Наивное искусство и китч. Основные проблемы и особенности восприятия

Основные проблемы и особенности восприятия. Сборник статей

Посвящается памяти искусствоведа Ксении Георгиевны Богемской (1947–2010)

Печатается по решению Ученого совета Государственного института искусствознания

Рецензенты:

кандидат искусствоведения М. А. Бусев

кандидат искусствоведения А. К. Флорковская

На обложке: Алена Киш. Расписной ковёр «Рай». Фрагмент. Холст, масло. 1930-е гг. Историко-культурный музей-заповедник «Заславль». Белоруссия

© Коллектив авторов, 2018

© Государственный институт искусствознания, 2018

В пространстве тотального китча

Ибо никто из нас не представляет собой сверхчеловека, чтобы полностью избежать китча. И как бы мы ни презирали китч, он неотделим от человеческой участи.

Милан Кундера«Невыносимая легкость бытия»

Главной особенностью китча[1] является его постоянное ускользание от четкого определения: его нельзя ограничить какими-либо временными рамками – он существует параллельно любой культуре, нет четких эстетических критериев для его описания, нет отличающих его техник – китч использует любые материалы. Но есть одна общая черта: он оперирует штампами – некими устоявшимися в общественном сознании клише – словесными, изобразительными, музыкальными, – легко узнаваемыми представителями разных поколений и разных национальностей. Эта же черта роднит китч с наивным искусством и с массовой культурой, также опирающимися на готовые формулы, проверенные временем. Здесь же происходит его соприкосновение с народным искусством, призванным оберегать древние традиции. О различиях между китчем и массовой культурой у автора этих строк уже была возможность высказаться[2]. Необходимо добавить, что китч может претендовать на звание предшественника массовой культуры и главного источника ее вдохновения. Очень часто китч становится частью массовой культуры, но не всегда тождествен ей. Массовая культура продолжает оставаться, прежде всего, социальным феноменом, при этом наиболее занимательные ее формы становятся предметом изучения искусствоведов и философов. Китч же является всего лишь массовой продукцией, окрашенной в яркий национальный колорит, и не может сопоставляться с массовой культурой – одним из главных орудий всемирной глобализации. В этом смысле произведения contemporary art в большей степени обладают признаками массового искусства, при этом их создатели активно пользуются средствами и методами китча. О новом витке изучения темы китча и современных телесно-ориентированных практик, связанных с индивидуальным восприятием, свидетельствуют проведенные в Москве выставки «Украшение красивого. Элитарность и китч в современном искусстве» (2012–2013, ГТГ) и «Удел человеческий» (2015, ГЦСИ).

Одной из задач при формировании данного сборника было выявление демаркационной линии между наивным искусством и китчем, что и отразилось в его названии. Проблема описания произведений наивного искусства состоит в том, что порой они ассоциируются с китчем. К сожалению, даже в текстах специалистов, публикуемых в научных и популярных изданиях, очень часто понятия китча и наивного искусства смешиваются и взаимно заменяются. Нечеткость определений вводит читателя в заблуждение, создает превратное впечатление как о категории китча, так и о наивном искусстве. Если на заре ХХ века представители профессионального искусства не делали различия между китчем, народным и кустарным (на продажу) творчеством (М.Ф. Ларионов называл все вместе «лубком»; также был распространен термин «примитив»), то для работ художников, подобных Анри Руссо, достаточно быстро был изобретен термин «наивное искусство». Однако в России в 1920–1930-е годы «наивное искусство» терминологически было замещено официальным понятием «самодеятельное искусство», изначально имеющим более широкое поле коннотаций и лишенным стилевой компоненты. Самодеятельность объединяла любые проявления любительского творчества, утверждала стилевое разнообразие и считалась первоначальной ступенью для профессионального овладения тем или иным видом искусства. В искусствоведческой литературе запрещалось употреблять термин «примитив», а в иных областях он мог применяться исключительно с негативным оттенком. Лишь в конце 1980 – начале 1990-х годов понятия «наивное искусство» и «примитив» были реабилитированы.

Существование китча поначалу никак не учитывалось, а само явление не описывалось, но во второй половине ХХ века оно начинает активно критиковаться как один из признаков буржуазной культуры потребления. Китч становится синонимом мещанства, под ним понимаются любые нефункциональные предметы интерьера – фабричного или ручного производства. Так, в этой категории оказались и предметы крестьянского быта, унаследованные их хранителями от предков, и картины неизвестных самоучек, случайно купленные на рынке, и массовая дешевая продукция для украшения дома. В 1990–2000-х годах о китче все чаще начинают говорить как о неизбежном атрибуте современной художественной культуры, стремясь объективно рассмотреть все его отрицательные и положительные стороны[3]. Но один неумолимый факт приходится признать и сторонникам, и хулителям китча: «искусство теперь повсюду, поскольку в самом сердце реальности теперь – искусственность»[4].

Проблемы, вкратце обозначенные выше, рассматриваются в статьях данного сборника. Книга складывалась в течение нескольких лет, по мере накопления материалов, которые постепенно составили три раздела, посвященные 1) проблемам китча, наивного и народного искусства, 2) особенностям копирования в народном и любительском творчестве, 3) вопросам реализации произведений любителей на художественном рынке.

В первый раздел «Наивное искусство и китч на пересечении народной и массовой культур» вошли статьи об общих проблемах рассматриваемой понятийной зоны, раскрывающихся не только на конкретных примерах российской культуры прошлого и настоящего, но и благодаря анализу творчества художников из Беларуси, Сербии, Хорватии, Мексики. Авторы с разных научных позиций объясняют семантическую и этимологическую природа китча, народного и наивного искусства, раскрывают их взаимоотношения с массовой культурой.

Трансформациям русской народной культуры в ХХ веке посвящен текст одного из авторитетных специалистов по народному и наивному искусству О.Д. Балдиной. Автор исследует замысел проектного конструирования новых идеологических концептов на примере развития народных ремесел до революции и в советский период. Формирование новой культурной системы, основанной на ценностях не красоты, но в первую очередь утилитаризма, повлекло значительные изменения существовавших веками традиций. Собственно, в процессе преобразования народного искусства и соединения его с городской культурой и рождается китч в его обиходном понимании.

История развития понятия «китч» в монографиях и статьях советских искусствоведов и социологов излагается в статье культуролога А.А. Суворовой. Подробно останавливаясь на позициях А.В. Кукаркина и А.М. Яковлевой, автор приходит к выводу, что в период 1970–1980-х годов в трактовках понятия «китч» выявляется семантический примитивизм, осуществляется привязка к буржуазной культуре, а явление в целом характеризуется крайне негативно. Семантическими парами понятию «китч» становятся «мещанство», «дурновкусие», «псевдоискусство» и даже «современное западное искусство». Указанные смысловые пары часто рассматриваются как инородные по отношению к концепту «советский». В 1990-е годы трактовка понятия «китч» теряет однозначность и отрицательную коннотацию. Стремление к объективности позволяет отмечать и положительное влияние китча, например, успокаивающее воздействие на психику потребителя этого феномена художественной культуры.

Китчевые формы в современной деревянной резьбе рассматривает в своей статье А.Г. Кулешов. Традиции народной резьбы, сохранившиеся во многих селах Владимирской области, оказались востребованы у местного населения. Современные мастера с удовольствием выполняют заказы на изготовление мебели для загородных домов платежеспособных клиентов. Наиболее популярной формой стали варианты царских тронов, в мотивах украшения которых повсеместно используются элементы эклектики.

В статье Е.П. Алексеева описывается формирование средствами массового искусства образа народного сказочника Павла Бажова. Образ стал складываться в советские годы, а в последнее время приобрел еще большую актуальность. Автор на ярких примерах показывает преобразование фольклорных архетипов бажовских сказов в формы современной сувенирной продукции.

Нина Крстич, директор Музея наивного и маргинального искусства из сербского города Ягодина, обобщив теории китча, выдвинутые ведущими европейскими философами ХХ века, раскрывает проблему взаимодействия массовой культуры и наивных и маргинальных художников своей страны. Озабоченность автора вызывает то обстоятельство, что с 1980–1990-х годов в некоторых селах наблюдается творческая стагнация, картины производятся поточным методом, искусство превращается в ремесло и служит лишь цели зарабатывания денег. В профессиональной музейной работе с произведениями мастеров, имеющих яркий индивидуальный стиль, в организации их выставок и презентаций, публикации серьезных исследований она видит панацею от китча, захлестнувшего информационное пространство постъюгославских стран. Н. Крстич с грустью признает, что очень часто художники подвергаются искушению повтора своих работ, постепенно теряя индивидуальность, растрачивая талант на создание серийных вещей низкого качества.

Л.В. Вакар, длительное время изучающая народную культуру Беларуси (Витебской области), раскрывает особенности образной системы популярных некогда расписных ковров. Украшавшие сельские и городские жилища, они создавались мастерами для заработка, но сохраняли архетипические основы традиционной народной росписи. При копировании классических образцов в результате фольклорной редукции изображенный персонаж часто теряет индивидуальные характеристики и персонифицирует природные силы либо социальные стереотипы. Исследовательнице удалось через отдельные фразы живой разговорной речи авторов расписных ковров выявить и донести до читателя особенности их отношения к собственному творчеству, своеобразие эстетического восприятия сельского жителя. Из презираемой некогда области китча самобытные изделия переместились в ранг своеобразного национального достояния, и сейчас продолжается активное изучение и собирание расписных ковров Беларуси.

Творчество российского наивного художника Василия Григорьева развивалось из клееночного промысла. По мнению искусствоведа О.В. Дьяконицыной, он выступал как талантливый импровизатор народной культуры, способный к саморазвитию и востребованный в XXI веке (в 2014 году в Перми и Москве прошли персональные выставки В.В. Григорьева, посвященные его 100-летию). Пример творчества этого художника дает возможность проследить развитие и статусное изменение на протяжении столетия конкретной художественной формы – народной живописной картинки.

Обращаясь к современным формам художественной культуры, Т.Н. Суханова проводит любопытный анализ развития народных мексиканских вотивных картинок ретаблос в среде российских интернет-блогеров. Характерные для китча сентиментальность, надрыв и патетика, крикливость цвета, избыток декора, нарочитый эклектизм не чужды простодушному искусству народных ретаблос и уверенно пародируются современными анонимными авторами. К китчу как к провокации, насмешке, пародии осознанно обращаются и авторы, и зрители. Имитация и тиражирование устоявшегося формата дают основание к изобличению авторов/ публикаторов как циничных жуликов и халтурщиков, если не учитывать, что они сами радостно декларируют свою готовность к «подмене», за которой скрывается игра и горячая симпатия к мексиканским картинкам. В адаптации-присвоении этого искусства видится готовность к вдумчивому постижению другой культуры, пример уважения чужого как своего.

Свой оригинальный взгляд на классификацию современного обывательского китча предлагает И.П. Вовк. Автор стремится к фиксации всех социально-эстетических стереотипов, распределяя их на группы по возрастам и половой принадлежности. В его интерпретации модели поведения различных групп людей представляются различными формами китча.

Завершают раздел статьи этномузыкологов Е.А. Дороховой и Н.И. Жулановой, посвященные проявлениям китчевой эстетики в российской музыкальной повседневной культуре ХХ века.

Исследуя феномен жестокого романса, Е.А. Дорохова обращает внимание на то, что китч всегда возникает на стыке двух разных культурных традиций и в кризисные моменты существования традиционной мировоззренческой системы, когда в ней ослабевают структурно-функциональные связи. Выход текстов за пределы порождающей их культурной традиции, вследствие ее распада или столкновения с иной мировоззренческой парадигмой, всегда приводит к потере функциональности и утрате первичной семантики. Форма, утратив связи с содержанием, начинает терять свою изначальную пропорциональность; ее отдельные компоненты разрастаются, гиперболизируются и могут доходить до абсурда. Конечным результатом этого процесса неминуемо становится китч.

Болевые точки музыкальной фольклористики, связанные с репрезентацией народного искусства на современной российской сцене, освещает Н.И. Жуланова. Автор сразу определяет фольклор, звучащий со сцены (оперной, концертной или эстрадной), лишь как художественную интерпретацию. По ее мнению, фольковый китч отличается агрессивностью, поскольку нацелен на завоевание рынка. Постулируя себя в качестве «подлинного фольклора», он стремится оттеснить и заменить истинное народное искусство. Сущность этой подмены связана с содержательной стороной художественного целого и поэтому трудно артикулируется, однако говорить о ней необходимо.

Второй раздел сборника составили тексты докладов, прозвучавших на круглом столе «Копирование в любительском и наивном искусстве», проведенном сектором фольклора и народного искусства в марте 2013 года. Повторение картин известных мастеров – это не только традиционный метод обучения начинающих художников, но и повод для самовыражения. Путь многих художников начинался с ученического копирования, а для некоторых это стало творческим методом. Реплики шедевров, выполненные любителями, вызывают не только улыбки и смех, но иногда наполняют новым, подчас неожиданным смыслом известные всем полотна.

Несмотря на то, что проблема взаимоотношения образца и копии лежит на поверхности, работ по этому вопросу не так много. В 1997 году НИИ теории и истории изобразительных искусств Российской Академии художеств совместно с ГМИИ им. А.С. Пушкина провел конференцию, материалы которой опубликованы в сборнике «Проблема копирования в европейском искусстве» под редакцией Г.И. Вздорнова (М., 1998). В нем, пожалуй, впервые в отечественном искусствознании на материале разных видов искусства: живописи, гравюры, скульптуры, сценографии и архитектуры – было проведено всестороннее исследование этой темы от античности вплоть до 1990-х годов ХХ века. Здесь же была выявлена типология копирования, которая включает в себя: копирование как творческий метод художника (иконы, авторские повторения); воссоздание произведения искусства в других материалах (античность); пересоздание оригинала в стилистических формах более позднего времени (искусство второй половины ХХ века – Пикассо, Магритт, Дали и др.); копирование как учебный процесс; изготовление фальшивых произведений; массовое тиражирование произведений искусства. Наивные и любительские «вольные» копии Р. Кузьменко, А. Куплина, А. Пичугина, В. Шибаева (Аварры) с классических произведений были рассмотрены в докладе известного исследователя примитива А.В. Лебедева.

За последние годы вышло несколько изданий, среди которых – сборник немецкого автора Вольфганга Августина «Оригинал—копия—цитата произведений искусства в Средние века и Новое время: пути присвоения – формы предания» (Passau, 2010) и культурологическое исследование состояния современной культуры Михаила Веллера «Эстетика энергоэволюционизма» (М., 2011), в котором автор касается проблемы любительских копий и примитива. Летом 2012 года в Копенгагене была проведена конференция «Копирование, тиражирование и эмуляция живописи в XV–XVIII веках», центральной темой которой было изучение картин Босха и Брейгеля и их отношения к античным образцам. Многие наивные художники обнаруживают свои способности, желая повторить картину любимого кумира, и это становится для них первым импульсом к дальнейшему, уже самостоятельному, творчеству. Но эта проблема гораздо шире, что подтвердили подготовленные исследователями тексты.

Е.А. Воронина на примере деятельности отдела научной экспертизы[5] Государственной Третьяковской галереи предлагает задуматься о значении широко употребляемых слов «копия», «имитация», «подделка». С течением времени обнаруживаются новые факты о вошедших в историю искусства произведениях с подобными ярлыками, что заставляет по-новому трактовать их значение для художественной культуры в целом.

Новый ракурс проблемы цитирования в наивном искусстве содержится в материале соискателя Отдела народной художественной культуры М.М. Артамоновой, где исследуется метод копирования с фотографии в творчестве Н. Пиросмани, А. Руссо и Е. Честнякова. Автору удалось найти и показать фотопрототипы живописных картин наивных мастеров. В частности, факт наличия у Е. Честнякова собственного фотоаппарата позволил по-новому взглянуть на его оригинальный стиль и творческий метод, многое прояснил в композиционном решении его картин. Фотография с момента своего появления стала среди профессиональных художников популярным вспомогательным материалом для создания живописных полотен. Артамонова впервые обобщила и наглядно продемонстрировала действенность этого метода в творчестве наивных художников.

О.О. Алиева показывает проблему взаимоотношения копии и образца на примерах современной уральской полихромной пластики из камня. Исследовательница подчеркивает, что в камнерезном искусстве Урала XVIII–XIX веков понятие «высокое искусство» воспринималось исключительно как искусство копирования, исполненное на высоком уровне (например, делались копии работ Фаберже). При анализе современной ситуации было выявлено использование прототипов живописных произведений, таких как «Рождение Венеры» С. Боттичелли, «Портрет Дениса Давыдова» О. Кипренского, «Поединок Пересвета с Челубеем на Куликовом поле» М. Авилова и других. Автор приходит к выводу, что в процессе перевода живописных произведений в камень неизбежно происходят изменения. Художник удаляется от образца, преобразуя его с учетом свойств материала и особенностей объемной лепки формы, и камнерезная работа приобретает самостоятельное авторское звучание.

О творчестве художника-самоучки из города Себежа Псковской области Константина Михайловича Громова (1917–2001) рассказывается в статье А.И. Струковой. Как оформитель, он долгие годы работал в местном краеведческом музее (делал диорамы, макеты, писал тематические картины), собирал экспонаты, водил экскурсии, писал статьи об истории и достопримечательностях родного края, занимался охраной природы и благоустройством города. Постоянным источником вдохновения для К.М. Громова служили массовые репродукции картин любимых им художников и фотографии из журналов «Огонек», «Работница», «Крестьянка», «Вокруг света», «Юный натуралист».

Необычно украшенная квартира самоучки из Ульяновска Григория Белокопытова дала повод для размышлений М.К. Смирновой об этической составляющей бытового китча. Созданные руками хозяев предметы интерьера превратили обычную городскую квартиру в домашний музей памятных вещей. На примере трансформации собственного восприятия автор показывает скрытые возможности интерпретации китчевых поделок.

Сюжеты росписей шкафов для инструментов в цехе № 82 Уралмашзавода, выполненные в конце 1980-х художником-оформителем Геннадием Власовым, стали предметом исследования М.В. Соколовской. Образцами для заводского художника служили открытки и альбомы репродукций картин А. Пластова, Б. Щербакова, И. Шишкина, И. Титова. Создавал он и собственные пейзажные этюды. Своеобразный музей художественных реплик воспринимался зрителями как собрание авторских работ Г. Власова, при этом их вторичная природа, как правило, игнорировалась. Для сторонних наблюдателей на первый план выходит история создания росписей, выстраивание художником галереи типичных русских пейзажей, ассоциирующихся с архетипом «рая».

Автор монографий и статей об отечественном искусстве Л.А. Кашук изучила развитие феномена любительской открытки, получившей распространение в послевоенное время. Будучи копиями немецких открыток 1920–1930-х годов, русские аналоги в большинстве своем полностью повторяли образец, немного варьируя детали. В 1980–1990 годы молодые художники начинают использовать подарочные открытки как источник вдохновения для собственного творчества. Среди них оказываются не только копии любовных открыток первой половины ХХ века, но и массовая продукция, выполненная по мотивам наиболее известных произведений русской живописи. Используя прием иронии, лубочного осмеяния, художники (А.Р. Брусиловский, Р.Е. Лебедев, А.О. Флоренский, К.В. Звездочетов, В.Е. Дубосарский и А.А. Виноградов и др.) возвращают китчевую продукцию в лоно высокого искусства, даря хорошо известным произведениям новые актуальные для общественности смыслы, возводя их в ранг искусства постмодернизма.

Специфике китча в современной культуре посвящена статья А.В. Володиной. Выставки молодого художника Е. Антуфьева (р. 1986), лауреата премии Кандинского (2009), использующего китч как художественную стратегию, стали отправной точкой для рассуждений автора статьи о функционировании китча в современном обществе и его философском осмыслении.

В третьем разделе сборника рассматривается проблема реализации произведений наивных художников и любителей на художественном рынке в ХХ – начале XXI века. Особое внимание авторов привлекает тема критериев оценки произведений наивного искусства в современной ситуации девальвации ценностей, а также роль пиара в продвижении любительского искусства на арт-рынке. Актуальными остаются вопросы вложения средств и приобретения произведений наивного и самодеятельного искусства. В статьях прослеживается попытка разобраться, какие факторы мешают или помогают росту популярности того или иного художника, чем является частная коллекция наивного и любительского искусства – ступенью к общественному признанию неизвестных гениев или прихотью собирателя.

О трудностях продвижения наивного и самодеятельного искусства на российском художественном рынке высказалась бывший главный хранитель Московского музея наивного искусства Л.Д. Ртищева. Главные, по ее мнению, проблемы кроются в эстетической невзыскательности покупателя и в его ориентации на предметы роскоши. Большинство рассматривает искусство лишь как способ вложения денег, а наивное искусство в этом плане не может составить конкуренцию антиквариату. Покупательский потенциал докладчик видит в образованной среде – в интеллигентных людях, которым, однако, не хватает денег для приобретения понравившейся картины. Для популяризации наивного искусства, по мнению автора, не хватает специалистов нужного уровня.

М.В. Удальцова повествует о трудной судьбе великой княгини О.А. Романовой (в замужестве – Куликовской), в течение всей жизни занимавшейся рисованием. После ее эмиграции в 1921 году продажа акварелей на благотворительных вечерах и аукционах Дании и Англии стала существенной статьей дохода для нее и ее семьи. Произведения Ольги Александровны моментально продавались на ежегодных базарах, которые организовывала Русская православная церковь в Копенгагене. В 1934 году агент художницы Р. Педерсон устроил выставку ее работ в собственной галерее в датской столице. Выставка имела большой успех. В 1936 году картины великой княгини экспонировались в Лондоне в галерее Агнью на благотворительной выставке в пользу русских беженцев, проживавших в Англии. Все ее работы были раскуплены в течение двух дней, их владельцами стали королевские семьи Великобритании и Норвегии, барон Ротшильд, премьер-министр Черчилль и др. Даже после переезда в 1948 году в Канаду О.А. Романова-Куликовская предпочитала отправлять свои картины на реализацию в Данию.

О губительном воздействии рынка на современное хорватское наивное искусство рассуждает С.А. Лагранская. По ее мнению, уже с начала 1980-х годов на территории бывшей Югославии в творчестве наивных художников наблюдается длительная стагнация. Искусство подстекольной росписи, заново открытое К. Хегедушичем для крестьян села Хлебине в 1930-е годы и принесшее невероятную популярность И. Генераличу, фактически исчерпало свои изобразительные возможности. Бесконечное варьирование одних и тех же сюжетов и композиций для удовлетворения нужд художественного рынка привело к выхолащиванию не только духовных смыслов этого вида искусства, но и практических приемов. В работах современных авторов утеряна уникальность, и они перешли в разряд китчевой сувенирной продукции.