Увидеть Париж и умереть

Ирина Ярич

Увидеть Париж и умереть

Абстрактная реальность

1

Клотильда возвращается из художественного салона, куда она отвозила одно из последних живописных полотен своего мужа. Она в хорошем настроении, вспоминает восторженные отзывы владельца салона и штатного искусствоведа. Клотильду заверили, что, несмотря на немалую цену, картина у них долго не задержится. Современный абстракционизм пользуется большим спросом, особенно среди заезжих американцев.

Клотильда горда за мужа и радостное настроение не портит нудный мелкий дождик и серый тусклый день. Бесцеремонные капли небесной влаги хаотично носятся, игнорируя зонты, шарфы и шляпы и, падают куда попало, на одежду и лицо, а то и за воротник на шею. Клотильда усмехнулась. «Почти как у Туссена, – подумала она, – ах, если бы я умела рисовать!» В который раз женщина сокрушалась, что не обладает тем даром, что и её муж. Уже за одно это его обожает, нет она его боготворит… Конечно, она обрадует Туссена горячими отзывами, перескажет все добрые слова и пожелания, услышанные в салоне. Ещё бы им не восхищаться! И, хотя там выставляется не только Туссен Тостивен, но именно благодаря его картинам этот художественный салон процветает и известен далеко за пределами своего XVI –го арондисмана1 Пасси, но и почти по всему Parisintra-muros2.

Клотильда подняла руку, чтобы поймать такси. Нет, она не прячется от дождя и не спешит домой, то есть, конечно, спешит по-своему, не торопясь.

– В департамент О-де-Сен, – сказала она водителю.

Автомобиль направился из Пасси к верховьям Сены. Свернул на Бульвар Периферик3 в западном направлении, затем повернул на развязке Ля Дефанс/ Порт Майо. Проехал около трёх километров, затем въехал на мост Понт де Нюлли. В этом районе Сена раздваивается на два рукава и омывает остров Путо, что простирается под мостом узким и длинным хвостом, а массивной заросшей зелёной массой уходит дальше на юго-запад против течения Сены. Близко от него, на северо-восток протянулся остров Гранд-Жат, широкий в центральной застроенной части и узкий с обоих краёв.

Таксист повернул на развязке Дефанс 1. В самом центре этого самого большого в Европе делового квартала среди небоскрёбов в отеле у Клотильды встреча.

2

Туссен мешал краски и наносил то пятна, то штрихи, только ему понятном порядке и только ему понятном содержании. У этой картины название «Утреннее настроение». Последние годы ему необязательно часто выезжать из дома и совершать дальние поездки в поисках сюжетов и вдохновения. Иногда Клотильда по собственной инициативе вывозила его, как она говорила «на природу», что означало за пределы Большого Парижа и «в свет», тогда они колесили по улицам и площадям и по ближним оживлённым пригородам в поисках вида, который «зацепит». Раньше Туссен очень любил писать на берегу моря или в провинциальных городках и деревушках, об этом напоминала ему Клотильда, а из его памяти это давно стёрлось и фотографии проданных картин не порождали ностальгию, не будили воспоминания, о которых любила говорить жена. Последние две поездки к морю Туссена и вовсе разочаровали, он не увидел что-либо достойное, чтобы запечатлеть на полотне и попросил Клотильду на это бессмысленное дело не тратить ни его, ни её время. Действительно ничего особенного не происходило ни на море, ни на берегу. Оба раза был штиль и вода почти замерла, едва облизывая песок и камушки на пляже. Тусклое небо, затянутое облачной дымкой сливалось на горизонте с морем почти такого же цвета. Куда ни посмотрит, всюду голубоватая серость. Жена удивилась и хотела было поспорить, по её мнению берег и море, да и не только они, а всё что окружает в любую погоду интересны, своеобразны и каждый день их можно видеть по-разному. Но потом передумала настаивать, ведь Туссену лучше «видно» что и где писать, а она найдёт чем себя занять.

Туссен ни в детстве, ни в юности не увлекался ни механизмами, ни машинами, поэтому, когда у них появилась возможность купить автомобиль, то они с Клотильдой решили, что водить будет она. Вообще Туссен считал, что с женой ему очень повезло, она избавляла его от множества бытовых и хозяйственных проблем, никогда не высказывала, связанных с этим укоров. Клотильда будто переросла из любимой жены в продолжение его самого, одновременно отстранённого и заботливо-услужливого контролёра их общего бытия, что позволяло Туссену полностью погружаться в творческое созидание.

Туссена не особо волновало, а точнее совсем не интересовало как и на какие средства они живут, каким образом продаются картины, хотя Клотильда всегда подробно рассказывала мужу какую картину кто купил и каков размер гонорара, ничего не утаивая. Но в памяти Туссена подобная информация задерживалась настолько, сколько времени об этом говорила жена. Клотильда неустанно повторяла мужу, что он гениальный художник, и она в него верила всегда, практически с первого дня знакомства. И это была правда. Конечно, Туссену приятно слышать мнение жены и отзывы коллег и критиков, но помнил о них буквально несколько минут и вновь погружался в свой мир – мир цветовых пятен и световых бликов, мир странных форм и загадочных контуров и, конечно, в мир запахов. Туссен даже написал несколько картин на эту тему, от «Запаха лета» до «Запаха жены». Последнюю купили за астрономическую цену и одна эта картина обеспечила им безбедную жизнь в течении года, за который Туссен написал ещё несколько «запахов…», в том числе и ещё «Запах жены на закате в августе». Судя по названию содержание существенно отличается от предыдущей картины со схожим названием. Это полотно Клотильда выставлять в салон не стала, она продавала далеко не все, ведь гонораров с лихвой хватало на жизнь, а транжирить деньги с таким трудом заработанные мужем, считала не в праве, ведь он почти сутками писал и писал. Картины, которые ей приглянулись и с которыми жалко расстаться Клотильда оставляла дома и, когда они не стали помещаться на стенах, освободила кладовку, сделав из неё «запасник» и время от времени меняла «экспозицию», любуясь творениями Туссена Тостивена.

3

– Господин комиссар, он здесь!

Луи Вермандуа неохотно, но уверенно направился к скамье.

«Проклятье, – думал комиссар, – весь день шёл дождь, разве останутся теперь отпечатки или какие-нибудь следы», – и, обойдя лужу на асфальтовой дорожке, ступил на мокрые палые листья. Между деревьями за полуобнажёнными ветвями притаился фонарный столб, освещая желтоватым рассеянным светом ещё влажную скамью и на ней труп в сыроватом костюме из-под распахнутой ветровки. Одного взгляда достаточно, чтобы понять, что смертельный удар стал для этого бедняги неожиданным, так считал комиссар.

– Проникающий удар острым, тонким и длинным предметом в область сердца, – сказал эксперт. – Смерть наступила часа два-три назад.

– Значит в семь или восемь вечера.

– Примерно так, господин комиссар.

– Чем, заточкой? – подошёл инспектор Франсуа-Пьер Фрежюс.

– Возможно, но пока не уверен.

Около часа назад в комиссариат позвонил неизвестный, представиться отказался, он сообщил, что в сквере, недалеко от входа в метро Ля Дефанс его испугал мертвец, к которому он подсел на скамейку.

При трупе полицейские не нашли ни денег, ни часов, ни мобильного телефона, только карточка. По ней определили, кто он и где живёт. Осталось выяснить, кто и за что его убил.

4

Наконец-то дождь закончился и тучи разошлись, исчезли за горизонтом. После последних серых дней солнечный свет наполнил округу яркими красками. В голубизну врезаются высотки, в которых отражаются и небо, и другие дома и пёстрые деревья. Нижние этажи прикрывает разноцветная листва – зелёная с желтоватыми прядями или вкраплениями, зелёно-буроватая, зелено-желтовато-розоватая. С утра было прохладно, но к полудню воздух прогрелся и для октября довольно тепло. Вокруг разносится терпкий запах палой листвы, пахнет осенью. Даже выхлопные газы множества автомобилей не в состоянии заглушить чарующий запах засыпающей природы.

Туссен любит такие дни, после дождя мир становится ярче, сочнее и запахи более насыщенные. Иногда в отсутствии жены Туссен выходит и гуляет один. Клотильда против подобных одиночных вылазок мужа, потому что из-за рассеянности уже дважды заблудился, благо тогда ушёл недалеко и она сама нашла слоняющегося по переулкам Туссена, когда он с увлечением рассматривал квартал, будто не бывал здесь ни разу. «Значит, – подумала Клотильда, – «увидел» знакомый квартал «по-новому».

Туссен нашёл выход, чтобы не заблудиться и вернуться до возвращения жены, чтобы не волновать её, он считал шаги и старался не сворачивать с прямой дороги. Счёт не мешал художнику созерцать округу.

Когда жена пришла домой, Туссен наносил завершающие мазки. Клотильда провела сегодняшний день удачно и решила не возиться на кухне, а дать себе отдых от стряпни. По дороге заехала в ресторанчик, где можно сделать заказ с собой, купила несколько готовых блюд.

Клотильда вошла в мастерскую. Полумрак рассеивал свет от фонарей, что стояли на улице почти напротив двух больших окон. Клотильда включила свет. Возле мольберта, опершись на столик со множеством тюбиков с красками дремал Туссен.

– О, мой милый гений, опять весь день работал.

Туссен вздрогнул от голоса и прикосновения.

– Ты, сегодня, дорогая вкусно пахнешь… А я кажется закончил картину, назвал «Прогулка перед закатом».

Любитель реалистической живописи не нашёл бы никакого сходства между названием и содержанием картины. Клотильда же понимала, что в этих пятнах, геометрических фигурах и штрихах есть определённый порядок или система, и ей они нравились. Впрочем, Клотильде нравились все картины мужа и она в очередной раз искренне воскликнула:

– Превосходно, Туссен! Какое замечательное сочетание цветов! И впрямь осенний предзакатный вечер. Какой удачный день!.. А на столе в столовой ужин из ресторана!

Клотильда взяла мужа под руку, и они направились ужинать.

* * *

Туссен не слышал, как заснула жена, он спешил воплотить новый замысел: натюрморт «Праздничный ужин для двоих».

5

– Да, Николь, – ответил комиссар Вермандуа на звонок жены, – ты ложись, не жди меня. Скорей всего вернусь поздно.

– Людовúк, Мишель обещала привести завтра Даниэля, но пока точно не знает во сколько, скорей всего утром.

– Вот, здорово! Она внука оставит? хотя бы на сутки? Похоже, что завтра днём вряд ли удастся мне вырваться.

– Не знаю, Людовúк. Попрошу её. Если хочешь, позвоню сейчас.

– Не надо, Николь, не тревожь, пусть отдыхает. Ты мне оставь чего-нибудь поесть.

– Конечно, Людовúк, я как раз собираюсь приготовить что-нибудь к приезду дочери.

– Николь, дорогая, провозишься до полночи, а когда приедут Мишель и Даниэль ты будешь без сил. Закажи в ресторане и ложись спать.

– Людовúк, но это же дорого.

– Брось, иногда позволить себе можем.

– Хорошо, Людовúк. Мишель любит окуня, запечённого в муке с мармеладом из лайма, вот и закажу, а для Даниэля какой-нибудь десерт на молочной основе. Сама запеку печень утки, она уже разморозилась. Так, что не волнуйся это недолго. На плите оставлю для тебя печень и на столе десерт – яблоко и грейпфрут.

– Договорились, дорогая, доброй ночи.

– Доброй ночи, дорогой и найти тебе больше улик!

– Спасибо.

Инспектор Фрежюс держит билет на метро и внимательно рассматривает.

– Ну, что там, Франсуа-Пьер?

– Куплен на станции Ля Муетт, господин комиссар, за 1, 33 евро.

– Карне4. Этот билет последний из десятки или нет? Если нет, то где остальные? У грабителя? – рассуждал Луи Вермандуа не столько с инспектором сколько озвучивал мысли.

– Теперь мы знаем, что сюда пострадавший приехал из квартала де ля Муетт шестнадцатого округа.

– Если узнаем зачем он приехал, возможно, это приблизит нас к тому, кто от него избавился, – предположил комиссар.

– Вот его карточка.

– Едем в комиссариат, – Луи Вермандуа и Франсуа-Пьер Фрежюс сели в Citroen.

После того как по номеру пластиковой карточки через банк выяснили имя её владельца и адрес комиссар и инспектор поехали туда, откуда Жак Форси, так звали убитого, отправился в последнюю поездку по Парижу.

Сitroen остановился у дома номер восемь в квартале Муетт. Часть первого этажа этого шестиэтажного дома занимал мясной магазин. Здесь же на втором этаже жили его владельцы, супруги Форси. На продолжительный звонок в дверь в одном из окон второго этажа загорелся свет, его тонкая полоска едва виднелась между плотных ночных штор. Минуты через две осветилось ещё одно окно, через три от первого. И вскоре за дверью послышалось:

– И, где ты шляешься?! Жди тут, волнуйся, а тебе всё нипочём!

Отпёртая дверь приоткрылась, сонная женщина с растрёпанными волосами и в ночной рубашке грозно воскликнула:

– А вы, кто такие?! И, где Жак?!

* * *

Рыданиям и причитаниям, в которых сквозила жалость к себе, казалось, не будет конца. Мадам Барбара опознала в убитом своего мужа.

Не успели задать ей вопрос, что месье Форси привело в Ля Дефанс, как вскоре услышали:

– Зачем, зачем Жак ездил в Ля Дефанс? – повторяла жена покойного. – Понять не могу… Бедный мой Жак Мечтатель… Как же мне одной тянуть магазин?

«К сожалению, она не поможет прояснить…» – и тем не менее комиссар всё же спросил:

– Мадам Барбара, ваш муж часто ездил в пригороды или за пределы Большого Парижа?

– Бывало, – женщина утирала слёзы, – один-два раза в неделю. Поездки были связаны с выбором мяса. С поставщиками в основном общался Жак, а я следила за порядком в магазине… Когда я могу забрать его?..

– Мы сообщим, – сказал инспектор, – возможно, вам придётся ответить ещё на некоторые вопросы.

– За что же его, господа? Жак и мухи не обидит…

– Выясняем, мадам Барбара, – сказал комиссар, – предварительная версия – ограбление.

– Да, что же у него грабить? Приходите, посмотрите, как мы живём. Ничего особенного у нас нет, уж тем более не роскошествуем. Квартира вместе с магазином досталась Жаку от отца. Сами, видно знаете, в округе много шикарных магазинов, да и в нашем квартале тоже немало и нам конкурировать трудно… у Жака не было деловой хватки… Позвольте мне уйти, господа, я едва держусь на ногах.

– Конечно, мадам, – сказал комиссар.

* * *

– Франсуа-Пьер, который час?

– Четыре двадцать после полуночи, господин комиссар.

– В ближайшие часы мы ничего не выясним, надо поспать.

– И перекусить, – добавил инспектор.

– Пошли по домам. Встретимся в комиссариате в двенадцать.

6

Туссен почти всю ночь писал, уснул под утро и встал, когда перевалило за полдень. Клотильда к этому времени с помощью современных помощников – моющего пылесоса закончила уборку за исключением мастерской и спальни мужа и приготовила обед посредством мультиварки. К сожалению, её угнетало ощущение тоски, совершенно беспричинной, по её мнению. Внезапно приступ тоски возник вчера вечером во время ужина и в последующем то усиливался, то угасал в зависимости как поддавалась унынию Клотильда или пыталась подавить непонятное ощущение грусти, похожее на утрату чего-то или кого-то необходимого.

После обеда Клотильда предложила мужу съездить в Булонский лес, который соседствует с шестнадцатым округом сразу же за окружной дорогой. Булонский лес изначально состоял исключительно из берёз, о чём говорит его название, но со временем ветром занесло семена и других пород деревьев. И всё же до сих пор есть большие участки сплошь из березняка – светлого, пронизанного солнечными лучами, где невольно настроение улучшается, хочется жить и радоваться жизни.

Раньше они оба обожали гулять по многочисленным дорожкам и тропинкам, вдыхать лесной аромат, любоваться на стройных красавиц-берёзок с раскидистыми ветвями. Но в последние годы Туссен всё меньше видел в лесу красоту и гармонию, поэтому супруги вместе выезжали реже и реже. Исключения бывали в переходные периоды и конечно, в период золотой осени, когда листва приобретает различные оттенки от жёлто-зелёного до багряно-бурого. Благо сейчас такая пора и Клотильда надеялась, что муж найдёт на пленэре подходящий сюжет, а она, быть может, отвлечётся. Обычно пребывание на природе её успокаивало.

Они долго колесили. Клотильда терпеливо ждала, проезжая мимо живописных аллей, массивов, казавшихся непроходимой чащей издали и манящей рощей вблизи. Наконец, Туссену приглянулся невысокий холм, пёстрый от разноцветной листвы вперемежку с редкими ярко-зелёными лапами елей.

Пока Туссен писал Клотильда прогуливалась неподалёку. Как и прежде женщина с удовольствием наблюдала, как шмели перелетая с одного увядшего растения на другое засыхающее ищут цветки, иногда им удаётся найти поздний. Попадаются растения, пригретые солнцем они зацветают второй раз и на такие цветки устремляются прозрачнокрылые разных размеров –от крупных шмелей до мелкой, едва заметной мошки. Неуёмные муравьи спешат друг за другом, будто промедление или заминка может стоить жизни всему муравейнику. Кто знает, возможно, так и есть, но нам этого не понять. Птицы тревожно перелетают, изредка вскрикивая и щебеча вдогонку, словно опасаются скорого прихода холодов.

Наблюдение за лесной живностью не принесло душе отраду как бывало раньше. Напротив всё больше стало одолевать чувство одиночества. Тогда Клотильда захотела вернуться обратно в квартал, где прожила много лет, чтобы забыться, раствориться среди людской суеты. Клотильда надеялась, что поможет и в то же время неосознанно сомневалась в этом.

Туссен увлечённо писал и не подозревал о душевном мытарстве жены. На полотне рождался шедевр абстрактного искусства «Запах Булонского леса в октябрьское предзакатье».

7

Комиссар и инспектор снова приехали в мясной магазин Форси. Мадам Барбара с неохотой повесила табличку «Технический перерыв» и вышла из-за прилавка, где в изобилии представлена свинина, говядина и баранина от рулек до антрекотов.

– Месье комиссар, когда отдадут тело мужа?.. Как вы считаете кремировать или нет? Я никак не решу. Мы с Жаком об этом никогда не говорили, кто же мог предположить…

– Тело, мадам Барбара сможете скоро забрать, закончим лишь некоторые формальности. По поводу выбора вида захоронения тут я вам не советчик… Мадам Барбара, кто ещё проживает у вас в квартире?

– Каспар, сын. Он сейчас на занятиях, учиться в частном колледже. Муж настоял, хотя я считала, чтобы работать в нашем магазине достаточно и школьного образования. У Жака было другое мнение, он всегда сожалел, что его родители не позаботились о выборе профессии по душе сына и пресекли все его попытки поступить по-своему. Жак утверждал, что Каспару необходимо учиться, а потом, когда повзрослеет, пусть сам решает заниматься магазином или каким-нибудь другим делом. А по мне так это лишняя трата денег, мы же с Жаком обошлись без образования. Главное – есть своё дело, хоть магазин и невелик, – Барбара обвела рукой вокруг – просторную комнату и витрины, – там, – указала она за приоткрытую дверь в стене, – два небольших холодильника. В одном висят и лежат туши, в другом – разделанное мясо и фарш, ждут своей очереди занять место на прилавках. Есть маленькая разделочная… Ой, теперь надо искать рубщика мяса… И комнатка, где мы ведём финансовые расчёты. Кухня. На втором этаже спальни, ванная комната, гостиная. В одной из комнат живёт Митарра, помощница по хозяйству. Она у нас уже года полтора, не меньше.

– Она сейчас здесь?

– Да, возможно на кухне.

– Франсуа-Пьер, сходи, поговори с ней. Вы позволите, мадам?

– Пусть идёт, только какой толк?.. Не представляю, комиссар как вы найдёте убийцу?

Луи Вермандуа промолчал, он тоже пока этого не знал. Жак Форси мог оказаться случайной жертвой, допустим наркомана, страдающего от ломки, которому необходима доза, добытая любыми средствами. Если произошло именно так то убийцу найти будет нелегко, впрочем, другие версии тоже не обещают лёгких путей.

– Мадам Барбара, кто по вашему мнению недолюбливал месье Жака до такой степени, что мог убить?

– О, нет, господин комиссар я таких не знаю. Да и за что? Обычный, не скандальный. Если кто и ругался у нас в доме, так это я, но уверяю вас, что мужа не убивала. Признаюсь любви не было, может, поэтому и ворчала. И, тем не менее, мне с мужем повезло, хотя всегда хочется большего, но ведь бывает хуже и гораздо. А у нас в семье фактически главой была я и меня это вполне устраивало.

– Месье Жак ездил к поставщикам на личном автомобиле?

– Очень редко. У нас Renault Kangoo для перевозки небольшого груза. Жак не любил водить, опасался, что задумается и пропустит знак или куда-нибудь врежется. Что поделать, мечтатель. За мясом ездили я одна или вместе, а Жак в основном предпочитал сидеть на пассажирском месте или ездить на общественном транспорте.

– Почему вас удивило присутствие мужа в Ля Дефансе?

– У нас нет там поставщиков! По крайней мере, мне они неизвестны.

– Бывало, что месье Жак находил новых поставщиков?

– Да, но очень редко.

– А не мог ли возникнуть конфликт или ссора с кем-нибудь из них?

– Из-за чего? Жак обычно уступал, за что, бывало, ругала его я. Если же условия нас совсем переставали устраивать, то по истечении срока договора мы его не продлевали.

– Мадам Барбара, вы неоднократно назвали мужа мечтателем, что вы имели в виду?

– То как назвала, то и имела в виду. Муж не обижался, хотя порой Жак Мечтатель бросала ему как ругательство. Жак любил что-либо рассматривать подолгу, говорить об этом, но делать что-либо у него не всегда хорошо получалось.

– Вы хотите сказать, что у вашего мужа была натура скорей созерцательная, чем деятельная…

– Вот именно!

– Да, для мясника это не очень то практично и выгодно.

– И в этом вы правы, комиссар и мне трудно было молчать и одобрять, думаю, понимаете.

– Мадам Барбара, какие взаимоотношения были между месье Жаком и сыном?

– О, муж обожал Каспара! Жак много читал, любил ходить в кино, театр и приучил сына. У них много было общих тем для бесед. Частенько они в комнате Каспара обсуждали новый фильм или роман или музыкальные группы. Я в их разговоры не вмешивалась. Заняты, мне не мешают и я довольна… Самый тяжкий момент в моей жизни, когда говорила сыну, что отца убили. Даже хуже, чем получила это известие сама. Для Каспара это действительно трагедия… Я не смогу заменить ему отца… Хорошо, что мальчик уже большой, восемнадцать лет. Надеюсь, молодость своё возьмёт и он отвлечётся. Пока же ему очень плохо. Как узнал, пролежал, не выходя из своей комнаты несколько часов, отказываясь от еды и смотрел на меня с укоризной, мол, как можно думать о чём-то кроме такой невосполнимой утраты. Еле уговорила пойти на занятия и то лишь потому, что это одобрил бы отец.

– А какие взаимоотношения были у вашего мужа и служанки?

– Господин комиссар, мы не называем Митарру служанкой. Помощница по хозяйству. Да никаких взаимоотношений. По-моему Жак вообще не особо замечал её. Постоянно в своих мыслях. Если же она что-либо сделает неизменно благодарил, я бы сказала был отстранённо вежлив. Никогда не вмешивался, если я делала ей выговоры. Надо признать, что мне угодить нелегко и бывает нередко, нет, не придираюсь, но нахожу погрешности в её работе. Митарра молчалива, не спорит, не доказывает свою правоту, за что и терплю её. Иногда кажется, что она назло не выполняет поручения, но после того как отругаешь – исправляет. Она вообще тихая и незаметная. У неё видимо способность быть незаметной. Бывает она невдалеке или в той же комнате, а не замечаешь, будто и вовсе нет. Мне порой её жалко.

* * *

– Франсуа-Пьер, что «помощница по хозяйству»? разболтала чего-нибудь?

– Ничего подобного, господин комиссар.

– Как? Тебе не удалось её разговорить?

– Увы. Не поддалась. Какая-то пришибленная, совершенно не современная. И откуда мадам Форси её выудила?

– Об этом не спросил. Если, что наведаемся ещё. Ну как впечатление?

– Так, серая мышка и одета в цвета пожухлой листвы. Вроде бы не старая, похоже даже моложе хозяйки, а вид увядший.

– Ох, ты эстет. Не могут же все быть хорошенькими. Женщины разные нужны. Это дело вкуса.

– Безусловно… А про хозяев ничего не рассказала. Твердила как попугай: «Господин Жак был добрый. Сожалею. Мадам Барбара строга, но справедлива. Каспар прилежный, слушает родителей…»

– Говоришь, твердила как попугай, выходит без эмоций.

– Какие там эмоции, похоже, она не знает, что это такое. Глазки опустила и в одной тональности: та-та-та, та-та-та на все вопросы.

– Странно… Почему она не хочет говорить правду? Выгораживает хозяев? Что-то скрывает?

– По-моему ей до фонаря как сами хозяева так и то, что с ними происходит.