полная версияПолная версия
А может в том, что я не дал матери упасть?
Более вероятно.
Она могла упасть на ведро, когда отступила назад во время нашего разговора, и что-нибудь повредить себе! И тогда я бы не смог родиться! Да, ну, если бы я сегодня не появился здесь, она, ведь, не пошла бы с ведром к калитке. Хотя почему бы, не пошла? Может она как раз и шла с ведром к этой самой калитке, чтобы вылить из ведра грязную воду в овражек на другой стороне переулка. А там тоже могло что-нибудь произойти, ну, хотя бы и случайное её падение. А тут – я появился! И своим появлением прервал цепочку событий, которые могли произойти, на одну-две минуты! Да, ну! Как-то всё это странно и мудрёно, хотя доля истины в этом может быть. Фантастично, конечно, но может – быть, может – быть!
Что мы вообще знаем о том, что может быть в этом мире, а что нет. Ни-че-го!
А официантка?
Она говорила, что личность моя ей знакомая, мол, типа так показалось, что вроде похожий человек на меня у них в чайной бывал, и возможно вместе с дедом Леонтием, когда-то давненько! Странно это, очень странно. А может я и вправду встречался с ним, вернее ещё не встречался, но смогу встретиться в ближайшем будущем-прошлом. Стало быть, имею перспективу ещё попутешествовать. Только вот в какой год, месяц и день? Как узнать точную дату, чтобы на арифмометре её набрать. Десяток лет – это может и девять быть, и одиннадцать! Хотя, она сказала, что тот человек деньгами рассчитывался и карточки только что, мол, отменили. Значит, это может быть сорок седьмой или сорок восьмой год. В каком году карточки отменили? Вернусь, надо будет глянуть в интернете. Надо же, как я уже свыкаюсь с этим перемещением: «Вернусь! Появлюсь!..»
Лёгкий, тонкий звук, похожий на звук колокольчика – «дзи-нь-нь», прозвучал неожиданно, как гром.
Владимир сидел у себя дома в кресле.
Из кухни в зал вошла жена:
– Засекла. Что не получилось, ну, и, слава Богу!
– Да нет, понимаешь, наоборот всё получилось, чёрт возьми! Но как получилось, ума не приложу! Видишь, даже вот хворостинку прихватил оттуда. Представляешь, прямо, как в кино всё было и в тоже время как наяву, всё взаправду происходило: и отца опять видел, он мимо меня на мотоцикле проехал, поздоровались даже, и мать видел, она мной беременна, и Славку. Разговаривал с матерь, а потом по деревне шёл. Представляешь, даже в магазин и в чайную заходил, окрошки с хреном похлебал, вкуснота! И продавщица в магазине смотрела на меня как на старого знакомого, как-то странно смотрела. А может, показалось просто. Как и всё остальное. В чайной официантка даже спросила меня, когда мы с ней про деда Леонтия заговорили, мол, не я ли с ним был здесь как-то один раз давно, лет с десяток назад.
Представляешь?
Говорит, что память у неё на людей крепкая, увидела и вспомнила. Похож, мол, очень похож. Долго, говорит, сидели и разговаривали. Это, значит, получается, что я и в году 47-ом, а может – в 48-ом побывал. А зачем?
– Опять начинаешь выдумывать?!
– Да какие выдумки? Говорю же, что сам ничего не пойму. Но было как наяву. Чё я врать буду что ли, какой мне резон сказки сидеть рассказывать?
– Ну не могу я поверить. А как, допустим, она могла запомнить тебя, людей ведь должно было много побывать за эти годы.
– Говорит, что в тот год карточки отменили и деньгами рассчитывались редко, только приезжие, свои, мол, под запись, а тогда тот, вроде бы я, деньгами рассчитывался, вот и запомнила она, а ещё, что приезжих сразу различают в деревне. Вот, значит, такие дела. Стало быть, могу и дальше перемещаться. Хотя с моей первичной «теорией» о том, что это происходит потому, что я там раньше жил, существовал, не сходится. А значит остается только проверить. Хотел ещё в гости к кому-нибудь зайти. Но получается, что время мало накрутил. А ты на кухне-то долго была, когда время пошла смотреть?
– Нет. На время глянула, чайник выключила, закипел. И в зал вернулась.
– Так, получается, что там я три часа был, здесь – минута, ну полторы минуты прошло. Интересно – интересно! Четыре часа в 1964-ом, три часа в 57-ом! А дома отсутствовал полторы-две минуты, ну три, допустим! Знаешь, мне это начинает нравиться! Непонятно как всё происходит, но понимаешь совсем не страшно, а даже всё больше интересно становится!
– Пойдем, поешь и расскажешь всё по порядку, чего там тебе понаприснилось, а я чаю попью!
– Да я, наверное, ещё разок попробую. Да и ел я, считай что, за три минуты уже два раза. А пока портал включён, или как там его лучше назвать, пока он действует в обоих направлениях, надо попробовать. Понимаешь, азарт какой-то внутри меня появился! Так, что прямо голова зачесалась, а вот если опять получится, то когда вернусь тогда и чайку поем.
– Может, хватит уже, а то вдруг застрянешь там, если это всё взаправду случается!
– Нет, не должен застрять! А такое, может быть, только раз в жизни бывает, а потом – раз и всё прекратится! Ну, как не воспользоваться такой возможностью? Знаешь, я вот что думаю: информации в прошлом обо мне в таком возрасте, как я сейчас, нет, и такого как я сейчас меня там не было и быть не может, вот потому я там и не смогу остаться, а значит – вернусь. Уверен! На все сто процентов! Ну, точно не застряну! Не возможно это потому, что появляюсь я только там в том месте, где был именно в тот год, месяц и день, в котором я уже прожил! Если я не был и не жил в Норильске в 22 мая 1957года, поэтому я на Севере и не появился, а появился в деревне! И в Африке, к примеру, тоже не оказался! Так, что наберу вот сейчас, допустим, 22 июля 1966 года, мы тогда всей семьёй в отпуске в деревне были, и поглядим, что из этого получиться! Набираю – 2-2-0-7-1-9-6-6. А ты, иди на кухню, раз в прошлые разы уже так было, то и не будем нарушать процесс. А я, тем временем, крутану ручку раза три и посмотрим, что и как?
Глава 3.
Глаза на этот раз Владимир не стал прикрывать, хотелось увидеть «грань перехода». Но всё произошло очень просто как при смене фотографий при просмотре слайдов: на какое-то мгновение одно изображение затуманилось, а второе появилось! Почувствовалось лёгкое, почти незаметное, уплотнение воздуха в долю секунды и всё.
Он стоял на окраине деревни Новообинцево, в начале её главной и широкой улицы.
«Видимо, всё опять получилось, – уже более спокойно воспринял Владимир происходящее, – если так, то сейчас должно быть 22 июля 1966 года. Остаётся одно – проверить так это или нет!»
Он обернулся назад, сзади вдоль дороги, по одной её стороне, простиралось до горизонта пшеничное поле, а по второй – пологий уклон, с пожухлой от солнца травой, уходящий вниз до самого оврага. Как всё это было знакомо, с далёкого детства: знакомый запах полевых цветов и разнотравья, смешанный с теплым июльским ветерком и особый запах деревенской жизни. Нет, запах не навоза, а запах жизни! Настоящей деревенской жизни, ни с чем несравнимый запах размеренности и основательности этой самой жизни. По этой главной улице он входил в деревню каждое лето в течение десяти лет, приезжая на каникулы и, пройдя через всю деревню, спускался под гору, где жили его дедушка и бабушка – родители матери.
Вот и сейчас, постояв несколько минут, и справившись с минутным волнением, Владимир зашагал по знакомому маршруту.
В деревне стояла тишина и, только иногда, было слышно кудахтанье куриц во дворах, а людей не было видно.
«День. Время покосов».
Сейчас почти все деревенские были за рекой на заготовке сена, а кто не там, тот в своем огороде занимался прополкой. В каждой усадьбе огороды большие, не менее 20-30 соток!
Приятные воспоминания из детства стали выстраиваться картинками. Пятьдесят лет прошло, а так явно вспомнилось. Да, в тот год они, всей семьёй, в первый раз поехали с Севера в отпуск на «малую Родину»!
На «материк», как говорили норильчане, на отдых.
Отдых отдыхом, но вначале июля в деревне начиналась сенокосная страда. Вовке тогда это было в диковинку, а потому интерес к этой работе он имел большой. Еще заранее они с дедом ездили выбирать место для покоса, переправившись через реку на огромной деревянной лодке с мотором, её называли бригадным баркасом, потому что дед часто переплавлял колхозные бригады доярок и косарей на ту сторону Оби.
Тогда, в первый день, перед косовицей, за реку они плыли всей семьёй: отец с матерью, брат, бабушка и ещё человек шесть соседских теток и мужиков.
Вовка держался ближе к деду, а вдруг дед даст и ему порулить лодкой!
Старший брат тоже претендовал на «должность рулевого», но Вовка был пошустрее и крутился возле деда, стараясь не дать возможности Славке занять место на скамейке возле мотора.
– Чё, ты, тут крутишься, иди и сядь к родителям! – Говорил Славка. Но для Вовки это было нисколько не убедительное требование. Он плотно уселся у руля:
– Иди, сам садись! Вишь, я бечевку «заводную» держу!
– Слав, да пусть он там сидит, он же младше! А ты вперед иди, а на обратном пути поменяетесь! А ты, Вовка, сиди там смирно, не егози, река все-таки! – Сказала свое веское слово мама.
– Ты, сопляк, получишь потом у меня! – Как всегда «ласково» и тихо прошептал брат, ткнул втихаря Вовку под бок, и перебрался в нос лодки.
Лодка, управляемая дедом, некоторое время двигалась вдоль берега вверх по течению реки, немного вибрируя, расплющивая небольшие встречные волны.
Одной рукой Вовка держался за руль мотора, а другой за борт лодки.
Он рассматривал отвесный глиняный берег. От берега отваливались большие и маленькие пласты земли, подмываемые волнами, и торчали, как тоненькие и толстые змеи, извилистые корни деревьев.
Наблюдать было интересно.
Сочетание корней, различных причудливых форм, с рельефом обрывистого берега, создавало причудливые, бесконечные и меняющиеся картины. Если внимательно всмотреться, то можно было увидеть очертания каких-то доисторических животных, а если еще и пофантазировать, то и…
Видимо, гримасы Вовкиного лица, от увиденного и придуманного им, было такое смешное, что дружный смех, сидевших в лодке, вывел его из внутренних фантазий.
Он посмотрел на всех и, встретившись с «влюбленным» взглядом брата, крепче взялся за руль, приняв «позу победителя», помахав при этом свободной рукой Славке.
Через некоторое время дед повернул лодку под небольшим углом в направлении протоки, видневшейся на другой стороне реки. И теперь волны, ударяясь о борт, разбивались на мелкие брызги, взлетали вверх и приятно освежали лица пассажиров легкой и влажной взвесью, а другая часть волны, разделившись, струилась вдоль бортов белой пузырящейся пеной, вновь соединяясь, позади лодки, в новую волну. Однообразия в этом не было и каждый раз разделение волны на брызги и пену, и последующее воссоединение, происходило по-разному, по-своему!
Противоположный берег, густо заросший деревьями и кустарниками, быстро приближался и становился все ближе и ближе.
Вскоре лодка медленно и чинно вплыла в устье протоки. Шириной протока была метров десять-пятнадцать, а вода в ней как будто не двигалась и была темной и гладкой, высокие деревья по обоим берегам наклонились от тяжести веток и густым, плотным строем угрюмо нависали над водой, кое-где даже соприкасались верхушками между собой, образуя подобие тоннеля.
Казалось, что время здесь остановилось, зависло в вековой прохладной и ароматной тишине. И только шум мотора нарушал эту идиллию.
Впереди показался мыс. В этом месте две протоки соединялись в одну. Свернув в правую протоку, и проплыв около километра, лодка плавно причалила к берегу.
Было видно, что данный «причал» используется уже не один десяток лет, так как он имел пологий, вытоптанный годами берег, расчищенный от зарослей. Выйдя из лодки, Вовка ногами ощутил приятную разницу твердости земли от твердости дна лодки.
И это непроизвольно отложилось в его голове.
Их большая компания разделилась на несколько групп: отец с братом остались у лодки рыбачить, женщины, по двое, взяв лукошки и ведра, отправились на сбор ягоды и заготовки трав, а мужики и Вовка с дедом пошли высматривать места для разметки покосов.
Запах разнотравья заливных лугов кружил голову, тишина была необычайная, и только жужжание слепней и стрекотание кузнечиков было основным музыкальным фоном этой тишины, да отдаленное кукование кукушки иногда нарушало, или дополняло её.
Босоногий Вовка бежал далеко впереди мужиков по горячей полевой дороге и легкий июльский ветерок, насыщенный ароматом трав и утепленный солнечными лучами, весело трепал его белокурые волосы и приятно щекотал тело под рубашкой.
Голос деда остановил его одинокий бег:
– Вовка! Иди сюда, мы пришли!
Возвращаясь назад к мужикам, стоящим возле вбитого в землю куска железа, он услышал часть их разговора:
– …как и в прошлом году.
– Не, в прошлом году трава, кажись, похилее была, а ныне гляди какие «бобылки» плотные. Добрая травка!..
Пока мужики вымеряли и делили места покосов Вовка с палкой, как с саблей, бегал по траве, местами доходившей ему по грудь, и сбивал «бобылки» с луговых цветов. Огромное, необъятное поле, перемежаясь густыми кустарниками, простиралось далеко-далеко, до недосягаемого горизонта…
…Обратная дорога показалась короче. Вовка мчался на палке, которая только что была саблей, как на коне. Сзади чинно шагали мужики…
Добежав до места, где была причалена лодка, Вовка увидел следующую картину: у костра, над ведром, колдовал отец, значит, варилась уха, женщины, сидя кружком, перебирали набранную ягоду и о чем-то разговаривали, Славка с деловым видом сидел в лодке возле мотора и «долавливал» рыбу.
Вовка, немного уставший, взяв две горсти ягод из материного ведра, прилег на землю в прохладный тенек дерева…
…Сверху, с ветки на него смотрела двумя глазами зелено-коричневая змея.
Ягоды еще падали на землю, а Вовка уже стоял за спиной отца, теребил за штаны и тыкал пальцем в сторону дерева. Сказать он ничего не мог и только мычал что-то. Отец быстро разобрался с причиной Вовкиного страха, и поверженная на землю змея еще некоторое время конвульсивно извивалась разрозненными частями своего тела.
– Ничего, сын, запомни, змея сама первая никогда не нападает, почти. Надо только ей повода не дать для нападения. – Сказал Вовке отец, прижав его к себе.
На обратном пути Вовка полулежал в носовой части лодки и раздумывал о случайностях, происходящих в жизни…
Погружённый в воспоминания Владимир не заметил, как прошёл через всю деревню, и оказался возле тропинки, ведущей вниз, с косогора, к дому бабушки и деда. Перед ним открылся вид «подгорской» части деревни, состоящей из 30-35 домов, расположенных вдоль реки. Дальше простиралась широкая Обь, а за рекой, до самого горизонта, лежали бескрайние заливные и сенокосные луга.
«Вот она – малая Родина. Почти триста лет назад поселились здесь мои предки. Здесь моя фамилия пустила свои корни, здесь произрастало родовое дерево, здесь начала жизнь и продолжает жить моя фамилия как дерево, растущее ввысь, образуя новые ветви и листочки. Одни ветки дерева, к сожалению, с годами отмирают, а молодые побеги, раздвигая пространство, образуют новые связи и прорастают новыми побегами. Так и движется всё по кругу».
Спустившись вниз по знакомой, из детства, тропинке, Владимир подошел к ограде дома. Дверь в дом была подпёрта палкой. Значит, дома никого нет.
«Конечно, нет! Они же за рекой. Неужели, это именно тот день, который я только что вспоминал? Чудеса, да и только! Значит, вернутся они часам к пяти или шести вечера. Сколько изменений произошло за эти годы, и разве можно было тогда подумать, что наступят времена, когда нельзя будет вот так просто подпереть дверь в дом палкой, без замка, зная, что никто не войдёт без хозяев. А ведь уезжали на целый день, а дома были открыты фактически. И ведь не воровали же. О как!».
В дом он заходить не стал, а прошёл через двор, посреди которого стоял стол, сбитый из досок, потом через огород и, прикрыв калитку в конце огорода, направился к берегу реки, где была лодочная «пристань».
Сев на берегу, Владимир стал смотреть на быстрое течение реки.
«Вот так и годы текут, как река, быстро. Вдаль. Не успеваешь оглядываться… Как в песне, что Малинин поёт:
Берега, берега. Берег этот и тот.
Между ними река моей жизни.
Между ними река моей жизни течет,
От рожденья течет и до тризны.
Там, на том берегу, что течет по судьбе,
Свое сердце тебе я оставил.
Свое сердце навек я оставил тебе,
Там, куда не найти переправы.
А на том берегу незабудки цветут,
А на том берегу звезд весенний салют.
А на том берегу мой костер не погас,
А на том берегу было все в первый раз.
В первый раз я любил и от счастья был глух.
В первый раз пригубил дикий мед твоих губ.
А на том берегу, там на том берегу,
Было то, что забыть никогда не смогу.
Там за быстрой рекой, где черемухи дым,
Там я в мае с тобой, здесь я маюсь.
Там я в мае с тобой, здесь я в мае один,
И другую найти не пытаюсь.»
Совсем недалёко послышался шум работающего лодочного мотора и, через некоторое время, из-за поворота показалась большая лодка, плывущая вдоль берега. Это возвращались они, из-за реки. Вовка полулежал в носовой части лодки и, опустив руку, ловил белую пену, убегающую от него с волнами. Женщины перебирали ягоду, а мужики, видимо, о чем-то разговаривали, жестикулируя руками – их голоса скрывались за громким звуком работающего мотора марки «Стрела» в три лошадиных силы.
Владимир понял, что уходить уже поздно, тем более что он увидел удивленный взгляд отца, скорее всего узнавшего его, ведь после их, «сегодняшней» для Владимира, встречи в Норильске, для отца прошло всего года два. А для человека с хорошей памятью на людей и лица полтора-два года это не срок и потому он продолжал сидеть на берегу в ожидании дальнейших событий. Даже стало интересно: как и что будет дальше?
Лодка причаливала к берегу, а отец всё продолжал смотреть в его сторону.
«Ну ладно, отец вспомнил, ну и я, тот маленький Вовка, тоже видимо вспомнит, а мать, по-моему, не должна. Десять лет прошло. Не, не должна вспомнить. Славка тем более не вспомнит, ему тогда, когда я ещё не родился (блин, бывает же такое!), три с половиной года было. Надо же было так вляпаться, хотя почему вляпаться! Я, ведь, хотел сюда попасть именно для встречи. А вот своё появление здесь не продумал сразу, ну да ладно будем выруливать положение на ровную дорогу по ходу дела. Так, я тогда говорил, что родился в Барнауле, значит, могу быть просто отдыхающим в этой деревне! Либо по делам, по работе. По работе – лучше. Это первое. Второе – это постараться не пригласить отца к себе в гости, третье – вовремя смыться, до звука колокольчика – «дзи-нь-нь»!.. Кстати, сколько я уже здесь? Хорошо хоть часы советские прихватил».
На часах фирмы «Слава», подаренных брату Славке родственниками ещё в 1965 году на двенадцатилетие, взятых Владимиром из домашней коллекции старых вещей и одетых на руку, было 7 часов 33 минуты. Секундная стрелка стояла не двигаясь.
«Блин, завести-то забыл!.. Так, ручку арифмометра крутанул на пять поворотов, хотел на три, крутанул на пять, значит, запас себе сделал на пять часов. Прошел через деревню, не торопясь – это часа полтора, сижу минут сорок. Часа два с половиной – три у меня ещё есть!»
Всё с ним происходящее сегодня, начинало ему нравиться всё больше и больше.
«Даже, как-то, становится интересно смотреть на свою жизнь в прошлом со стороны. Вроде бы ты кино смотришь изнутри сюжета, как в мультике «Про Петю и Красную шапочку». Эффект присутствия полный. Грустновато немного, но интересно. Как только это всё происходит и, главное, почему происходит пока непонятно, да и вряд ли прояснится? Кто мне сможет подсказать, где тот «секретный механизм перемещения» спрятан? В чём его суть, в чем – задача? И до какого момента всё это будет происходить? И какие вообще возможности имеются в запасе у этого «феномена»? Вопросы, вопросы, а ответа – ноль».
Из лодки выскочил Вовка и следом за ним отец, он подтянул её немного на берег, бросил Вовке цепь и, улыбаясь как давнему хорошему знакомому, направился к Владимиру, протягивая руку:
– Привет! Привет! Сколько лет, сколько зим! Совсем не ожидал тебя здесь встретить, не ожидал! Ты тот раз обещал в гости забежать, я уже и своим про тебя тогда раструбил, что в гости придёт земляк, а ты исчез и всё! Я и фамилии-то твоей не спросил тогда. Помню, что ты с Барнаула. А фамилии не знаю. А тут в отпуск вот приехали, на родину. Знал бы твою фамилию, может и разыскал бы! А ты, вот он, сам тут.
– Да, знаешь, от… вот, как-то так получилось, проездом заскочил с шофёром. У него тут кто-то из родственников живёт, его и отпустил – пусть проведает, а сам, думаю, к реке схожу, посижу на берегу, речным воздухом, так сказать, подышу. Ну, надо же какая встреча! Неожиданно, даже, как-то!
– Пошли, я тебя со своим семейством познакомлю: с женой, сыновьями, тестем и тёщей. А потом пойдем домой и за встречу посидим!
– Да неудобно, вроде бы как-то!
– Неудобно! Неудобно, знаешь что делать? А это, нормально. Ну, ты знаешь, я тот раз как-то проникся к тебе! Сразу! Есть в тебе что-то этакое. Вот что, не пойму, но чувствую, что есть что-то! Потом долго вспоминал нашу встречу с тобой в Норильске, всё думал что зайдёшь.
– Да, вот как-то так получилось, ты уж, Геннадий, извиняй! Я собирался зайти, но закрутился, а потом срочно уехал…
К ним подходил Вовка:
– Здрасте!
– Здоров, тёзка!
От лодки донёсся материн голос:
– Гена, Вовка! Идите сюда, выгружаться надо!
– Сейчас, Владимир, выгрузимся и пойдем к тещё на бражку, гостем будешь! Бражка, во!
Подойдя к лодке, отец и Вовка стали принимать поклажу и относить на берег.
Владимир, постояв некоторое время в сторонке, тоже подошел, поздоровался со всеми и спросил:
– Часы у кого есть? А то мои стали.
– У меня есть, – сказал Славка и с важным видом, подойдя к Владимиру, показал свои новые, блестящие позолотой часы марки «Слава». На часах было без пятнадцати семь. Вовка, уже стоял рядом с ними и удивленно смотрел на часы обоих:
– О! А у вас часы одинаковые, только у Славки, новые, блестящие, а ваши какие-то тускленькие и стеклышко треснуто.
Он так и сказал – «тускленькие!», а потом добавил:
– О! А чё это у вас на часах стеклышки лопнуты одинаково?
Владимир тоже увидел этот дефект на обоих часах после Вовкиных слов.
– Заводской брак, видимо!
– Не, Славка сегодня этими часами об лодку стукнул, вот стеколко и лопнуло!
– Ну, я тоже может где-то, когда-то стукнул…
Владимир не знал, что сказать этому, глазастому и любопытному самому себе, поэтому поднял руку с часами и стал их заводить.
«До возвращения осталось полных часа два, плюс минут десять-двадцать. Это как резерв для ухода! Не проворонить бы! А то растворюсь у них на глазах, вот будет фантастическое шоу!» – Подумал он, и посмотрел на себя маленького:
– А ты, Вовка, наверное, разведчиком будешь! Ишь, как всё подмечаешь!
– Ага! Или следователем.
– А строителем-то не лучше? Всё-таки мирная профессия, нужная!
– Может и строителем тоже.
– Значит, будешь всеми сразу и одновременно: и разведчиком, и следователем, и строителем. Интересно!
– Славка, Вовка! Чё, вы, там стоите? Берите свои снасти и домой! – Строго сказала мать, глянув на Владимира, толи что-то припоминая, толи просто как на чужака.
– Мам, я к пацанам пойду, покупаюсь. Вон они плескаются в затоне. А снасти Славка донесет.
– Никаких купаний. Неделю назад чуть не потонул и опять купаться. Нет. Один не пойдешь, только со Славкой. И не сегодня, видишь, гость у нас. Всё, снасти собрали и домой. – Мать взяла ведра с ягодой и ушла вслед за остальными. Отец с дедом сняли мотор с лодки, водрузили его на плечо отцу.
– Знакомься, Владимир, мой тесть – Василий Алексеевич! Там вон жена моя пошла, Зина, и теща – Агафья Гавриловна, сынов ты уже знаешь. Ну что, Владимир, пошли в гости!
– Помочь!
– Да, нет! Чего тут помогать – то! Нормально!
Все шедшие впереди шли не торопясь, Владимир с дедом замыкали это шествие. И лишь Вовка, обогнав всех, уже пронесся огородом к дому.
Зайдя во двор и освободившись от поклажи, мужики сели на скамейку, дед достал кисет с аккуратно нарезанными из газет листочками для самокруток, отец пачку папирос «Север», закурили. Владимир с удовольствием прохаживался по двору своего детства. Славка был где-то в огороде, а Вовка крутился возле мужиков.
На изгороди сидел петух.
В какой-то момент, Владимиру показалось, что петух вертит своей головой не просто так! Казалось, что он смотрит то на Вовку, то на Владимира, как бы чего-то не понимая, или наоборот, понимая много чего. Владимир непроизвольно показал петуху кулак. И вдруг услышал сзади смех отца:
