Деревенский Зорро

Кузнецов и Ерохин на эту тему говорили очень неохотно. Да, ночью их кто-то поднял и сообщил о грабеже… Видели они и мужика в маске, но поговорить с ним не успели. Когда прибежали к зданию администрации, тот уже скрылся.

Витька, прибежавший из группы задержания первым (быстро бегает пострел), вступил с грабителями в схватку, и ему здорово досталось. У него зафиксировали сильный ушиб, и он целую неделю не ходил в школу. А когда появился в классе, его встретили как героя. Ребята и девчонки окружили потерпевшего толпой, и он охотно рассказал, как вместе с отцом и дядей Колей побежал задерживать грабителей, всех обогнал и первым прибежал на место… За что и пострадал.

Вместе со всеми героя слушал и Димка. Глядя на пожинающего плоды славы приятеля, он не удержался и задал ему ехидненький вопросик:

– Вить! А может, не надо было так сильно торопиться? Тогда всё обошлось бы без синяков… И уроки бы не пропустил…

Витька не успел ничего ответить. Одноклассники набросились на Димку, как рыбы пираньи на свою жертву. Венцом их гневной отповеди был вопрос, заданный в лоб:

– Ехидничать все могут! А ты почему не побежал задерживать грабителей вместе с отцом?

Димка таким отпором был ошеломлён. Он виновато улыбнулся и скромно сообщил:

– Да я в это время спал… У меня очень крепкий сон. Но, если бы меня разбудили…, я побежал бы вместе со всеми.

Лучший острослов одиннадцатых классов Митька Оглоблин тут же окончательно его пригвоздил:

– Ой, держите меня, щас упаду! Его не разбудили!.. Да ты у нас не только "Поэт", а ещё и "Спящая красавица"!..

Одноклассники дружно засмеялись. Пуще всех хохотал лучший друг Витька. И только Маринка Серова, слышавшая этот разговор, изменилась в лице. После размолвки она не разговаривала с Димкой. Но ей было очень неприятно слушать, как товарищи откровенно насмехаются над Димкиной слабостью.

После той бурной ночи произошёл ещё один эпизод, повлиявший на ход дальнейших событий. Пока ждали прибытия из района следователей, Кошелев с Парновым производили предварительный опрос задержанных правонарушителей.

Когда допрашивали Игоря Бабурина, в комнату вошёл глава администрации. Он кивнул Кошелеву:

– Сергей! Иди в мой кабинет. С тобой по телефону хочет лично поговорить начальник ОВД!

Кошелев вышел. Кузнецов кинул взгляд на Бабурина и сказал Парнову:

– Хватит с ним мучиться. Следователи вот-вот подъедут. Вы лучше подготовьте все материалы по предыдущим преступлениям. Это тоже их работа…

Бабурин, пристёгнутый за левую руку наручниками к батарее, вдруг вскочил, свободной рукой схватил стул и с криком: "Ненави-и-ижу!!!" – кинул его в Кузнецова. Николай Фёдорович увернулся, и стул пролетел мимо, слегка задев его по плечу.

Опешивший от такой наглости, Парнов пришёл в себя и сильным ударом в лицо усмирил Бабурина. К следам от побоев, полученных грабителем во время задержания, добавился синяк под глазом.

На этот раз следователи работали в селе целых два дня. Люди, обрадованные тем, что шайку поймали с поличным, начали кое-что припоминать. И хотя задержанные в совершении предыдущих преступлений не признавались, в деле появилось много дополнительных улик и фактов. Стало понятно, уйти от ответственности лиходеям не удастся. Но Краснов снова остался в стороне. Ни один из задержанных на допросах об "отце и вдохновителе" не обмолвился ни словом. Он остался без "подчинённых", однако сдаваться не думал и затеял новую интригу.

Николай Фёдорович обратил внимание на тот факт, что следователь прокуратуры меньше уделяет внимания раскрытию ограблений и налётов, чем вопросу избиения Бабурина во время задержания. У Бабурина были официально зафиксированы все синяки, шишки и ссадины. Следователь очень дотошно допытывал всех о том, как происходило задержание, а особенно подробно про случай, когда Бабурин бросил стул в главу администрации.

Кузнецов рассказал следователю всё. Парнов тоже ничего не утаил и признал, что проявил несдержанность. Чтобы усмирить разбушевавшегося правонарушителя, ударил того по лицу. Всё это было внесено в протокол допроса.

Следователь досконально допросил Кошелева и двух его добровольных помощников. Из протоколов было видно: парни грубо нарушили закон. Оказывается, они не имели права наносить удары убегавшему и отчаянно сопротивлявшемуся грабителю. Не помогло и то, что у одного из них был синяк, который он заработал от Бабурина. Сам правонарушитель сопротивление отрицал. И на всех допросах повторял, он никого не тронул пальцем, а всего лишь пытался убежать.

Вместе со следователем активно "трудился" и адвокат Бабурина, нанятый Красновым. К моменту окончания расследования, папка с материалами о превышении полномочий при задержании и допросе правонарушителей оказалась толще, чем с материалами об лихих "подвигах" грабителей.

Следователи уехали в район, и в селе на неделю утихли все страсти. Это было похоже на затишье перед бурей. Оно было нарушено, когда Николая Фёдоровича вызвал на "ковёр" глава администрации района.

Перед самым отъездом к Кузнецову подошёл Кошелев для личного разговора. Он и сообщил неприятную новость.

– Николай Фёдорович, говорят, Вас вызывает Голованов? Не знаю, что они там задумали, но Бабурин написал заявление… Якобы Вы избили его во время допроса.

– Да что ты говоришь!.. Это точно?!

– Точно! На Вас завели дело. Видимо, за этим и вызывают.

Кузнецов этим сообщением был ошеломлён:

– Но это же какой-то бред!.. Как они смогут это доказать?

– Парнов проболтался… Его вызывал прокурор и заставил изменить показания.

– Чем это он его "переубедил"?

– Предложил выбирать. Либо уголовное дело заводится на Вас, либо на него. Раз он признал, что ударил Бабурина. Больше я ничего не знаю. Просто должен был предупредить. Вам будет легче защищаться.

– Спасибо, Сергей! Я, честно говоря, что-то подобное от них ожидал… Что ж, будем воевать!

Он пожал Кошелеву руку и пошёл к машине. Пока ехал, ещё раз в деталях вспомнил и проанализировал события тех дней, и продумал примерные ответы на обвинение.

Однако в действительности все оказалось хуже, чем он предполагал. У Голованова сидел прокурор. Разговор был расписан, как по нотам.

Начал его предельно вежливым тоном глава района:

– Николай Фёдорович, мы вас вызвали, чтобы обсудить очень неприятное дело. В ходе следствия по делу задержанных в селе правонарушителей на вас поступила жалоба… Точнее, заявление гражданина Бабурина. Суть жалобы в том, что вы во время допроса избили его… Что можете нам по этому факту доложить?

Кузнецов, подготовившийся к беседе, ответил тоже очень вежливо:

– Вы, Сергей Павлович, конечно, понимаете, что я лично не трогал Бабурина и пальцем, хотя он в меня и запустил стулом. Это всего лишь провокация. Поэтому, чтобы что-то ответить конкретно, я должен знать, что он там про меня нафантазировал… А так же посмотреть показания милиционера Парнова, который действительно его ударил, защищая меня.

– Видите ли, гражданин Кузнецов, – вмешался в разговор прокурор, – заявление поступило не на милиционера, а на вас… Вы – человек, облечённый властью. И то, что можно простить несознательному менту, нельзя спустить руководителю… Мы должны всё тщательно расследовать. По этому факту возбуждено уголовное дело, и показания свидетеля расходятся с тем, что вы нам сейчас сказали. Вот, пожалуйста, ознакомьтесь.

Николай Фёдорович усмехнулся и, забирая документы, ковырнул прокурора:

– Ну, уж если прокурор района называет милиционеров "несознательными ментами", то с такой милицией мы далеко пойдём…

Кавказец гневно сверкнул глазами:

– Я бы, гражданин Кузнецов, на Вашем месте отложил шутки до лучших времён!

– Извините, если обидел! Такой мы народ, русские, шутим даже на краю могилы… А если серьёзно, то прокурор – это тоже человек облечённый властью, и изъясняться на жаргоне преступников ему не пристало!

Блюститель закона вспыхнул от негодования, но не нашёлся, что возразить. Его ответ напоминал оправдание:

– Это не жаргон!.. Сейчас все так говорят! Даже на телевидении…

– О-о-о! Эти отрабатывают свой хлеб! Задача у них такая, принижать всё русское… Включая и язык. А Вы всё-таки – прокурор в русском районе, в глубинке, а здесь большинство говорит на нормальном русском языке…

Неизвестно, чем бы закончилась эта перепалка, не вмешайся Голованов:

– Николай Фёдорович! Дело действительно приняло серьёзный оборот. Не нужно становиться в позу. Ознакомьтесь с материалами, и давайте вместе подумаем, что можно сделать.

Кузнецов принялся читать заявление Бабурина. Одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться: тот писал под диктовку. Документ был написан юридическим языком, без единой грамматической ошибки, чего никак нельзя было ожидать от человека, запас слов у которого меньше, чем у Эллочки Людоедки. Суть заявления сводилась к следующему.

Во время допроса, который проводил милиционер Парнов, в комнату вошёл глава администрации Кузнецов и, превышая свои служебные полномочия, начал задавать Бабурину вопросы о каких-то преступлениях, которые тот не совершал. Бабурин на вопросы ответил отрицательно. Кузнецов приказал милиционеру Парнову достать из сейфа документы. Когда Парнов отвернулся, глава администрации начал задержанного бить, добиваясь таким способом от него признания. Бабурин не выдержал, схватил стул и попытался защититься. В этот момент Парнов повернулся к ним лицом. Кузнецов сразу перестал Бабурина избивать и вышел из комнаты. Далее следовало "признание". Бабурин признает себя виновным в попытке ограбления администрации, но других преступлений он не совершал и просит оградить его от противозаконных действий со стороны гражданина Кузнецова, нанёсшего ему телесные повреждения.

Переписанные показания Парнова не противоречили этому заявлению. Из них следовало, что глава администрации действительно заходил в комнату с целью лично допросить гражданина Бабурина. В момент, когда Парнов отвернулся, чтобы забрать из сейфа документы, за его спиной произошла потасовка. Грохот от падения стула заставил его обернуться. Избивал ли глава администрации задержанного, Парнов не видел, но после стычки у того образовался синяк. Этот факт даёт возможность предположить, что Кузнецов действительно занимался рукоприкладством.

Николай Фёдорович закончил чтение и обратился к прокурору:

– Я понимаю, Сергей Павлович не специалист. Ему трудно квалифицировать всё это… Но Вы-то с вашим юридическим образованием должны понимать… Ни один нормальный суд не станет рассматривать эту галиматью! Этот бред сивой кобылы! Тем более есть признание ребят, которые задерживали Бабурина. Он оказывал сопротивление, и они были вынуждены применить силу.

Прокурор ехидненько улыбнулся:

– Вы сильно отстали от жизни. Нормальный суд сейчас большая редкость. А у нас заявление лично на вас, и мы обязаны на него отреагировать. Хотя можно и не доводить дело до суда. Если вы признаете, что превысили полномочия, и добровольно уйдёте с должности главы администрации.

– Николай Фёдорович, а прокурор предлагает верное решение, – заговорил Голованов. – Зачем доводить всё до скандала? Вы просто уйдёте с должности… Я вижу, как вам, военному пенсионеру, тяжело. Для вас это совершенно незнакомая работа. Мы найдём вам работёнку попроще. Будете получать хорошие деньги, и трепать с населением нервы не придётся.

– Нет, Сергей Павлович! Уйти, как Вы предлагаете, это значит предать односельчан, которые голосовали за меня. А я никогда никого не предавал. Попробую доказать, что дело это сфабриковано. А Вам, господин прокурор, я обязательно задам на суде пару вопросов не по теме. Например, откуда в район прибывает самопальная водка? И почему прокуратура не принимает мер, когда людей травят спиртосодержащими жидкостями?

Чтобы сдержать ярость, "блюститель закона" стиснул зубы и отвернулся. Голованов нахмурился. От его показной вежливости не осталось и следа. Он заговорил резким начальственным тоном:

– Хватит болтать, Кузнецов! Не понимаете, что перед законом все равны? Никакие прошлые заслуги не помогут вам уйти от ответственности… Вы свободны!

И дело начало раскручиваться. Толчок дала заказная статья в районной газете. Её написала теперь уже не заместитель, а главный редактор Холмогорова.

В статье "с большим сожалением" констатировалось, что наши "самые демократичные" в мире выборы не гарантируют от ошибок. Не всегда избранниками народа становятся порядочные люди. Одна из таких ошибок произошла в селе Большая Гора, где на пост главы администрации был избран офицер запаса, который пытается управлять селом "с помощью методов казарменной дедовщины".

Далее в деталях и подробностях, которых не было даже в сфабрикованном деле, расписывалось, как во время допроса, который глава администрации "не имел права проводить", Кузнецов избил подозреваемого в краже гражданина Бабурина, пытаясь "методами тридцать седьмого года" заставить того признать себя виновным в совершении преступлений, "которых тот не совершал". В конце статьи ставился вопрос: имеет ли моральное и юридическое право находиться на столь ответственной должности человек, который сразу после выборов "так нагло превышает свои полномочия" и "пытается руководить с помощью мордобоя"?

Статья вызвала огромный резонанс. Село раскололось на два лагеря. Большинство поддерживало Кузнецова и было возмущено этой провокацией. Однако нашлись и такие, что поверили этой статье и "агитаторам" Краснова.

В ответ на заказную статью работники ООО "Рассвет", учителя школы, работники сельпо, дорожного участка, и других организаций провели собрания в защиту главы администрации. Служащие администрации совместно с директором школы Серовым, главным агрономом ООО "Рассвет" Щербаковым написали в газету опровержение. В письме прямо указывалось, что вся эта возня затеяна предпринимателем Красновым с целью: взять реванш за проигрыш на выборах. Что вина Кузнецова не доказана и на суде вряд ли её удастся доказать, потому как факт "избиения" выдуман главарём преступной группы Бабуриным. Затрагивались в статье и действия самой шайки. Эти, как их назвал главный редактор, "правонарушители", терроризировали село на протяжении месяца. Есть много свидетелей и доказательств, подтверждающих их преступления. Но следователи прокуратуры "не хотят" работать с населением по данному делу. Они заняты тем, что фабрикуют обвинение против главы Большегоринской администрации.

Письмо подписали сотни человек. Под давлением общественности главный редактор была вынуждена опубликовать его. Однако спустя некоторое время в газете было напечатано другое письмо, написанное "истинными большегоринцами".

В этом "письме" от имени "настоящих жителей села Большая Гора" утверждалось, что глава администрации "силой административного ресурса" (?) заставил людей выступить в свою защиту. Письмо в редакцию газеты он написал сам. Жители же села "подписывали чистые листы", а текст письма "в глаза не видели".

На самом деле большегоринцы возмущены избиением гражданина Бабурина. Глава администрации в селе "человек чужой". Он не местный. Не знает специфики деревни и пытается "армейские порядки ввести в гражданскую жизнь". Даже "пробует подменять карательные органы". Далее опять вывод и заключительный вопрос.

Мы, жители села, против преступников, но для того, чтобы с ними бороться, есть милиция, прокуратура и суд. И если глава администрации такой хороший, как написано в "коллективном" письме, то почему им заинтересовалась прокуратура и предъявила обвинение в превышении должностных полномочий с применением насилия?

Подписаться под этим "письмом" "истинные большегоринцы" не захотели. Сноска редактора гласила: "Подписи в редакции имеются".

Повторный пасквиль до глубины души возмутил всех честных людей. В кабинете у главы администрации стихийно собрались руководители, поддержавшие его. Спорили, что можно противопоставить этой заказной статье от имени якобы настоящих жителей села. Особенно кипятился агроном Щербаков:

– Я предлагаю написать опровержение и в нем перечислить фамилии всех, кто входит в красновскую "инициативную группу"! Пусть им перед людьми станет стыдно!..

Кузнецов с ним не согласился:

– Семён Игнатьевич! Повторного нашего письма никто публиковать не станет. А если и опубликуют, то в ответ напишут десяток опровержений…, и всё равно повернут всё по-своему.

– Да что же это у нас за свобода слова такая? – возмутился Щербаков. – Журналистам можно врать, переворачивать всё с ног на голову, а честный человек не может даже слово написать в свою защиту!

– Такая "свобода слова", Семён Игнатьевич, не только у нас, – вступил в разговор директор школы Серов. – Она в любом капиталистическом государстве. По этому поводу хорошо сказал Николай Островский: " Буржуазный журналист знает правду, но молчит о ней. У него нет выбора. Или лги и получай за это деньги… Или пошёл вон…". Так что на прессу рассчитывать нечего. Нужно готовиться к суду. Выбрать общественных защитников и хорошенько их подготовить!..

На том и порешили. В качестве общественных защитников выбрали Щербакова и Ерохина. Они тут же взялись за дело. Собрали постановления общих собраний и письма трудовых коллективов в поддержку главы администрации. Подготовили общественную характеристику. Совместно с Кошелевым и двумя добровольцами, задерживавшими Бабурина, написали заявление в суд. В нем изложили, как Бабурин при задержании отчаянно сопротивлялся и наносил милиционеру и его помощникам удары. В ответ на это они тоже были вынуждены применить силу. В результате чего у задержанного и появились ушибы и синяки. Написали и то, как следователь прокуратуры оказывал на них давление, чтобы они изменили свои показания и направили их против главы администрации.

Одним словом общественные защитники готовились основательно. Но Николай Фёдорович не обольщался. Он понимал: главная тяжесть в деле защиты ляжет на него самого. Предстоит противоборство не только с обвинением, выдвинутым прокуратурой, но и с "инициативной группой", развернувшей работу среди населения.

Противники были известны. Краснова поддерживали работники Дома культуры, некоторые учителя, врачи, конторские служащие, ну, и местные предприниматели всех мастей. Одним словом, люди из числа сельской интеллигенции.

Николай Фёдорович много размышлял над тем, почему русская интеллигенция в глубинке так легко поддаётся любому влиянию и с большим рвением бросается в борьбу за идеи, которые ей чужды.

Простой вопрос – поддержка нынешней власти. Можно понять, почему её так рьяно поддерживает столичная элита. Благодаря этой власти она получила возможность превращать свой талант и способности в деньги. Но почему интеллигенция на периферии, которую власть держит на голодном пайке, так за неё цепляется?

Кузнецов полагал: всё дело в доверчивости русского человека и его политической безграмотности. Последствия от политической безграмотности гораздо страшнее, чем от безграмотности общей.

Обработка с помощью средств массовой информации существует в любом государстве. Была она и при Советской власти. Но тогда пропаганда была более примитивной, рассчитанной на уровень простого рабочего и колхозника. И люди, получившие высшее или специальное образование, без особого труда определяли, где истина, а где идеологическая догма.

После переворота и реставрации в стране капитализма идеологическая обработка стала более изощрённой, поменяла полярность и направленность. Новая власть практически не уделяет внимания "воспитанию люмпенов", понимая неэффективность этой работы. Те либо во всем разуверились, либо вообще перестали читать и смотреть телевизор. Главный объект современной пропаганды – полуобразованная интеллигенция. Полуобразованная потому, что она получила специальные знания по профессии, имеет определённую общую грамотность и эрудицию, но в большинстве своём абсолютно безграмотна в плане политическом. Поэтому у неё достаточно знаний, чтобы уловить идею, с помощью которой её зомбируют, но недостаточно, чтобы осмыслить эту идею, оценить её и противостоять ей, если она вредна.

На это и расчёт. В принципе, современный механизм идеологической обработки не так уж и сложен. По-настоящему грамотный человек разберётся в нём легко. Простой пример. Чтобы показать, что советское прошлое – это плохо, а настоящее – это хорошо, из истории страны берётся общеизвестный факт. В него вплетается "ранее скрываемая" деталь. (Капля дёгтя). Ухо полуобразованного интеллигента пропускает всю ранее известную ему информацию и чутко улавливает "ранее скрываемую" деталь. И всё… Вывод интеллигент делает сам. Не было никакой бочки мёда, а был сплошной дёготь… И только теперь пришло время собирать мёд… Уверенный, что сам додумался до такой истины, полуобразованный интеллигент бросается в бой, чтобы отстаивать и защищать эту "истину".

И только политически образованные люди без труда определят: это очередная уловка всё с той же вечной целью – удержать завоёванную власть. Поэтому именно против политически грамотных людей при любом повороте истории направлена стрела репрессий.

Другая причина "воинственности" нашего интеллигента – ревность и зависть к человеку, который сумел подняться (с помощью таланта, например) выше своих усреднённых сограждан.

Те, кто приписывает эти качества только "русскому характеру", в принципе не правы. Ревность и зависть к ближнему есть у любого народа. Но проявляются они по-разному.

К примеру, у евреев зависть подавляется рационализмом: "А вдруг он вылезет "в люди"? Может быть, тогда вытащит и меня? Ну, а там посмотрим, кто кого!.."

У немцев верх берёт дисциплина: "Если он поднялся надо мной, значит, я обязан ему беспрекословно подчиняться. А если Фортуна повернётся ко мне, тогда отыграюсь…"

Англичанин будет демонстрировать показное безразличие. Он не покажет виду, что завидует, но начнёт строить за спиной тайные козни и интриги.

У русских людей верх берут эмоции. У нашего народа очень обострённое чувство равенства и социальной справедливости. Русский человек не станет эти эмоции скрывать и не боится их проявлять, если только чувствует хоть какую-то поддержку сограждан.

Русские от души чествуют героя из другой среды. Но против человека из "своей деревни", который ещё вчера был "таким, как все", а сегодня вдруг возвысился, ополчаются всем миром. И будут вести с ним "борьбу", пока не поставят "выскочку" на место.

Если же, несмотря ни на что, "выскочка" оказался человеком сильным, выстоял и сумел удержаться, ревность и зависть меняются на заискивание и раболепство, или даже на уважение и любовь.

Эти особенности, а не какой-то меркантильный интерес заставили часть сельских интеллигентов объединиться против нового главы администрации. Слепая вера в "своих" людей и неспособность оценить ситуацию и понять, что деятельность красновых и головановых принесёт вред не только им самим, но и их детям и внукам. Ну, и, конечно же, ревность и зависть к человеку, который неизвестно почему (есть в селе более достойные люди), должен управлять ими.

Поэтому стоило только кому-то крикнуть: "Ату его!", как свора бросилась рвать "иногородца", не задумываясь, прав он или нет. Именно эти люди будут склонять общественное мнение против него, используя все честные и бесчестные способы и методы. И делать это они будут от всей души. Изменить это мнение в свою пользу возможно только в одном случае. Если проявишь волю и выстоишь.

Много сказано и говорится в настоящее время о судах и судьях. Суды бывают всякие: справедливые и несправедливые, формальные и неформальные, общественные и личные, праведные и неправедные, высшие и низшие, главные и верховные, фиктивные и легальные, международные и национальные… Есть даже Самосуд и Суд Линча… Но нельзя дать определение и характеристику суду российскому… Он непредсказуем!

Прокурор района отреагировал на угрозу Кузнецова. Кавказец "ушёл в кусты", и в качестве обвинителя на суде выступал его заместитель. Нет смысла ещё раз повторять подробности этого фиктивного дела. Нужно только отметить, что доводы прокуратуры были малоубедительны. Ещё хуже вёл защиту штатный адвокат Кузнецова. Его действия можно было охарактеризовать известной народной присказкой: "Не сказал ни Бе, ни Ме, ни Ку-ка-реку!"

Зал оживился только во время допроса Парнова. Тот бледнел, краснел, путался и, в конце концов, заявил, что "ничего не видел и ничего не знает". Глядя на него, присутствующие на суде лишний раз убедились: "труд" иуды действительно тяжек. Ох, нелегко даются тридцать сребренников… В конце допроса общественный защитник Ерохин задал "свидетелю" прямой вопрос:

– Гражданин Парнов, ответьте суду, почему Вы изменили свои первоначальные показания? На Вас кто-то оказывал давление?

Тот запутался окончательно, и Ерохин пригвоздил его репликой:

– Вот из-за таких продажных тварей, как ты, народ стал нас называть не милиционерами, а ментами!