ОНА.puzzles

Они сидели рядом, едва не касаясь. За игровым столом только они. Никто не мешает, не лезет, брызгая слюной и отбивая руки соседей, чтобы успеть поставить пока прыгает шарик. Никто не комментирует происходящее, не злится на фортуну и не радуется собственной прозорливости. Немногие стоящие за их спиной посетители лишь молча наблюдают.

Весь мир сейчас остался за их спиной. Они и сами не смогли бы объяснить своё состояние. Не безразличие, но отрешённость. Он, Она и рулетка. Да стоящий у каждого бокал с коньяком и по пачке сигарет, превращающихся в волшебный дым, стелющийся над столом.

Они даже не смотрели друг на друга. Им было просто уютно рядом, и стоило ли думать – почему? Остановились часы и ладно – наслаждайся той минутой, которую подарило Время пока оно снова их не запустит. Потому что – запустит, обязательно запустит…

Неожиданно им обоим в одно и тоже мгновенье пришла мысль поставить на «зеро» и их руки потянулись в сторону цифры, одиозной крышей возвышающейся над всей этой дьявольской системой, делящейся на красное и чёрное, на чёт и нечет, на первую и вторую половины, дюжины и всевозможные сплитования; но над всеми этими хитроумными комбинациями, увеличивающими шансы, возвышается цифра, от которой берёт начало вся числовая система; цифра, с создания мира не входящая ни в одни календари, но бывшая до того как они появились точкой отсчёта для всё и вся.

И в то мгновение, когда мужчине и женщине, поднятыми по пришедшей во сне необъяснимой тревоге, пришла мысль поставить на «зеро» их руки встретились. Кисти рук коснулись и словно удар молнии озарил на короткий миг все секреты, всё, что было до и всё, что будет после. Их взгляды встретились, но они увидели не друг друга, а боль и радость, пути-дороги да кружащее над степью вороньё, ночи страсти и дни разлуки, грязь обмана и всё очищающая правда, часы отчаянья и вернувшаяся надежда; всё и ничего в короткий миг, когда пересёкшееся дыхание дало начало новому смерчу, сметающему на своём пути всё ветхое, тленное, ненужное, достойное раздутому ветром пеплу, осыпавшемуся с неба вместо дождя в наказание за преданные души, искавшими любовь, но сдавшимися в плен моральным догматам и брачным обязательствам; молящихся Богу, но каждый день идущих на сделку с сатаной…

От нечаянного прикосновения их будто передёрнуло током, и они уронили на зелёное сукно свои фишки, изумлённо подпрыгнувшие и накрывшие плоскими телами ничего незначащие сами по себе цифры. Ни одна из фишек на «зеро» не попала.

– Ставки сделаны! – известил крупье и над столом остался лишь звук мечущегося по безумной траектории в неторопливо крутящейся рулетке шарика, выбирающего цифру для следующей остановки.

– Зеро! – бесстрастно объявил крупье и сгрёб своими «граблями» лежащие на «поле» фишки. Игроки не удивились, лишь усмехнувшись про себя неудавшейся попытке.

Женщина посмотрела на часы, собрала оставшиеся у неё фишки и поднялась из-за стола. Меняя фишки на деньги, она обратила внимание, что у неё те же пятьсот долларов с которыми она сюда приехала. В гардеробе ей подали пальто, пожелали «всего доброго!» и предложили такси. Она за всё поблагодарила и вышла к подъехавшей ко входу машине.

Мужчина, тем временем, оставшись один, продолжил игру, которая теперь явно не шла. Не то, чтобы его это тревожило, просто теперь вовсе не игралось. Он скорее механически делал ставки, подчиняясь приказам крупье, но чувствовал, как душа сигнализировала новой беспокойной волной. «Видимо, пора тоже уходить», – подумал он и, допив коньяк, вышел из-за стола. Меняя фишки на деньги, отметил про себя: «При своих…»

Проходя по опустевшему залу, мужчина взглянул на стол, за которым находился ещё пару минут назад. Менеджер и двое крупье подбивали аккуратные разноцветные столбики фишек; только что подошла официантка, чтобы убрать со стола два бокала из-под коньяка, на одном из которых виднелись следы губной помады. Оказавшиеся на подносе бокалы, коснулись между собой раздутыми боками и издали звон, напомнивший мужчине, как от недавнего нечаянного прикосновения не более десяти минут назад за короткий миг он словно увидел перед собой целую жизнь.

И тут он ясно осознал, что его разбудило и вытолкнуло за дверь среди ночи. Вдруг! Без доказательств! Понял в такой же короткий миг, как и в тот, во время которого встретились их глаза. Он совершенно не помнил её лица, но взгляд, но запах, её энергия уже впились в память, раскрывая то, о чём он до сих пор и не догадывался.

Мужчина, ругая себя последними словами, какие были в его лексиконе, спустился в холл и поинтересовался у двух охранников:

– Тут женщина только что не уходила?

– Да, – ответил один из них, – уехала буквально минуты три-четыре назад.

– Чёрт! – выругался мужчина. – А куда она уехала, не знаете?

– Конечно, нет! – изумился охранник. – Посадили её на такси, а куда она там дальше поедет – это уже не наше дело.

– К тому же, – вмешался в разговор второй, – если бы и знали не помогли. Мы не имеем права разглашать такого рода информацию. Вы должны это знать.

Первый, посмотрев на товарища, подтвердил:

– Да!

Мужчина поглядел на двух охраняющих любую попавшую в их поле зрения тайну церберов и согласно кивнул:

– Знаю.

– Извините, но ничем не можем помочь.

– Да ладно, чего уж там…

– Вам такси?..

– Спасибо, я на машине.

– Будьте осторожны за рулём!

– Спасибо…

Он оделся в гардеробе и, уже проходя мимо курящего на улице одного из охранников, попробовал ухватиться за соломинку:

– А такси, на котором она уехала?..

– Не наше, – тут же отреагировал тот, – наши давно разъехались.

– А номер?

– Что номер? – не понял охранник.

– Номер не записал?

– Да я и не пытался.

– А надо бы… Такие вещи надо записывать. Ладно, бывай!

– До свидания! – вежливо попрощался цербер и вернулся в помещение, оставив мужчину одного в наступающем утре.

Тот подошёл к машине и зачем-то ударил ногой по колесу. Сев в салон, завёл двигатель и вместе со вспыхнувшими оранжевым сиянием приборами всё заполнил голос Элтона Джона, исполняющего «One». Мужчина закурил последнюю оставшуюся в пачке сигарету и, не дожидаясь, когда автомобиль прогреется, установил рычаг переключения передач на «drive».

– При своих – так при своих… – пробормотал Он, выруливая со стоянки.

≈≈≈

Возможно, в тот самый момент, когда соприкоснувшиеся бокалы своим звоном остановили уже уходившего из казино мужчину, до ехавшей в тёплом такси женщины внезапно дошло понимание того, зачем она поднялась среди ночи, остатки которой провела за рулеткой.

– Простите, – обратилась она к таксисту, – а мы можем вернуться?

– Да, ради Бога! Любой каприз за Ваши деньги! – бодро ответил таксист и на первом же развороте повернул машину обратно.

Жёлтое такси, разрывая свет уличных фонарей, отражающихся на лобовом стекле, понесло её по ещё пустой утренней улице на встречу чему-то неясному, но словно предначертанному, тому, чему глупо и бесполезно сопротивляться, тому, что всё равно случится, потому что это – не её воля, а разум тут скорее враг, чем помощник, и задумайся она сейчас над тем, что делает, то всё-таки доехала до дома, где ещё, наверное, спит муж, скоро проснётся сын, а Она – добропорядочная Жена и Мать, оберегающая свой очаг, свой мир, который вряд ли готов к таким выходкам судьбы, и может не выдержать и полыхнуть, оставив после себя лишь серый пепел, который она сбрасывает сейчас в пепельницу жёлтого такси, разрывающего жёлтый свет уличных фонарей в час когда светофоры ещё не определились останавливать им или пропускать, а лишь сонно моргают своими жёлтыми глазами, предоставляя самим делать свой выбор.

Спустя буквально минуту после того как на стоянке больше не осталось машин, кроме тех, что принадлежат администрации заведения, ко входу в казино подъехало такси, из которого вышла женщина. Она открыла входную дверь, за которой наткнулась на двух охранников, тут же предупредивших:

– Простите, мы уже закрыты. Приходите после обеда, пожалуйста.

– Извините, – смутилась женщина, – я только хотела узнать: а уже все ушли?

– Все. Из посетителей больше никого не осталось, – ответил один из охранников.

– Знаете, там со мной мужчина рядом играл… – с надеждой в голосе заговорила женщина, но второй охранник перебил её:

– Уехал. Буквально пяти минут не прошло.

Женщина, опустив голову, повернулась к двери, но на выходе спросила:

– А на чём он уехал не знаете?

– Извините, но мы не располагаем такой информацией.

Охранник взялся за ручку двери, всем своим видом показывая, что разговор окончен.

– Извините, – извинилась женщина и медленно спустилась к ожидавшей её машине. Охранники вышли удостовериться, что она благополучно покинет территорию игорного заведения. Один из них, взглянув на номер направляющейся к выезду машине, достал небольшой блокнотик и сверил в нём последнюю запись.

– Та же машина, – усмехнулся он, доставая сигареты. Его напарник, так же доставая сигареты, заметил, при этом провожая взглядом набирающую скорость по освещённой яркими фонарями улице жёлтую машину:

– Разминулись… всего лишь разминулись…

– Да, – согласился его товарищ, – разминулись… Но так, может это… не время еще…

≈≈≈

Мужчина остановился, не доезжая перекрёстка, возле павильона, чтобы купить сигареты.

Молоденькая продавщица с красными от бессонной ночи глазами, повертев облезающим маникюром поданную им купюру, устало поинтересовалась:

– А помельче нет? Я уже кассу сдала. Сдачи не будет.

– Нет.

– Может, тогда ещё чего-нибудь возьмёте? – равнодушно предложила девушка.

– Чего «чего-нибудь»?

– Ну, я не знаю… – продавщица, повернувшись к прилавкам, обвела взглядом разнообразный по своему предназначению товар и, сморгнув осыпающуюся с ресниц тушь, предложила: – Шоколад, например, там… ммм… или, там, выпить…

– Давайте, – согласился мужчина.

– Что давайте? – оживилась девушка.

– Шоколад, например, и выпить.

– Что возьмёте?

– Коньяк.

– Какой?

– Hennessy.

– Hennessy? – девушка выпрямилась и расправила плечи. – А Hennessy нет.

Мужчина посмотрел на витрину за спиной продавщицы.

– Тогда Remy Martin.

Продавщица улыбнулась и, поправив волосы, повернулась за коньяком. Выставляя бутылку на прилавок, она кокетливо виновато посмотрела на покупателя.

– Тогда вам придётся еще доплатить.

– Не вопрос.

На прилавок легла ещё одна купюра. Девушка посмотрела на неё и одарила мужчину, возможно, самой интригующей улыбкой на которую была способна в это утро.

– Теперь… теперь у меня снова нет сдачи…

≈≈≈

– Куда теперь? – спросил таксист, когда женщина вернулась в машину.

– Домой, – ответила она и назвала адрес.

– Да помню, – буркнул водитель.

Жёлтая машина вновь вырулила на освещённую яркими фонарями дорогу, на повороте раздавив пустую пачку из-под сигарет Dunhill. Одна из редких ещё машин промчалась по встречной, разделённой от них трамвайными путями, по которым, громыхая своей пустотой, шёл трамвай, похожий на большой готовый к наполнению светящийся аквариум.

«Трамвай желания» вспомнилось ей и на глазах выступили слёзы. Она не помнила ни лица этого человека, ни его рук, ни его голос… да и говорил ли он что-нибудь?.. Наверное, нет. Он сидел также молча, как и она сама, но ей было так хорошо, так уютно рядом с ним. А теперь Она словно что-то потеряла, что-то ценное, то, что ждала и искала всю жизнь, даже не осознавая этого. И не поняла. Упустила. А могло быть иначе? Может быть, надо благодарить провидение за то, что Она, поддавшись неожиданным чувствам, не застала его. Чтобы Она ему сказала? Знаете, мы тут играли рядышком, и нечаянно друг друга коснулись, и я поняла, что отныне мы должны быть вместе! Только у меня дома муж и ребёнок, но ничего – как-нибудь разберёмся… А, ведь, Она даже не вспомнила про них!

Подумав об этом, женщина закусила губу и покраснела от охватившего её стыда. Никогда Она ещё не изменяла своей семье, а тут мечется под утро по дороге взад-вперёд в поисках незнакомца, которого даже не помнит! Что это?! Блажь?! Затмение разума и чувств?! Да и тот мужчина мог, в лучшем случае, деликатно отшить, но мог и на смех поднять. «Во, дура!» – обругала Она себя, упёршись лбом в боковое стекло.

– Во, блин! Раскорячатся по всей дороге – хрен объедешь! – неожиданно заругался спокойный до этого таксист, вырвав, таким образом, женщину из своих мыслей.

Она обратила внимание, что на перекрёстке, к которому они подъезжали проснулся светофор, преграждая им путь ярким красным светом, а не вдалеке, по ходу движения, стояла неаккуратно брошенная своим хозяином иномарка. У неё сильнее забилось сердце, вновь заглушая голос просыпающегося разума, и Она с надеждой оглядела машину, когда они объезжали её и ещё какое-то время стояли на светофоре. Но салон автомобиля был пуст и лишь наглый оскал BMW надменно взирал на побитый временем и бамперами бордюр, до которого оставалось ещё около метра.

– Небось в павильон торопятся догнаться, – сделал вывод водитель.

Женщина сделала три глубоких вздоха и отвернулась.

Светофор зажёг жёлтый свет.

Водитель включил первую передачу.

Загорелся зелёный.

Такси мягко тронулось с перекрёстка.

≈≈≈

Бутылка Remy Martin обросла коробкой шоколадных конфет, блоком сигарет Dunhill, тортом-мороженное, тремя шоколадками, пачкой жевательной резинки Orbit и упаковкой презервативов Durex, выдавая которую молоденькая продавщица понимающе улыбнулась. От ночной усталости не осталось и следа. Растворилась даже краснота в глазах, которыми она теперь с интересом разглядывала утреннего посетителя, безучастно наблюдавшего за её отчаянными попытками привлечь к себе его мужское внимание.

Но внимание его было далеко. Он находился во власти странного непонятного для себя чувства, состоящего из крупиц запаха, пальцев, зажавших сигарету, и прикрывающих профиль длинных светлых локонов. Фрагменты. Лица он не помнил, голоса не слышал… Лишь один взгляд, но словно одна душа посмотрела в глаза другой… И теперь она не выходит у него из головы, и он бросается за ней, даже не думая о том, что скажет. Наваждение…

Мужчина посмотрел на продавщицу, которая что-то говорила ему и мило улыбалась.

– Что, простите? – спросил Он и девушка, засмеявшись, прикрыв при этом ладошкой рот, повторила вопрос:

– Ещё чего-нибудь возьмёте?

Он задумался и в этот момент отпускающее было чувство нахлынуло с новой силой, до звона в ушах и до дрожи в пальцах, словно кто-то стоял за спиной.

Он оглянулся. За витринами павильона виден почти пустой перекрёсток. Лишь жёлтое такси ожидало, когда загорится зелёный сигнал светофора.

«Светофор заработал», – подумал Он, неосознанно пытаясь увидеть такси насквозь, вспомнив о том, что женщина, по словам охранников, уехала на таком же. Но она уехала раньше, а он никого не обгонял, значит, никак не смог оказаться на этом перекрёстке быстрее.

Мужчина глубоко вздохнул, увидев, как такси тронулось, дождавшись зелёный, и повернулся к продавщице.

– Всё?

– Ну, я не знаю, – щёлкнув пальцами по упаковке Durex, пожала плечами девушка. – У вас надо спросить.

– Со сдачей всё нормально?

– Со сдачей нормально.

– Тогда спасибо! – поблагодарил мужчина, после чего, сунув пачку сигарет в карман пальто, остальное положил в пакет, при этом оставив коробку конфет на прилавке.

– Конфеты забыли, – улыбнулась продавщица.

– Конфеты? – мужчина посмотрел на девушку, отметив про себя, что она, в общем-то, довольно милая. – Не забыл. Конфеты Вам. Спасибо!

– Вам спасибо, – поблагодарила девушка, глядя уже в спину удаляющемуся – толи последнему за ночь, толи первому с утра – посетителю, удаляющемуся в свою недоступную для неё жизнь полированных иномарок, туда, где с утра пьют Remy Martin и просто так дарят коробки конфет, даже не пытаясь заигрывать, оставляя её в своей зарёванной по утрам жизни, когда хочется спать, но мешает вечно пьяный отец, которому она же и несёт после смены бутылку «палёной» водки, потому что так она выражает свою жалость к нему, а потом забудется на несколько минут в душе, где снова вспомнит того кто подарил ей коробку конфет, обёртку которой она грустно скоблит сейчас своим облезающим маникюром. Девушка сморгнула набежавшую слезу, упавшую с крупинками туши на коробку, и тихо повторила: – Вам спасибо…

≈≈≈

Когда Она вернулась домой, то, раздеваясь, услышала в ванной комнате шум: муж, проснувшись, принимает душ. Обув мягкие тапочки, женщина прошла на кухню и закурила возле окна.

Дом просыпается и начинает жить в своём обычном ритме. С улицы слышно, как общественный транспорт выходит на свои маршруты. Муж принимает душ, собираясь на работу. Скоро проснётся сын. Ей надо приготовить им завтрак. Приготовить завтрак пока муж принимает душ.

Ей вдруг стало обидно, что муж, проснувшись и не найдя её рядом в постели, не бросился её искать, не выбежал на улицу, чтобы найти, не оборвал телефон, поднимая в рассветный час все силовые и медицинские ведомства в страхе потерять её, не разбил что-нибудь дома из-за охватившей ревности, не напился, в конце концов, прямо с утра в отчаянии, не зная – что делать? где искать? как не потерять?! Нет, чёрт возьми! – он просыпается и идёт в душ, чтобы собраться на работу. Он не потерял голову и не перебудил всех соседей и родственников, нет! Он пошёл в душ…

Одно радует: скандала, скорее всего, не будет.

Но – радует ли? Может, лучше бы он, встретив её, дал пощёчину, от которой вылетело бы из головы всё это ночное наваждение?

– Мам, ты плачешь?

Женщина вздрогнула. Занятая своими мыслями, Она не заметила, как к ней подошёл проснувшийся сын. Он стоял и с любопытством смотрел на нее своими заспанными глазами. Приоткрыв окно, Она выбросила окурок на улицу и притянула сына к себе.

– Нет, родной мой, просто не выспалась, – успокоила его мама, разглаживая рыжие кудри, слипшиеся после сна.

– Правда? – не поверил ребёнок.

– Правда, – соврала мать, при этом подумав, что, возможно, она и в правду не выспалась из-за дурного непонятного сна – от того и глаза слезятся, и муж спокойно собирается на работу, и деньги все на месте, и одета она сейчас потому, что собралась отвести ребёнка в садик. Всё просто приснилось, от того и не осталось в памяти ни лица, ни голоса и на кухне их всех ждёт завтрак.

Она вытерла тыльной стороной ладони слёзы, размазав по лицу тушь, и, поцеловав сына в рыжую голову, сказала:

– Иди одевайся-умывайся, а я вам пока завтрак приготовлю, ладно?

– А ты никуда не уйдёшь? – почему-то спросил мальчик, обхватив ногу матери. Она прижала его к себе и погладила по голове, роняя ему на кудри вновь нахлынувшие слёзы.

– Ты что, глупый? Куда ж я от вас уйду?

≈≈≈

Он, не раздеваясь и не разуваясь, прошёл в кухню, выложил из пакета на стол сделанные покупки, после чего поставил на плитку турку с оставшимся в ней кофе.

Усталости не чувствовалось, спать не хотелось.

Он открыл коньяк и сделал пару глотков прямо из горла. Поставив бутылку на место, немного подумал и открыл торт-мороженное. Поддел ложечкой кусочек, попробовал, покачал головой, оставшись довольным, и вновь приложился к коньяку; развернул шоколад, отломил плитку и отправил её в рот, затем взял чашку и налил в неё кофе; сел на своё любимое место у окна, закурил и принялся наблюдать просыпающийся двор.

Возможно, он так же сейчас просыпается вместе с домом, сбрасывая с себя остатки сна с помощью первой чашки несвежего кофе и порции коньяка с мороженным, пытаясь задержать в памяти то ли случившееся, то ли приснившееся, острыми осколками впившееся в самое сердце, в самую душу, в глубине которой засела необъяснимая уверенность в том, что это всё не случайно. Странное чувство, которое, наверное, пройдёт, как и любое наваждение.

А, может быть, и не пройдет…

– Ты чего не спишь? – услышал он тихий, словно боящийся ещё кого-нибудь разбудить, голос жены. Мужчина повернул голову в её сторону. Жена стояла в дверном проёме, пытаясь вдеть руку в шёлковый халатик. Обдумывая, что ответить, он смотрел на неё. Не найдя, что тут можно ответить, так же тихо спросил:

– Ты чего босиком? Простудишься.

Наконец, вдев руку в рукав, жена запахнула халат и вошла в кухню. Глянув на стол, она как будто не удивилась.

– Не простужусь. А ты почему не разулся?

– Они чистые.

– «Чистые они…», – передразнила жена. Она хотела ещё что-то добавить, но он опередил её своим предложением:

– Коньяк будешь?

– Я только проснулась, а ты меня уже спаиваешь. Кофе пару глотков – не откажусь, остался? – жена взяла его чашку и сделала из неё пару глотков. – Остыл уже. Невкусно.

Затем попробовала торт.

– Ммм, а тортик нормальный.

– Ешь, – улыбнулся Он, глядя на неё.

– Не хочу пока. Дай лучше на коленки залезу.

– Залезай.

Жена села к нему на колени, обняла и прижалась щекой к щеке.

– Холодный. А где ты был?

– За сигаретами ездил, – ответил Он, вдавив в пепельницу окурок.

– А это всё на сдачу дали? – жена кивнула на стол.

– Кстати, да, – усмехнулся муж, – угадала.

– Я такая…

Он прижал жену покрепче к себе и уткнулся носом в её шею, вдыхая ещё не смытый водой запах просыпающегося тела, с удивлением обнаружив, что какая-то новая нота, еле уловимый нюанс, вмешалась в его восприятие такого до боли знакомого, родного аромата. Осколок ночного наваждения зацепился за обоняние.

– Я проснулась, а тебя нет. Так испугалась. А если бы я проснулась немного раньше?

– Извини.

– «Извини…» А вот и не извиню, – нарочито по-детски, прошептала жена, при этом, сильнее обняв мужа.

Так они сидели какое-то время.

Просто обнявшись и ни о чём не думая.

Просто проснувшись.

Просто – новый день…

– А всё-таки: где ты был? – наконец проснулось чисто женское любопытство.

– В казино, – честно ответил Он.

– В казино?

– Да.

– А почему меня с собой не взял?

– А ты бы поехала?

– А тебе пришлось бы меня будить?

– Да.

– Вряд ли, – немного подумав, ответила женщина.

– Вот я и не стал.

– Ну и правильно сделал. И как поиграл?

Он вздохнул, вспомнив прошедшую ночь:

– При своих, милая, при своих…

Баллада странника

Расскажи мне сказку.

Но я не сказочник.

А кто ты?

Я – странник, наказанный Небом,

бредущий из жизни в жизнь, от времени до времени

в поисках второй половины души.

И нет мне покоя пока я не найду тебя.

Почему меня?

Потому что мы заодно.

Потому что в тебе та же душа

и печаль твоя переплелась с виноградной лозой.

Потому что ты и есть Та героиня легенды,

услышанной в детстве,

когда висящие на стене часы только начали отсчитывать время,

и ты пролила свои первые слезы,

в которых моя печаль.

Это ты научил меня плакать?

Нет, я не могу научить тебя плакать,

так же как волки не могут научить выть —

они просто идут к луне,

покрытой морщинами горя от того,

что она увидела на востоке судьбы,

откуда пришел падший ангел с волчьей мордой

и переломанными крыльями,

посеченный песками пустынных походов

и порезанный скалами за гордость пройти величие гор;

укрытый шлюхами и душегубами,

гонимый людьми с тех пор

как первый дождь пролился на Землю

и это были первые слезы, упавшие с неба…

Это были твои слезы,

поэтому я не могу научить тебя плакать

и не верь другим,

что они могут это сделать,

прикрываясь миром роз…

А какие твои цветы, Странник?

Мои цветы – полевые.

Они лечили мои раны и поднимали на ноги,

радовали глаза

и укладывали на свою разноцветную постель.

Они рассказывали мне,

где тебя искать и как я узнаю тебя,

а ромашка гадала на удачу перед дальней дорогой.

И я шел через города и время,

превращаясь в ветер,

бьющийся в окна,

сквозняком проходя каждый дом,

срывая одежду ароматом тоски.

Я написал твое имя на волнах,

смывших мой след, оставленный ночью.

Мне в спину бросали проклятья и камни,

но мне было все равно.

Я знал – кто я и кого ищу из жизни в жизнь

от времени до времени, чтобы обрести покой.

Порой мне казалось, я нашел тебя —

что-то знакомое и родное звучало в голосе тех,

кто целовал мои губы,

но они оставляли свои двери открытыми

и окрашивали волосы в белое.

Так приходила мудрость.

И ты познал секрет бытия?

Мне не интересен секрет бытия.