Разрешите вас пригласить

Ещё раз выглянув из-за угла, парень выцепил силуэт жертвы в толпе, накинул капюшон на бритую голову и, выдохнув, пошёл. Тут же его лицо ощутило на себе крепость чужого кулака. От испуга и боли вор опустился на землю и начал отползать назад, никак не желая выпускать из руки сумку. Противник наступал. Он полез в карман, что-то чиркнуло в одежде. Нож… сейчас его порешат, как собачонку.

Бросив сумку, вор, тяжело дыша и едва не падая, бросился наутёк. Он от страха даже почувствовал, как его капюшон дёрнулся и сполз с головы от касания чьих-то пальцев. Парень удирал так быстро, что перемахнул метровый забор, словно его не было, запетлял между припаркованными машинами, будто всю жизнь занимался только тем, что участвовал в Олимпийских играх.

Мужчина отдышался, проводив взглядом вора. Он поднял сумку, отряхнув её от назойливо прилипшей грязи и пыли, и осмотрелся. Достал из кармана зажигалку и чиркнул ей. Она не работает, но для показательных методов вполне хороша. Многие воры думают, что это нож. Перочинный он всегда носил с собой, но для таких случаев иногда его и вынимать не надо – старая зажигалка работает безотказно, а чирканье имитирует звук выкидного ножа.

Заметив бегущую в панике женщину, он направился навстречу ей, всё ещё пытаясь успокоить бьющееся сердце. Как только он услышал крик несчастной, тут же бросился за беглецом, срезав путь через кусты и территорию новостройки. Успел. Преступник вышел прямо на него, после чего незамедлительно последовал удар по лицу. Но задержать подлеца не получилось – он тут же смылся.

– Моя сумка! – подбежала Тоня к нему.

– Держите, девушка, – улыбнулся простодушно он, протягивая отбитую у негодяя вещь. – Я не открывал, только с земли поднял. Проверьте, всё ли на месте, а то мало ли. Такие на бегу обчищают всё, что попадается под руку, – он с досадой обернулся, окинув взглядом улицу.

– Спасибо! – она взяла сумку и тут же обняла парня. – Спасибо вам! Не думала, что такие ещё остались. Спасибо!

– Да ладно. – Он попытался отстраниться от женщины, чувствуя себя крайне обескураженно. – Каждый сам выбирает, кем быть. А я не могу оставить девушку в беде. Тем более в такой, – оправдался он.

Антонина просмотрела все отделы сумки и облегчённо выдохнула: ничего не пропало. Карты на месте, как и паспорт вместе с остальными документами, а также ключи и прочие мелочи. Смекнув, что нет мобильного, Тоня начала копаться в отделениях сумочки, но потом просто засунула руку в карман пальто и успокоилась окончательно. Улыбнувшись своим мыслям, блондинка кинула гаджет в одно из отделений злосчастной сумки и быстро застегнула замочек.

– Всё цело? – поинтересовался молодой человек.

– Да, вроде ничего не вытащил этот гад, – тихо сказала Тоня. – Спасибо вам большое! Ой, у вас рука разбита, – указала она на покрасневшие от крови костяшки у парня. – У меня где-то были влажные салфетки.

– Не стоит. Не надо. Я тут квартиру сдаю недалеко, там и обработаю. Всё равно пустует пока. Можно сделать из неё полевой госпиталь, – быстро ответил парень.

Тоня замерла. Надо же, какой случай подвернулся в эту минуту. Решив попытать удачу – вдруг не дорого – она поинтересовалась стоимостью и объяснила ситуацию. Парень выслушал её и решил проводить до дома, сразу же по дороге рассказывая про условия. Цена Тоне понравилась, как и описание квартиры.

Новостройка с лифтом и хорошей отделкой, крайне низкая цена за уютную и компактную квартирку с лоджией и мебелью. Внутри было аккуратно и чисто. Никаких цветов и ярких красок, пластиковые окна, минимальное количество предметов интерьера, всё только нужное и важное. Интернет, горячая вода… – всё есть.

Парень, которого звали Федя, так интересно и подробно рассказывал, что у Антонины не возникло никаких сомнений в том, что он действительно хозяин квартиры. Немного поторговавшись, она решила снять жилье на полгода, а потом уже решать, что делать дальше.

Глава 4

Чёрный Вольво замер на стоянке возле новостройки под проливным осенним дождём. Новое, ещё не до конца заселённое здание принимало у себя немногочисленных жильцов, а потому машин на парковке было немного, и Григорий смог свободно припарковаться. Ливень не прекращал осыпать каплями автомобиль, отбивая барабанную дробь.

Антонина тут же выпорхнула из машины, даже не захватив с собой зонт. Ей было неприятно ехать в одной машине с предателем, и она, воспользовавшись удобным случаем, выбралась из стальной ловушки. Непогода нисколько не пугала. Тоня готова была выскочить хоть в ураган, лишь бы быть как можно дальше от Гриши.

Как ей было ненавистно слушать его речи всю дорогу!

Поначалу Тоня отказывалась от любого предложения супруга. Она хотела вызвать такси, чтобы увезти необходимые вещи, однако Григорий молча покидал сумки в свою машину и не собирался отступать. Пришлось согласиться на непродолжительную поездку, во время которой мужчина не прекращал умолять и убеждать.

Но Тоня не собиралась забирать заявление из ЗАГСа. Для неё жизнь кончилась, и возвращаться в пустоту, из которой с трудом выбралась, она не хотела. Не в ее правилах поворачивать назад, поддавшись уговорам ненавистного ей человека. Тоня и в машину бы не села, если бы там не было ей дамской сумки, в которой находились все деньги и документы.

Антонина открыла заднюю дверцу и принялась выволакивать тяжёлую дорожную сумку. Вещей не так много, потому что женщина собрала лишь необходимое. Ни косметики, ни уж тем более украшений и прочих мелочей там не было и в помине. Однако ноша не поддавалась. Либо действительно так тяжела, либо просто в руках не осталось сил.

– Отойди, я сам, – Гриша взял супругу за плечи и аккуратно сдвинул в сторону.

Одарив мужа ненавистным взглядом, она встряхнула плечами, прерывая нежеланное касание. Наблюдала презрением за тем, как Гриша с лёгкостью вытащил дорожную сумку из водонепроницаемой ткани, дамскую сумочку, а из багажника выволок, не заботясь о сохранности, упакованный в плёночный чехол мольберт, палитру и набор кистей с несколькими коробочками масляных красок.

– Спасибо. Дальше я без тебя справлюсь, – процедила сквозь зубы Тоня, потянувшись за дорожной сумкой.

Но мужчина не позволил забрать вещи.

– Номер квартиры, этаж. Я донесу, – настойчиво проговорил он. – Вещи тяжёлые. Ты не сможешь их дотащить даже до подъезда.

– Какая тебе разница? – приняла стойку Антонина, скрестив руки на груди. Дождь беспощадно атаковал, а ветер гнал капли в лицо.

– Ты удивишься, но разница есть, – ответил Гриша. – Пойми, Тоня, – он вздохнул, – я не желаю, чтобы ты бродила по съёмным квартирам в поисках лучшего места для проживания. Мне неприятно знать, что ты будешь далеко, но я понимаю, что тебе требуется время, чтобы прийти в себя и сделать выводы, принять решение. Можем пожить отдельно некоторое время, подумать о….

– Всё кончено, – сухо оповестила Тоня. – Мы разведемся и забудем друг о друге. – она развернулась и направилась к подъезду, засунув руки в карманы промокшего насквозь пальто и сгорбившись от тяжести вновь нахлынувших эмоций.

Главное – не оборачиваться. Но Тоне не удалось сохранить самообладание, и она остановилась и посмотрела на Гришу. Он немного постоял, глядя с неким подобием сожаления, потом повернулся боком, протёр лицо ладонью, остановив её на сжатых губах, и замер на пару секунд, глядя перед собой.

– Что ещё я должен сделать, Тоня, чтобы ты меня простила?! – крикнул он и всплеснул руками.

Тоня не хотела отвечать. Для них двоих нет места в будущем.

Муж взял сумки и быстро направился за женой. Машину он поставил на сигнализацию и быстро сунул в карман ключи с брелоком.

– Да послушай ты меня, наконец! – Гриша быстро догнал Антонину. – Давай начнем всё сначала, Тоня. Давай хотя бы попробуем. Я умоляю тебя, не поступай так! – Он всё же преградил ей дорогу у самой двери. Посмотрел в глаза и не увидел в них ничего, кроме злобы и ненависти, кипящих подобно лаве.

– Если уж решил мне помочь съехать, то будь добр – заткнись, – осадила Тоня. – Я двести раз тебе повторила уже. Повторяю в двести первый – никаких «нас» нет. Есть я и ты, и идём мы уже по разным дорогам. Ты – чешешь к Ольге, а я – подальше от тебя. Если скажешь ещё слово, то сумки я понесу сама, вопреки твоим желаниям. Или попрошу соседей. Решил помочь – помогай, а не разговаривай, – высказалась зло она.

Гриша вошёл следом за Антониной в подъезд. Он больше ничего не говорил. Его злило поведение жены, но вида он старался не показывать. Понимал, что ей тяжело. Представив себя на её месте – если бы он вернулся домой раньше – осознал, что картины, всплывающие перед глазами, слишком мягкие для настоящей реакции. Он бы убил… Не только любовника, который касался его жену, но и саму Тоню утопил бы в ванной. И Гриша опустил голову, стоя уже в лифте. Отрицание сменилось полным пониманием, но надежда на то, что жена его всё же простит, никак не отступала, словно болезнь, которая проникла в кровь и отравляла её.

Врач открыла дверь и выхватила тяжёлую ношу из рук Гриши. Справляясь с болью в руках и напряжением в спине, она затащила всё в коридор, поставив в углу. Развернулась в дверях и собиралась поблагодарить за оказанную помощь. Гриша мгновенно среагировал. Он взял лицо Тони в свои ладони и припал к манящим губам страстным поцелуем. Однако она резко отстранилась, а потом размахнулась и, вложив всю злость в руку, дала хлёсткую пощёчину.

– Ты сдурела? – отшатнулся Гриша, приложив пальцы к щеке.

– Ты спрашивал меня, что тебе нужно сделать, чтобы я тебя простила? – выплюнула она. – Подпиши развод, – рыкнула Тоня и захлопнула дверь перед носом.

Григорий подошёл к дверному полотну. Он прильнул лбом к холодному металлу и закрыл глаза. Коснулся рукой и раздосадовано вздохнул. Ему придётся её отпустить. Как бы ни пытался, не сможет никогда заставить её снова проявить нежность и заботу. В неволе любовь не растет. Никогда не росла.

– Хорошо… я согласен, – прошептал он, сдавшись на волю обстоятельств.

И ушёл.

Нет смысла стоять здесь, ожидая, что злополучная дверь откроется и всё начнётся сначала по взмаху волшебной палочки.

А Тоня сидела в коридоре возле своих вещей и плакала навзрыд. Она запрокинула голову и смотрела в потолок, будто бы видела пепел собственной жизни, который осыпался на голову и накрывал собой всё вокруг. Множество раз она допускала мысль, что можно дать Грише второй шанс. Быть может, он больше не будет изменять, станет хорошим мужем и, возможно, отцом. Но Тоня знала: не сможет забыть прошлое, видя каждый день Гришу, слушая его признания в любви, слова благодарности и комплименты. Она не сможет до конца простить его. Никогда.

Всё было кончено.

Всё предстояло начинать с начала.

Глава 5

Непогода в городе бушевала недолго. Как бы она ни злилась, но всё же уступила место ярким краскам и теплу бабьего лета. Спальный район утопал в рыжих лучах и причудливых красках матушки Осени. Она небрежными мазками разрисовывала деревья, кусты, траву, разносила аромат свежей листвы по воздуху.

Антонина потянулась в кровати и накинула край одеяла на лицо. Солнечные лучи проникали в широкое окно и рьяно будили ярким светом. Задремать не получится. Несмотря на то, что сегодня выходной и можно поваляться в постели подольше, она решила подняться.

Сначала откинула в сторону одеяло, под которым стало не хватать воздуха. Потом села и протёрла шею ладонью, несколько раз сжав ноющие мышцы. Поправив лямку хлопкового топика, поднялась на ноги и снова потянулась.

Нащупав стопами тапки под высокой кроватью с резным подголовником, Антонина быстро надела их и сонно поплелась в ванную. Умылась, приняла контрастный душ, смыв с себя остатки дрёмы, и замотала волосы полотенцем. Переоделась в домашний махровый халат нежного голубого цвета и принялась заправлять постель. Тщательно взбила подушки, перестелила простынь, заправила одеяло и разгладила, убедившись, что нет ненавистных ей складок. Так Тоня делала по привычке. Всегда отличалась постоянством в действиях. Каждое утро – замкнутый круг, по которому она ходит изо дня в день, забывая к вечеру саму себя и отправляясь спать, полная усталости.

Но сегодня она решила сделать всё иначе.

К чёрту прежний ритм, пошло оно всё в баню и гори там синим пламенем, а может быть, даже зеленым. Да каким угодно, главное, чтобы остался пепел, который нужно только сдуть! Антонина оделась, вместо кофе выпила молока с парой голландских вафель и с планшета зашла в социальную сеть.

Заглянула одним кликом по ссылке на сайт кинотеатра и решила с утра посетить его. Посмотрела на часы и разочаровалась: он открывается в девять. А ещё только половина восьмого. Но отступать Тоня не собиралась. Она всё равно решила для начала выбраться из четырёх стен и прогуляться по свежему воздуху, осмотреть окрестности.

И вообще… почему бы не начать бегать по утрам? «А неплохая идея», – хитро сощурившись, подумала она. Раньше Тоня была спортивной девушкой, до встречи с Гришей, хоть и курила. А потом всё превратилось в рутину – каждодневную и неизбежную.

Нет, Тоня любила свою работу, сознательно поступала в университет и нисколько не разочаровалась в интернатуре и последующей работе. Однако последние два года новый заведующий отделением стал действовать на нервы хуже, чем сварливая бабка с комплексом советской брюзги. Такие вечно чем-то недовольны и портят настроение лишь своим присутствием, даже если просто прошли мимо, не говоря уже о беседах, наставлениях и приказаниях.

Выбравшись из дома, Антонина отправилась по магазинам. Прошло две недели с тех пор, как она последний раз видела Гришу. Он не выходил у неё из головы, просто не было возможности о нём не вспоминать. Каждый раз, прокручивая какой-то момент в разуме, Тоня понимала, что мыслями возвращается к образу мужа. Это ей жутко не нравилось, однако она терпела из последних сил, чтобы снова не впасть в депрессию. Только выбралась из гнетущего состояния, не хотелось бы попасть туда снова.

Ольга часто доводила бывшую подругу. Она не могла не вставить словечко или едко пошутить, лишь бы как-то задеть Тоню за живое. Теперь Антонина видела настоящую Олю, ту, которая скрывалась за личиной добра и света – злую лицемерную рыжую сволочь. Она показала себя настоящую, словно не было тех лет дружбы и общения, тех моментов радости и взаимопонимания. Осталась лишь желчь.

Раньше они были очень дружны. Оля помогала Тоне справляться с проблемами, связанными с отсутствием детей. Супруги никак не могли сделать семью полной. И Ольга утешала, постоянно поддерживала подругу во всех начинаниях, а Антонина отвечала взаимностью. Оля была лучшей подругой, человеком, которому можно доверить самые важные тайны и даже доверить жизнь.

Но её не стало. Её место тем злополучным вечером заняла ядовитая змея, которая отравила своим ядом душу и травит до сих пор. Она отняла всё: надежду, стремление, желания, радость… лишила мужа.

«Почему я снова думаю о нём?» – раздражённо подумала Антонина.

Она добралась на метро и проехала пару станций. Вышла из душного перехода, заполненного лживыми бродягами и нищими музыкантами, цыганками и прочими отверженными, которые не видели другого заработка, кроме этого. Ложь всюду. И она казалась Тоне невыносимой. После случившегося три недели назад она видела на лицах всех людей ложь, словно эта навязчивая идея засела занозой в голове и застелила мутной плёнкой взгляд.

Серая масса людей проходила мимо, и Тоне казалось, что она тонула в этом потоке. Ещё немного, и она упадёт, а люди будут просто ходить по ней, не замечая, что у них под ногами.

Протиснувшись через огромную толпу, в которой было нечем дышать, Антонина впорхнула в здание торгового центра подобно испуганной птице, которая едва не угодила в силки. Отдышавшись, прошла через весь холл к стеклянному лифту и доехала до четвёртого этажа. Настроение и желание побегать улетучились, Тоне в один момент перестало всё нравиться. Она ходила по отделам, переодевалась в примерочных. Но так ничего и не купила.

Но как только добралась до отдела, в котором продавались краски и кисти, то замерла и даже слабо улыбнулась. Она поняла, что ей сейчас нужно.

Купив для разнообразия гуашь и темперные краски, новую палитру и ещё несколько кистей, Антонина улыбнулась шире. Она испытала некое облегчение, увидев столько ярких красок и такое разнообразие цветов.

Вернувшись домой, Тоня сняла верхнюю одежду и обувь и бросилась на лоджию, по дороге разбирая сумку с покупками. Она завязала фартук, заплела волосы в тугой колосок, завернув его в улитку на затылке, распаковала краски, оторвала неуклюже разрисованный лист и начала рисовать на чистом.

Нанесла густые краски на новую палитру, ощутила их текстуру пальцами, чтобы привыкнуть к новой консистенции, так как работала раньше масляными. Понюхала, чтобы свыкнуться с запахом, смешала, глядя на соединение цветов. Тоня нанесла неровные мазки, снова поэкспериментировала со смешиванием. Кисть в руке дрожала, словно стремилась вырваться из пальцев и удрать.

Антонина никак не могла сосредоточиться и сделать то, что задумала. Фартук и руки были все в точках, брызгах, разводах, но в голову приходила только какая-то чушь. Картины не получалось. Тоня отложила палитру и кисть и отправилась мыть руки. Потом, не снимая фартук, сварила себе кофе без сахара, посидела за столом с задумчивым видом, смотря на то, как пар поднимается из чашки с крепким напитком. В мыслях – каша. Столько всего случилось за это время, что просто не получится вот так, по щелчку прийти в себя.

Тоня не сделала ни единого глотка. Просто наблюдала, как остывает кофе в чашке, струящийся парок становится всё призрачнее, а бежевая пенка медленно уменьшается. Она представила, как её жизнь так же медленно уменьшается и становится призрачной… словно водопад, который при ссыхании реки становится всё меньше и постепенно пропадает.

Поймав идею за хвост, Тоня бросилась на лоджию, стремясь выплеснуть эмоции. Она взяла палитру, краски и начала рисовать… пальцами. Один мазок, другой, третий. Рука скользила по плотному холсту, выливая чувства потоком. Словно в магическом трансе, Тоня рисовала, нанося мазки́ и смешивая цвета. Она находилась целиком в своих мыслях, по её щекам текли слёзы, потому что она вспоминала свою жизнь и рисовала, рисовала, рисовала… Тоня хотела стереть пальцы в кровь, руки стесать до самых локтей, хотела вся вылиться серой массой на этот холст и остаться там, чтобы её впоследствии сожгли или выкинули.

В груди разлилась боль, растекаясь по венам. Ядовитый состав двигался от сердца по рукам, которые работали на холсте, переливая всю гамму чувств на него.

Становилось легче.

Постепенно скорость рисования стала меньше, а движения – более плавными. Взгляд словно прояснился, и вскоре Антонина села на пол, положив палитру рядом с собой. Она вытерла слёзы с лица, оставив на коже разноцветны разводы, и посмотрела на рисунок.

Вся боль, весь негатив был там, на бумаге.

Внутри не осталось ничего.

Глава 6

Будильник разносил неприятную мелодию по комнате, спеша заставить хозяйку мобильного телефона проснуться. Любимая песня, звучащая ранним утром, теперь стала походить на военный горн, который орал, неприятно действуя на слух. Если насильное пробуждение случается в выходной – можно считать, что план на весь день будет содержать лишь один пункт – кого-нибудь убить. Или попытаться.

Тоня пожалела, что не отключила будильник. Однако минутка самобичевания закончилась, когда она воспроизвела в памяти все моменты суточного дежурства в больнице. Изматывающие экстренные ситуации, недовольные пациенты, которым не лежалось в палатах, неусидчивые подростки, пострадавшие при авариях – много всего случилось за ночь, ещё больше произошло ближе к утру.

Но главной проблемой для Антонины являлся заведующий отделением Андрей Васильевич Скрябнин. Все скандалы начинались и заканчивались на нём. С тех пор, как заслуженную пенсию ушел Роговский, Скрябнин – склочная и невоспитанная скотина, не иначе – всё время прибегал в самый неподходящий момент. Они никого не слушал, работал по-своему, жёстко. Ему не было дела до того, что слаженный и привыкший к одному ритму коллектив не обрадуется даже малому вмешательству в свою работу. Он непосредственный начальник, однако капля здравого смысла должна же присутствовать. Но надежды все напрасны. Благоразумие не предупреждало о своём появлении.

Когда на каталке ввезли в приёмное совсем ещё девчушку, плачущую от боли, следом забежал запыхавшийся смуглый мужчина в куртке на голое тело и затертых спортивных штанах. Он сбивчиво говорил на русском языке. Всё, что Тоня и санитары смогли выяснить у него – семья приехала недавно в страну и еще не получила документы. Дочь его молодой жены осталась в другой стране, а сам мужчина работал в несколько смен на стройке, чтобы как-то выжить на новом месте и попытаться обосноваться здесь.

Тоня осмотрела девушку и поставила первичный диагноз: пиелонефрит. Оставалось лишь взять все анализы и назначить лечение.

Как обычно бывало в таких случаях, в приёмную прискакал Скрябнин. Он до дрожи напугал даже санитаров, а смуглая девушка вжалась в кушетку и лишь сильнее заплакала.

– Нет полиса ОМС, нет вообще ничего. Как вы привезли это в мою больницу? – распалялся заведующий отделением, тряся бланком приёма перед лицами гневно настроенных санитаров.

Им и без того проблем хватает, а тут ещё заведующий кричит во всё горло. Он вёл себя так, словно ему нечем было заняться этой ночью, кроме как выводить из себя уставших врачей.

– С каких пор это ваша больница? – огрызнулась Тоня, зло посмотрев на завотделением. – Знаете, мне надоело! Если вам что-то не нравится, вы можете тащить свою задницу к Жабину. Он вам объяснит, чья эта больница и куда вы можете идти! Карту мы вам всем отделением нарисуем!

– Как ты смеешь?! – рыкнул он. – Здесь иностранцев не будет, я всё сказал, – он выставил указательный палец в предупреждающем жесте. – Если им так плохо, пусть валят туда, откуда припёрлись! Не хватало ещё гастарбайтеров лечить!

– Вы здесь не очень давно, видимо, до сих пор не знаете о правилах больницы, – врач оторвалась в очередной раз от работы, чтобы объяснить ситуацию мужчине. – Я медик, в отличие от вас, Андрей Васильевич. Вы пришли не в ту больницу и не на ту должность, чтобы указывать людям, как и кого лечить. Эдуард Силенович был великим человеком и великим врачом, а вы всего лишь жалкий расист и нигилист до мозга костей, занимающий не по праву его место.

Завотделением открыл рот, чтобы высказаться, но Тоня не позволила ему сказать ни единого слова. Днём её выбесила Ольга, а сейчас вывел из себя тиран, считающий себя богом медицины.

– Если девушка из-за отказа врачей погибнет от осложнений, – продолжила Тоня, – вы первый отправитесь зарабатывать остеохондроз на железные нары. Я спасаю вашу тощую задницу, а заодно и эту бедняжку. Мне, в отличие от вашего циничного нижайшества, всё равно, какой у неё цвет кожи и национальность. Она человек – для меня этого достаточно.

Такой, как Скрябнин, не допустит подобного обращения к себе. Он пройдёт огонь, воду и больничные подвалы, лишь бы восстановить свою гнилую репутацию и поставить обидчиков на место.

Но Тоне всё равно. Собственное наказание и возможное увольнение сейчас не сильно волновали её. Молодая черноволосая пациентка, плачущая от боли и зовущая на двух языках своего мужа, должна получить помощь.

– Молитесь, чтобы эта ночь не стала последней для вас на этой работе, – пригрозил Скрябин и, швырнув помятый бланк в ноги больной, развернулся и ушёл.

Тоня изрядно вымоталась за эту ночь. Она пришла домой в третьем часу утра, скинула с себя тяжёлую куртку, неуклюже разулась, стараясь не закрыть глаза и не упасть на пол, уснув в падении. Прошла в спальню, разделась и, даже не сходив в душ, просто рухнула оловянным солдатиком поперёк постели.

Наполовину придя в себя, Тоня пожелала будильнику утопиться. Потом взяла со стола гаджет и сдвинула значок, отключая горластого нарушителя спокойствия. Она перевернулась на спину, вздохнула и попыталась уснуть. Но все остатки дрёмы уже разогнал зловещий телефонный горн. Не получилось погрузиться даже на секунду в приятное состояние утреннего сна.

– Надо подниматься, – зевнув, произнесла Тоня. Она села, потянулась и спустила ноги на пол.

Привычно заправив постель и разгладив все складочки и бугорки, она отправилась в ванную, а потом на кухню. Позавтракала, помыла посуду и принялась за уборку.

Тоня вычистила квартиру до блеска, особенно кропотливо она трудилась на лоджии, собирая кипу ненужных ей депрессивных рисунков в мусорный пакет. Сегодня пришло время избавиться от ненавистных картин, содержащих в себе всю боль, которая выплёскивалась в красных, коричневых и серых цветах на бумагу. Пора жить дальше и не зацикливаться на прошлом.