Наивное искусство и китч. Основные проблемы и особенности восприятия

В статье Н.А. Мусянковой освещается деятельность галереи всемирного наивного искусства GINA, основанной в Тель-Авиве (Израиль) в 2003 году. Это единственная частная галерея, где можно приобрести произведения наивного искусства из любой страны мира. Помимо активной собирательской деятельности, галерея ведет регулярную выставочную работу, устраивая тематические групповые и персональные выставки наивных художников из разных стран, сопровождаемые изданием каталогов. В апреле 2012 года в галерее демонстрировалось наивное искусство Израиля, отличающееся специфическими религиозными сюжетами и сочностью колорита. Так, художники часто изображают сцены из ветхозаветной истории (Р. Бен-Исроэль «Адам и Ева») и основные еврейские праздники, например, праздник сбора урожая – Суккот (Р. Рубин) или окончание чтения годичного цикла Торы – Симхат-Тора (Н. Хебер). Кроме того, очень популярны образы современных городов и улиц (Р. Перетц «Звездная ночь в Тель-Авиве») и сюжеты из жизни в деревнях и кибуцах (М. Фолк «Сажают картофель», Г. Рон «Кибуц»). Галерея GINA сосредоточена на продажах «красивого» и «понятного» искусства – своеобразного варианта глянцево-парадной наивной живописи, против которого в свое время выступал английский искусствовед Роджер Кардинал. По его мнению, последователи этой линии наивного искусства в некотором смысле его дискредитируют, превращая в подобие китча.

Завершает сборник статья-послесловие, написанная сотрудником сектора фольклора и народного искусства П.Р. Гамзатовой, которая освещает деятельность К.Г. Богемской в процессе формирования рынка произведений современного российского искусства. Богатая эрудиция и разносторонние интересы позволили К.Г. Богемской быть не только ученым, начавшим анализировать сложные для артикуляции явления любительства, но и основать первую в Москве галерею наивной живописи «Дар», ярко заявившую о себе в середине 1990-х годов. Выставки галереи привлекли внимание к различным формам непрофессионального искусства, раскрыли его взаимосвязи с произведениями современных художников, представили ряд «вечных» тем, лежащих в основе любого творчества.

Механизмы арт-рынка представляются нам неким загадочным айсбергом: можно наблюдать и анализировать лишь его вершину, в то время как истинные мотивы продавцов и покупателей остаются надежно скрытыми от посторонних глаз. Процесс продвижения произведений наивных художников, работ аутсайдеров и любителей на отечественном художественном рынке нуждается в планомерной и долгосрочной программе их популяризации в СМИ. При этом желательно дистанцироваться от смешивания наивного искусства, стремящегося к высоким идеалам, и китча, опирающегося на пошлость. Хотя надо признать, что в практической деятельности отличить одно от другого бывает трудно, особенно начинающим галеристам. Решение этих задач могла бы взять на себя специальная институция – новый центр наивного искусства, выполняющий координационные функции. Однако организация такого центра возможна лишь при государственной финансовой и правовой поддержке. Немногочисленные галереи наивной живописи выживают с большим трудом, хотя интерес публики к ней стабильно сохраняется. Наивное и любительское творчество в нашей стране вынуждено постоянно отстаивать право на свое существование не только на экономическом рынке и в области культурного менеджмента, но и на научном уровне, как объект специального искусствоведческого исследования. Надеемся, что наш сборник поможет разобраться в некоторых спорных вопросах, и если не даст окончательных ответов на них, то хотя бы обозначит основные направления существующих ныне дискуссий.

Н.А. Мусянкова

I. Наивное искусство и китч на пересечении народной и массовой культур

Предметно-материальный мир традиционной народной культуры в проектных формах прошлого и настоящего

О.Д. Балдина

Москва

Художественные изделия – матрешки, игрушки, платки, полотенца, скатерти, ковры, одежда, лаковые шкатулки, подносы, ювелирные изделия, иконки и мн. др. – предстают перед нами повсюду: на выставках народного искусства, ярмарках, приуроченных к «дням города» или праздничным датам, на фольклорных фестивалях, в витринах музеев и, конечно же, на прилавках магазинов, в сувенирных лавочках и на рынках. Все они, как правило, наделены характерной образностью, яркой красочностью, обладают единством стилевых приемов и словно несут на себе печать ушедшего времени. Ряд специалистов, не говоря уже о мало посвященном зрителе, относят вышеупомянутые изделия к традиционной народной культуре, нередко отождествляя ее с «изо-фольклором»[6]. Продукцию, создаваемую народными мастерами прошлого и нашими современниками в традициях крестьянских кустарей, мы будем рассматривать как предметно-материальный мир традиционной народной культуры (или, как еще его называют искусствоведы, декоративное и изобразительно-пластическое народное искусство).

Исследовательский интерес к народным ремеслам и промыслам, к традиционным крестьянским изделиям, возникший еще в XIX столетии, стал впоследствии основой целого научного направления в искусствознании – науки о народном искусстве. Как пишет Н.Н. Мамонтова, «результаты этого научного движения, накапливающиеся в течение столетия, могут быть рассмотрены в начале нового, XXI века, как специфическая научная система со всеми ее слабыми и сильными сторонами»[7]. Не вдаваясь в подробности историографии этого вопроса, отметим существенное: большинство из тех, кто писал или пишет о народном искусстве, чаще всего касаются особенностей художественной природы народной материальной культуры, ее семантики, сформировавшейся в прошлом. Они доказывают нам, как красиво, самобытно, радостно оно, как вдохновенно трудились наши предки – крестьянские мастера, в какой гармонии они жили с природой. В своей статье Н.Н. Мамонтова также отмечает, что одной из странностей такой научной позиции было следующее: современное народное искусство трактовалось так, как будто между ним и «классическими» формами крестьянской культуры не было никакого разрыва, словно оно перешло в ХХ век не потревоженным никакими социальными, культурными и политическими бурями. «Романтически окрашенное искусствоведение хотело видеть в народном искусстве сохранение в первозданном виде самых архаических, восходящих к незапамятной древности пластов творчества. В нем, по мнению искусствоведов, ничего не исчезает, традиция, на которой оно покоится, никогда не прерывается»[8].

Однако с определенного времени народная культура стала объектом экспериментирования самого общества, его прямого вмешательства, другими словами, его проектной деятельности. Мы используем термины «проект» и «проектирование» как ключевые понятия в изучении современных особенностей народной культуры и путей ее развития.

Эти термины были введены в XVIII столетии, хотя содержательно определены только во второй половине ХХ века. Проблематика проектирования еще не устоялась, ее цели, принципы, очертания только начинают произрастать в толще социального значения и действия[9]. Культурологи считают, что культурное проектирование способно пересмотреть и обновить предметную культуру, ее ориентиры, цели, типы, формы, технологию и инструменты, т. е. оно выступает одним из условий развития традиционной народной культуры. Однако все управленческие усилия по отношению к народной культуре должны походить более на работу садовода и земледельца, чем инженера-плановика или организатора конвейерного производства. Соответственно, вторгаясь в живую ткань художественной реальности (ибо это есть самая важная духовно-идеологическая среда формирования творчества), подчиняя ее внешней воле, мы должны понимать, что все это изменит ее собственный модус, разрушив «родовую суть этого явления»[10].

В подтверждение этой мысли приведем высказывание А.А. Панченко, прозвучавшее на Первом Всероссийском конгрессе фольклористов в Москве в 2006 году, о том, что творческая сфера деятельности народа с давних пор никем не контролировалась и не санкционировалась. Однако постепенно она получила соответствующую общественную санкцию социальной и культурной элиты на существование и дальнейшее развитие. Она начала контролироваться профессиональным сообществом ученых, литераторов, художников, политиков, деятелей культуры, что, естественно, не могло не отразиться на особенностях и характере народной культуры. Речь может идти о формировании некоего проекта, участвующего в развитии народного творчества, другими словами – о его «контролируемости профессиональными сообществами»[11].

К кругу изделий, попавших в орбиту общественного интереса и заполнивших сегодняшний рынок, можно отнести те многочисленные предметы, которые выполнены в традициях народного искусства. При этом преобладающий в практике искусствоведов принцип исключительно «высокой художественности» в современной ситуации представляется нам не совсем объективным применительно к народной культуре в целом. Подобный критерий не учитывает сегодняшнюю реальность нашей жизни, выросшую из трудного опыта исторического развития страны со всеми ее переменами.

С проблемами сохранения, использования традиционной народной материальной культуры и элементами ее проектирования мы встречаемся на протяжении длительного времени – с начала XVIII века вплоть до наших дней. Это связано с рядом факторов. Первый состоит в том, что в России в начале XVIII века в некогда единой культуре формируется два блока: профессиональное («высокое» или «ученое») и народное («низовое») искусство. Подобное разделение привело к тому, что они стали развиваться параллельно, как два самостоятельных явления, почти не пересекаясь. Это разделение сохранилось и по сей день. Второй фактор – это выход крестьянских домашних изделий на рынок и организация кустарных промыслов, т. е. объединений крестьянских кустарей и умельцев. Процесс этот наметился давно и усилился в XIX столетии в связи с происходящими социально-экономическими преобразованиями в России. Складывался новый рынок, ставший результатом новых общественных отношений, характерных для индустриального общества. Все ширившийся товарообмен не мог не способствовать превращению крестьянских изделий в рыночный товар, а самого крестьянина в мелкого предпринимателя. В этот период проектная деятельность российского общества не могла не столкнуться с формированием и функционированием в России этого нового типа рынка. Вот почему на фоне происходивших событий экономического характера еще сильнее и ярче проявилось стремление общества того времени сохранить культурное наследие. Стали зарождаться все новые и новые проекты, которые сыграли значительную роль в судьбах крестьянских кустарей. Нельзя не отметить и того, что именно в конце XIX столетия намечается подъем авторитета культуры России среди европейских стран (достаточно вспомнить об участии России во Всемирных выставках, о Русских сезонах в Париже и т. п.). Третий фактор в формирующемся проекте сохранения и дальнейшего развития народного искусства связан с тем, что в ХХ веке был сделан решительный шаг в сторону восстановления и своего рода моделирования всего крестьянского «производства», изменения его природы, функций и превращения в объект, поддающийся целенаправленным корректирующим воздействиям со стороны не только общественности, но и государственных организаций.

Различие между двумя субкультурами – дворянской и народной – в XIX веке становилось заметнее как в социальном, так и художественно-стилевом отношении. Постепенно, не без влияния такого нарождающегося направления, как ранний романтизм, приходит понимание того, что носителем национального своеобразия в культуре является не только образованный слой общества, но и народ в целом. Интерес к русской народности и «ученое» отношение к ней и всему, что создавалось народом, возникли после Отечественной войны 1812 года, хотя осознаны они стали позднее, в 1830-е годы. Ряд исследователей считают, что идеологической основой нового этапа поисков национального стиля в искусстве стала формула «православие, самодержавие, народность», сформулированная С.С. Уваровым в качестве национального проекта, как сказали бы мы сегодня (при этом понятие «народное» соответствовало национальному, русскому)[12].

Отношение к народной культуре, в частности к предметно-материальному миру, в разное время, на разных этапах его существования и изучения не оставалось неизменным. Так, Ф.И. Буслаев писал в свое время о трех видах отношения к произведениям народного творчества: 1. «Бессознательное, в котором состояло простонародье». 2. Практическое. (По его словам, «обыкновенный и наиболее распространенный способ практического отношения к русской народности состоит в порицании ее».) 3. «Ученое и именно историческое отношение… Это по возможности беспристрастное изучение всего, что в течение столетий выработала русская жизнь и что она переварила и усвоила из внесенного извне»[13].

Во второй половине XIX века происходит как бы вторичное открытие народного предметно-материального мира. Не случайно также то, что между понятиями «народное» и «крестьянское» появляется знак равенства. Изделия крестьянских кустарей хотя порой именовались изделиями «простолюдинов», постепенно обретали статус предметов «национального» характера. Началась обширная и серьезная работа по сбору и изданию самих предметов крестьянского быта на всей территории России, круг интересов коллекционеров и исследователей постоянно расширялся. Авторов многочисленных трудов, появившихся в этот период, интересовали сами изделия «чистого быта», их происхождение, география мест изготовления, техника обработки и т. п. (среди них Е.И. Красноперов, И.А. Голышев, С.А. Давыдова и мн. др.). Если поначалу отношение исследователей носило несколько односторонний характер, в нем чаще всего сквозил чисто этнографический интерес, то позднее о многих изделиях заговорили как о созданиях народного искусства. Это был уже новый виток в понимании и оценке обществом «низовой» культуры.

К этому времени относится и расцвет ярмарочной торговли, свидетельствующий о развитии крестьянских и городских ремесел. Ярмарки поражали невиданным богатством и разнообразием товаров (хрусталя, фаянса, фарфора, шелков, ситцев, жемчуга, серебра, одежды и т. п.). Они проводились постоянно, почти до 1917 года[14]. Множились и мелкие сельские торги, базары на местах, всячески укреплялась торговля не только в больших городах, но и в малых селениях. Открывались и многочисленные книжные лавки «для народа», где продавались книги, эстампы, лубочные картинки и лубочные издания сказок. И здесь мы встречаемся с изданием целого ряда указов правительства, стимулирующих промышленную деятельность крестьян. Прежде этим занимались купцы и посадские люди. Впоследствии, как мы знаем, появились многие видные промышленники, которые были выходцами из крестьян (Морозовы, Щукины, Сытины и др.). В пореформенной России промысловая деятельность охватывала жителей целого ряда деревень, сел, небольших городков, таких губерний как Московская, Владимирская, Ярославская, Нижегородская и др. Среди наиболее популярных промыслов можно назвать иконописный, столярный, кузнечный, скорняжный, ткацкий, лубочный (раскраска листов), плотницкий, медночеканный, гончарный и др.

Наступало время, когда российское правительство, органы местного самоуправления, общественность акцентировали свое внимание на кустарных промыслах. Это было вызвано беспокойством за растущую экономику страны, а главное – проблемами трудоустройства большей части населения – крестьянства, которое составляло 80 % всего населения. Так, в 1872 году создается комиссия при Совете торговли и мануфактур Министерства финансов. Ей вменялось в обязанности систематическое изучение вопроса о состоянии крестьянских промыслов. Результатом деятельности этой комиссии стало издание 16 томов экспедиционных материалов, а также сбор коллекций, характеризующих состояние и развитие кустарного производства в России. И как важный итог – устройство в Петербурге Музея прикладных знаний. Обследования районов кустарного производства проводят и другие министерства, издаются статистические материалы, труды специальных комиссий. В них содержались сведения о промыслах, анализировалось их реальное положение и нужды. Другими словами, в России проводилось планомерное изучение промыслов.

В 1874 году издается многолетний труд «Свод материалов по кустарной промышленности в России» (авторы князь А.А. Мещерский и К.Н. Модзалевский). Во вступлении авторы подчеркивали важную для того времени мысль о том, что значение кустарной промышленности – «этой производительной силы» – не только в формировании материальной среды. Промыслы «содержали в себе духовное начало, которое формируется в глубинах народной жизни и его быта на основе народного коллективного самосознания и порождает творчество»[15]. Отмечалось, что условия России (тощая земля, малые наделы, длинные зимы, обилие лесов, гончарных глин, льноводство) издавна способствовали развитию ремесел как части сельского быта. Однако предназначенная сначала для удовлетворения местных нужд самого сельского населения «ремесленность эта» скоро приобрела значение самостоятельной формы производительности, так называемой кустарной промышленности. Кустари – не случайные работники. Работая на себя, на скупщика, на фабрику, они «держатся известных приемов, известного рынка, известных преданий». При этом «масса кустарной работы громадна, кустари существуют сотнями тысяч, производят на десятки миллионов рублей»[16].

Известно, что большую поддержку производителям кустарной продукции оказывали земские организации, возникшие в итоге проведенных в России реформ самоуправления. Знакомство с их деятельностью на этом поприще дает основание утверждать, что в их работе уже содержались элементы проектирования крестьянского «производства». Земства инспектировали, анализировали и активно разрабатывали пути развития кустарных промыслов в России, другими словами, они не только заложили основы проекта, но и «запустили» его в жизнь. В качестве примера приведем один из малоизвестных архивных документов – доклад «К вопросу об организации земского содействия Кустарной промышленности Вологодской губернии», написанный в начале ХХ века. Первым делом его составители (к сожалению, своих имен они не оставили) сообщают, что еще с 1860-х годов под влиянием быстрого роста капиталистических форм обрабатывающей промышленности во многих губерниях России в обществе сложился взгляд на кустарные промыслы как на пережиток натурального хозяйства, обреченный на умирание. Без всякой поддержки со стороны государства и общества безграмотный, скудный материально кустарь-производитель в неравной борьбе с частным предпринимателем-скупщиком был предоставлен самому себе. К началу ХХ века судьба кустарной промышленности, этого «могучего экономического фактора», мало изменилась к лучшему. Труд кустарей был не организован, оплата труда была низка. По наблюдению авторов документа, техника промыслов не прогрессирует, наблюдается полная зависимость кустарей от частных предпринимателей, монополизировавших эту отрасль местного хозяйства[17].

Что же предлагалось сделать губернским земствам в целях оказания помощи кустарям? Прежде всего предстояло выяснить «самый предмет содействия», т. е. что следует понимать под термином «кустарь». Заслуживает внимания и точка зрения на объект развития. Так, авторы доклада считали, что кустарная промышленность «заключает в себе признаки обрабатывающей промышленности – ремесленной и фабрично-заводской», но имеет свои родовые признаки, в «домашней промышленности»[18]. В этой связи предлагалось «принять» три признака кустарной промышленности: физическое участие в производстве предпринимателя; изготовление изделий не на заказ, а для рынка, для неопределенного покупателя; устойчивое существование производства. Примечательно еще одно разъяснение, в котором разводятся коренные (очень неясные и по сей день) понятия – это «ремесленник», «мастер» и «кустарь». Так, по мнению авторов, если мастер-ремесленник в создании форм и качестве изделий руководствуется требованиями и вкусами заказчика, то в работе кустаря эти формы и качество зависят исключительно от его индивидуального умения и приспособленности, т. е. от «личного творчества». Подобная трактовка совпадала с первоначальным значением эпитета «кустарь», произошедшего от немецкого kunst ‘искусство’, – термина, который появился еще в эпоху Алексея Михайловича и был принят в русском языке. Кустарь означает «искусный мастер», «мастер-художник» (но «художник» не в смысле профессионально обученного ремесленника, а творчески одаренный народный мастер своего дела). В целом под кустарной промышленностью понималась совокупность обрабатывающих промыслов, производимых населением данного региона при условии личного участия предпринимателя, изделия которого изготавливались для рынка вне зависимости от требований определенных лиц[19].

Анализируя причины, тормозящие развитие кустарных промыслов в России, авторы доклада отмечали главные из них: «недостаточную личную оборудованность кустарей», низкий уровень их интеллектуального развития, безграмотность, «исключающую возможность пополнить свои знания сведениями о современных условиях и способах выгодного изобретения», а также скудость их материальных средств, трудности сбыта товаров (кустарь, в лучшем случае, сбывает свои товары на ближайших базарах, торгах, ярмарках)[20]. При этом цель личной наживы губительно отражалась на качестве изделий. Среди первоочередных мероприятий намечалось оказание кустарям материальной помощи в виде субсидий. Однако наиболее действенным средством воздействия на технику кустарных производств считалось создание учебных мастерских, так как крестьяне с большим недоверием относились ко всему новому, «опасаясь производить опыты за свой счет». Учебные мастерские – это такие учреждения, в которых можно было ознакомиться с приемами работы, свойствами материала, с орудиями производства, причем эти познания должны были передаваться учащемуся путем наглядного показа и «непосредственного воздействия на слабые его стороны»[21]. Для нас особенно важно подчеркнуть еще одно положение доклада: в процессе образования в мастерских, помимо обучения техническим приемам, отводилось место развитию в будущих ремесленниках художественного вкуса «в направлении и в духе национального искусства в данной отрасли кустарного производства»[22]. С этой целью предлагалось обучение элементарной графической грамоте: черчению, рисованию с натуры, лепке, знакомству с коллекцией образцов материалов данного промысла. Центр тяжести по выполнению всех этих задач приходился на институт специалистов-инструкторов (они же давали технические заключения по вопросам браковки и приема, поставке заказов на рынок и т. п.).

Подчеркнем, что постановка вопроса о воспитании вкуса у кустарей не была случайностью или чистой инициативой докладчиков. Как мы уже упоминали, «высокое», аристократическое искусство с XVIII века «задавало тон» и брало на себя роль воспитателя художественного вкуса народа. Вопрос о просвещении кустарей и в техническом, и художественном смысле не мог не ставиться в то время. Это означало, что в складывающемся проекте по развитию народного искусства уже намечалось явное вмешательство в творческий процесс мастера, его как бы хотели перевести в иную, не свойственную ему систему художественного мышления, что не могло не привести к переменам в творчестве кустарей.

Земские организации, как и многие другие учреждения по надзору за этой отраслью, проводили большую работу: обеспечивали кустарей сырьем и заказами, помогая им в сбыте продукции, заботились об условиях их работы, устраивали выставки в России и за рубежом, создавали губернские музеи кустарных промыслов. Последние собирали образцы изделий и предметы крестьянского быта, организовывали обучение кустарей. Но подобная опека и вмешательство в творческий процесс уже таили в себе опасность его выхолащивания. Казалось бы, творческая инициатива поначалу все же сохранялась за самим кустарем – в ряде проектов всячески подчеркивалось, что мастер не должен идти на поводу у покупателя, он остается самостоятельным. Однако в деятельности опекунов и проектантов уже просматривались тенденции, которые найдут свое дальнейшее развитие в целом ряде будущих проектов возрождения кустарных производств в России (в том числе и у отдельных деятелей культуры, искренне любящих народное творчество).

Чем дальше, тем все более очевидным становилось то обстоятельство, что кустарные производства не могли противостоять массовому производству промышленных и художественных изделий. Соответственно, последние, по общему признанию, действительно нуждались как в экономической, так и в творческой помощи и поддержке общества, в создании научных и «исторических» учреждений по «формированию национального самосознания и хорошего вкуса». Это прекрасно понимали все проектанты, организаторы – те, кто болел за судьбу народной культуры, кто пытался возродить ее. Художники и общественные деятели конца XIX – начала ХХ века не только сохраняли памятники крестьянского искусства в музеях, но и использовали мотивы и особенности народного стиля в своих художественных произведениях, знакомили с ними общество через свои картины, скульптуры, освещали связанные с ними проблемы в разнообразных проектах, докладных записках, призывах.