Падение Матильды

Евгений Русс

Падение Матильды

Катастрофа

Борт СССР 75559 стоял на взлётной полосе аэропорта Пулково. Это был тёплый апрельский вечер 1974 года. Пассажиры уже заняли свои места и некоторые из них уже пристегнули ремни безопасности. Летели в основном курсанты военных училищ и студенты. Они летели на короткие каникулы. Среди них была и молодая пара. Это был инженер по строительству мостов и туннелей Анатолий Ксюшинский и его молодая жена Наталья. Они летели по семейным обстоятельствам. Наталья беспокоилась за свою годовалую дочь Матильду и заметно нервничала, – ну как она одна теперь с бабушкой? Целых четыре дня!

– Не четыре, а три, ответил ей Анатолий, – я уже говорил, годовалому ребёнку будет тяжело перенести полёт. Я и сам устаю от перелётов. А поездом мы не успеваем. Всего три дня нас не будет. Первого Мая мы будем уже дома.

Экипаж ИЛ-18 тоже готовился к взлёту и уже занял свои места.

– Николай, почему экипаж из Краснодара отказался выполнять обратный полёт? – спросил второй пилот воздушного судна.

– Жень, они сказали, была вибрация четвёртого двигателя, но после этого борт прошёл проверку, неисправностей не обнаружено. Я думаю, они просто устали, – ответил ему командир корабля Данилов Николай Валерьянович.

– Возможно, Николай. Мы же запасной экипаж и это наша работа. Зря они их обозвали трусливыми пилотами.

– Согласен, когда мы в прошлом месяце развернули борт после того как сработал датчик пожара, нас тоже называли трусливыми пилотами.

– Помню, это было ложное срабатывание.

– Ну что, Евгений, к взлёту готов?

– Да, Николай.

– Хорошо, ждём команду диспетчера.

– Борт 75559, как слышите?

– Башня, борт 75559, слышим отлично.

– Борт 75559, ветер северо-западный 320°, скорость ветра 7метров в секунду, видимость 20 километров, взлёт разрешаем.

Через минуту в салон самолёта вошла стюардесса и объявила по громкой связи, – вас приветствует экипаж Ленинградского объединённого авиаотряда и командир корабля Данилов Николай Валерьянович на борту ИЛ-18. Просьба поставить спинки кресел в вертикальное положение и пристегнуть ремни безопасности.

Через некоторое время самолёт начал разбег по взлётно-посадочной полосе и оторвался от земли. Поднявшись на высоту, пассажиры расслабились. Некоторые из них отстегнули ремни безопасности.

– Башня, Борт 75559, взлёт выполнил, – передал Данилов на землю.

– Борт 75559, передаю условия выхода из зоны аэропорта.

Условия были приняты экипажем, и уже через две с половиной минуты Ил-18 выполнил первый разворот.

– Башня, Борт 75559, загорелось табло «пожар четвёртого двигателя», опасная вибрация, разворачиваемся, – неожиданно доложил Данилов.

– Борт 75559, совершите посадку на ближайший от вас военный аэродром Горелово.

– Башня, Борт 75559, мы возвращаемся в Пулково. Предоставьте пожарную машину.

Через некоторое время раздался голос диспетчера.

– Борт 75559, условия захода на посадку Пулково по магнитному курсу 279°, полоса 28. Пожарные расчёты прибыли.

– Башня, Борт 75559, пожар подтвердился, горит Четвёртый двигатель во флюгере.

– Борт 75559, выполните посадку на ближайшем аэродроме. Сейчас это аэродром Пушкино!

– Башня, Борт 75559, буду выполнять по схеме заход на посадку в Пулково. Нас ожидают пожарные! В Пушкино нет пожарных расчётов.

Данилов уже два раза получал строгий выговор и разнос от начальства за выполнение захода на быструю посадку с нарушениями. Другие пилоты даже иногда называли его трусом, и это он воспринимал довольно болезненно. В этот раз Данилов решил выполнить посадку в соответствии с инструкциями по обязательной схеме. Самолёт быстро приближался к своей посадочной полосе и за ним тянулся огромный шлейф дыма.

– Башня, Борт 75559, расстояние 2500 метров, вхожу в глиссаду, – передал Данилов.

Через секунду борт 75559 начал входить в правый крен, при этом опустив нос.

– Башня, Борт 75559, падаем, конец связи, – это были последние слова командира корабля, которые были услышаны с земли.

– Как хорошо, что Матильда сейчас не с нами, – это были последние слова Анатолия Ксюшинского, крепко сжимающего руку своей молодой жены.

Баба Тоня

Шли годы. Матильда росла быстро и быстро развивалась. Её бабушка, Антонина Леонидовна, старалась всесторонне развивать и воспитывать внучку. Она понимала, что её век подойдёт к концу, и она хотела быть уверенной, что Матильда сможет выучиться, окончить институт, и получить хорошую работу, чтобы прокормить себя. – Эх, прожить бы ещё лет десять и поставить внучку на ноги! – так думала Антонина Леонидовна. Сейчас она сидела в кресле и вязала шерстяные носки. Их она относила каждое воскресенье на рынок и отдавала своей знакомой для продажи. Самой стоять на рынке и продавать носки у бабы Тони не было возможности. Она не могла оставить маленькую Матильду одну. Пенсия у Антонины Леонидовны была небольшая, всего 72 рубля и 30 копеек. На жизнь им этого хватало. Вязание носков, – это была небольшая помощь к её пенсии. В этом году Матильда должна была пойти в школу в первый класс. Нужно было купить форму, портфель, и тетради. Учебники выдавали в школе бесплатно. В доме бабы Тони и Матильды уже были учебники. Это был букварь, учебники английского языка и много книг. Матильда уже в пять лет научилась читать, а с шести лет бабушка настояла на изучении Матильдой английского языка. Это был учебник английского языка для пятого класса средней школы. Два раза в неделю приходила молодая учительница английского и занималась с Матильдой. Бабушка отдавала двадцать рублей в месяц за эти уроки. Через полгода обучения Матильды английскому бабушка была вынуждена отказаться от этих уроков. Пенсии стало не хватать. Нельзя было сказать, что продукты дорожали, но они постепенно исчезали с прилавков магазинов, и их можно было купить на базаре немного дороже. Это была скрытая инфляция, выраженная в дефиците товаров на прилавках магазинов. Товары в стране были, и холодильники были у всех или почти у всех полные. Баба Тоня ещё помнила те времена, когда 1 грамм золота всегда был равен четырём рублям и сорока пяти копейкам, и инфляция отсутствовала как понятие. Ещё в конце февраля 1950 года она читала в газетах о Постановлении Совмина СССР, в котором советский рубль был переведен на постоянную золотую базу и 1 грамм золота приравнивался к 4р45коп. Да, это был Золотой Стандарт! С тех пор цены на все товары падали, но уже через 10 лет председатель Совмина Н. Хрущёв отменил постановление правительства от 1 марта 1950 года и снова привязал всё взаиморасчёты к доллару. Об этом не писали в газетах. Но позже все стали чувствовать это на своём кошельке. Иногда к бабе Тоне заходила соседка Зина. Она была немного моложе, и у неё был муж, который живой вернулся с войны. Баба Тоня и баба Зина были одни из немногих ленинградских женщин, которые перенесли блокаду и выжили. Баба Тоня ещё помнила те послевоенные годы, когда Зинин муж напивался водки, и если Зина попадала под его горячую руку, то всегда получала под глаз. С синяком под глазом Зина гордо выходила во двор, развешивала бельё для сушки или просто ходила в булочную. Многие женщины ей завидовали – синяк под глазом означал, что у этой женщины есть мужчина, который вернулся с войны. Сейчас они были уже старенькие. Муж бабы Зины уже бросил пить водку и перешёл на кефир. Нельзя сказать, что он не пил водку совсем. Иногда выпивал по праздникам, иногда и без повода. Он часто сидел во дворе и стучал в домино. Бабе Зине ничего не оставалось, как идти на лавочку, где собирались женщины или идти в гости к своей соседке Тоне. Этажом выше жила баба Катя. Она не была коренная ленинградка, а приехала с Восточно-Казахстанской области уже после войны, и привёз её геолог, за которого она вышла замуж. Баба Катя редко рассказывала, как она работала в шахте подкидывальщицей в годы войны. Как лопатой подкидывала руду в тележки, которые перевозили лошади. Эти лошади были слепые, и вся их взрослая жизнь проходила в шахте. Они там и жили, их не поднимали на поверхность. Бабу Катю всегда видели с её старым мужем, они часто выходили на прогулку по набережной или вместе ходили в кинотеатр. Оставшись одна, баба Катя стала часто покупать водку. Пенсия у неё была высокая, более ста двадцати рублей и она могла позволить себе пить водку каждый день. Пьяной её никто не видел. Ближе к обеду она начинала медленно спускаться по ступенькам и подолгу отдыхала на них, облокотившись на перила. Ей было тяжело спускаться и также тяжело подниматься. С авоськой она шла в магазин. Через два часа она таким же медленным шаг за шагом проходила по двору к своему подъезду. Все соседи видели, кто и что покупал в магазине, и баба Катя не была исключением. Все замечали в авоське у бабы Кати бутылку водки и полбулки чёрного хлеба. Пачку Беломора баба Катя всегда носила в кармане. – Екатерина! – говорили ей соседки, – садись с нами на лавочке, посиди, новости хоть послушаешь. – Да некогда мне с вами сидеть, – отвечала им баба Катя и заходила в подъезд. Подъём на пятый этаж занимал у неё минут двадцать. Баба Зина иногда сидела на лавочке и обсуждала новости, но бабу Тоню на лавочке никто никогда не видел. Она была весь день занята с Матильдой и своими вязаными носками. Матильда часто читала вслух стихи Агнии Барто и Самуила Маршака. Иногда бабушка просила её учить наизусть и рассказывать. У Матильды это неплохо получалось. В детский сад баба Тоня не водила Матильду. Матильда играла во дворе с девочками, они играли в мяч или в классики. В песочнице девочки прятали фантики от конфет и закрывали их стёклышком. Это называлось «секрет». Мальчики от мала до велика висели на турнике или играли в шахматы. Взрослые играли в домино. Бывало, что они иногда играли и в карты, но когда во двор заезжал милицейский УАЗ, карты куда-то исчезали и уже раздавался стук домино.

Когда Матильда училась в третьем классе, ей уже позволили посещать продлёнку по английскому языку для пятиклассников, и бабушке приходилось её забирать из школы позднее. Бабушка была рада, что Матильда учится на одни пятёрки и была уверенна, что английский язык ей пригодится. Когда Матильда училась в четвёртом классе, в один прекрасный день она вернулась из школы в красном галстуке. Бабушка заплакала.

– Бабуля, почему ты плачешь? – спросила её Матильда, ты была пионером?

– Нет, Матильдочка, я даже комсомолкой не была – меня не приняли, сказали, что у меня не рабоче-крестьянское происхождение.

– А кем ты работала до войны?

– До войны я была секретарша и печатала на машинке.

– А в войну?

– Во время войны я работала на сахарном заводе, здесь в Ленинграде. Ночью, когда меня не было на смене, он взорвался, – сказала баба Тоня и перестала плакать.

– Его фашисты взорвали?

– Нет, взорвалась сахарная пудра, которая пылью поднималась в цехах. Вентиляция не работала.

– А разве сахарная пудра взрывается?

– Да, Матильдочка, любая пудра взрывоопасна.

– Ты мне ещё расскажешь про войну?

– Да, конечно, но сначала тебе надо сделать домашнее задание и выучить все уроки. Ты же знаешь, нужно учить на один урок вперёд, и когда учитель будет объяснять новую тему, тебе будет уже всё понятно и у тебя появятся вопросы, которые ты сможешь задать учителю.

Беда не приходит одна

Шёл пятый год Перестройки. Матильде уже было 17лет, и она уже сдала школьные выпускные экзамены. В середине лета не стало бабушки. Матильда была в одиночестве и в слезах. Но длилось это не долго. Через неделю к её дому подъехал милицейский УАЗик. Это были работники Детской комнаты милиции и представители Собеса. Матильде показывали какие-то постановления и сказали собрать свои вещи и документы. Её, как несовершеннолетнюю, должны были отправить в детдом. Квартиру закрыли на ключ в присутствии участкового и сопроводили Матильду в милицейский автомобиль. С собой Матильда взяла школьный рюкзак и старые бабушкины фотографии. В рюкзаке был паспорт, аттестат и свидетельство о рождении. Через некоторое время УАЗик подъехал к зданию, огороженному забором из кирпичных столбов и кованой решётки. Ворота открыл сторож Василий Петрович. Он был сторожем этого детского дома и дежурил сутки через трое. УАЗик не останавливаясь, подъехал к входу здания. Матильду провели в учительскую и передали директору. Затем, представители закона подписали какие-то документы с директором и уехали. Матильда не понимала, что происходит.

– Так, девочка, – сказала директор. Где у тебя паспорт и свидетельство о рождении?

– Здесь в рюкзаке, – ответила Матильда.

– Хорошо, оставь рюкзак здесь в учительской, завтра с утра мы тебя оформим. А сейчас я отведу тебя в спальное помещение.

– Я что, здесь буду жить?

– Да, до твоего совершеннолетия. И не только жить. Ты даже сможешь работать на швейной фабрике. Ученицей, как все наши взрослые девочки. Это забота государства и ты должна быть рада, – добавила директор. Это была женщина средних лет и крупных размеров. Затем в учительскую вошёл мужчина лет тридцати в спортивной форме.

– Это наш учитель физкультуры – Андрей Андреевич, – сказала она Матильде, – он сегодня дежурный по Детскому Дому.

Затем директор обратилась к учителю физкультуры – Андрей Андреевич, отведите её до ужина в спальное помещение, пусть там подождёт. А мне уже пора бежать в ГОРОНО. Да, и не забудьте выдать ей матрац, одеяло и спальные принадлежности. Всё, я побежала, – сказала директор, и, стуча каблуками, удалилась из учительской.

– Пошли, что расселась! – сказал учитель и вытащил из кармана связку ключей.

Матильда встала и вышла из кабинета. Андрей Андреевич закрыл кабинет и повёл Матильду по коридору мимо учебных классов. Остановившись у одной двери, он выбрал ключ и открыл дверь. – Жди здесь, – сказал он и вошёл в помещение. Затем вышел оттуда с матрасом и одеялом. – На, держи, – сказал учитель и передал Матильде свёрнутый матрас и одеяло. Матильда обхватила его двумя руками. Учитель опять вернулся в комнату и вынес оттуда простыни и полотенце. – Пойдём, – сказал он, закрыв дверь на ключ, и направился дальше по коридору. Матильда проследовала за ним. Спальная комната была небольших размеров. По обе стороны стояли вряд металлические двуспальные кровати. Окна выходили на ворота и деревянный домик сторожа возле них.

– Стели там, где не занято, – сказал учитель, бросил простыни с полотенцем на ближайшую табуретку и вышел. Матильда нашла свободное место на втором ярусе одной из кроватей и постелила постель. Потом она подошла к окну, села на табуретку и принялась рассматривать улицу за забором. Это была широкая улица с трамвайными путями. На другой стороне улицы на почтительном расстоянии от дороги стояли десятиэтажные жилые здания. – Как хорошо было сидеть рядом с бабушкой и слушать её истории про войну, про блокаду Ленинграда и про дореволюционное время, – думала Матильда. Её воспоминания перебил учитель физкультуры – он вернулся и принёс подушку. – Здесь на стене прочитай распорядок дня, – сказал он Матильде и удалился. Матильда долго смотрела в окно и не понимала, что происходит и почему она не может жить дома одна. Затем ей захотелось выйти в сад на улицу. Она встала, поправила своё платье и направилась искать выход. – Стоять! – услышала Матильда, проходя мимо открытой двери одного из кабинетов. Она остановилась. Из двери вышел учитель физкультуры. – Куда пошла? – спросил он.

– Я в саду хотела погулять.

– Не положено. Вернись в помещение, – скомандовал учитель. Матильде ничего не оставалось, как вернуться в спальную комнату. Она привыкла слушаться учителей и относиться к ним почтительно ещё со школы.

Ближе к вечеру в Детский Дом стали возвращаться девочки и мальчики. Они все были из старшей группы и имели возможность покидать Детский Дом и выходить на работу. К ужину все старались вернуться вовремя.

– Новенькая! – обрадовались вернувшиеся с работы девочки.

– Вчера нам сказали, что привезут отличницу. Так ты и вправду отличница?

– Да, – ответила Матильда.

– Самая умная значит? – спросила одна из девочек, которая жевала жевательную резинку.

Матильда не знала, что ответить и с недоумением смотрела на окруживших её сверстниц.

– Так ты ещё и тихоня! – добавила другая.

– Нам тут стукачки не нужны. Если что, вылетишь прямо из окна, – продолжила девочка со жвачкой, и затем надула из неё пузырь.

С другой стороны комнаты Матильда услышала неприличный возглас, который продолжился словами – это что, новенькая здесь спать будет?

Затем оттуда к Матильде подошла девочка в обтягивающих джинсах и с маленьким кольцом, продетым через нижнюю губу с левой стороны. С левой стороны носа у неё тоже был вставлен какой-то маленький металлический блестящий предмет, похожий на тетраэдр.

– Что уставилась, – сказала окольцованная, – ты другого места не нашла? Ты по ночам не ссышься?

– Девочки, вы почему такие злые? – спросила Матильда, – я вам ничего плохого не делала.

Матильда была шокирована поведением её сверстниц и даже не знала, как с ними нужно разговаривать. Положения спас вошедший в комнату учитель физкультуры. – Так, все вышли и идут на ужин, и не шумите, а то строем пойдёте! – сказал он, и стал ждать, пока все выйдут. Столовая была вместительная, размером не менее чем все школьные столовые. В столовой также кушали и мальчики, они были тоже ровесники Матильды. У многих из них уже были специальности, такие как токарь, сварщик, помощник автослесаря и другие рабочие специальности. В столовой они вели себя громко. Мальчики громко разговаривали и произносили неприличные слова. Такое Матильда не слышала даже от отпетых школьных хулиганов. Она осмотрела присутствующих и принялась за ужин. На столе был компот, хлеб, толчёная картошка с котлетой. Вилок не было. Матильда взяла столовую ложку и отломила ей небольшой кусочек котлеты, затем отправила его в рот. На вкус фарш показался Матильде несвежий, и она выложила этот кусочек в свою ладонь. Отложив его в сторону, Матильда немного поела толчёной картошки с хлебом. Картошка была безвкусная. Выпив компот, она встала, вышла из столовой под возгласы некоторых мальчиков и вернулась в спальную комнату для девочек. Матильда поняла, что она не хочет и не сможет здесь оставаться. Она подошла к плакату с распорядком дня и стала читать его. Спальное помещение было рассчитано на двадцать человек. С левой и правой стороны помещения находилось по пять двуспальных кроватей. Матильда посчитала матрасы. – Значит, здесь рядом будут спать пятнадцать девочек, я шестнадцатая, – подумала она, – нет, спать я здесь не буду, надо попробовать выбраться отсюда. Что делать, если девочки полезут драться? – подумала Матильда, и стала смотреть, есть ли в комнате подходящие предметы, чтобы защитить себя. В комнате ничего не было кроме табуреток, и тумбочек. Возле каждой кровати стояла тумбочка и две табуретки. Матильда подняла одну из табуреток. – Тяжёлая, – подумала она, – трудно будет ей размахнуться и ударить.

Через некоторое время вернулись девочки. За окном уже стемнело. У Матильды не было часов, и она не знала который час. Девочки разбились на небольшие группы, сели на кровати и что-то обсуждали. Матильда стояла у окна и смотрела в окно. Знакомиться с девочками у Матильды не было никакого желания. Через некоторое время в комнату вошёл учитель физкультуры. – Так, девочки, все разделись и легли по кроватям, потом я выключу свет, – сказал он и остался стоять в дверях и наблюдать. Девочки, не стесняясь, раздевались и ложились в кровати, укрываясь одеялами. На них почти на всех были чёрные трусы и белые майки.

– А ты что стоишь? Тебе особое приглашение? – сказал учитель, обращаясь к Матильде.

– Она стесняется, скромница, – сказала одна из девочек и её подруги засмеялись.

– Ясно, – сказал учитель и выключил свет, – через пять минут проверю, и чтоб все лежали на своих местах. После этого он вышел и прикрыл за собой дверь в комнату.

– Да он не проверит, он всегда так говорит, сказала одна девочка и слезла со своей кровати. Затем к Матильде подошли несколько девочек, среди них была окольцованная. На окольцованной были эластичные чёрные трусы и дорогой бюстгальтер. Штор в помещении не было, и свет проникал в него от уличного фонаря.

– Ты ещё раз посмотришь на моего Сергея, я тебе шары выбью, – сказала окольцованная.

– Я не смотрела на вашего Сергея, не нужен он мне, – ответила Матильда.

– Что я не видела, как ты пялилась на него в столовой? Я тебе табло испорчу, на тебя ни один парень потом не посмотрит, – пригрозила окольцованная, и добавила, схватив Матильду за косу, – а то у тебя кожа слишком белая, будешь вся в шрамах ходить.

– А что ты спать не ложишься? – спросила другая девочка, которая ранее надувала пузыри из жвачки.

– Да не трогайте вы её, она отличница, пусть нам стихотворение лучше расскажет, – крикнула одна девочка со своей кровати.

– Ну, вставай на табуретку и рассказывай, – сказала девочка с тетраэдром в носу, и отпустила косу Матильды.

– Пушкина – Мцыри, – добавила другая, ехидно улыбаясь.

– Тебя как зовут то? – спросила окольцованная.

– Матильда.

– Мотя, еврейка что ли?

– Я русская, – подумала Матильда и вспомнила, свою беседу с бабушкой. Матильда однажды спросила бабушку, – у меня русская фамилия? – Твоя мама была русская, и папа тоже был русский, по паспорту, – ответила бабушка, – ты можешь быть любой национальности, но главное, если ты будешь чувствовать себя русской в своей душе, тогда ты ничего не будешь бояться.

Матильда не боялась. Она взяла табуретку и с размаха ударила ею по оконному стеклу. Посыпались осколки. Девочки бросились врассыпную по своим кроватям. Матильда подняла маленький осколок, похожий на лезвие ножа и сжала его в руке. Вошел учитель физкультуры и включил свет.

– Это она трахнула по стеклу табуреткой. Она нас порезать хотела, – сказала окольцованная со своей кровати.

– Она сумасшедшая, – сказала другая девочка.

– Так, что это у тебя в руке? Ну-ка брось и подойди сюда! – скомандовал учитель физкультуры.

Матильда не двинулась с места. Учитель подошёл ближе, левой рукой схватил Матильду за её руку с осколком стекла, а правой рукой за косу Матильды.

– Бросай, – сказал он и сильнее завернул голову Матильде, держа её за косу.

Матильда выпустила осколок из руки, и учитель за косу потащил её на выход.

– Я тебя сейчас головой об стену трахну, и ты научишься раздеваться, – сказал учитель и потащил её в свой кабинет.

– Вы её лучше на столе трахните, – кричали вслед девочки и смеялись.

Учитель втолкнул Матильду на середину кабинета и вошёл следом. Позади него появился сторож Василий Петрович.

– Что тут у вас случилось? – спросил он, – там стекло вывалилось наружу.

– Вот, новенькая не хотела спать ложиться, разбила стекло табуретом. Привёл её на профилактическую беседу, – ответил учитель.

Ладонь правой руки у Матильды была порезана и из неё сочилась кровь. Она прислонила руку к платью на талии и сказала, – у меня кровь сочится, больно, возможно печень задета. Вызовите мне, пожалуйста, скорую, – обратилась она к сторожу. Под рукой Матильды на платье появилось красное пятно.

– Хорошо, идти можешь? – спросил он.

– Да.

– Пойдём со мной, – сказал сторож и проводил Матильду в свою сторожку. Затем он набрал 03 и вызвал Скорую Помощь.

– Там паспорт понадобится, а он у меня закрыт в учительской в рюкзаке.

– Хорошо, я сейчас принесу, – сказал сторож и вышел.

– Андрей Андреевич, там для скорой паспорт нужен будет, откройте учительскую, паспорт там в её рюкзаке.

Учитель и сторож прошли в учительскую, сторож без труда обнаружил яркий рюкзак.

– Я рыться в нём не буду, отнесу весь рюкзак, – сказал он учителю и вышел из кабинета.

Скорую Помощь не пришлось долго ждать. Сторож открыл ворота. В сторожку зашёл доктор с чемоданчиком и молодая девушка – ассистент. – Так, что тут у нас? Давайте я сниму с вас платье и посмотрю, – сказал доктор.

– Нет, я не буду здесь снимать платье, отвезите меня в больницу, рана не слишком глубокая.

– Хорошо, идти можете? – спросил доктор.

– Да, ответила Матильда и направилась к машине Скорой Помощи, прихватив свой рюкзак.

Скорая Помощь ехала по городу с включёнными маячками. Доктор и его ассистент были очень вежливы. – Наконец я вырвалась на свободу, – подумала Матильда. – Руку я тоже порезала, вы не могли бы её посмотреть и перевязать? – спросила она доктора. Доктор осмотрел руку и обработал её перекисью водорода. – Рана не страшная, небольшой порез, – сказал он. Молодая девушка, – ассистент доктора, ловко перевязала ей руку.

Заехав на территорию больницы, машина подъехала к приёмному отделению. Доктор отвёл Матильду в отделение и передал дежурной. Затем попрощался с Матильдой, пожелал ей скорейшего выздоровления и вышел. Ему уже нужно было ехать на другой вызов.