Рассказы о чудесах

Иосиф. Приходилось!

Сальвини. Ваш воспитанник чем-то огорчен?

Лоренцо. Вашим присутствием, дорогой синьор! Он вас боится!

Сальвини. О, совершенно напрасно! Я чувствую к вам самое дружеское расположение, милый Иосиф, и хотел бы принять участие в вашей дальнейшей судьбе!

Лоренцо. Боюсь, что он вам этого не позволит!

Сальвини. Сложность задачи делает ее еще интересней! Для начала я хотел бы услышать ответ на один вопрос! Никакое учение, даже самое блестящее, не может продолжаться без конца. Оно неизбежно перерастает в какую-либо деятельность. Вам приходилось уже думать в этом направлении? Какую судьбу хотели бы вы избрать?

Иосиф. Синьор, люди, которые воображают, что они сами избирают свою судьбу, глубоко заблуждаются!

Сальвини. Браво! Однако чрезмерный фатализм одних нередко побуждает других взять на себя роль их фортуны!

Лоренцо. Дорогой патер, вам не придется играть роль фортуны Иосифа по одной простой причине – он не крещен, поэтому вне стен еврейского гетто он может заниматься только торговлей! Я так его люблю, что с удовольствием открыл бы для него лавочку, но боюсь, что в этом деле он окажется еще бездарней меня, он быстро прогорит!

Сальвини. Проблема крещения серьезна, но вполне устранима!

Лоренцо. Нет, синьор, тут у нас ничего не получится!

Я уже пробовал однажды, чтобы облегчить ему жизнь, но он наотрез отказался. И он прав! С какой стати ему менять свой еврейский рай, в который он верит, на мой католический, в который я не верю?

Сальвини. Тогда ему придется довольствоваться всю жизнь ролью частного лица, это крайне обидно при его способностях!

Лоренцо. Его такая жизнь устроит, не сомневайтесь!

В этом мы с ним вполне сходимся! И вообще, нет ничего на свете омерзительней, чем честолюбие и потуги его реализовать!

Сальвини. Деятельность может быть бескорыстной!

Лоренцо. Ну, что такое бескорыстная деятельность на благо человечества, это всем известно! Она сводится к тому, чтобы при жизни о вас говорили как можно больше, а после смерти написали если не сто томов, то хоть тощенькую книжечку! Нет, нас такой гонорар не устраивает! Мы берем дороже! Только Иосиф предпочитает вечное блаженство, а я кратковременное – в этой жизни!

Сальвини. Позвольте заметить, здесь есть некоторая разница! Впрочем, мы еще вернемся к этому разговору, а я пока что вернусь к остальным гостям. (Выходит.)

Лоренцо. Ну всё! Теперь он от тебя не отвяжется! Это железное правило их ордена – как завидят способного парня, сразу тащат его к себе!

Иосиф. Так мне и надо! Я вполне это заслужил! Скоро ко мне явится сам дьявол и станет предлагать свою дружбу!

Лоренцо. Смею тебя заверить, что мой старый друг Сальвини похож на дьявола не больше, чем любой другой человек! Он будет охотиться за тобой с теми же чувствами, с какими математик решает сложную задачу, не помышляя при этом о добре и зле!

Иосиф. Человек может не думать о добре и зле, но при

этом все время в них соучаствовать! Этот мир устроен так, что в нем нет безразличных вещей!

Лоренцо. Но есть разные точки зрения! Я, например, считаю, что сделал добро, привезя тебя в Рим и поселив в этом доме! А ты мне неоднократно заявлял, что эта жизнь и особенно занятия науками ежечасно толкают тебя к полной погибели! Кто из нас прав?

Иосиф. Вы смотрите на это снаружи, а я вижу себя изнутри! Для вас это – невинные занятия, а для меня – источник самомнения и гордости!

Лоренцо. Но эта гордость вполне оправданна!

Иосиф. Грех ничем не может быть оправдан! Мой ребе учил, что гордость – самая худшая вещь на свете!

Лоренцо (в сторону). Но ты его слушал одним ухом!

Иосиф. Вы взяли меня сюда нищим и обращаетесь, как с родным сыном! А я ловлю себя на том, что начинаю разыгрывать из себя барина, грубить вашим слугам!

Лоренцо. Они это переживут! Ты просто устаешь от занятий!

Иосиф. Какое право я имею? Я хуже всех в этом доме, в этом городе!

Лоренцо. Ого! Ты берешься сравнивать, ты, стало быть, измерил всю глубину пороков и преступлений города Рима?

Иосиф. Достаточно знать себя самого! Падение надо мерить с той точки, откуда падают!

Лоренцо. А что же ты предлагаешь?

Иосиф. Отпустите меня, и я уеду!

Лоренцо. Ты очень непоследователен, мой мальчик! Это, мне кажется, свойство всех самобичевателей! Вчера ты рвался со мною в кругосветное путешествие!

Иосиф. Я знаю, что от себя никуда не уедешь!

Лоренцо. Вот и посиди здесь! А я, пожалуй, пойду к гостям!

Слуга (входит). Синьор, там пришел книготорговец!..

Лоренцо (оживляясь). Зови, зови его сюда!

Торговец (входит, кланяется). Синьор…

Лоренцо. Мой добрый синьор Арнольфини! Неужели мы можем поздравить друг друга с удачей?

Торговец. Да еще с какой! Старейший манускрипт трактата Петрарки «Об уединенной жизни»! Может быть, сам оригинал! В его существование отказывались верить! Но мы сделали невозможное!

Лоренцо. У меня сегодня день сплошных удач! (Дает ему кошелек.) Это условленное! (Дает второй.) А это вам за усердие!

Торговец (низко кланяясь). Спасибо, синьор, вы очень добры! За ним охотился такой известный коллекционер, как граф Барберини! Вот он будет раздосадован!

Лоренцо. Напротив! Он-то и обрадуется! Эта штука предназначена ему в подарок!

Торговец. Ну, дело ваше! Разрешите откланяться, а то час уже поздний!

Лоренцо. До свиданья! Я благодарен вам от всего сердца! (Торговец уходит.) Вот это находка! (КИосифу) Подойди-ка посмотри!

Иосиф. Вы только и делаете, что добываете подарки для этого графа! Можно подумать, вы жить без него не можете!

Лоренцо (смеется). Пока еще могу! Учти, что граф умнейший, образованнейший и приятнейший человек!

Иосиф. А правду говорят, что он кого-то убил?

Лоренцо. Да что ты? Ну, если и так, то значит в самом благородном поединке! Вот завтра ты сходишь к нему в гости…

Иосиф. Я?!

Лоренцо (небрежно). Да, где-нибудь часа в два, его как раз в это время дома не бывает!

Иосиф. Зачем же я пойду?!

Лоренцо. Как зачем? Отнести наш подарок! А заодно смиреннейше попросить его супругу вернуть мне – что бы мне такое вернуть – а, вот эту книжку! (Пишет записку.)

Иосиф. Я ничего не понимаю!

Лоренцо (гладит его по голове). Охотно верю! Тебе бы скорее подошла китайская грамматика! Но и таким вещам ты научишься, будь спокоен!

Сцена шестая

В доме Лауры. Она сидит у стола с книгами и смотрит поверх них. Вокруг – произведения искусства и проч.

Входит Мария.

Лаура. Ну, что на этот раз приказал тебе мой муж?

Мария. Ах, синьора, что нового он может придумать? Все то же самое – смотреть во все глаза за вами, за парадным подъездом и за черным ходом, – и все это одновременно!

Лаура. Почему же, он мог бы надеть на меня кандалы, посадить на цепь! У нас пока еще из тюремного арсенала использованы только стены!

Мария. Будет вам, синьора! Заладили – тюрьма, тюрьма! Так ли уж плохо вам живется? Были бы вы сами другой – тогда другое дело! А вы ведь домоседка, любите книги, музыку! И нельзя сказать, что совсем ни души не видите – бывают же у графа люди, и какие! Самые умные, образованные! Ведь вы же любите беседовать с учеными людьми, а не с какими-то прощелыгами, которые от всей души могут говорить только о своих кабриолетах!

Лаура. Да! Прекрасная жизнь и, главное, очень веселая! Каждую минуту есть повод посмеяться!

Мария. Над чем, синьора?

Лаура. Как над чем? В наш век свободы и просвещения, когда не иметь любовников так же стыдно, как быть плохо одетой, – единственная женщина, которая так безнадежно отстает от моды, должна быть все время на подозрении, да еще оправдываться, как перед судом! За что? Наверное, за всех остальных.

Мария. А вам никогда не хочется поменяться с ними местом?

Лаура. Чего ради? Тратить силы на то, чтобы обманывать мужа, а в конце концов обмануть себя! Это очень похоже на страсть к путешествиям! Одни меняют места, другие – любовников! Сколько шума! Сколько разговоров! И все это для того, чтобы выяснить, что ровным счетом ничего не изменилось – всё те же проблемы, всё та же тоска!.. Скажи, когда я буду умирать, какая мне разница, что мне больше поможет, – вспомню ли я этот двор в окошке или все столицы мира, как наш добрый синьор Лоренцо! И с какой же стати мне поверить, что любой мужчина из тех, что вокруг, окажется на поверку лучше, чем мой муж? Он и красив, и умен, и образован, и деньги жертвует на вдов и заключенных!

Мария. Золотые слова, синьора, золотые слова! И ведь не зря он так ревнив, это же от любви идет!

Лаура. Как же, как же! Знаем мы про эту любовь! Он этим и пленил меня в свое время! Стоило только кому-нибудь посмотреть в мою сторону, как в глазах его вспыхивал этакий огонь! «Ах, как он меня любит!» – думала я. А оказалось, что это вовсе не любовь ко мне, а ненависть ко всем остальным! Он ценит старых мастеров и философию древних, а в каждом своем, так сказать, современнике видит негодяя, готового обмануть его и перебежать ему дорогу! С какой стати ему делать исключение для меня?

Мария. Ох, что вы говорите, синьора! Он жить без вас не может!

Лаура. Еще бы! Умрет со скуки! Кого он тогда станет то запирать, то выслеживать? Ведь не Платона с Аристотелем!

Мария. Он умрет, если вас лишится!

Лаура. Лежа в могиле, я не смогу это проверить!

Мария. Душа ваша в вечной жизни…

Лаура. А, в вечную жизнь хорошо верить у вас в деревне, там солнце светит и птички поют! А у нас в городе жизнь такова, что вряд ли кому-нибудь захочется, чтобы она продолжалась вечно!

Чем больше муж меня запирает, тем лучше я знаю, как его одурачить! Вот и все, чему я научилась за свою жизнь! И даже этим не хочу воспользоваться на его счастье!

Мария. Нет, это на мое счастье, синьора! Ведь граф обещался меня зарезать, если я не догляжу за вами! Страшно подумать, что тогда будет с моим сироткой!

Раздается звонок. Мария бежит за сцену. Музыка. Мария возвращается.

Мария (давясь от смеха). Ой, ну и умора! Вы только посмотрите! Видно, синьор Лоренцо решил вас посмешить! Там его посланный за книгами – до того потешный: стоит скособочившись, смотрит в одну сторону, говорит в другую! Просто смех!

Лаура. Пусть он войдет! (Входит Иосиф и от смущения произносит какие-то невнятные слова.)

Что-что? Я не слышу ничего! Ну ладно! Давай сюда! (Берет письмо.) Не понимаю! Зачем ему вдруг понадобилась эта книжонка? Мне это очень не нравится! Похоже, что меня кому-то показывают, а не наоборот! (КИосифу) Подойди-ка! Такты и есть та самая обезьянка, которую синьор Лоренцо вывез из Польши?

Иосиф (выпрямляясь). Я человек, ради которого созданы!.. (Сразу же осекается, пожимает плечами.) Впрочем, я, наверное, вполне заслужил быть превращенным в обезьяну!.. Разрешите идти?..

Лаура. Да-да, иди! Однако, я ему очень польстила! Для обезьяны он слишком неуклюж! Ах! (Иосиф на ходу задевает за поставец, на котором стоит маленькая скульптура, все это падает ему на голову и вдребезги разбивается.)

Лаура (подбегая). Кажется, я наказана за свою злую шутку!

Иосиф (с полу). Не бойтесь! Я жив!

Лаура. В этом никто не сомневается!

Иосиф (подымаясь). А, вот в чем дело! Эта вещь очень дорого стоит! (Лаура стоит, схватившись за голову.) Не расстраивайтесь так, я вам все-все возмещу!

Лаура. Безмозглый варвар! Это невозможно возместить! Твоя жизнь не стоит этой вещи!

Иосиф. Нет уж, простите. Боюсь, что это вы чего-то не понимаете. Кусок камня не может быть дороже человека.

Лаура. Кусок камня! Чему тебя учит твой синьор, если для тебя шедевры искусства – куски камня! Это Джулио Романо! Таких миниатюр во всем мире всего десять… было до сегодняшнего дня! И как это тебя угораздило! Ладно, не стой здесь, иди!

Иосиф. Я хотел бы вам чем-нибудь помочь!

Лаура. Ну чем ты можешь помочь, дурачок несчастный? Ах, мой муж с ума сойдет, когда узнает!

Иосиф. Сойдет с ума? Но этого нельзя допустить! Дайте ее мне! Мы найдем самого лучшего мастера – он склеит все кусочки и сделает из такого же мрамора точную копию!

Лаура. Нет! С ним говорить бесполезно! Ну не может, понимаешь, никак не может копия стать бессмертным шедевром великого скульптора!

Иосиф (ласково, как с больным). Синьора! Я уже больше года живу в этом городе, битком набитом бессмертными шедеврами и смертными людьми! И я видел множество шедевров, сделанных на заказ! Но ни вы, ни император, ни папа римский не сделаете на заказ человека! И даже с самого последнего, с самого ничтожного в ваших глазах никто не возьмется делать копию! А с этой штуки возьмутся, я вам обещаю!

Лаура. Хорошо, попробуй! Может быть, граф не сразу заметит!.. Иди, ищи ловкача, который вдохнет в камень душу великого Джулио!

Иосиф (собирая обломки). А давно он умер?

Лаура. В начале шестнадцатого столетия!

Иосиф. Ну, если его душа все это время помещалась здесь, – я рад, что выпустил ее на свободу! (Уходит.)

Сцена седьмая

Шлойма в Грузии. Шлойма и два ученых-талмудиста.

Шлойма. Нет, к этому невозможно привыкнуть. Во сне или наяву, но я попал в рай! Я бы подумал, что эти плоды из чистого золота, если бы не их дивный запах! А воздух, этот воздух! Кажется, вдохнешь – полетишь!

Старик. Дыши, дорогой, дыши! Нам для гостя воздуха не жалко!

Шлойма. И вы всегда здесь жили?

Старик. Ну конечно, не всегда. Если судить по книгам – и двух тысяч лет не будет!

Шлойма (опасливо). А как соседи? Они вас обижали?

Старик. Зачем нас обижать, дорогой? Ведь мы же никого не обижаем!

Шлойма. Нет, если бы я не видел этого своими глазами, я бы ни за что не поверил! (Подходит Молодой.)

Молодой. Опять ты чему-то не веришь! Смотри, какой недоверчивый! А мы вот сразу поверили, что твой учитель совершал чудеса, а сам ты добрый и честный человек. (Обнимает его. К старику) Знаешь, отец, когда мы встретились в порту, он ни за что не хотел верить, что я еврей!

Шлойма. Я и сейчас верю с трудом! Ты и все твои родные – вы такие здоровые, статные, спокойные, неторопливые, у евреев все должно быть наоборот!

Старик. Нет, у евреев все должно быть, как у нас! Это вы в Европе сами себя так изуродовали! Слишком умными быть хотели!

Молодой. Слушай, Шлойма, а что если ты останешься у нас навсегда? Ты так всем полюбился, жалко отпускать тебя опять на Север – в этот холод и голод! Оставайся! Построим тебе дом, выпишешь сюда семью! Пусть твои дети растут такими же, как наши!

Шлойма. Спасибо тебе, спасибо! Вот видишь, неправы те, кто говорит, что от хорошей жизни люди делаются безразличными к несчастьям других! Ты и твой отец так добры, и все, кого я здесь встретил, тоже!

Старик. Ну нет, кто в беде не остался добрым, тот никогда им и не был! А злой и при самой хорошей жизни будет злым, хоть ты его озолоти! Ты лучше отвечай на его вопрос – хочешь поселиться у нас?

Шлойма. Видишь ли, я странствую по свету, потому что так завещал мне мой цаддик! Но он никогда не говорил: «Ходи, Шлойма, до тех пор, пока не придешь в самое лучшее место, и там оставайся!» Значит, он имел в виду другое! А я ему обещал. Сил у меня пока много, а мест, где я не был, еще больше. Как же я могу остаться, посудите сами?

Молодой. Ну как с ним станешь спорить! Хорошо, тогда надо будет сделать так, чтобы твоя семья больше ни в чем не нуждалась! Мы соберем все, что нужно, дадим тебе хорошую лошадь…

Шлойма. Что ты, милый! Как я с ней буду управляться? Она же на следующий день от меня убежит, а я от нее еще раньше!

Молодой. Тогда возьми, сколько унесешь!

Шлойма. Понимаешь, я в этих краях первый раз, может быть, больше никогда сюда не попаду! Значит, я должен постараться найти всех людей, которым надо услышать о чудесах межерического цаддика! А как это сделаешь с тяжелой ношей?

Молодой (разгневанно). Ты что же, хочешь уйти ни с чем?

Шлойма. Дай мне совсем немножко! Самое главное я все равно унесу с собой – вас самих и этот сказочный край. Я верю, что те, кто хоть раз встретились в этой жизни, уже никогда не расстанутся. Когда-нибудь мы все поймем это и увидим!

Сцена восьмая

В доме Лауры. Иосиф ставит на поставец статуэтку.

Лаура. Да, придраться не к чему. А куда девались обломки?

Иосиф. Мастер оставил их себе на память.

Лаура. Да, великолепно. Так ты скоро заставишь меня поверить в чудеса.

Иосиф. Я, синьора? Ах нет, боюсь, что я могу только помешать в это поверить.

Лаура. Как же так? Ведь ты мне сам рассказывал, что твой прежний учитель был настоящий чудотворец.

Иосиф. Да, но я был плохим учеником, а черное, как известно, не пропускает света. И если я возьмусь рассказывать о чудесах, то в лучшем случае это покажется красивой сказкой. Вы, наверное, не раз замечали, синьора, что верят не словам, а тому, кто их говорит.

Лаура. Я могу поверить очень многому, Иосиф. Ведь все, что знает человек, – это вера в то, что рассказали и записали для него другие люди. А я знаю немало, синьор Лоренцо тебе это подтвердит. Но сколько бы я ни знала, ни помнила, это ничего не меняет для меня. Это было не со мной, понимаешь? Вот и выходит, что то, во что я верю, приравнивается к тому, что я знаю, но считаю вымыслом.

Говорят, в Германии какой-то мастер делает механизмы, которые нельзя отличить от живых людей.

А мне приходилось видеть людей, которые почти неотличимы от механизмов. Первое мне безразлично, второе, признаться, огорчает. Но радости – никакой.

Иосиф. Как удивительно. Ведь это очень похоже на то, что я слышал однажды от моего ребе. Он сказал: «Для того, чтоб человек поверил в чудо, оно должно произойти не перед его глазами, а в его душе». (Мрачно усмехается.) Но я знаю и другое – когда чудес не происходит, то усомниться в них гораздо легче, чем поверить.

Лаура. Не перед глазами, но в душе… А помнишь, ты рассказывал, что души праведных могут соединяться с падшими душами, чтобы очистить их и поднять вверх. Неужели это может быть? Как же это происходит?

Иосиф. Я могу ответить только вашими словами – я читал об этом, но это было не со мной. Да, праведники спасают мир. Но когда человек, который об этом знает, живет наперекор всему, чему его учили, он может добиться только обратного. И я уже сумел убедиться в этом на собственном опыте.

Лаура. Но если ты так считаешь, почему же ты не хочешь исправить это?

Иосиф. Я должен это сделать. И думаю, что нашел верное средство.

Лаура. Какое же?

Иосиф (указывая на статуэтку). Эта штука вселила в меня надежду. Я хочу собрать уцелевшие обломки самого себя и, если удастся, восстановить прежнего Иосифа.

Лаура. Что же ты собираешься для этого предпринять?

Иосиф. Прежде всего уехать из Рима и поселиться где-нибудь в Польше или Германии, в любой общине, которая примет меня.

Лаура. Как уехать? А… а синьор Лоренцо? Он в тебе души не чает, он столько сил в тебя вложил. Подумай, как он будет огорчен. Зачем платить ему такой неблагодарностью?

Иосиф. Я не верю, что, губя свою душу, можно делать добро близким или еще кому-нибудь! Зло порождает зло!

Лаура. Но… если уж это так необходимо, зачем же обязательно уезжать? Здесь, в Риме, живут тысячи евреев, живут замкнуто, по своим законам! Чем это не выход для тебя?

Иосиф. Я думаю, что такая сомнительная личность, как я, будет плохим подарком римским евреям! Но главное даже не в этом! Я решаюсь на этот шаг потому, что мои здешние знакомства, занятия, вся жизнь, которую я веду, слишком затянули меня, въелись мне в кости! От этого не убежишь в соседний квартал!

Лаура. Вот видишь, ты сам признаешься, что привык к этой жизни! Как же ты поедешь туда, в эти страшные, нищие местечки? Синьор Лоренцо чуть не плакал, когда рассказывал о них!

Иосиф. А чем я лучше тех, кто в них живет? И так ли уж длинна наша жизнь, чтобы, испугавшись каких-то лет бедности и лишений, пожертвовать вечностью?

Лаура. Ты уже сказал синьору Лоренцо?

Иосиф. Нет, он сделает все, чтобы меня не пустить, а я этого боюсь!

Лаура. Значит, твоя решительность не так уж велика?

Иосиф. У меня давно уже все готово, я только дожидался, когда смогу вернуть вам эту вещь! (Указывает на статуэтку.)

Лаура подходит к поставцу со статуэткой и изо всех сил ударяет по поставцу. Статуэтка падает и разбивается.

Иосиф. Синьора, что вы сделали?

Лаура. Как, разве это не ты разбил Джулио Романо?

Иосиф. Зачем, о зачем вы это сделали?

Лаура. Тебе же ничего не стоит воскресить кусок камня! Иосиф. У меня нет больше денег!

Лаура. Я сама заплачу твоему мастеру! Он хорошо работает!

Сцена девятая

Кабинет Лоренцо.

Иосиф. Умоляю вас, не посылайте меня больше к синьоре Лауре!

Лоренцо (мрачно). Ага, синьор Иосиф вспомнил с опозданием, что, помогая ближнему соблазнять чужую жену, можно слегка повредить своей душе!

Иосиф. Дело не в моей душе, а в вашей жизни! Вы же прекрасно знаете замашки ее мужа!

Лоренцо. Тебе не о чем беспокоиться, он почти отказал мне от дома! Так что на сегодняшний день мои шансы пасть от его руки близки к нулю!

Иосиф. Так будьте ему за это благодарны!

Лоренцо. Боюсь, что так он еще вернее лишит меня жизни! Я не стану тебе это объяснять, ты все равно ничего не поймешь, я жить не могу без этой женщины!

Иосиф. Но она же чужая жена! Как вы не видите, из этого все равно добра не выйдет, даже если граф перестанет быть таким ревнивым, а она – такой сумасбродной!

Лоренцо (оживляясь). Смотри-ка! Ты находишь ее сумасбродной? Ты умница, мой мальчик! Я давно чувствую, что за этим безукоризненным поведением горит сущее пламя! Иначе и не может быть! Ведь мы с ней одной породы!

Иосиф (мрачно-иронически). Да, я это заметил!

Лоренцо. Прости меня, Иосиф! Мне жалко заставлять тебя нарушать свои принципы! Но ты знаешь, сейчас, когда я не могу попасть в этот дом, да и раньше тоже, я бываю счастлив оттого, что знаю, где она сейчас, с кем разговаривает и даже, может быть, обо мне.