Заповедник

«Блин, блин, блин» – подумал Писатель и решил ничего не писать, да и некогда уже было – Проводник вел его к Президенту-Диктатору уже через час.

Интервью – 6, объект «Президент – Диктатор»:

Президент-Диктатор (на балконе): Вы видели с этой точки закат?

Писатель: Видел.

Президент-Диктатор (меланхолично): Жаль, очень жаль

Списатель (смущенно): Извините!

Президент-Диктатор: Вы, наверное, думаете, – я тут романтика изображаю, тонкую натуру выпячиваю, да? Но если бы у вас был детектор лжи…

Писатель: Вы согласны с тем, что вас называют диктатором?

Президент-Диктатор: Этот, термин, извините, совершенно обесценился! Им что попало называют. Вот я недавно видел даже гостиницу «Диктатор». Спросите меня, согласен ли я, что тощие подушки и включенный завтрак, вот все это – это диктатор? Вот почему вы не спрашиваете? А в нашем чудесном Городе диктатором называют того, кто не уходит сам. Не доставляет такого удовольствия. Вообще, удивительно много сейчас людей, которое в принципе против государства. Вот чтобы оно не делало, хоть ясли, например. Знаете, сколько я построил яслей? (А сейчас вы думаете – я специально философствую, чтоб впечатление произвести, да?)

Писатель: Вы не боитесь, что если не уходите вы, вас уйдут?

Президент-Диктатор: Бросьте! Против меня был всего один митинг, никто его даже не разгонял – он сам разошелся, потому что снег пошел. Люди почему-то не любят свергать власть в некомфортных условиях. Да люди и не свергают власть. Власть может свергнуть только другая власть. А насчет страхов: замечательный способ избавляться от страхов, Перед сном, значит, садитесь и записываете все страхи на бумаге…

Писатель: А потом ритуально сжигаете, да?

Президент-Диктатор: Да это уже не важно… (задумчиво) Хотя, может, лучше оно и сжечь… Вам, наверное, кажется, что я ухожу от темы?

Вторая дорожка:

«… и вот, в какой-то момент, ты просто обнаруживаешь, что вокруг одни идиоты. Нелеченые придурки! То есть – даже если ты сам при этом где-то лажаешь, – они облажаются еще больше. Не им, короче, говорить, не их бы корова мычала! А потом ты вдруг понимаешь: если ты кем-то командуешь, то уже, стало быть, имеешь на это право. Именно так. Сначала власть – потом право! Раньше люди здорово это чувствовали, знали, что если человек, скажем, король, то потому, что он особенный. Умнее был народ, не такой идиот. Определенно, глупеет человечество…»

******

Президенту –Диктатору пришло сообщение и он заторопился.

– Тысяча извинений, не подумайте, что я ухожу от разговора, но мне подсказывают, что у меня примерно час, чтобы покинуть Город!

– Как – покинуть? – ахнул Писатель

– Ну, как именно, я вам, извините, не скажу, – Президент-Диктатор подмигнул. – Да вам будет с кем поговорить, не переживайте. Сейчас сюда явится уже новый диктатор. Ну, то есть потом он, конечно, изберется, и я уверяю вас – выборы будут честными. Население придумает ему какие-то новые интересные качества, за которые его можно будет бояться и ненавидеть. Так у него появится программа действий. Да так же и со мной было, эх, молодость, ностальгия…

– И кто же он? – допытывался Писатель. Ему казалось, он слышит звуки стрельбы с нижних этажей. – Неужели – Бунтарь?

– Вот еще. Некто Десантник, – сказал Проводник, возникая в дверях почему-то с автоматом. С убитого снял, наверное, как за ним водится.

– Жаль, что не Бунтарь, взял бы у него интервью. – пробормотал Писатель.

– Так берите, а то только шатаетесь с ним по городу зазря, – посоветовал Президент– Диктатор, скрываясь за секретной дверью в стене. На ней так и было написано – «секретная дверь».

– Ох он и трепло все-таки, – сказал ему вслед Проводник, он же Бунтарь, задумчиво, – Ну а вы-то, Писатель, что опять застывши? Обиделись? Да прекратите!

– Я не обиделся, – сказал Писатель.

Это была правда – от всех последних происшествий он просто отчаянно тупил. Такое с ним бывало, – от передозировки информации. Счастье еще, что это его свойство довольно часто принимали за какое-нибудь другое, более благородное.

– Как это все-таки называется, хоть теперь скажете? – поинтересовался Бунтарь-Проводник.

Он уселся на президентский стол, положил автомат рядом, и теперь вертел в руках диктофон. – Я имею ввиду – по настоящему?

– «Абеляр». «Абеляр-2018», – вздохнул Писатель. – Записывает не только речь человека, но и скрытые под ней несформулированные мотивы.

– Ого! – обрадовался Бунтарь, – До чего техника дошла! А мы-то тут, люди темные…Все, не буду, не буду троллить. Но перспективная штука, да?

– Шутите? – сказал Писатель уныло. – Фирма, которая их делала, думала, что станет новым эплом, но разорилась. Кого в наше время интересуют мотивы? Всем подавай результаты!

– Ну мне, во всяком случае, сгодилось, – сказал Бунтарь. – Я вот-вот вычислю Охотника, да и с Десантником неплохо получилось, не находите?

– Зачем вы привели его к власти? Вы не похожи на человека, которому нужен посредник.

– Это называется: клин клином вышибать, Писатель. Если мы сразу сунемся на освободившееся место, публика не оценит. А я не хочу повторять ошибки других бунтарей. Моя революция пойдет через эволюцию. Пусть до меня сначала дорастут!

– Звучит как-то иезуитски, – сказал Писатель, – У вас есть шанс хоть что-то здесь улучшить, а вместо этого вы собираетесь ждать. Да если за это время возможно помочь хоть одному человеку – надо действовать!..

Проводник уже давно смотрел на него со снисходительной улыбкой.

– Общественный смысл жизни, Писатель, очень отличается от смысла жизни каждого конкретного человека, а иногда даже противоположен ему. Что поделать! Меня интересует общество!

– Теперь я вижу, что вы с Президентом-Диктатором здорово похожи.

– Только вот не надо! Не надо! – скривился Бунтарь, – Теорию о сходстве противоположностей придумали писателишки, такие как вы. Чтоб показать, что кругом один хрен.

– И на нас вы тоже похожи, – вздохнул Писатель, – Вы так мечтаете об идеальном обществе. Но если бы вы в нем жили – с чем бы вы боролись? Признайтесь, вам нравится, прежде всего, процесс! Вам тоже нужна куча мусора!

– Вот что, Писатель. Окончена ваша командировка, – сказал Бунтарь.

И взял автомат со стола.

******

– Хотите кофе? – спросила Куратор.

Неделю назад, выписывая Писателю пропуск в Заповедник в этом самом кабинете, она была в черном костюме и белой блузке, как стереотипная училка. Она даже снилась Писателю один раз в таком виде. Ну, почти в таком.

На этот раз блузка была черная, а костюм белый.

– Да не нужен мне чертов кофе! – взорвался Писатель – На самом деле вы ведь хотитеьспросить, как мне понравилось в вашем Заповеднике? Ни черта не понравилось! Это просто парад уродов!

– То есть вы не хотели бы, чтобы они жили по соседству? – засмеялась Куратор. – Что вы говорите! То есть идея собрать всех, у кого антисоциальные наклонности, в одном Городе – всех этих тиранов, маньяков, бандитов, борцов и просто моральных уродов, и пусть живут, как хотят – при ближайшем рассмотрении, оказывается, не такая идиотская?

– Не такая, – повторил Писатель покорно. Необходимость покорно повторять за кем-то что-то ему напомнила.

Куратор довольно откинулась на спинку кресла.

– Вы же говорили, что они не аморальные, а просто… как же вы это назвали, подождите? «Альтернативно-моральные»! Видите, я даже запомнила! Знаете, вам надо срочно оформить авторские права на термин, я чувствую, у него отличная юридическая перспектива! "Господин судья, обвиняемый – не убийца, он просто альтернативно-морален!"

– Вы, оказывается, не понимаете шуток. – вздохнул Писатель

– Неудивительно, мое чувство юмора просто перегрелось – вы тогда так много нашутили! Как насчет моей любимой хохмы, например? Про «использовать их разрушительную энергию в мирных целях?» Сделать из террористов, например, горных спасателей?

– Из них можно сделать горных спасателей. Только это будут очень ненадежные спасатели. Я думаю, прежде чем они кого-то спасут, они друг друга к чертовой матери с гор посбрасывают…

– Ну-ну, не нервничайте, – сказала Куратор сочувственно.

Хотя и без «Абеляра» было понятно, что на самом деле ей хотелось сказать: «Нервничайте теперь, упрямый вы осел, который смел со мной, куратором Заповедника, еще спорить о его целесообразности!»

И Писатель, конечно, еще больше завелся.

– Они там все, буквально все, понимаете, знают «как надо»! Вот что меня поразило – без страха и упрека, совершенно!

– Завидуете? – уточнила Куратор лукаво.

– Завидую, – признал Писатель хмуро. – Всегда мечтал знать «как надо», но где там! Мне не дано!

– Вы как маленький. Это же такой тип людей. Поэтому они и в Заповеднике, а вы тут сидите, кофе вот… да, хотите кофе?

– Еще я всегда думал, что экстремальные условия людей облагораживают! В момент преодоления трудностей человек должен становиться лучше.

– Ха-ха! – сказала Куратор. Она торжествовала, уже не скрываясь, – Точно так же некоторые думают, что и бедность облагораживает. Но вы когда-нибудь наблюдали за бедными?!

– А я ведь вас поймал, Куратор! – сменил тон Писатель. – Я теперь все про вас знаю!

Он давно это заметил – стоит сказать такое человеку, даже наугад – и можно наслаждаться картиной неподдельного испуга. Тут было тоже самое.

– Что вы имеете ввиду? – спросила Куратор напряженно.

– Вы ведь тоже немножко авантюрист и тиран, признайтесь честно? Чуточку альтернативно– моральны, ага? Нельзя же, скажем, работать в психушке и не быть несколько чокнутым. Только не вздумайте мне рассказывать, что вас привела на эту работу великая миссия!

– И не вздумаю я ничего рассказывать. Вы все равно не поймете, – вздохнула госпожа начальница Заповедника. И, конечно, тут же принялась рассказывать; и, конечно, Писатель действительно не все понимал.

…Заповедник, видите ли, спас ее брак, ни больше ни меньше. Вот Писателю никогда не казалось, что в его личной жизни не хватает остроты? Что рутина все задавила? Странное дело: люди так стремятся к стабильности, а когда она приходит, начинают скучать. Вот им с мужем не о чем говорить было вечерами. То есть они уже даже не ссорились! Все, последняя стадия отношений. Тут-то им и подвернулась социологическая практика в Заповеднике, в этих каменных джунглях. И все, представьте себе, завертелось! Это как на фронте. Чувства обостряются! Никакой немытой посуды, никаких ссор из-за невынесеного мусора, – остается только самое главное! Только главное – ведь в любой момент можно не вернуться.

– …Откуда угодно можно не вернуться в любой момент, – пробормотал Писатель.

– Что?

Он вдруг захотел рассказать ей о том, как лет двадцать назад пошел в магазин, а попал – в заложники; и бежал, и других вывел, они встречались потом иногда, но разговоры неклеились. Хотя Писателю очень хотелось говорить и говорить об этом; казалось – это даже важнее, чем все его книги. И как вообще это всем писателям свойственно – хотеть настоящего дела, настоящей жизни, и все равно чувствовать себя чужим, примазавшимся, карикатурным туристом в бесконечных заповедниках, с пробковым шлемом и биноклем.

Но вместо этого он достал «Абеляр»:

– Извините, записывал, по привычке… Я сейчас все сотру, не к чему это… Тем более, здесь явно нет вторых дорожек.

«….не нравился чистый экстрим. – сказал из «Абеляра» голос Куратора, уже не измененный, – Все эти горы, реки, парашюты. Ну что ты можешь доказать скале или там глу…»

Если Писатель в этот момент уставился на Куратора так же ошалело, как она на него, то смешно же они смотрелись.

– Так. Все интереснее и интереснее, – сказал Писатель. Он с облегчением понимал, что училка здесь – уже не она.

– Да, я Охотник! – сказала Куратор с вызовом. – Можете называть меня маньяком, или как там вам больше нравится, но на самом деле я просто человек! У меня, может, азарт!

– И чем вы тогда от них отличаетесь? – Писателю тут же показалось, что он этот вопрос тоже уже кому-то задавал. Он не любил тавтологий.

– В отличие от них, я знаю, что делаю! Я контролирую ситуацию! Я могу бросить в любой момент! Я просто хочу на последок пришить этого чертова Бунтаря, кем бы он ни был, это уже дело принципа, мы с ним уже пол Заповедника разнесли!

…Она вытерла глаза мгновенно, когда Писатель еще даже шагов не слышал. Он подумал, что у нее, конечно, феноменальное, действительно охотничье чутье.

– Вот и муж, только не говорите ему, что я Охотник, умоляю! У нас в семье один Одиссей, а мы, как говорится, люди маленькие…

Как всегда, несколько идиотски улыбаясь, в кабинет вошел Проводник.