вскоре этот человек уехал, остался я, водил экскурсии, а потом – перестал, и – перестал говорить…
Потом! Потом Благодать полностью покинула меня. Воистину! – прав был старец Силуан: «Нет большего страдания, чем лишение Благодати!» Я снова очутился в той же темной страшной Вселенской Тюрьме. Жажда моя была бесконечна, и – ничто не могло и не может утолить эту жажду!
Если я буду умирать, как положено, простой человеческой смертью, то, когда сердце мое окончательно остановится, я услышу, – как бьется Сердце Вселенной! Какой-то из этих ударов, третий или четвертый, пятый или шестой, преобразившись, произнесет самое лучшее, самое нужное мне Слово. И вспыхнет ярчайший и чистейший бесконечный Свет!
Если будет так, то – это будет САМАЯ ПРЕКРАСНАЯ СМЕРТЬ.
Время, просто идет время
(Перелистывая «Еженочник»)
Простое пустое время, которое идет и проходит…
Как найти в нем нечто не переходящее, соизмеримое с Вечностью?
Один человек первобытный долго и упрямо тер пень…
Называя свое занятие – тер-пением.
Наверное, он хотел добыть – Огонь?!
Листья осенние последние силы дереву отдают, ветру и Солнцу. Но даже в опавших листьях еще остается жизненная сила. Иду собирать листья, самые красивые, чтобы сделать лекарство от усталости.
На маленькой солнечной поляне – осенний чемпионат. Два великана клена – красный и желтый, дождавшись хорошего порыва ветра, пускают своих лучших летунов.
Широкими кругами планируют листья, замирая носами к ветру и разгоняясь на повороте: два круга, три круга, четыре… Вот один лист, не поворачивая, борется с ветром, парит и парит все на той же высоте…
Я долго и прилежно судил соревнования и собирал рекордсменов. По количеству красных и желтых объявил кленам ничью. А финальные полеты, на титул абсолютного чемпиона, устроил с обрыва глубокого оврага.
Победил желтый, как осеннее солнце, лист, без единого пятнышка, совершенно правильной формы, с длинным черенком, похожим на лебединую шею.
И теперь, подвешенный на нитке к старой бронзовой люстре – он будет парить всю зиму!
Большая кривая береза. Будто черной тушью на березовой коре выведены узоры старости и болезней, а вон та клякса, что повыше – чага. Лекарство! говорят, даже от рака?!
Чага встречается чаще на березах очень старых, на тех, которые сами уже умирают…
Сегодня вечером старый дуб на опушке, – пожалуй, самый большой в нашем лесу – был грустно молчалив. Совсем недавно ветер сорвал с его ветвей последние, цвета ржавчины, листья. Береза, с которой я каждый день здоровался, ответила мне, несмотря на сильный ветер, лишь слабым сухим шелестом.
Зато осина! так громко затарахтела множеством совершенно черных, негнущихся, как из жести, листьев, что холодные волнообразные токи запрыгали по моему хребту. Что-то тоскливое и скверное вещала старуха о наступающей зиме.
Так долго до весны и листьев – Декабрь! Да еще погода невозможная: то дождь, то снег…
А сегодня у нее приступ злобы – бедные деревья, птицы и звери, зимующие травы и насекомые! Утром на термометре было: -32…
И не зима еще! Снег лишь чуть прикрыл несчастную, крошимую льдом землю, воздух влажен, все пропитано водой – даже кора деревьев…
И не сказать, что мороз, ведь мороз бывает зимой в сверкании снега, – холод! Неожиданный, жестокий, непереносимый холод. Никто не был готов, не найдена зимняя шапка, нет рукавиц…
Не обошлось и без полной Луны, сложила трубочкой свои бело-синие губы и жадно всасывает последнее тепло – сущий вампир! Странно, что она без ореола, только, если дунешь на нее, расплывается в оранжевой дымке. Но тут же, всосав тепло дыхания, смотрит еще пристальней и злобней.
Теперь опять оттепель и можно лепить из снега, катать снежные комья, строить крепость, слепить слона или дракона в натуральную величину…
Я бы хотел как-нибудь, при благоприятных обстоятельствах, в полнолуние и когда лепится, всю ночь напролет, часов десять подряд катать комья и лепить из снега. Хорошо бы вместе с моими друзьями, которые, конечно же, поняли бы весь смысл этой затеи…
И сотворили бы мы такое, начисто скатав снег со всего поля! И тога все бы увидели, что получается из деланья «великого неделанья».
И снегом надышаться вволю – с детства мечтаю!
Шум был из-за лошади…
У церковного забора, понурив голову, стояла грязно-белая кобыла, а на ее спине не хватало места шустрым галкам, выщипывающим шерсть. На заборе сидели и крутили головами еще галок двадцать, уже с пучками в клювах – они вели себя спокойнее. Те же, что прилетали, – со страшным криком так и бросались в драку.
Поняв, в чем дело, я тоже крикнул: «Весна!!!»
Эти свежие молодые листья, омытые недавним дождем, теперь на солнце так ярко трепещут, в переменчивом ветре – чудный чарующий танец…
Залюбовался, и вот, получается, смотреть полным объемным зреньем, в котором уже нет ничего центрального или периферического, дальнего или ближнего, а есть все сразу – вся красота этого весеннего зеленого чуда.
Смотреть, погружаясь… – когда, как бы выходишь из глаз, заполняешь своим чувством все созерцаемое пространство, касаешься, сливаешься, и переживаешь неотделимую от себя – объемную реальность…
Становится возможным интенсивное ясное сознание без мыслей и слов.
И разные другие необычайные – психические феномены…
Солнце и Ветер! Открыта волшебная дверь, пока трепещут листья…
Я смотрел в окно на лужайку, рассеянный взгляд остановился сам по себе, а мысли были далеко. Когда я вернулся в реальность, то вдруг увидел, что смотрю на огромного зеленого кота, живого, хотя и нарисованного переплетением трав.
И кот прыгнул на меня! А может быть, это я так резко очнулся от многолетнего сна…
Кот прыгнул и сильно расцарапал мне лицо: я пошел посмотреть в зеркало и увидел – морщины.
Одно неверное движение и – камень преградил поток…