Чёрная полоса в Алькиной жизни

– Вы что здесь делаете? – спросила она, внимательно и тревожно оглядывая их.

– Мы, это… Мы ищем Алексея, – пролепетала Аля.

– Какого Алексея?

– Сиренева, мне сказали, что он сегодня дежурит.

Алёна Борисовна Кунина была лучшей подругой Алиной мамы, познакомились они во время учёбы в институте, продолжали дружить и после окончания института. Аля звала её тётей Алёной и некоторое время жила у неё после гибели мамы. Ей очень хотелось рассказать, зачем им нужен Алексей, но она не знала, кому из врачей заплатили родители Юли. А вдруг Алёне? Тогда она Юльке только хуже сделает.

– Аля? – потрясла её за плечо Алёна Борисовна. – Что с тобой? Ты меня слышишь? Алексей Александрович не может подойти, у него срочная операция.

– Тогда мы его подождём здесь, нам очень надо.

– Вот что, девочки, пойдёмте куда-нибудь, поговорим без свидетелей и в тишине, – Алёна Борисовна завела их в небольшую комнатку со всеми атрибутами гинекологического кабинета, усадила девушек на кушетку, сама села на стул напротив:

– Рассказывайте, что вы задумали? – велела она.

Юля заплакала. Она боялась всех врачей, а заведующую отделением, где ей предстояла нежеланная операция, тем более. Аля тревожно посмотрела на доктора и тоже заплакала.

– Так, сейчас я присоединюсь к вам, и получится у нас почти как у Пушкина: три девицы под окном, ныли поздно вечерком. Быстро рассказывайте, что случилось.

Перебивая друг друга, и продолжая всхлипывать, девушки рассказали, зачем им понадобился Алексей.

– Значит, если я вас правильно поняла, ты, Юля, не хочешь прерывать беременность? – обратилась Алёна Борисовна к Юле.

– Да, её заставляют родители, – ответила за неё Аля.

– И вы хотите, чтобы Алексей защитил её?

– Да.

– А почему именно он?

– Я больше никого не знаю, а он свой, – тихо сказала Аля.

– Почему ты, Аля, не пришла ко мне? Ты что же, мне не доверяешь?

– Я же только сегодня с Юлей поговорила, вас уже не было в отделении. И потом, я не знаю, кому заплатили её роди…, – Алька вдруг замолчала на полуслове и виновато посмотрела на доктора.

Алёна Борисовна молчала. Она очень внимательно рассматривала обеих девушек. Те сидели, низко опустив головы.

– Значит так. Я поговорю с твоими родителями, Юля. В любом случае ты пока останешься в стационаре. И не бойся, никто тебя не тронет. А теперь пойдёмте, я отведу вас в отделение.

Около гинекологического корпуса стояла чёрная «волга». Громкий возмущенный мужской голос доносился через открытую форточку.

– Что-то у нас случилось, – сказала Алёна Борисовна, – наверное, привезли какую-нибудь родственницу кого-нибудь начальника. Сейчас у меня появится работёнка.

– Ага, появится – меня ругать. Это машина генерала, и бушует он сам. Алёна Борисовна, мы через чёрный вход пройдём, можно? – усмехнулась Алька.

– Что вы натворили?

– Ничего. Просто генерал обещал приехать посмотреть, на месте ли больница стоит. И приехал, – пояснила Алька.

– Тогда чего боитесь? Пошли, надо угомонить мужчину, а то он разбудит всех.

Они вошли в вестибюль и сразу же столкнулись со студентом Яшей.

– Вот она, полюбуйтесь! Жива и здорова! – обрадовался он.

Из приёмного покоя вышел Василий Иванович:

– Ты где шляешься по ночам? – налетел на Альку генерал.

Девушка вжала голову в плечи и исподлобья смотрела на генерала испуганными глазами.

– Я вот с Алёной Борисовной была… – промямлила Алька и посмотрела на доктора, ища поддержку и защиту.

– Вы почему подняли такой шум? Где находитесь? Здесь вам не полигон, а больница! Причём ночь! Девочки, отправляйтесь в палату, а мы с Василием Ивановичем побеседуем. Пойдёмте, генерал, – Алёна Борисовна усмехнулась и направилась в свой кабинет. Иволгин последовал за ней, виновато извиняясь:

– Понимаешь, она позвонила, говорит, Лёшка ей нужен. Громко разговаривать не может, что случилось, не говорит. Я и решил проверить, всё ли у вас в порядке. Приезжаю, а её в палате нет, поискали, не нашли. Вот я и разошёлся. Думал, вдруг опять похитили? Ты не сердись на меня, ладно? – оправдывался Василий Иванович.

– Да не сержусь я! Куда Кирилл твой пропал? Алька от окна не отходит, его ждёт.

– В командировке.

– Да не в командировке, уже дней пять, как приехал.

– Алёна, раз не приходит, значит, не может. Не маленькая, сама должна понимать, – недовольно пробурчал Василий Иванович.

– Тебе чаю налить? – спросила его Алёна Борисовна.

– Наливай. Как у неё дела?

– Неважно, даже представить себе не могу, как она сумеет выносить и родить ребёнка. Да ещё, мне кажется, у неё двойня будет. Все признаки налицо. Аля на мать похожа, такая же маленькая и худенькая. И такая же задиристая. Вы помните Милу?

– Конечно. Я познакомился с ней давно, ещё во время войны, она тогда ребёнком была. Шустрая такая, хоть и маленькая. А Алькиноного отца знал только подолгу службы. Честно тебе скажу, я требовал от Милы прервать связь с Липатом. Он был женат, и старше её лет на пятнадцать, но она никого и слушать не хотела.

– Липата я тоже знала. Их роман развивался у нас на глазах. Мы тогда ещё на четвертом курсе учились, жили в общежитии, в одной комнате. А познакомились они прямо на улице. У нас закончилась сессия, и это радостное событие надо было отметить. Вот и отправились мы в местный винный магазинчик кое-что прикупить. У Милы была авоська с двумя бутылками какого-то дорого, как нам казалось, вина. Она засмотрелась на что-то и столкнулась с мужчиной. Сказать по правде, мужчина так себе. Среднего роста, прямые короткие темно-русые волосы, овальное лицо, глаза серые и так далее, если вы его знаете, то его внешность представляете. Такой весь серенький какой-то. Мила выпустила сумку из рук и одна из бутылок разбилась. Он долго извинялся, купил нам две бутылки дорого коньяка, и чуть ли не силой проводил до общежития. Это мы потом сообразили, что он хотел узнать, где мы живём. А на следующий день мы разъехались по домам на каникулы, и как он её нашел, я не знаю. Да и Мила сама тоже не знала. Я их встретила совершенно случайно в парке около фонтана. И Мила радостно сообщила, что она влюбилась. У меня с Семёном тоже роман был, вот мы с ней и звонили друг другу, делились впечатлениями и опытом. А потом Семён погиб, и мне все кругом не мило было. И у Милы тоже что-то не заладилось. Он оказался женат, но она его всё равно любила. Они встречались тайно. Вначале он приезжал к ней, а потом перестал. Она к нему сама ездила. Куда, никому не говорила, только возвращалась счастливая и к телефону бегала на любой звонок, ждала известий от него. А родили мы почти в одно время, разница всего в две недели. Мы хотели институт бросить, да баба Тоня не позволила, сама Альку и Кольку растила. Учёба закончилась, мы вернулись домой. Живём мы в разных концах города, поэтому видеться совсем редко стали. Она на «скорой» работала, вот и встречались, если она какую-нибудь бедолагу привезёт в моё дежурство, но так разве поговоришь? Так только: как дела, нормально и пока. Правда, праздники вместе встречали – Новый год, День медицинского работника, Восьмое марта.

– Да не так уж и редко вы встречались, – усмехнулся Иволгин. – Если хочешь знать, иногда мне казалось, что вы не подруги, а сестры, хоть внешне совсем не похожи.

– Во время похорон Милы Аля как воробушек сидела на табуретке и смотрела в одну точку. Такая жалкая. Баба Тоня тяжело переживала гибель дочери, слегла. А Альку я к себе забрала. Она у меня жила почти полгода, а потом её в детдом отправили. Да я сама виновата была, обидела её, вот она и ушла от меня. Потом хотела забрать её из детского дома, но Аля не захотела больше у меня жить, неожиданно для меня, она прижилась там. Я боялась, что её дразнить будут из-за глаз, но нет. Она быстро подружилась с детьми, и прозвище получила не Косая, как в школе, а от фамилии – Голубка. Но мою несправедливую пощечину помнить до сих пор, не очень мне свою душу открывает. И когда я навещала её в детском доме, то вообще старалась мне в глаза не смотреть, хотя я и извинилась перед ней. А когда она поступила в училище, я её уже не видела. Мне кажется, она меня избегала. Когда меня вызвали в травматологию, я Алю сразу узнала. Уж очень она на Милу похожа, да и мало изменилась, так и не выросла. Так кто же он такой, этот Липат?

– Да мужик как мужик, только голова умная и пост занимает на одном из секретных заводов. Большой пост! Есть семья, двое детей, девчонка и парень. Когда Липат влюбился в Милу, его супруга забила тревогу. Знаешь как у нас: партком, профком. Разводиться ему не разрешили, вплоть до исключения из партии. Вот и жил мужик на два лагеря, поэтому и встречался тайно с Милой. Да об их встречах у нас, конечно, знали. Такие люди в нашей конторе всегда под наблюдением. Ты знаешь, теперь, когда и Милы, и бабы Тони нет в живых, могу сказать тебе: Мила не дочь бабы Тони. Она была сиротой уже до начала войны, её родителей арестовали в тридцать седьмом, мать сослали, отца обвинили в шпионаже и расстреляли. Милу отправили в детский дом, но она сбежала оттуда. Девочка ведь не знала, что мамы и папы уже нет в живых, и отправилась их искать. Её быстро подобрали домушники, девчонка была просто гуттаперчевая, могла забраться в любую форточку, вот её и использовали. Её поймали, и, выяснив, что она дочь врагов народа, отправили в колонию для малолетних преступников, но и оттуда она снова сбежала, но уже не маму с папой искать, а в знак протеста. Кто её родители она уже знала, в то, что они враги народа – не верила. На этот раз её подобрали цыгане. Что с ней стало бы дальше, сказать трудно, началась война. Девочка бродяжничала, оказалась на оккупированной территории, воровала в немецком госпитале медикаменты и передавала их парню, который сотрудничал с партизанами. Но делала она это совсем не из патриотических чувств, а за кусок хлеба. Однажды она попалась на глаза одному немецкому офицеру, который поймал её и привёл в комендатуру, скорее всего, девочку угнали бы в Германию, но я со своим другом помогли ей бежать, а баба Тоня спрятала её в подвале и держала там, пока в комендатуре не махнули рукой на маленькую воровку и перестали её искать. Во время своего вынужденного заточения Мила и прошла два класса школы, она ведь школу в основном экстерном заканчивала. А после войны неразбериха была, под шумок баба Тоня сделала девочке документы, назвала её своей дочкой и дала ей свою фамилию. И имя поменяла, раньше она была Степанидой. Вот и всё. И что Аля в детском доме оказалась, ты не виновата, это я поспособствовал. Испугался, когда случайно узнал, что она школу пропускает, да комиссия по делам несовершеннолетних её замучила. Вместо того, чтобы помочь девчонке, читали ей нотации и запугивали. Я хотел её у себя оставить, но Аля не захотела. Бабушка Алькина считала Липата большим жуликом, поэтому Альке об отце ничего не говорила, чтобы не травмировать девочку. А почему Мила ей про отца не рассказывала, не знаю.

Они еще долго говорили о превратностях судьбы. Пока их милую беседу не прервал гимн, громко известивший по радио о начале нового дня. И буквально через десять минут тишину больницы опять нарушил громкий злой мужской голос. Алёна Борисовна и Василий Иванович переглянулись и, не сговариваясь, бросились в коридор.

Глава 3

Алька долго лежала с открытыми глазами, сон не шёл к ней. Она ворочалась с боку на бок и никак не могла понять, почему какая-то тревога закралась к ней в душу. Тревогу и неизвестность Аля не любила с детства. Она встала и подошла к кровати Марфы Петровны. Женщина спала. Недолго думая, Аля потрясла её за плечо:

– Марфа Петровна, – позвола она.

– Что? Чего тебе? – недовольно пробурчала женщина. – Почему не спишь?

– Марфа Петровна, мне надо с вами поговорить. Срочно!

– Так и знала, что ты от меня не отстанешь, только не думала, что начнёшь ночью беспокоить. Иди в коридор, сейчас выйду, – Марфа Петровна встала и накинула на плечи халат. Аля вышла в коридор.

– А можно мне с вами? – прошептала Юля.

– Ещё одна нетерпеливая. Ладно, пойдём, всё равно ведь подслушивать будешь.

Юлька быстро выскользнула вслед за Алей. Марфа Петровна вышла через минуту.

– Пойдёмте в столовую, и не шумите.

Они расселись за одним из столов, Марфа Петровна вопросительно посмотрела на девчонок.

– Вы можете угадывать будущее? – тихо, почти шёпотом, спросила Аля.

– Угадывать могут все, – ответила Марфа. – Что вы от меня хотите?

– Вы сказали, что у меня будет двое детей. Как вы узнали?

– Ты думаешь, что мне это сверху сказали? – усмехнулась женщина. – Уж не считаешь ли ты, что я действительно общаюсь с богом?

– Честно сказать, мне ужасно хочется верить в какую-нибудь магию, – смущённо призналась Алька. – Я понимаю, что это всё сказки. В детстве представляла себя доброй волшебницей, которая помогает всем слабым и незаслуженно обиженным. Особенно от меня доставалась учителям. Мне всегда казалось, что учителя специально ставят двойки детям, чтобы те переживали и страдали. И это только я такая закаленная, мне двойки были нипочем, я их просто не замечала, вернее, старалась не замечать. Учителя ужасно сердились на моё спокойствие, они ведь не знали, что я волшебница и учиться мне не нужно. Стоить только захотеть, и буду всё знать, не прилагая никаких усилий. Так я мечтала почти на всех уроках, но узнать тайну разных формул и схем у меня никогда не получалось. Я думаю, что есть люди, которые могут знать наше будущее. Возможно, они попадают к нам из других миров через только им одним известные проходы, или из будущего на машине времени. Они знают, что случится много лет вперёд, кто принесёт большую пользу человечеству. И чтобы какая-нибудь случайность не оборвала жизнь этого нужного человека, прилетает к нам спасатель и подстраивает так, что нашему герою ничего не грозит. Он рождается, растёт, учится и в один прекрасный момент награждает человечество каким-нибудь шедевром или гениальным открытием. А вы такая необычная! Может, у Юльки зародился гений, который в будущем спасёт мир от всемирной катастрофы, а вы прилетели к нам, чтобы спасти этого гениального ребёнка? Но если вы прилетели из будущего, то и мою судьбу тоже должны знать. Я понимаю, что это сказки, но как иногда хочется верить в хорошие сказки.

– А почему именно у Юльки должен родиться гений, а не у тебя? – поинтересовалась Марфа Петровна.

– Так ведь это ей хотят сделать аборт, а я буду рожать, как и планировала. Это её судьба зависит от родителей, от каких-то там случайностей, а я сама всё решаю, – пояснила Алька. – Правда, у меня не всегда получается так, как хотелось бы.

– А ты представь, что Кирилл не захочет детей, что будешь делать?

– Буду растить ребёнка без него, одна, как большинство некрасивых женщин. Значит, у меня получится опять не так, как мне хотелось бы.

– Женщин некрасивых не бывает…

– Да, конечно, бывает мало водки, я это уже слышала, – перебила Алька Марфу.

– Ну что ты, девочка, говоришь? Причём здесь водка? Я хотела сказать, что бывают плохо видящие мужчины и не верящие в себя женщины. Но все мы в душе верим, что встретим того единственного, который нас осчастливит. И совсем не обязательно иметь внешность королевы красоты, чтобы стать счастливой. Есть женщины хитрые, есть бесхитростные. Есть, которые сразу признаются мужчинам в своей любви, есть, которые любят поводить мужчину за нос. Есть ревнивые, есть не ревнивые, одним словом, мы разные, но счастья хотим все. Вот ты, Аля, говоришь, что если Васёк тебя бросит, то будешь одна растить ребёнка. А, собственно говоря, почему ты всё время говоришь о том, что он тебя бросит? Я знаю тебя всего три дня и уже не раз об этом слышу. Ты не веришь в любовь Кирилла?

– А откуда вы знаете, что Кирилла зовут Васёк? – поинтересовалась Алька и подозрительно посмотрела на Марфу.

– Я знаю даже больше, чем ты можешь себе представить, – засмеялась Марфа.

– Вот мне и кажется, что вы можете предсказывать будущее.

– А ты хочешь его знать? А если оно тебя не устроит? Ты думаешь легко жить, зная, что не сегодня-завтра с тобой может случиться беда? Может, лучше ничего не знать? Пусть всё идет, как идет? Аль, сама подумай, что будет, если все будут знать своё будущее? Люди перестанут стремиться к лучшему, зачем, если и так всё известно? У Айзика Азизова есть книга, называется «Академии»…

– Я читала, только мне там не всё понравилось. Почему психологи должны страдать, чтобы физики не сидели сложа руки, а сами защищали своё государство? Когда я дочитала последнюю книгу, моему возмущению не было предела. Но потом я подумала, и решила, что физики – это обыкновенные люди, приземлённые, которые не хотят верить в разные чудеса, но почему-то ждут их. Я всё думала, к кому мне отнести себя и пришла к выводу, что я занимаю промежуточное положение, между физиками и психологами. Я хочу верить в чудеса, но понимаю, что это всё сказки. Иногда я чувствую, что поступаю неправильно, но ничего не могу с собой поделать. Мне кажется, что меня кто-то ведёт за собой, а я слепо выполняю его волю, хоть и понимаю, что этого делать нельзя. Нет, я не так выразилась: если я сделаю это, то будет плохо мне, а если не сделаю, то другим. И я стала бояться. Раньше у меня друзей и подруг почти не было, в детском доме я познакомилась с Наташкой и сразу поняла, что она будет мне самой близкой подругой, хотя она и моложе меня на два года. А Ася и Лариса старше меня, но они тоже стали мне подругами, а ведь я Ларису знала и раньше, только тогда она мне казалась совсем взрослой и неприступной. Сейчас я понимаю, как ей тяжело было остаться одной в семнадцать лет. У меня была бабушка, и всё равно я плакала по ночам, что мамы рядом нет. И знаете, ты только, Юль, не обижайся, но мне кажется, если бы моя мама сказала, что мне надо сделать аборт, я бы её послушалась. Только я уверена, что моя мама никогда такого не сделала бы. Марфа Петровна, вы понимаете меня?

– Понимаю, Аля. Так ты веришь Кириллу?

– Я не знаю, я его очень сильно люблю, ничего не могу с собой поделать, мне постоянно хочется знать, где он, с кем и что делает. Мне всё время кажется, что ему грозит опасность и хочется его защитить. И я чувствую, что впереди меня ждут не лучшие времена. Любовь Кирилла кажется мне не реальной, и я постоянно чувствую, что его отношения ко мне временные. Воздух вокруг меня пахнет разлукой и одиночеством. Моё счастье похоже на натянутую струну, одно неверное движение и струна лопнет. И я чувствую, что это движение уже сделано, и сделано не мной или Кириллом, а кем-то третьим. А предчувствия редко меня обманывают. Нас хотят разлучить, мне подбросили фотографию, где мой ненаглядный в обществе красивой барышни в неоднозначной позе. Фотографию я сожгла. Марфа Петровна, расскажите, пожалуйста, что меня ждёт впереди?

– Алька, тебя надо книжки писать, а не одеждой торговать, – засмеялась Марфа. – Хочу тебя огорчить, я обычная земная женщина, не очень счастливая, которая не знает даже, что будет с ней завтра, не то, что с другими неразумными девчонками. А про детей просто узнала: в ординаторской слышала разговор заведующей с нашим врачом.

– А они откуда знают?

– Они не знают, просто предполагают, они же врачи.

– Так значит, у меня будет двойня? С ума сойти! А откуда вы знаете, что у Демченко не будет детей?

– Какая же ты любопытная! Да ниоткуда не узнала, просто она мне надоела, вот я и решила её позлить. Это надо же быть такой вредной! И как вы её терпите? – удивилась Марфа Петровна.

– Юлька этот вопрос задавала мне уже. Я её совсем не терплю, просто стараюсь не замечать, – засмеялась Аля, – да и другие женщины тоже. А почему вас Марфой зовут? Имя какое-то старомодное.

– Родители пошутили, между собой спорили, как меня назвать. Никак не могли остановиться на каком-нибудь одном скромном нормальном имени. И решили ткнуть пальцем в список имен. Попали в Марфу.

– А как вас в детстве мама с папой ласково звали? – продолжала задавать свои вопросы Алька.

– Папа звал Арфой, а мама – Маруськой. Одноклассники – Марфуткой. Как падчерицу в сказке про Морозко.

– А вы действительно в тюрьме сидели? – продолжала задавать вопросы Аля.

– Почему ты так решила? – удивилась Марфа.

– Вы же сами сказали, что школу жизни проходили не в монастыре, а в более суровых заведениях, – смутилась Аля.

– Девчонки, вашему любопытству нет предела! Не сидела я в лагерях и тюрьмах, и суровыми заведениями бывают не только тюрьмы и лагеря. У вас всё? Можно идти спать?

– А где вы работаете? – Аля не могла унять своё любопытство.

– В КГБ. Удовлетворена?

– Вы не можешь работать в КГБ, – возразила ей Аля.

– Почему? – удивилась Марфа.

– У них своя больница есть и вас бы туда положили, а не к нам.

– Ты откуда знаешь про больницу?

– Туда Аську положили, когда у неё воспаление лёгких было, и охрану поставили, чтобы она не сбежала. Чтобы её проведать, надо было пропуск выписывать чуть ли не за подписью самого главного генерала в Москве.

– Но там нет гинекологического отделения. Девчонки, какая вам разница, где я работаю?

– Интересно всё же, вы такая необыкновенная, – сказала Юля. – Я думала, вы можете предсказать мне моё будущее. Что мне делать: рожать или нет?

– Ты как сама хочешь?

– Не знаю. И я боюсь! А вдруг у меня больше не будет детей, и Паша мне припомнит этого ребёнка? Я люблю Пашу, а он мне даже не пишет. Хотя, возможно, он в плаванье ушёл?

– В учебке примерно полгода учат, до плаванья ему ещё далеко, – возразила ей Аля, – скорее всего его письма до тебя не доходят – их перехватывают твои родители. А ты не жди его писем, а сама ему напиши.

– Ты, Юля, ещё совсем молоденькая, у тебя вся жизнь впереди. Если есть риск потом не иметь детей, то лучше рожать. Даже если твой Паша тебя разлюбит, и ты больше не встретишь никого достойного, чтобы стать твоим мужем, у тебя останется ребёнок. И ты не останешься к сорока годам совсем одна. Сейчас ты меньше всего ты думаешь о ребёнке, а боишься потерять своего Пашу. Ты ошарашена своей беременностью, и ждёшь, что кто-то за тебя может решить твои проблемы. Ты пойми, рожать или не рожать должна решить ты сама, а не твои мама и папа, и тем более не Алька. Ты, Юля, сама не знаешь, чего хочешь, мне кажется, что и в Паше ты не уверена, поэтому и не пишешь ему. Ты не знаешь, нужен он тебе или нет… Заметь, не ты ему, а он тебе!

– Марфа Петровна, что вы говорите?! Конечно, она его любит, и он её любит. У них же ребёнок будет! – возмутилась Алька.

– Да она, Аля, просто катится по наклонной плоскости и зацепилась за сучок, в виде тебя, поэтому и задержалась немного. Она пока самостоятельно ничего не может предпринять и решить, или не хочет.

– Я хочу рожать, – сказала Юля дрожащим голосом.

– Тогда почему ты пришла на аборт?

– Мама сказала…

– Вот, не ты сама решила, а мама сказала, – Марфа ехидно посмотрела на девушку.

– Вы сами сказали, чтобы она рожала…

– Вот, Аля, я сказала, ты сказала, мама сказала… А что сама Юля?

– Вы поймите, она растерялась, она же ещё из детства не вышла, – заступалась за Юлю Аля. – Мне кажется, что если Юля родит, она сделает счастливыми не одного человека. От её ребёнка исходит тепло, такое приятное, ласковое. Что-то мне подсказывает, что Юлька просто обязана родить, хотя я не представляю Юлю мамой. Не вижу я её рядом с детской коляской, как будто это не её ребёнок. Юль, ты только не обижайся.

– Фантазерка ты, Алька, – в шутку сказала Марфа Петровна, но Алька заметила, как женщина окинула её внимательным и изучающим взглядом. – Пойдемте спать, девчонки, – Марфа встала, и первая направилась в палату.

– Я завтра спрошу у генерала, кто она такая? – прошептала на ухо Юле Аля.

– А этот генерал, он кто? – также шёпотом спросила Юля.

– Страшный человек. Он может всё! Он главный кэгэбист в нашей области. А ещё у меня теперь есть знакомый главный милиционер нашей всей области. Главный злодей тоже хотел стать моим знакомым, но его убили.

– Откуда у тебя такие знакомые?

– Сама не знаю, они как-то незаметно появились. Ты потом со всеми познакомишься, и, если твой Паша найдёт себе русалку в море, мы найдём тебе верного мужа среди коллег моих друзей. У них есть хорошие холостые мальчики, особенно хорош Тарас Нелейвода. Блондин, глазки голубенькие, плечи широкие, а какие у него бицепсы! Ты себе даже представить не можешь! И самое главное, у него нет мамы, он живёт в общежитии.

– Алька, прекрати! Меня вполне устраивает Паша! Завтра же напишу ему письмо.

Девушки разошлись по кроватям и через десять минут уже спали.

Глава 4

Алька никак не могла проснуться. Почему в больницах так рано делают подъём, для неё было загадкой. Ведь торопиться некуда! Вначале на шум в коридоре она не обратила никакого внимания, но шум приближался к их палате. Казалось, голос медсестры Марины звучит на всех трёх этажах: