Эротика глазами криминалиста (Юридическая теория порнографии)

   Посмотрела на юного художника, он так увлеченно рисовал. Изредка смотрел в мою сторону, куда именно не знаю. Взгляд был быстрым, молниеносным и сразу возвращался к листу бумаги. А он ничего, красивый малый. Вздернутый носик, тонкие пальцы, вытянутое лицо и брови лохматые, такие же, как и его волосы, все торчат в разные стороны. А глазки, какие глазки. Как у щенка. Такие томные, преданные, просто душевные. «О боже, о чем только думаю, что за глупость. Ведь в сыновья мне годится. Вот зараза, от безделья что только в голову не лезет». И все же он ничего, и мне приятно сидеть, уже нет такого-то страха или укора. Так, только неуверенность в рисунках, в их дальнейшей истории. «А впрочем, какое мне дело, моего лица не видно, я в маске. А тело… Ну мало ли у кого оно может быть». Маска. От этого слова мне стало совсем хорошо, я как бы здесь и в то же время нет. Как будто стою за окном с односторонним видом, вижу всех, а зрители только свое отражение. И тут я заулыбалась. Как здорово, все же как здорово, что решилась позировать. Интересно посмотреть, что получится. А в груди так и щемит, так и щемит.

   Спустя минут тридцать он закончил. Робко сказал, что можно вставать. Скрипя как старуха, я выпрямила спину. Кажется, все трещит и ноет. Осторожно сползла со стула. Повела плечами, дернула ногой. Мурашки в пятке. Все же отсидела ногу, но прошло быстро. Подошла к нему и заглянула за спину. «Обворожительный рисунок». Это была первая моя мысль. Он так и нарисовал меня в маске. Уголь, черные контуры, плечи опущены, руки как лианы вдоль тела. Фигура выглядела непропорционально длинной, но это придало ей характер усталости. Я почувствовала обессиленное тело, опущенный взгляд и этот черный лобок, он буквально как на мишени находился в центре листа и хочешь или нет, но ты смотришь на него, как будто это основной элемент рисунка. В животе заурчало, и я ощутила, как в груди все стало медленно сжиматься, а в паху стало горячо. Сделала шаг назад. Как бы отстраняясь, чтобы он не увидел то, что я ощущаю. Поразительно, как чувственно это смотрится. Несколько росчерков угля, а сколько эмоций, настроения. Сделала еще несколько шагов назад. Пальцы коснулись пушка на лобке. Кудрявый хохолок, он так нагло выпирал вперед и светился на моей белой коже. Не думала, что это так сексуально. Быстро развернулась и вышла из мастерской.

   Грудь болела. Такое старое, почти забытое чувство желания быть любимой. Не просто женщиной, а чтобы тобой восхищались, любовались, чтобы мужчины робели при твоем виде, перешептывались и думали всякую глупость. «Кто я, как меня зовут, что тут делаю, и могу ли я? Да, могу, многое могу». Улыбаясь, я зашла в соседнюю комнату. Сняла маску и посмотрелась в старое зеркало. Серебро потрескалось, но в нем отражалось прекрасное женское тело. Сейчас на меня никто не смотрел, и ладонь легла на живот. Внутри что-то непроизвольно вздрагивало. Не спешила одеваться. Опустила ладонь, и пальцы стали медленно перебирать торчащие волоски. Отдернула руку, как будто прикоснулась к чему-то запретному, скосила взгляд и посмотрела на проем в дверях. Леша даже не встал со стула, я не слушала его возни. Сделав несколько осторожных вздохов и набравшись смелости, пальцы опять скользнули по волоскам и углубились ниже. Внизу живота почему-то стало больно. Прикрыла глаза, и, набравшись сил, убрала пальцы.

   Поблагодарив Лешу, я ушла. Хотелось, хотелось чего-то такого… такого… чтобы я запела и запрыгала от радости. Не могла себе поверить, что еще способна на подобные мысли, что во мне еще не все угасло. А ведь когда-то это для меня было обычным. Но время все стирает как ластик. И вот опять это ощущение. Эти желания пробудил во мне этот юноша.

   Мне было по-настоящему стыдно. Придя домой и увидев сына, мне уже казалось, что он знает, где я была и что сделала. Но нет, все как обычно, он поцеловал меня в щечку, эта привычка у него сохранилась с детства, и я ценю ее. Он ничего не знал, все осталось в тайне. Да и чего это так переживаю? Ведь я там в маске, за ширмой, за тем самым зеркалом, которое меня спасает, и Леша обещал, а я ему почему-то верю.

   Время меняет тело. Я злилась на себя, очень сильно злилась. Не могла забыть то, как позировала, то, что чувствовала. Было неловко за свое стареющее тело, хотелось молодости, бодрости в мышцах, чтобы опять живот был подтянут и могла садиться на шпагат, делать мостик и крутиться на брусьях. Что-то я могу? Что-то потеряно безвозвратно. Я смотрелась в зеркало, что висело в ванной. Дома никого не было. Неуверенно обнаженной прошлась по квартире. Очень непривычно и зябко, и это несмотря на то, что на улице уже июнь, лето.

   Как по ритуалу, после самого рождения ребенка, его заворачивают, дают одежду, и он носит ее до конца своих дней. Боится снять, даже ночью, и то спит в пижаме под одеялом. Тело перегревается, наращивает слои жира, органы начинают неправильно работать и пошло-поехало. Виной всему не сам климат, что холодно, а мораль, которую привили нам с детства родители, а им их родители, а им… Мне нравится мое тело, оно молодо, я так считаю, это мой храм. Я забочусь о нем, и в душе рада, когда им восхищаются, смотрят с легкой завистью, а мужчины, прищурившись, косятся и посылают многозначительные знаки. Да – это приятно. Но в последние дни я все думаю о той студии и о юном художнике. И как бы ни сопротивлялась, не уговаривала себя не идти больше туда, я все же собралась и пришла.

   Шла как на свидание. Переживала. Утром был репортаж у губернатора, поэтому оделась помпезно. Светло-синий костюм, жилетка и белоснежная блузка с перламутровыми пуговицами, юбка чуть ниже колен и серебряный браслет, его мне подарил Макс в прошлом году. Сегодня больше съемок не намечалось, и я ушла со студии пешком. Хотелось пройтись и еще раз подумать. Но чем больше думала, тем больше было уверенности, что мне надо обязательно прийти, во что бы то ни стало прийти. И я шла к нему, к юному художнику, просто послушать пение птиц.

   Он как всегда не сразу открыл и явно был удивлен моему приходу. Наверняка думал, что все, я упорхнула и больше не появлюсь. Леша смущался. Был немного не в себе. То предлагал чаю, то убегал в мастерскую, то опять молчал и теребил ворот рубахи. Он такой забавный, милый, застенчивый и честный. Наверное, это мне в нем и понравилось. Минут через тридцать мне удалось сломать в нем стену, он разговорился и стал трещать о всякой всячине. То про энергию клеток, что клетки имеют свою частоту, и если она сбивается, происходит просто их разрушение. То говорил про соль, что если ее много, то сердце страдает. И еще много о чем.

– Работать сегодня будем? – Спросила его, и тут же добавила, – я готова.

– Да?… – Как-то неуверенно ответил он, то ли спросил, то ли утвердил, что будем работать.

– Ну я пошла, – сказала ему и вышла с кухни.

– Куда? – Растеряно спросил он.

– Раздеваться, что же еще, – не поворачиваясь, сказала ему, а у самой в душе птицы запели.

   В этот раз я быстро и аккуратно сняла одежду, у меня один такой костюм. Сверху положила блузку, боялась испачкать, кругом столько пыли, трусики под юбку. А после стала выбирать себе маску. Хотелось необычную, но выбор пришел на самую что ни на есть простую маску. Она не мешала… Вот только что она могла прикрыть? Разве что просто отвлекала внимание от самого лица. Надев ее, подошла к зеркалу. Опять стало неловко и даже боязно. Сегодня на мне не было того самого черного пушка, что придавал мнимую защиту. Макс, мой любимый муж, так и не заметил этой удивительной перемены. Сегодня в зеркале отражалась молодая женщина. Игривые глаза, улыбка на лице, застенчивая поза, что прикрывала ладошкой свой белоснежный лобок. Она подмигнула сама себе и вышла в коридор.

   Вошла в мастерскую гордо и спокойно. Грудь щемила, но я не стала ее прикрывать, только вскользь посмотрела на нее, соски предательски выпирали. Сперва повернулась к художнику спиной, как бы думая, куда присесть, а после медленно развернулась к нему лицом. Я опять покраснела, по спине пробежала волна, как будто провели рукой. Чуть вздрогнула, грудь качнулась. На мгновение я потеряла дар речи. Хотелось сдвинуть с мертвой точки время, но не могла. Ощущала, как его взгляд буквально прыгает по моему телу. Чувствовала его, даже если бы закрыла глаза. Взгляд материальный, и в этом я сейчас убедилась.

– Я могу постоять, – наконец у меня получилось с трудом произнести эти простые слова.

– Да… – Заикнувшись, ответил Леша и потянулся за углем.

   Не стала отворачиваться, мне наоборот хотелось стоять так, чтобы моя нагота была наиболее откровенной, наиболее женственной, эротичной, вызывающей, провокационной. Он принялся за работу. Я смотрела на него и любовалась его руками, как он ловко проводит пальцами. Любовалась его подбородком, на котором только-только появилась щетина. Я любовалась его худыми плечами, ногами. Он был босиком. Заметив это, я улыбнулась. О чем он думал? Даже не знаю. Дышать стало легче, немного успокоилась и уже не так сильно стеснялась своего голого лобка. Для женщины моего возраста, наверное, это не подходит. Хотя, что вообще подходит? Позировать перед юношей и еще тащиться от этого, что вообще мне может подойти? Ах. Глубоко вздохнула я. Соски то сжимались, то растворялись, то опять сжимались. Они издевались надо мной, но за ними было интересно наблюдать, и я отвлеклась. Теперь слышала пение птиц, доносившихся из динамика. Скоро мы только так и сможет слушать их. В больших городах почти не остается деревьев, а если и живут птицы, то в основном воробьи да глупые голуби.

   Минуты медленно потекли. Моделям действительно тяжело работать. Надо стоять и не шевелиться, сохраняя изначальную позу тела, а это очень тяжело, по крайней мере с непривычки. Леша усердно работал. Кажется, он перестал волноваться и теперь полностью погрузился в работу. Ему хотелось быстрее нарисовать, его руки так и мелькали. Вот только я так и не успокоилась, по-новому заныло в груди, ком в горле, и ужасное желание пошевелиться.

– Можно я разомну ноги? – По-детски спросила у него.

– Да, конечно же, – быстро отозвался он и опять робко скосился на лобок.

   Мне хотелось улыбнуться ему, но что-то сдерживало. Меня пугала разница в возрасте. Хотя душой я была все та же девчонка, но возраст, вот странная штука, всего-то цифры, но так много значат. Сдерживая себя, я сделала гордый, почти надменный вид. Пусть не думает, что если мать его одноклассника ему позирует, то все дозволено. Нет, он мальчишка и не более того. Повернулась к нему спиной, тяжело было стоять и ощущать этот взгляд. Стало легче, но ненадолго. Не знаю кому это больше доставляло удовольствие, ему или мне, но я не спешила. Немного прогнулась в спине, замерла на мгновение и посмотрела назад. Он быстро опустил взгляд.

– Не бойся смотреть, я ведь модель, – спокойно сказала, а потом добавила, – и мне приятно.

– Да? – Как-то удивленно промямлил он.

– Да. – Подтвердила я, и он поднял взгляд. – Женщине нравится, когда ее разглядывают, и я не исключение, – на этих словах выпрямилась, повернулась к нему лицом, его взгляд опять упал.

– Вы красивая, – пробубнил Леша.

– Скажи еще что-нибудь, – попросила его.

– Вы красивая. – Повторил он, я подняла брови, давая понять, а что еще кроме этого ты можешь сказать. – Сексуальная, – и опять опустил взгляд.

   Я бы сама отвернулась от этих слов. Юноша смотрел на меня не просто как на модель или как на женское тело, он видел во мне сексуальность, а значит и страсть, значит внутреннее желание, значит он не такой уж и мальчик, коли нашел в себе силы и смелость сказать так открыто.

– Спасибо, – поблагодарила я его, мне эти слова были дороги.

   Подошла к нему и потрепала его по голове. Хотелось, чтобы он не боялся меня, чтобы вел себя более свободно, не как замороженный тюлень, а как друг. Леша улыбнулся. И тут позвонили в дверь. От ужаса я вскрикнула, как будто кто-то уже ворвался сюда и застукал меня с парнем. Меня сковала паника, и я не могла пошевелиться. Теперь понимаю, что порой происходит с людьми в самый ответственный момент. Они просто теряют над собой контроль и мечутся, совершая одну ошибку за другой.

– Это, наверное, Олег Григорьевич приехал.

– Кто? Чуть ли не в истерике спросила я его.

– Сандвина, это его мастерская, – он встал и уже пошел к двери открывать, – вы не бойтесь, он свой человек.

– Постой, – крикнула ему и убежала в соседнюю комнату.

   Через несколько секунд щелкнул засов, и кто-то вошел в коридор. Голос был спокойный. Мне некогда было прислушиваться, в этой комнате не было двери, тут вообще не было дверей. Странно, что дверь еще была в туалете. Дергаясь, я напялила на себя юбку, пока не до трусиков. Быстро схватила блузку. Времени на то, чтобы надеть лифчик, не было, просто боялась, что сейчас войдет хозяин. Не застегнув блузку, поверх натянула пиджак и уже после стала, путаясь пальцами, ее застегивать.

– Добрый день, – вдруг услышала у себя за спиной.

– Здравствуйте, – еле дыша и поворачиваясь, сказала я.

   Он не был таким старым, как себе его представляла. Да я и не знаю, как он выглядит, только имя его слышала и все. Он по-хозяйски вошел в комнату, Леша сконфуженно стоял в дверях.

– Там сумка, забери ее, – Леша тут же вышел.

   Я еле дышала и все старалась закончить застегивать блузку.

– Ваше? – Спросил он у меня, указывая на брошенный лифчик и трусики.

– Да, – сдерживая дрожь в голосе, сказала и быстро схватила их.

– Вы кто?

– Галина, – смысла врать не было, – я позировала Леше.

– А… – Протянул он и прошел мимо меня, не забыв при этом шлепнуть меня по попке.

   Почувствовала, как она колыхнулась. «Вот наглец!», – возмутилась про себя. Но именно этот его шлепок снял сразу все напряжение.

   Он вышел, а я наконец застегнула блузку. В руках сжимала остатки нижнего белья, запихала все это в сумочку и пошла к выходу.

– Красиво, – вдруг услышала я его голос из мастерской.

   Я робко заглянула за косяк в мастерскую. Он стоял и рассматривал только что нарисованный рисунок. Леша, понурив голову, стоял рядом.

– Молодец, очень хорошо. Неряшливо, но молодец.

– Я пойду, – осторожно сказала я.

– Куда? – Оторвавшись от рисунка, спросил он.

– Не буду мешать.

– Торопитесь?

– Нет, – почему-то честно ответила ему.

– Леш.

– Да, – тут же он отозвался.

– Сбегай в магазин, купи к чаю, помнишь, те пирожные с вишней?

– Да, – утвердительно сказал он.

– Купи их, три штуки, а еще кофе. Я же знаю, что его у тебя нет. Вот деньги, – и протянул купюру. Леша взял и через мгновение выскочил из мастерской.

   Он вроде бы ничего. Не такой уж и страшный, как мне показалось изначально. И вообще, он ведь художник. Наверняка сотни раз рисовал модели, и это для него не в новинку. И чего это я испугалась, вот глупенькая. Но сердце так и не успокоилось, все колотилось и колотилось. Он ушел на кухню, загремела посуда. «Идти за ним или подождать? Нет, все же стоит помочь, поставить чайник и сполоснуть чашки». Он убрал все со стола, вытер его влажным полотенцем, потом протер. Стол был старым, на толстых ножках, его даже с места трудно сдвинуть, люблю такую крепкую мебель. Взяла заварник, ложечку и насыпала немного чаю. Леша говорил, чтобы почувствовать аромат, надо немного сыпать, иначе вкус и аромат пропадет, я так и сделала.

   Он стоял за спиной. Ощутила его любопытный взгляд, или это у меня уже паранойя. Закрыла заварник и стала ждать, пока вскипит чайник.

– Давай сюда.

   И взял заварник из моих рук.

   Меня пронзило. Как будто ударило током. Все тело вздрогнуло. Вам когда-нибудь говорили, что можно передавать прикосновением энергию и эмоции. Вот именно это я и испытала. Эмоции, они были такими сильными, наверное, такие бывают только у сильных и уверенных в себе людях. За ними всегда идут, просто верят в их идею и идут. Хрустнули коленки, он присел. Тут же пальцами, быстро, как будто делал это не один раз, расстегнул у меня юбку и быстрым движением… Я даже не успела осознать, как юбка уже была на полу.

– Подними ножку, а то помнешь, – как ни в чем не бывало сказал он.

   Как под гипнозом я переступила через край юбки. Он выпрямился и аккуратно положил ее на стул. Чувство благодарности, что не бросил. Но то, что я стояла к нему с голым задом, почему-то меня не взволновало. Опять вспомнила запах краски, как тогда, в мастерской, когда впервые изменила мужу. Сейчас сердце запело. Все было по-иному. А ведь я его знаю всего-то несколько минут. Повернулась к нему. Смотреть в глаза стеснялась, вот только почему? Как будто провинилась перед ним. Он взял меня за талию и, как пушинку, просто так взял, поднял и посадил на стол. В паху заныло. Так глубоко, так сильно, что невольно сжала ноги вместе. Иногда так поступаешь, когда ударишь локоть, прижимаешь к ладони как можно сильней и боль проходит. Вот и сейчас сжимала ноги до боли в мышцах.

   Он никуда не отошел, а медленно, как будто специально тянул время, расстегнул джинсы. Я смотрела на его руки, как зашумела молния, как стащил с себя джинсы, как его «монстр», медленно, как удав, поднял свою голову вверх и ткнулся мне в колено. Я прекрасно понимала, что происходит. И почему-то никуда не хотелось бежать. Я сильная и сексуальная женщина.

– А Леша? – Робко спросила, не хотела, чтобы он увидел меня вот так, как будто я его предаю, как будто изменяю ему, а не мужу.

– Придет только минут через тридцать, – кратко ответил он.

   Тридцать минут, целых тридцать минут. Много это или мало? Все зависит от времени, как оно повернется ко мне. Я медленно повалилась на спину. Грудь под блузкой покатилась. Сжатые соски выделялись даже под пиджаком. Откинула голову и посмотрела в потолок. Я лежала как жертва, как символ дани, как обреченная. Сейчас начнется ритуал, а я лишь его часть, лишь безмолвное тело, которое молча отдастся его прихоти.

   Он положил руки на колени. Сперва хотела их еще сильнее сжать, но сама развела ноги в стороны. Время пошло, секунда за секундой. Все ныло, буквально ныло. Спазмы исходили изнутри. Наверное, так назревает извержение вулканов. Сперва все тихо, но давление растет. С каждым часом, минутой, секундой оно нарастает. И в один момент эту силу уже ничто не сможет остановить. И тогда утроба матери земли вышвыривает высоко в небеса свою огненную жижу. Которая испаряется. Отравляет все вокруг. Сжигает и поглощает все, к чему только прикоснется.

   Он шлепнул по голому незащищенному лобку. Вскрикнула не от боли, а от неожиданности. Опять шлепнул меня, еще и еще раз. Я взвыла от непонятного наслаждения. Мне хотелось еще и еще. И он опять шлепнул ладонью по нежной коже, и я заскулила от удовольствия.

   Мне стало стыдно, что я так себя веду. Тело и мысли разделились. В мыслях я укоряла себя, но тело извивалось и хотело продолжения. Я не успела опомниться, как он ткнулся мне в губки и сразу стал скользить. Как камень, брошенный в воду, не встречая никакого сопротивления, погружается все глубже и глубже, до тех пор, пока не коснется дна. Так и он, просто скользил, легко и свободно, погружаясь вглубь моего тела. Он уперся. Достиг дна. Тело вздрогнуло, и он остановился.

   Этот назойливый запах краски. Почему я его опять чувствую? Ведь когда Леша меня рисовал, я забыла о нем, только пение птиц. Сейчас слышала, как по улице едут машины, пиканье светофора. Пропала романтика, все мгновенно стерлось, испарилось. Ожидала многое. Думала, что вот оно, настало… Но ничего… Он просто дергался. Мое тело тряслось, подпрыгивая на столе, мне не хотелось даже думать о том, кто я в данный момент, что тут происходит. Я просто знала, что в очередной раз изменила мужу и не получила взамен ничего, только пустоту, разочарование и этот назойливый запах краски.

   Он кончил так же быстро, как и начал, будто боялся не успеть, он выскользнул. Старая, застоявшаяся, даже тут ощутила ее тяжелый запах. Сперма потекла мне на живот, я быстро подтянула блузку и пиджак, боялась испачкать. Он закончил свой ритуал и отвалил в сторону. Чувствовала, как мои губки онемели, они так и не сомкнулись, отставит раскрытой ту глубокую впадину, что он во мне сделал. Боль в душе, отчаяние, захотелось даже зарыдать. Готова была на все, буквально на все. Хотела получить взамен хоть что-то. Я рискнула и поставила на кон все, и проиграла.

   Встала, сходила в ванную. Он ничего мне не сказал, возился с чаем. Надела юбку, поправила блузку и пиджак, трусики и лифчик так и не одела. На душе было пусто, но виду не подала.

– Тебе понравилось? – Вдруг спросил он у меня.

– О, да, – откровенно соврала ему.

   Через минуту пришел Леша. Мы спокойно попили чай. Едкий запах растворимого кофе раздражал меня так же, как запах его спермы. Невольно сморщилась, взяла чашку и пошла в мастерскую. Они минут десять посидели, а после он вышел.

– Ну ладно, сын, я пошел, – сказал он Леше и стал одеваться.

   Сын!

   Меня как будто взорвало. Я подпрыгнула и отвернулась. Даже не хотела думать, что вообще натворила, что испортила. В мыслях так и зудил вопрос: «Как я могла, как? Все испортила!» На глазах навернулись слезы, захотелось уткнуться в подушку и зарыдать, по-женски от отчаяния зарыдать. Иногда помогает. Но я не могла, я сильная женщина. И когда он сказал мне «Пока», я улыбнулась ему и пальчиками помахала, говоря тем самым: «Пока, пока». Дверь захлопнулась и наступила тишина. Услышала пение птиц и опять стало спокойно, как будто и впрямь тут не существует времени. Леша зашел в мастерскую, неся пироженку и чайник.

– Да, извините, что сразу не сказал, мы редко видимся.

– Как?

– Они с мамой давно развелись, но он иногда заходит. Принес бумагу, она у меня кончилась.

– М… – Многозначительно промычала я.

– Он так-то ничего, бывает правда иногда… Но я не сержусь. А вообще он хороший. Жаль, что ушел.

   Да я уже не злюсь. Какое мне до него дела, он прошлое, и о нем не стоит даже думать. Хотя на душе мерзко. Не из-за него, а из-за себя. Уйти, прижав хвост, не могла, не в моем это характере, я не трусиха и не позволю кому-то вот так лишить меня моих романтических чувств.

– Продолжим! – Уверенно сказала я и пошла в комнату раздеваться.

   Я не изменилась. Все так же прекрасна, прелестна, нежна и сексуальна. Он только воткнул в меня свой орган и не более. Он решил, что выше меня, но он ошибся.

   Сняла юбку, погладила лобок. Гладкая, бархатистая кожа. Еще час назад стеснялась, как девочка жалась, но сейчас нет. Хотела, чтобы он восхищался моим телом. Наслаждался увиденным, а можно и проще сказать, просто тащился от того, что может смотреть на меня, на женщину, на мать друга, на корреспондента, который ежедневно выступает на телевидении, на то, что так или иначе, но скрыто от посторонних глаз.

   Однако, я высокого мнения о себе. Шлепнула ладошкой по лобку, тихо охнула и вышла в коридор. Пиджак я так и не сняла. Я не забыла надеть маску, специально ее не стала снимать со стены, может это и к лучшему. Вошла в мастерскую, положила на пол плед. Леша молча наблюдал. Присела. На секунду задумалась, легла так, чтобы сильно не помять пиджак. Почему-то именно о нем я в этот момент подумала? Вытянула по струнке ноги и зачем-то положила руку под голову. Машинальный рефлекс, что так более оригинально. Но тут же убрала руку. Банально. Одна рука на живот, другая рядом, одну ногу согнула и отвела чуть в сторону. Сразу ощутила, как сквознячок, что тянулся по полу, коснулся лобка. Я закрыла глаза и погрузилась в свой мир иллюзий.

   Время шло… Оно вообще никуда идти не может, это мы придумали, что время идет. Лишь события меняются одно за другим. И на основании этого мы и делаем вывод, что оно куда-то идет. Я лежала и думала о своем. Нет, не о мальчике, что меня рисует, почему-то я думала о работе. О том, как завтра надо снимать делегацию. Может, меня эти мысли успокаивали, отвлекали от реальности. Да, может и так, может я боялась думать о юном художнике, о том, что он видит и то, что я сделала. Я просто лежала. Дыхание было медленным и спокойным, вот только соски так и продолжали нагло торчать и выпирать даже под пиджаком.

   Время шло.

5. Посвящение.

   Самый хороший учитель в жизни – опыт. Берет, правда, дорого, но объясняет доходчиво.

   Елена Стриж Рассказ из книги «Розовый бархат»

   Я не очень люблю Светку, она вечно лезет ко мне и считает своей подругой. Но почему? Я вовсе ей не подруга. Познакомились на экзаменах. Она приехала из Ханты-Мансийска, откуда-то из глуши, а я из Тюмени. Светлана как дикая смотрелась на улице, всего шарахалась и неприлично на всех пялилась, а еще громко смеялась. Не скрою, она красивая. Черные волосы. Невысокий рост, наверное, метр шестьдесят. Я ей поэтому и завидовала: маленькая ножка и тоненькие пальчики, ну прямо Дюймовочка, не то что я. Но так получилось, что после поступления в универ, нас вместе поселили в общаге. Не хотела жить дома, хотелось самостоятельности. Потом я съехала, сняла квартиру и зажила счастливую жизнь, а Светка осталась одна, к ней так никого и не подселили.