Чужие мои дети. 16+

Светлана Ибрагимовна выждала паузу:

– Давайте сделаем так: я всё объясню Ване сама, а вы, как педагог, поддержите ребёнка в трудной ситуации, насколько это возможно; чем-то его отвлечёте, мотивируете…

– Хорошо, постараюсь… А вторая новость?

– Ах, да, забыла… Завтра в вашу группу определяем новенькую, Лену Степанову. Все документы я уже подписала.

– Новенькую?… Но, учебный год давно в разгаре, как же она будет учиться вместе со всеми?

– К сожалению, так получилось. Вместо шестого класса девочке придётся посещать пятый. В школе Лену не видели несколько месяцев.

– А откуда привезут девочку?

– Из посёлка Приволжский, это недалеко от нашего города.

– Мне приходилось там бывать… Скажите, а почему Лена не училась, она жила с родителями?

– В семье – ещё трое детей, один из них – инвалид. У матери хватает денег только на личные расходы, ну, вы понимаете, на какие…

– Ужас! Прошлый век какой-то.

– Ознакомьтесь, пожалуйста, с документами, а после обеда верните мне.

И я приняла от Светланы Ибрагимовны историю ещё одного ребёнка, ещё одного ангела с подрезанными крыльями – Лены Степановой.

…

На всех парах лечу на автобусную остановку и в последнюю секунду взлетаю на подножку уходящего транспорта – успела! Мой маршрутный микроавтобус, как обычно, битком набит пассажирами, яблоку негде упасть.

– Передай, говорю, на билет!.. Оглохла?

Длинноволосый отрок лет восемнадцати тычет в лицо пригоршню мелочи. От взгляда его колючих и наглых глаз я отшатнулась так, словно получила пощёчину. Возможно, в другой ситуации я бы приструнила наглеца, но сейчас не было ни сил, ни желания.

Я передала парню билет, и вдруг отчётливо представила на его месте Ваню… Митьку… Мишу.

Что будет с этими мальчишками, когда они покинут стены Детского дома, кем станут? Не превратятся ли в такого же юнца, у которого явно трансформированы нормы морали и человеческие принципы? Повстречайся такому юнцу ночью, где-нибудь в подворотне – пожалуй, несдобровать…

– Стой, гадёныш!

Я обернулась на крик: пожилой мужчина, подорвавшись с места, рванул было к выходу, но оказалось, поздно – двери захлопнулись. Прыщавый, за секунду до того, как сомкнётся «гармошка» дверей, сорвал с мужика норковую шапку и на ходу выпрыгнул из автобуса.

Водитель ударил по тормозам; пассажиры возмущённо загалдели.

Пострадавший обречённо махнул рукой – «чего уж теперь, не догнать!»

Я взглянула в заиндевевшее окно: петляя, словно заяц в лесу, расталкивая прохожих, долговязый добежал до ближайшего здания и скрылся за углом.

Господи, когда же закончится этот день?!

…

Родной подъезд встретил меня запахом жареной картошки – явно Пашка старается! За дверью Зои Ивановны слышится дружелюбное повизгивание – это Артемон почуял моё присутствие.

– Юлька, раздевайся быстрее, проголодался, как слон!

Я не спешу к столу: дважды или трижды машинально намыливаю руки, топчусь перед зеркалом в ванной, разглядывая кислое выражение лица, горькие складки возле губ.

– Ау-уу! – Пашка теряет терпение. – Юль, ты что – издеваешься?

– Да иду я, иду.

– Ты чего такая смурная?

– День тяжёлый.

– У тебя каждый день – тяжёлый. Может, уйдёшь, наконец, из этого дурдома?

– Точно, дурдом.

– Так увольняйся!

Пашка откусывает большой кус хлеба и начинает жевать с таким остервенением, что желваки ходят ходуном.

В такие моменты Пашку лучше не трогать – пусть остынет…

Стратегия и тактика в семейной жизни вырабатываются годами. Как бы ни были вы счастливы со своей второй половинкой, как бы сильно не любили друг друга, склоки, разногласия и недопонимание – неизбежны!

Несовпадение настроений, характеров, мировоззрений и мнений, воспитания и прочих факторов могут послужить серьёзным препятствием на пути к семейному счастью, разрушить идиллию и поставить крест на самой горячей любви…

Я спешила домой за пониманием и поддержкой, в надежде, что муж, увидев моё огорчённое лицо, сразу пожалеет, поможет раздеться, поцелует, обнимет, а он – про еду, «есть хочу, как слон»… Нет, всё-таки мужчины устроены иначе!

Я взглянула на Пашку, уплетающего картошку и вдруг устыдилась своих мыслей: «Голодный муж приготовил ужин, накрыл на стол, а я?.. Свинья неблагодарная!»

– Паш, извини.

– Да ладно, ешь, а то всё остыло.

– У тебя как дела, на твоём ВАЗе?

Пашка как-то замялся, перестал жевать, отложил вилку в сторону и засучил рукава: по самые локти руки его покрывала мелкая сыпь, как будто после ожога крапивой.

– Что это?

– Сказали, аллергия, на краску.

– Ты что, работал без перчаток?

– Ну, было пару раз – забыл надеть.

– Ты вообще – соображаешь?

– Не переживай, я больше так не буду! Честно.

– Ладно, куплю завтра что-нибудь в аптеке противоаллергенное.

– Юль, я ж сегодня зарплату получил. Так что закрывай глаза – обещанный сюрприз!

…

Под торжественное «та-да-да-дам!» Пашка поставил на стол большую коробку.

– Не может быть!

– Можем себе позволить, Юлия Ивановна! – Хвастливо сказал Пашка и заулыбался.

– Ну, открывай.

– Нет, ты открывай!

Кухонным ножом Пашка умело вскрыл упаковку…

Как давно мы тешили себя мечтой о покупке DVD-плеера, или проще говоря – «видика»!

В нашем посёлке лишь две семьи – настоящие счастливчики и богатеи, люди другой касты, обладали видеопроигрывателем.

Пару раз нас с Пашкой приглашали на видеосеанс, и мы смогли увидеть то, что по телевизору никогда не смогли бы посмотреть – крутой американский боевик и фильм для взрослых.

Помню, как я краснела при виде откровенных сцен, и как хохотали Пашка с хозяином видика, и как мне, превозмогая любопытство, хотелось быстрее уйти домой…

– Паш, а кассета есть?

– Конечно, и кассету купил, только пока одну.

– А что за фильм?.. Ой, включай уже быстрее!

– Подожди, с инструкцией разберусь…

Уснули мы далеко за полночь, растроганные до слёз ещё одной историей о любви – историей под названием «Титаник».

– Завтра пойдём в видеосалон кассеты выбирать, – засыпая, пробормотал Пашка.

– Я люблю тебя. – И обняла Пашку сзади, крепко прижавшись к его широкой надёжной спине.

– И я – тебя. Спи…

…

Прошло ещё немного времени, и я стала относиться к городу несколько иначе.

Практически сошёл на нет тот животный страх, который наверняка испытывает кролик, оказавшись в одной компании с удавом. Ритм города и ритм моего сердца, наконец, совпали! Я больше не беспокоилась о том, что выгляжу не модно, по-деревенски, не терялась, как прежде, в супермаркетах, которые росли в округе, как грибы – после дождя. Лишь иногда, оказавшись в незнакомом месте, терялась, превращаясь в ту самую деревенскую недотёпу, нерасторопную провинциалку…

Всё реже мне снилась деревня с её покосившимися заборами, заросшими травой оврагами, ухабистыми дорогами; всё реже стали приходить посылки с оказией – «карабкайтесь теперь сами как можете!»

У меня появились… нет, не подруги, но хорошие приятельницы – парикмахерша Людочка, которая стригла хорошо и не дорого; педагог из младшей группы Детского дома – Галина Геннадьевна.

Пашка тоже встретил на заводе двух земляков, и они теперь держались вместе.

Мне казалось, что боль, с которой я столкнулась в первое время пребывания в городе, оставила меня, наконец-то, в покое. Как же я ошибалась!

…

Говорят, что паталогоанатом со временем спокойно потрошит внутренности человека, научившись с годами философски относиться к своему непростому ремеслу.

Или милиционер, или тюремных дел мастер (надзиратель) – все! – переступив со временем болевой порог, привыкают к издержкам своей профессии, становясь частью маятника, винтиком-болтиком в машине под названием «правосудие», привыкают к ежедневному общению с уродами рода человеческого, извращенцами и дегенератами.

Но сколько времени необходимо человеку на то, чтобы перешагнуть тот самый болевой порог и стать непрошибаемым? Чтобы эта самая боль не изъела изнутри, не выжгла, не сломала, а дала выстоять и выжить, дала возможность остаться человеком?

Кто его знает?.. У каждого – свой болевой порог.

…

Вчера Зоя Ивановна громче обычного забарабанила в дверь:

– Юлька, тебе кошка нужна? Вернее, кот.

Я растерялась:

– Не думала пока… А что?

– Знаю, что нужна. У меня и Лёвка есть, и Артамошка, а у тебя, кроме Пашки – никого. Ну, разумеется, если не брать в расчёт меня.

Старушка хихикает.

– А что, есть лишняя кошечка?

– Пойдём, сама увидишь… Да, ты не одевайся, дверь только закрой – тут рядом.

Зоя Ивановна постучала в дверь этажом выше – как раз над её квартирой.

Не дождавшись ответа, наклонилась и прокричала в замочную скважину:

– Фёдоровна, открывай! Это я, Зоя…

Послышался щелчок замка, и сиплый старческий голос проскрипел – «входите».

Мы окунулись в черноту прихожей, словно в подземный бункер, лишь в глубине коридора я успела разглядеть удаляющуюся спину старухи. Старуха, кажется, обнажена или мне показалось?

– Фёдоровна, мы за котейкой пришли.

– Идите сюда, – послышался слабый голос из комнаты.

Мы вошли…

Странное зрелище предстало моему взору: у газовой плиты стояла измождённая высохшая старуха лет восьмидесяти, по пояс абсолютно голая, если не считать розовых рейтузов по колено и белого фартука в ярко-синий горох.

Седые клочья волос (всё, что осталось от былой причёски) стянуты в небольшой клубочек на самом затылке и, казалось, держались на «честном слове» – при помощи двух шпилек.

Подумалось: тряхни бабка головой сильнее – и вся конструкция вмиг рассыплется, разлетится…

Длинной деревянной ложкой Фёдоровна что-то помешивала в кастрюльке с таким невозмутимым видом, словно каждый день встречала в таком экстравагантном виде непрошеных гостей.

Сиамский кот, восседавший на табурете, меланхолично глядел то на нас, то на хозяйку небесно-лазурным взором.

– Так что, Фёдоровна? Тишку-то мы забираем?.. В хорошие руки кота отдаёшь, не сомневайся! Юлька – не обидит… Скажи, Юль?

И Зоя Ивановна ткнула меня локтем в бок.

– Нет, не обижу! Я животных очень люблю.

Фёдоровна взглянула на нас из-под широких, когда-то красиво очерченных густых бровей, и я увидала плескавшиеся в её глазах слёзы, готовые вот-вот вырваться из-под власти хозяйки и побежать по впалым морщинистым щекам.

– Чего варганишь-то? – Зоя Ивановна бесцеремонно сунула нос в кастрюлю. – Опять кашу геркулесовую… Ладно, Тишка, идём к бабе Зое на ручки.

И Зоя Ивановна так легко подняла на руки сиамского красавца, будто он ровным счётом ничего не весил.

– Спасибо, Фёдоровна, я позже к тебе опять загляну…

Провожать нас хозяйка не стала, и мы, не прощаясь, тихо прикрыли дверь.

…

– Ты, Юлька, глазами-то не лупай! Нормальная Фёдоровна бабка, подружка моя закадычная. Только вот беда – помирает… Рак у Фёдоровны, самой последней стадии. Боли страшенные, аж кожа трещит и по швам разъезжается. На одних обезболивающих живёт… А в больнице уже делать нечего, помирать-то дома охота! Вот теперь и не может ничего носить – ни платья, ни кофты, так и ходит по дому голышом, только фартук при гостях надевает… Говорит – «забери Тишку, чую помру на днях». А на кой мне второй кот в доме? Это же война за территорию! Да и пенсия у меня маленькая – этих бы оглоедов прокормить. Вот я и подумала…

– Вы всё правильно подумали, Зоя Ивановна.

Я погладила кота, и он вдруг взглянул на меня таким долгим, таким по-человечески понимающим пронзительным взглядом, что мне стало не по себе… И столько боли плескалось в этих глазах, что неожиданно для себя я уткнулась в кошачью шерсть и заплакала.

– Ничего, девонька, будем жить. – Зоя Ивановна ласково погладила меня по голове, поспешно открыла ключом дверь в свою квартиру. На пороге дома её уже ждали – кот Лёвка и пёс Артемон.

…

Пашка, как ребёнок, обрадовался появлению кота:

– Красавчик!.. Юлька, где ты его взяла?

– Соседка подарила. – Я неопределённо махнула рукой – мне не хотелось посвящать мужа в подробности. По крайней мере, сейчас…

– Только малохольный он какой-то, – Пашка вертел в руках кота, словно тот был игрушечным.

– Слушай, дай ему время привыкнуть! – я разозлилась на мужа.

– Ладно, ладно, пусть привыкает. Я – что? Ничего не имею против.

И хотя Тихона в дом принесла я, хозяином он выбрал для себя всё-таки Пашку.

Фёдоровну мы похоронили спустя несколько дней.

…

И вновь в Детском доме текучка кадров: вчера уволилась ночная няня, а на прошлой неделе – методист. Каждый из них унёс боль с собой, чтобы постараться начать новую жизнь, без горестей и страданий.

Впрочем, боль – она у всех разная. Вернее, боль одна и та же, только порог чувствительности у всех разный – у кого-то выше, у кого-то – ниже. И неизвестно ещё, который порог лучше…

Не успеваю снять в фойе обувь и переобуться в сменную, как вижу бегущих навстречу Сашку и Димку (так и не научилась отличать их друг от друга дальше расстояния вытянутой руки)

– Юливанна, у нас новенькая!

– Лена Степанова?

– Ага, сидит у себя в комнате, ни с кем не разговаривает.

– Ну, вы же понимаете – ей нужно привыкнуть… Раз уж встретили, тогда помогайте, джентльмены.

Димке отдаю сумочку, Сашке вручаю пальто…

– Юливанна, она и правда, какая-то дикая! – Оля говорит об этом преувеличено громко и даже театрально.

– Оля, может быть, ты не будешь кричать об этом на весь белый свет?

– А что такого? – обижается Оля.

Я осторожно стучусь в комнату к новенькой.

Девочка, обхватив колени руками, словно дикий испуганный зверёк, сидит, забившись в самый дальний угол кровати. Из-под густой и давно не стриженой чёлки на меня глядят серые, в обрамлении густых светлых ресниц, испуганные глаза. Пшеничного цвета густые волосы, без намёка на какую-либо причёску, непослушными прядями ниспадают на худенькие плечи.

– Здравствуй, Лена. Меня зовут Юлия Ивановна.

Лена глядит, не моргая, обхватив колени так сильно, что на руках явственно проступают голубые прожилки вен.

– Ты – из Приволжского? – Я стараюсь придать голосу как можно больше непосредственности и дружелюбия. – Знаешь, я когда-то бывала в Приволжском, правда давно.

В глазах девочки замечаю искру недоверия – ну хоть что-то!

– Не веришь?

Пожимает плечами.

– Ты на какой улице живёшь?

– Переулок Строителей, – шелестит Ленин голосок.

– Вот так совпадение! А я знаю, где этот переулок. Там неподалёку есть железнодорожный мост.

Лена часто-часто моргает и, наконец, расцепляет кольцо тонких рук.

– А в конце улицы – детский садик, кажется.

– А что вы делали в Приволжском?

– Я приезжала к однокласснице.

– А как фамилия одноклассницы?

– Коновалова… Не знаешь такую?

– Тётя Люба Коновалова! Конечно, знаю, она от нас всего через четыре дома живёт!

– Расскажешь потом про тётю Любу? Я с ней давным-давно не виделась… И про себя – если, конечно, захочешь. А сейчас давай спустимся в столовую, тебе надо покушать.

– Нет, спасибо, мне девочки еду сюда принесли.

Тут я замечаю на тумбочке тарелку с недоеденной кашей и бокал с недопитым какао…

…

Леночка Степанова оказалась самородком чистой пробы: искренняя, не по- детски мудрая, добрая и общительная. Быстрее всех она сошлась с Гулей. И хотя обеим было по двенадцать лет, со стороны казалось, что разница в возрасте составляет не менее двух лет. Высокая, грациозная и смуглая Гуля и миниатюрная, словно Дюймовочка, сероглазая и светловолосая Лена.

Новоявленную подругу Гуля опекала, как могла: в первые дни буквально за руку водила в столовую, в библиотеку, в туалет; показала, как пользоваться телевизором.

Лена оттаивала буквально на глазах, Лена научилась улыбаться…

Проблема заключалась только в одном – Лене Степановой мы никак не могли придать благопристойный вид: парикмахер заболел, и постричь её было некому. Подходящей одежды также не нашлось, и мы томились в ожидании несколько дней, пока кастелянша, а по совместительству и портниха, подготовит одежду по размеру.

Так и порхала Лена с первого этажа на второй, то и дело поправляя растрепавшиеся волосы, в стареньком, полинявшем свитере и серых джинсах, едва достававших ей до щиколотки.

– Тебя мама как обычно называла?

– Ленкой.

– А как бы тебе хотелось?

– Можно Леной… да, просто – Леной.

– Договорились! У тебя скоро закончится карантин, тебе выдадут школьную форму, но учиться снова придётся в пятом классе.