Рехан. Цена предательства

Пашка почти и не запыхался. Витале пришлось тяжеловато, он шел, морщась и сплевывая на землю, но и он держался. Рядом шагал Ахмет, ровно дыша через нос. Крепкий малый, восхитился Пашка. Жирномордый пулеметчик плелся позади, вместе с конвоирами. Tе забрали у него последние коробки, облегчая ношу.

Думать о том, что произошло несколько минут тому назад, не хотелось. Это было еще совсем нереальным, настолько непривычным, что не укладывалось в голове. До сих пор Пашка видел войну только с одной стороны, никак не думая о другой. Сейчас довелось увидеть все совершенно по-другому… Конечно, он подумает об этом всем, но потом, не сейчас. Сейчас все-таки не до того. Надо двигаться, надо помогать и подбадривать Виталю, чтобы не сдал раньше времени. Неизвестно, сколько еще шляться по этим горам, по всей видимости, еще нормально переть. Никто о близком отдыхе и не помышляет.

Чтобы отвлечься от досаждающих мрачных мыслей, припомнил, что в былые времена приходилось и хуже. Сейчас хоть никто не требует ползать по-пластунски и передвигаться «лягушкой»…

***

С десяток окутанных паром фигур в пятнистых камуфляжах подбегали к своей части. Бежали издалека, после двухчасового бега по лесу.

– Ну-ка, подтянулись! – рыкнул Инструктор.

На бегу все выстроились в две коротенькие колонны.

– Последний километр до полка на скорость! – скомандовал солдатам, – там строимся. Последнего пробиваю! – заорал он сорвавшимся бойцам.

Пашка, набирая обороты, несся так, что воздух вокруг зашумел, свистя в ушах под «сферой». Быть пробитым Инструктором, хорошо зная его удар, никому не хотелось. Андрюха, резко хекнув, обошел Пашку, и даже не оглянулся. Еще один высокорослый легко обошел его, только длинные ноги в спецназовских берцах мелькнули впереди, разбрызгивая воду сплошных ручьев из снежной оттепельной каши.

Почувствовав, что отстает, напряг все оставшиеся силы и вдарил остаток метров в сто спринтерским рывком, не чуя собственных летящих ног.

Есть! Удалось. На этот раз Пашка не стал последним, за ним оказались еще двое – Бабай с Грегом, почему-то отстали. Бывает…

Пашка тормознул у поворота в полк и, дыша взахлеб, оперся руками о колени, нагнувшись и сплевывая тягучую, с привкусом холодного воздуха и задубевшего горла слюну. Рядом в той же позе стоял Андрюха, пытаясь отдышаться. Хлопнул Пашку по сфере.

– Нормально, – только и смог сказать товарищу.

У поворота уже ждал Замок, угрюмо глядя из-под бровей, презрительно раздувая ноздри и раскачиваясь на худых, крепких ногах.

– Медленно бегаете, щенки, – сказал он.

У всех бойцов учебного взвода похолодело внутри.

– Заебетесь у меня, – пообещал Замок и направился к Бабаю, которого уже пробивал прямыми ударами ногой в живот Инструктор.

Остальные выстроились по направлению к плацу и молча смотрели на обещанные «пробивания», в глубине души радуясь, что на этот раз удалось избежать участи Бабая. Самому же Бабаю посочувствовали лишь мельком, зная, что в течение дня каждый из них и весь взвод будет еще пробит далеко не единожды. Такова уж служба, таковы сержанты. Каждый день – на выживание.

– Учебный взвод, отжимаемся! Нечего батоны расслаблять, – через секунду после инструкторской команды весь десяток уже стоит на кулаках на асфальте, отсчитывая повторения.

Крепыш Бабай изо всех сил пытается держаться, резко выдыхая на удар и стараясь устоять, но после раза пятого скуксил лицо и все-таки осел на мокрый асфальт, хватая ртом воздух.

– Ты чего, щенок? Все, что ли?

– Встать, ушлепок, – произнес подошедший Замок, – дай-ка я его разбычу…

Инструктор согласно кинул и отошел в сторону.

Бабай, опираясь руками о землю, вставал, выгадывая каждую секунду для отдыха.

– В кибу! – команда Замка была выполнена безупречно, – руки за спину.

Замок пробивал один из самых жестоких ударов, пришедший в русский спецназ из тайского бокса и прижившийся, как родной – лоукик. Кость бьющей поверхности голени обрушилась на бедро полусогнутой ноги Бабая, прямо в «девяточку» – Бабай выкатил глаза от боли. Рука, спрятанная за спиной, самопроизвольно потянулась к отбитому месту.

– Сломаю же, придурок, – дружелюбно предупредил Замок и врезал второе лоу в ту же точку на ноге.

Бабай только ахнул от боли и грохнулся подвернувшейся ногой на асфальт. Пашка поморщился – недавно от такого же удара, правда, от Старшины, он чуть не потерял сознание от боли, левая нога до сих пор желто-черная, смотреть страшно. А Старшина, в просторечии Буйвол, Кузнецову вообще ее сломал. Сам удивился потом, но поздно уже было. Фельдшера до сих пор не поверили. Говорят, что берцовая кость после лобовой самая крепкая в теле. Объясните это Буйволу… А по полку пошел слух, что духов в группе ломами калечат за какие-то неслыханные косяки.

Замок равнодушно отвернулся. Приблизился Инструктор.

– Встать! – на этот раз команда была произнесена для всех, – расслабились, и будет. Через плац бежим стройненько, в ногу, не надо делать измученных лиц, а не то я вам точно устрою адские муки. Сразу в спортзал, и чтобы через пять минут я вас ощущал переодетыми и спортивными, – сострил Инструктор, – бегом… Марш!

Ковыляющего Бабая подняли, всунули в середину строя и, поддерживая за локти, побежали в ногу через большой плац полка, расположенный посреди кирпичных зданий казарм и штаба. Дробно ухали берцы о мокрый асфальт, эхом отражаясь от камня армейских стен.

– Четче… Шаг! – подал команду Замок.

Уханье спецназовских ботинок превратилось в грохот. В некоторых окнах показались солдатские лица, мотая головами и радуясь, что не им пришла самоубийственная мысль попробовать послужить в этой безумной группе. Впрочем, далеко не каждого брали. Спецназовцев в полку боялись, ненавидели и… гордились ими.

Когда пробежали штабные окна, Инструктор заорал на подопечных, пнув последних:

– Бегом в зал, сынки! Вам две минуты осталось, чтобы переодеться и построиться.

Взмыленные бойцы ломанулись в раздевалку. Быстро скидывая камуфляжи и бронежилеты, искали в шкафчиках спортивную одежду и обувь поцелее. Комплекты были общими, поэтому – кому что достанется.

Пашка улучил несколько секунд и забежал в туалет, глотнуть холодной воды из-под крана. Сзади хрястнул по шее неслышно подошедший Первый сержант. Пашка поперхнулся.

– Сколько раз, Пашков, вам говорить, чтобы не пили воды на занятиях? – спросил он у вытянувшегося в струнку солдата. Пашка моргнул, на душе стало тоскливо. А когда ее пить, если занятия продолжаются круглые сутки? Будто сам не знаешь, сержант.

– Давай в зал, строиться, – махнул рукой Первый и вышел.

В раздевалке Андрюха быстро и зло завязывал шнурки на стоптанных кедах.

– Хана опять нам всем, – сообщил мрачно Пашке, – Летеха здесь…

Стало еще тоскливее. Летеха, как звали между собой бойцы старшего лейтенанта, командира учебного взвода, слыл натуральным зверем как в обращении, так и в обучении. Всегда баловал своих бойцов всякими примочками в плане тренировок, физухи и рукопашного боя.

Сейчас он проводил тренировку с дедами во второй половине зала. Несколько пар вели жесткий спарринг на татами, некоторые колотили многочисленные груши и макивары, а кто отрабатывал боевые связки и комбинации на лапах с партнером или вели воображаемый бой с тенью.

Учебный взвод выстроился в первой половине зала, напряженно глядя во вторую. Если Летеха не дает покоя дедам, то что же говорить о них, смертных.

Лейтенант огромными, бесшумными шагами подошел к строю, оглядел цепкими черными глазами замерших солдат.

– Учебный взвод специального назначения с тактических занятий прибыл, построен на занятия по рукопашному бою в количестве девяти человек. Замкомвзвода старший сержант Соловьев, – отрапортовал Замок.

– Вольно, – сказал Летеха и поморщился, – слушай, Соловей, какие-то они у тебя еще не уставшие, а?

– Виноват, – еще больше насупился Замок.

– И где еще люди? – продолжал Летеха, – если мне не изменяет память, то их должно быть тринадцать.

– Двое в наряде по группе, один с черепной травмой в медчасти, еще один – там же, со сломанной ногой.

– Буйвол постарался, – заметил Летеха, – так и говори.

Замок усмехнулся уголком рта и пожал плечами.

Командир взвода вцепился глазами в строй.

– Бабаев!

– Я!!! – Бабай пытался придать голосу нужную твердость, получилось плохо.

– За что Старшина сломал ногу твоему товарищу? – вкрадчиво спросил у солдата.

Бабай замешкался на секунду. Строй замер. Замок тяжело посмотрел на молодого, ноздри начали раздуваться.

– А… Это… А разве он не сам ее себе сломал? – вперил хитрые азиатские глаза в своего командира.

– Я не знаю, я у тебя спрашиваю, солдат. И как самому себе ногу можно сломать, а?

– Шел по взлетке, нога подвернулась, вот и сломал. Я его уже лежащим видел, товарищ старший лейтенант.

– Ясно, – Летеха отвернулся от него и посмотрел на Замка.

– Да, Буйвол лоу не рассчитал. Но за дело… А череп второму на спарринге вчера расшибли, костные швы разошлись. Врачи говорят, не раньше месяца-двух.

– Долго, – недовольно произнес Летеха, – самое сладкое пропустит. Всех бойцов мне покалечите, – при этом грозно сверкнул глазами, – а остальных я докалечу.

– Что, сынки! – зычно огласил зал двухметровый лейтенант, – думаете, прошла пара месяцев и вы уже законно в группе? Как бы не так! Чем вас меньше, тем мне приятней. Будь моя воля, я бы вообще никого из вас не оставил, ну, может, человека-двух, – при этом он не посмотрел ни на кого конкретно, – а пока, дрищи, разминка и занятия. Как всегда – четыре часа, – взглянул на часы, – не уложимся, готовьтесь. Ужин можно и отложить на часок, повара подождут. Будем дотягивать вас до уровня… Вокруг зала бегом… марш!

Так называемая разминка длилась около получаса. Движение на бегу с ударами, мгновенные перемещения по команде голосом или хлопку, отходы и движения вперед с круговыми махами ногами, кувырки с принятием стойки во всех направлениях по неожиданной команде и многое, многое другое, идущее без перерыва – офицер группы спецназа был неистощим на новые техники тренировок, ни разу не повторяясь и ни секунды отдышки не давая своим бойцам.

Затем около часа длилась одна только ненавистная всем «коробка». Всех бойцов выстраивают в стройные ряды на некотором расстоянии друг от друга, и в такой квадратной конфигурации они отрабатывают удары и связки, по много раз повторяя одно и то же движение. Отработка нудная, под каждый счет. Первый в первом же ряду считает до десяти, на каждый раз – удар или связка, затем счет переходит к другому, третьему, и так раз за разом. Это могло тянуться часами, пока Инструктор не задавал новый удар-связку.

На коробке Летеха ушел на вторую половину, предоставив Замку с Инструктором волю действий.

– Мае, два ски! – шла команда, – стойка – левая боевая!

Счет начинался снова, и прямой удар ногой с последующими двумя прямыми руками делался сотни раз. Ноги нещадно жгло, руки отсыхали, но сержанты требовали все большей четкости, быстроты и лучшей техники ударов.

Пашка, как не вышедший ростом, стоял в последнем ряду. Рядом пыхтел Бабай, за ним худой Грег и Сеня – серьезный светловолосый пацан с Алтая. Раньше этот самый удар мае-гери у Пашки совершенно не получался. Вот намучился он – перед ним ставили высокую табуретку, и он был вынужден задирать колено высоко, как только мог, для того, чтобы ударить. Когда задетый табурет с грохотом падал, Пашка был нещадно бит сержантами. С тех пор Пашке уже довольно неплохо поставили ноги, и уже не придирались попусту на занятиях.

Спереди всаживал удары в воздух Андрюха, старающийся каждый раз, как только Инструктор не видит, закосить и ударить не в полную силу. Да, конечно, все старались беречь силы тем или иным образом. Иначе никаких сил не хватит выдержать все это. В первом ряду размеренно месил пространство Сашка Головастик. Вот, видимо, у него свело судорогой бедро, и он остановился, принявшись лихорадочно тереть ногу.

– Взвод, с тыла, – заметив заминку, рявкает Инструктор, – из-за Головастика отжимаемся. Тридцать раз на скорость!

Взвод рывками отжимается от пола, стоя на кулаках.

– Встать, – вновь подает голос, – левая боевая! Маваши с ближней ноги, левый боковой, правой снизу и маваши с дальней! Счет пошел!

Размеренное, изнуряющее месилово продолжается.

И продолжается.

И продолжается…

И продолжается…

Разнообразие вносит Летеха, вернувшись от дедов. Пашка замечает, как во второй половине зала облегченно мотают головами, блестя торсами, мокрыми от пота.

– Ну-ка, – поблескивает он глазами, – тесты рейнджеров!

Взвод снова бухается на пол и принимает упор лежа, на кулаках, поставленных рядом. Инструктор достает секундомер. Засекается время.

Первые две минуты проходят достаточно быстро и легко.

– Правую руку поднять!

Все поднимают и отводят в сторону правую руку. Стоять сразу становится ощутимо тяжелей. Проходит еще две минуты. Кулак нестерпимо ломит. Все тело начинает дрожать от напряжения, усиливающегося с каждой секундой.

– Правую ногу в сторону!

С этого момента и начинаются те самые так называемые «тесты рейнджеров». Пашка шатается, с трудом удерживая равновесие и стараясь не обращать внимания на нарастающую дикую боль во всем теле. Кулак, кажется, сейчас расплющиться от веса, а мышцы так и останутся в таком затвердевшем виде навсегда.

Как же больно, блин. Какой садист все это придумал?..

– Перед собой смотрим, сынки! – повышает голос Летеха, поглядывая на секундомер, который он забрал у Инструктора.

Пашка пытается приподнять голову. Но оторваться от пола, от вида того, как капают на крашеные доски с кончика носа капли пота, невозможно.

Кто-то кряхтит, кто-то уже стонет. Лейтенант со своими сержантами ходят между рядов, следя за чистотой исполнения. Кто-то не выдерживает, рука подламывается, и он падает, громко стукнувшись скулой об пол. Пашка кидает косой взгляд. Сеня…

Инструктор бьет тому сверху кулаком в голову.

– Пока он встает, счет морозится, – Летеха нажимает на секундомер.

Учебный взвод это и так знает. На Сеню шипят, прекрасно понимая, что это бесполезно. Кряхтение и стоны становятся все сильнее. Сеня старается как можно быстрее встать в прежнее положение, чтобы из-за него не страдал весь взвод.

Пашка чувствует невыносимую боль и слегка опускает таз, надеясь, что никто этого не заметит.

Неизвестно как оказавшийся рядом Летеха со всей дури бьет ногой в напряженный живот. Пашка переворачивается в воздухе и падает на Бабая.

– Пашков, скотина, тебе что, не стоится? – участливо спрашивает у бойца – все стоят, а ты – нет? Ждем все, пока Пашков встанет.

Кто-то тоже не выдерживает и падает на пол.

– Я подожду, – говорит Летеха и садится на скатанный у стены спортивный мат.

Сержанты быстрее заходили по рядам, рыча и раздавая тумаки. Только так, через страх можно заставить бойцов пересилить свою боль, выстоять через мучение. Кто-то стоит все это время, а кто-то падает и встает, падает и встает. А секунды с каждой заминкой останавливаются… Никого не волнует одиночный результат – коллектив должен составлять одно целое.

Наконец проходят эти растянутые две минуты, и положение фигур наконец меняется. Теперь уже левая рука отводится в сторону, стоят на правом кулаке и обеих ногах. Через две минуты поднимается левая нога. Все уже с криками боли пытаются выстоять, и кое-как, с грехом пополам, выстаивают и эти две минуты, растянутые, наверное, на все пять.

– Встать! – долгожданная команда.

– На татами бегом все!

– Быстрее, сынки!!! А то в быстроте сейчас тренироваться будем!

– Дедам – занятия по собственному плану, – Летехино разрешение встречается старослужащими довольными ухмылками набитых за время службы лиц. Расходятся кто куда – кто к железу, штанги- гантели тягать, кто груши молотить в свое удовольствие, кто-то занялся растяжкой. Лютый и Толян – два мастера спорта по борьбе – начали растирать себе уши, готовясь повозиться друг с другом. Пашка завистливо смотрит на них, думая о том, когда еще доведется ему услышать такую команду – по собственному плану… Вот ведь лафа!

А пока счастье не прет, все отрабатывают акробатику. Сальто с мостиком, без мостика, подъем с пола разгибом, фляки вперед и назад, через высокого коня и стоящего на «мостике» выгнувшегося товарища. Все идет без перерыва, и Пашка чувствует, как забиваются ноги, становятся после каждого раза все неповоротливее.

Сегодня Летеха, конечно, приготовил молодежи новое испытание. Что-то новенькое – несет АКМ с пристегнутым к нему устрашающего вида штык-ножом. Садится на татами, расслабленно вытягивает ноги и упирает автомат прикладом в пол.

– Прыжок через своего командира и штык-нож с приземлением на руки и кувырком. В конце – стойка, не забываем. Первый поше-ол!

Бойцы отчаянно прыгают с короткого разбега через сверкающий сталью острый нож. Прыгнув, кувырнувшись, принимают на мгновение боевую стойку и бегут назад, опять становятся в быстро движущуюся очередь и прыгают снова.

Время от времени Летеха меняет положение, все больше усложняя задачу. То ставит АКМ вперед на вытянутых руках, то позади себя. Наконец, ложится своим громадным телом на спину, а приклад упирает в живот.

К этому моменту Пашка чувствует, что ноги непоправимо забились. Несмотря на весь свой страх перед Летехой и нежелание напороться на нож эту длину и высоту ему просто физически не взять. Там высота одна чуть ли с Пашкин рост, виданное ли дело. Но Летехе и сержантам этого не скажешь. Лучше уж на сталь напороться, честное слово.

Так и получается. С отчаянием оттолкнувшись обеими ногами и вытянув руки вперед щучкой, с ужасом ощущает, что не вытягивает и вот-вот, уже падает на острие прямо животом.

Холодная сталь уже коснулась тела, когда внешне расслабленный лежащий лейтенант резко бьет по низу приклада, отчего автомат моментально падает вбок, уходя от кожи в каком-то микроне, наверное. При этом сам Летеха резко поднимает ноги, бьет ими на лету Пашку в брюхо, отчего тот летит еще несколько долгих метров. Перекувыркивается несколько раз. Останавливает его только стена, украшенная в спецовском духе – под летнюю расцветку камуфляжа «тростник».

Офицер, сделав кувырок назад, легко оказывается на ногах, с АКМом в руках. Мрачно заявляет Пашке:

– Мудак! – и отправляет его крутить сальто на месте в дальнем углу татами.

Обидно, но ладно, хоть пробивать не стал. Остальные еще какое-то время прыгают, и занятия после этого плавно переходят непосредственно к спаррингам. Пашке становится страшновато. Обычно спарринги в самом конце. Сегодня начали слишком рано. Дожить бы до конца сегодняшней тренировки…

Деды подтягиваются поближе.

Всем одевают боксерские маски и перчатки, Летеха сам расставляет бойцов по парам. На татами пока только один учебный взвод, хотя деды уже начинают натягивать перчатки на руки. Не очень хороший знак. Резкая команда:

– Покажите мне драку! Бой!!!

Начинается молотилово. Солдаты нещадно лупят друг друга руками и ногами, зная, что если ослабят напор, то их будут бить другие. И еще – это тот самый миг, когда можно попытать сорвать свою накапливающуюся злобу, сорвать на таком же, как ты, бесправном «духе». И на татами ты на равных с любым из дедов, даже с самим Летехой… но об этом думать не хочется.

Здесь, в этом зале, свои правила. Никаких правил. Кроме одного, конечно, чисто мужского – запрещены удары в пах и укусы. А жаль, что зубами рвать не дают, мелькает дурацкая мысль, кажущаяся сейчас оправданной. Как шансы повысились бы.

Деды подбадривают молодежь в свойственной им манере:

– Грег, лоу, лоу бей, суши Васильеву ногу! Вперед иди, Бабай, не бойся ударов, бей прямыми, сам бей, не останавливайся!.. Головастик, щенок, куда отходишь? Че, косишь!?

Летеха внимательно следит за ходом поединков и тоже подает голос:

– Пашков, салага, хорош боксировать. Ноги, ноги ставь!

Пашке достался напористый, крепкий Бабай. Напирая своим квадратным телом, хочет задавить Пашку пусть ненамного, но все же большим, нежели у Пашки, весом. Приходиться уходить с линии атаки. Бьет кулаками в перчатках в голову сбоку, справа. Бабай наклоняет голову, тут же ему – снизу, сразу же – в открытый бок.

Бабай резко проворачивает уширу, попадает. Пашка чувствует, как внутри екает, и отходит, несильно отвечая руками, восстанавливая дыхание.

– Пашков, хорош гладить, бей! Ногами работай, – не выдерживает Летеха.

Тем временем сержанты, затянув шнурки боксерских перчаток, подходят к краю бойцовского татами и ждут команды.

Летеха глядит на часы и машет дедам рукой:

– Смена!

Деды срываются с места, каждый к тому молодому, на которого указал командир. Пашка только и успел увидеть, как Бабая разворачивает к себе Пасечников. Его лицо насколько красиво, настолько и беспощадно. Лупит Бабая в голову, в корпус. Тот только закрывается, не в силах ответить.

Откуда-то сбоку выныривает Морозов, «дедушка» с лицом явного убийцы и расплющенным, как у профессионального боксера, носом. В лицо уже летит маваши. Пашка успевает лишь слегка отвернуть лицо и дернуть перчатку вверх для защиты. Но хорошо поставленный удар ногой все равно сносит руку и гулко бьет по голове, обтянутой в защитную маску. В мозгах мигом все путается, а вслед за первым ударом следует град из серий мощных ударов.

Пашку просто избивают, а он даже не может улучить момент, чтобы отойти в сторону или хотя бы посмотреть вперед, чтобы поймать глаза противника. Ушел в глухую защиту. За шею тотчас же ухватили. Жесткий удар коленом в лоб. Колено страшное – оно ищет нос, без компромиссов; пробивается напролом к хрящу – раздавить с одного удара, убить. Морозов действует жестко и целенаправленно – не останавливая серии ударов, варьирует – удар правой сбоку, снизу в голову, левая все так же на шее, не давая уйти или выпрямиться, и следующий удар – с колена. Успевая как-то выставлять перчатки и локти перед лицом, Пашка осознает, что это уже конец. Ноги запутались, никакая защита, никакие локти не помогали от сокрушительных ударов. Во рту все наполнилось вкусом крови. Сзади почувствовал стену, к которой Морозов прижал его боком. Насадив незадачливого бойца еще разок на колено, дед хрястнул сверху кулаком и отпустил шею. Пашка рухнул на колени, закрывая голову руками.

– На центр! – послышался голос Летехи.

Встал, пошатываясь. Морозов уже ждал его в центре бойцовского ковра, нетерпеливо постукивая перчатками друг о дружку и злобно раздувая ноздри. Как баран на заклание, Пашка с трудом пошел к нему. Вокруг шло битие учебного взвода. Парни падали, их поднимали и били снова. Все то же повторилось с Пашкой. Опять не в силах не то, чтобы ударить, но хотя бы толком защититься, в считанные секунды он был выбит с татами и повалился с грохотом на деревянный пол, подкошенный убийственными ударами. Сколько там еще осталось?..

– Стоп! – нажав на секундомер, крикнул Летеха.

Экзекуция тут же прекратилась. Деды, довольно посмеиваясь, стягивали перчатки. Конечно, никакой защиты никто из них на себя не одевал. Все эти щиты и маски – пока только для детей из учебного взвода, который остался на татами. Не всем повезло выстоять на ногах, как и Пашке.

Летеха быстрым внимательным взглядом окинул всех:

– Встать! Строиться! Нормально все?

– Так точно! – недружно раздался общий выкрик.

– Не понял… – повел головой офицер.

– Так точно!!! – грохнул учебный взвод.

Пашка сплюнул кровь на пол.

Летеха кивнул с удовлетворением.

– Нормально, – констатировал он, – тогда чуть позже продолжим, а пока будем устранять ошибки и дорабатывать слабые места. Слабых мест у бойца спецназа не должно быть. Ясно?!

– Так точно!!!

Пошли указания, кому что делать. Андрюху Васильева с Сашкой Головастиковым поставили на колени лицом друг к другу. Заставили продолжить спарринг. За плохую работу руками, объяснил Летеха. Два больших парня стучали размашисто и гулко друг другу по головам. Отойти назад или в сторону в таком положении очень неудобно, и они, неловко переставляя колени по татами, осыпали близкого противника сериями ударов.

Бабая лейтенант улучил за неправильными, медленными и нечетким ударами мае-гери. Теперь Бабай стоял на одном колене перед положенной набок большой грушей и выбрасывал через нее вторую ногу, при этом корча от боли уморительные гримасы. Упражнение называлось «Железное Мае». Летеха утверждал, что после его полного освоения удар становится поистине железным и пробивающим любую защиту. Вспоминая мае-гери самого Летехи, в этом не было никаких сомнений.

Пашку с Грегом пока заставили делать пресс. Своим бойцовским чутьем Летеха как-то заметил, что Пашка попался на удар в живот. Хотя вроде Пашка и не подал вида тогда. Возможно, Грег попался на том же.