Царский выбор

Всеволожский. Ну, мне пока не до этого. У меня сейчас первое дело – с воеводой этим треклятым переговорить. А его, видишь, черти куда-то унесли.

Евдокия. Да ведь никто за тобой и не гонится. Ты только будь с ними поласковей, с Барашовыми, и все само собой сладится.

Всеволожский. Можно подумать, я грубиян какой. – А лесок их я знаю, неплохой лесок. Не зря то место Туголесьем зовется.

В доме отца Николы.

Всеволожский (попадье). Ну, как твой промысел, матушка Глафира Петровна? Кормит?

Попадья (радостно). Он мне душу кормит, Иван Родионыч. Ты подумай, ведь я уже старуха, а день-деньской только о любви и помышляю. (Смеется.) Это же сущая благодать.

Всеволожский (подмигивая). А я слыхал, что у тебя в Касимове соперница объявилась, и не одна.

Попадья. Это которые сватовством за деньги занимаются? Хороши соперницы, нечего сказать! Где я, и где они! – Я же сердцем чую, где любовь получится. Разве я стану абы кого сватать? Да еще за деньги. – Я каждого через сердце свое пропускаю, у меня своя награда!..

Евдокия. Да он тебя подначивает, матушка Глафира Петровна, а ты и клюнула.

Всеволожский. А вот и наш батюшка.

Входит отец Никола в сопровождении Фимы и Андрея.

Попадья. Ох, скоро и гости наши подойдут. Ты, Евдокия Никитишна, отдохни, голубушка, а Порфирьевна твоя мне поможет на стол накрыть.

Всеволожский и отец Никола вдвоем.

Никола. Послушай меня, Иван. Может, это и к лучшему, что воеводы сейчас нет. Ты поостынешь и поймешь, что ходить к нему без толку. Разве что с поклоном и с подношением.

Всеволожский. Я лучше умру.

Никола. Не сомневаюсь. Я тебя с самого рождения знаю. А когда он выгонит тебя и оскорбит, что ты будешь делать со своей гордостью?

Всеволожский. Он не посмеет! Это ж все равно, что расписаться в том, что он разбойникам этим потатчик. (Отец Никола отворачивается.) Я ничего не понимаю, кто у него в Москве?

Никола. Не знаю и знать не желаю. – Мне Андрей давеча сказывал, что свояк твой Корионов с князем Прозоровским знается. Вот это то, что надо. Прозоровский сейчас в чести, к самому Морозову близок. У него не стыдно попросить защиты. И тогда наш Ирод касимовский тебя пальцем не тронет.

Всеволожский. Но ведь это тоже подлость – меня не тронь, а с другими делай, что хошь.

Никола. Ох Ваня, Ваня! Я за свои семьдесят лет успел понять, как эта жизнь устроена. Одни творят подлость, а другие глаза на нее закрывают, слепыми прикидываются. И стоит кому-нибудь хоть один глаз открыть, так те подлецы норовят ему оба вырвать. (Тяжело вздыхает.) Наверное, где-нибудь и есть правда, но нас она всегда стороной обходит.

Всеволожский. Нет, я все же поговорю с этим Обручевым. В конце концов, Москва никуда не денется. Я подумаю, может, Евдокию туда отправлю, это ведь ее родня, Корионовы.

Евдокия (врывается к ним). Да ты рехнулся, Родионыч! Где это видано, чтоб мужняя жена в Москву ездила челом бить! Ты что, меня своей вдовой записал? – Отец Никола, родненький, скажи ты ему! Блажь на него нашла! Зятя моего Корионова невесть в чем подозревает, ни за что не хочет Андрея к нему отпустить. – Он почему сам-то в Москву не едет? Боится, что Андрей за ним следом туда прибежит.

Всеволожский. И прибежит.

Евдокия. Мы ведь такого натерпелись! Я себя в руках держу, а внутри у меня все дрожит!

Всеволожский (виновато). Ну, будет тебе.

Попадья (из-за двери). Евдокиюшка, милая, гости идут.

Всеволожские принимают парадный вид и идут навстречу гостям.

В горнице.

Всеволожские и гости: Захар Ильич, его жена, теща и Маша.

Всеволожский. Ксения Андреевна, голубушка, сто лет не видались. (К Захару) Я ведь с твоим тестем покойным бок о бок воевал. Вместе Сергиеву Лавру обороняли.

Барашова. Так ты, отец мой, совсем нас разлюбил. Дом касимовский и тот продал.

Всеволожский. Да ну их, эти гнилушки.

Евдокия. Зато Андрей, как побывал последний раз в Касимове, так только и слышишь от него – Захар Ильич, да Захар Ильич.

Захар. Это только так говорится. А в мыслях у него совсем не Захар Ильич.

Все смотрят на Машу, которая скромно опускает глаза. Все рассаживаются за столом, мужчины по одну сторону, женщины – по другую. Фима и Маша сидят рядом, Андрей напротив них.

Фима (негромко). Маша, а ты вышивать любишь?

Маша. Не-а.

Фима. Я тоже терпеть не могу. (Все трое смеются.)

6. Москва.

Возок боярина Морозова подъезжает к крыльцу небольшого дома.

Илья Милославский сбегает со ступенек, помогает Морозову выйти, суетится вокруг него, целует руки.

Милославский. Отец мой! Благодетель мой!

Морозов. Ну полно тебе, Илья Данилыч! (Идут в дом.)

Морозов располагается в горнице, вытаскивает свернутый пергамент, разворачивает его.

Морозов. Вот он, список. По царскому указу только с этого дня можно в него девиц заносить. Я твоих красавиц, конечно, помню, и даже очень хорошо, но для порядка должен сегодня их особо оглядеть.

Вот, двоих я уже сюда занес, не ахти каких. А третья будет Мария Милославская – Бог троицу любит. Так что веди ее сюда. (Усмехается.) И ту, которую четвертой запишем, тоже веди.

Комната дочерей Милославского.

Няньки и служанки наряжают их, оглядывают, сдувают последние пылинки.

Входит Милославский.

Милославский (взволнованно). Борис Иваныч прибыл со списком. Сейчас будет вас в него заносить. Хочет перед этим опять на вас посмотреть.

Анна (насмешливо). Все не насмотрится никак?

Мария. Анька!

Милославский. По плетке заскучала? В такой день!

Анна. Да что ты, батюшка, разве я что сказала? Я вообще рта не раскрывала. Разве девице положено говорить? Девице молчать положено и ходить очами вниз, а поднимать только тогда, когда прикажут вверх посмотреть.

Милославский. Ох-хо-хо! Ну я с тобой еще поговорю. (Няньке) Все приготовлено?

Нянька. Все готово, барин.

В горнице.

Морозов и Милославский выжидательно смотрят на дверь. Дверь открывается. Входят девицы, в руках у них подносы с угощением. Они ставят подносы на стол и отходят назад. Стоят выпрямившись, опустив глаза.

Морозов. Да-а! Попроси-ка, Илья Данилыч, доченек вверх поглядеть!

Девушки прыскают со смеху и смотрят вверх.

Милославский. Вот, дочери мои, боярин Борис Иванович, благодетель семьи нашей, оказал нам великую честь, занес имена ваши в список девиц, предназначенных для царских смотрин. И еще большую честь нам оказывает, обещает замолвить за вас словцо перед царем-батюшкой. А для него, для государя нашего, слово его наставника верного немалую цену имеет.

Морозов. Да-а! О-обе хороши.

Анна. Что-то я в толк не возьму – неужто государь на нас обеих женится? Али ты, боярин, турецкий закон завести хочешь?

Мария в ужасе.

Милославский. Анька! Да я…

Морозов. Прости ее, Илья Данилович! Она больше не будет. Прости ее под мое поручительство.

Морозов и Милославский вдвоем.

Морозов. Аннушка верно сказала. На обеих царю не жениться. Царя женим на Марье Ильиничне. А уж после того, Илья Данилович, не побрезгуй мной, старым и вдовым, зашлю к тебе сватов за младшей сестрой.

7. Касимов.

Андрей стоит перед касимовской мечетью. Ему хочется туда войти, но он не решается. С глубоким вздохом он уходит.

Идет касимовскими улицами. Подходит к дому Барашовых. В раскрытые ворота видно, как Захар с работниками возится с крытой повозкой.

Андрей. Добрый день, Захар Ильич!

Захар. Рад тебя видеть.

Андрей. Ты взгляни-ка, Захар Ильич, какая красота.

Сквозь ветки рябины, покрытые густыми гроздьями, видно ярко-синее небо.

Захар (подходит к рябине). Много рябины – к холодной зиме. Зима этот год ранняя будет. Может, еще до Покрова снег выпадет.

Андрей (тихо). Ослушался я тебя, Захар Ильич, и вот наказан. Сходил я в татарскую слободу, а Шарип этот в Казань укатил.

Захар. Ну ты неуемный! И как Ивану Родионовичу удается такого неуемного на привязи держать?

Андрей. Как удается? Только с моей помощью. Жалко ведь старика огорчать, поэтому каждый раз пускаемся на хитрость. Вот и сейчас я ведь не где-нибудь шатаюсь, а здесь у тебя. (В окне появляется Маша. Андрей отвешивает низкий поклон.) А помнишь, ты мне рассказать хотел про то, что у вас в Казани было?

Один из работников направляется к ним.

Захар. Не сейчас, Андрей, не сейчас. В другой раз расскажу.

Андрей. Тогда я пойду. Мне ведь пора к тебе в гости, опоздать могу. (Быстро уходит.)

Работник. Посмотри, барин Захар Ильич, что я надумал. (Возвращаются к повозке.)

Жена Захара, Софья, подходит к ним.

Софья. Кто это там побежал, уж не наш ли жених?

Захар. Он самый. – Ну как, нравится он тебе?

Софья. А что, тебе разонравился?

Захар. Да нет, он очень славный. Но совсем как малое дитя.

В доме Барашовых.

Маша и Софья.

Маша (глядя в зеркало). Сонь, а кто красивее – я или Фима Всеволожская?

Софья. А тебе непременно надо быть самой красивой? – Что тебе, тебя ведь за ее брата сватают. Уж он-то на ее красоту не обзавидуется.

Маша. Ничего мне не надо. Я просто так спросила. Я знаю, что она меня красивее. И она добрая. Совсем своей красотой не гордится. Словно бы и нет ее. – Чудно, что они ее замуж не выдают.

Софья. Коли не выдают, значит, подходящего жениха не нашли. А может, задумка какая есть. У них в Москве родня с большими связями.

Маша. Да, у нас в Москве родни нет.

Софья (смеется). Ну как же, а тетушка Агафья?

Маша. У тетушки Агафьи самая важная родня – та, что в городе Касимове. В нашей избе. (Обе смеются.)

Приемная комната в доме Барашовых.

Гости и хозяева чинно сидят за столом, за трапезой.

Маша. Матушка, я давеча Фиме обещала вышиванье свое показать.

Барашова. Идите, доченьки, конечно, не все же вам со стариками сидеть. (К Евдокии) Маша у нас такая рукодельница, так вышивает.

Девушки выходят.

Захар. Андрей Иванович тоже вот хотел посмотреть у меня листы немецкие.

Андрей вскакивает, идет вслед за Захаром.

Захар (за дверью). Выручай меня, брат. Эти олухи там без меня повозку доломают, а я у тещи выйду виноватым… (Заталкивает его в комнату Маши и уходит.)

У Маши.

Фима, Маша и Андрей у окошка.

Фима. Уже темнеет рано.

Маша. Скоро зима. – А ведь есть такие края, где совсем зимы нет. Мне их даже жалко. Такой красоты не видят. Зимою иной раз выйдешь в сад – точно в сказочное царство попадешь. Особенно вечером, когда луна светит. – Стоишь, будто в алмазном тереме. (Пауза) А в немецких землях люди дворцы себе строят, краше, чем церкви. У Захара Ильича листы печатные есть, я видела.

Андрей. Нет, дворцы дворцами, а храм все равно над всем городом царит. У меня тоже есть такой лист, город Келен немецкий и посреди него собор.

Фима. Пойду я проведаю нянюшку нашу Порфирьевну. Не заскучала ли она там.

Маша. Она в людской сидит. Найдешь туда дорогу?

Фима. Ага.

Фима выходит. Спускается по лестнице, оказывается в маленькой комнатке. Перед изображением Богородицы горит лампадка.

Фима. Матерь Божия, дай мне увидеть моего жениха. Я хочу ему сказать, как я его люблю.

У Маши.

Машина рука лежит на подоконнике. Андрей пальцами проводит по ее пальцам.

Андрей (тихо). Ты знаешь, Маша, отец мой хочет дела кое-какие уладить, а потом сватов к вам засылать.

Маша (опустив глаза). Я знаю.

Андрей обнимает ее и целует в губы.

Падает снег.

Андрею снится сон. Он видит издали хоровод девушек. Подходит ближе. Девушки резко поворачиваются к нему. У них всех лица Маши Барашовой. Он хочет найти среди них свою и не может.

8. Москва.

В селе Покровском празднуют первый снег. Народ катается на санках, играет в снежки и т. д.

Большие царские сани едут по первому снегу. В санях сидят царь и Прозоровский. Ванятка примостился у ног царя, спиной к вознице. Их нагоняют сани с молодыми боярами.

Молодой боярин. Государь! Давай наперегонки!

Назар Чистой, верхом, настигает их.

Назар. Не сметь! Никаких гонок! Дети малые. Поезжай себе с Богом, князь Никита.

Алексей (в санях). Ну вот, ничего мне нельзя.

Прозоровский (с печальной улыбкой). Зато жениться можешь, на ком захочешь.

Алексей. Мы вчера посчитали, во сколько этот «свадебный чин» обойдется, у меня глаза на лоб вылезли. (Прозоровский и Ванятка выразительно переглядываются.) А тут Богдан Хмельницкий денег требует!..

Прозоровский. Хмельницкому непременно помочь надо!

Алексей. Да что ты! Я ему больше пошлю, чем просит.

Прозоровский (тихо и твердо). А вот этого лучше не делать. Чем больше пошлешь, тем больше по дороге растрясется.

Алексей (вздыхая). Ну что, в кого ни кинь – все воруют?

Прозоровский. Не все. Вот Ванятка, к примеру, не ворует.

Ванятка. Я бы рад, батюшка, да нечего.

Алексей. Ладно, свадьбу сыграем, потом казной займемся.

Ванятка. А ты, батюшка, свадьбу за счет тестя справляй. Многие так делают. (Алексей и Прозоровский хохочут.) И вообще, чем искать самую красивую, лучше самую богатую. А потом взять отцовские сундуки, да и в казну опрокинуть, чтоб доверху наполнилась.

Прозоровский. Наш дурак умнее многих.

Алексей. Где бы найти такого богача?

Ванятка. Ой, я одного такого знаю. Да вот беда, дочки у него нет.

Алексей поджимает губы, гневно раздувает ноздри, но не находит, что ответить.

Ванятка (меняя тему). Батюшка, а мне жениться дозволишь?

Алексей. Дозволю, дозволю. Нельзя, чтоб дураки перевелись, без них скучно.

Ванятка. А давай на спор – что я себе жену найду красивей, чем ты?

Алексей. Это как же?

Ванятка. А вот так. У тебя-то выбор маленький. Ты, чай поди, ниже столбовой дворянки взять не можешь. А у меня выбор – во какой! (Показывает на толпящихся по сторонам дороги многочисленных горожан.) Бери, кого хошь!

Алексей (пинает Ванятку ногой). Я те покажу, на ком хошь. Ты дураком прикидывайся, да не забывай – ты дворянский сын, и звания своего позорить не смеешь.

Прозоровский. А ведь это не по-христиански.

Алексей. Именно по-христиански. Пятая заповедь – почитай отца твоего и матерь твою. Вот представь своего отца – и как ты ему скажешь, что на холопской дочери намерен жениться.

Прозоровский (с невеселым смехом). Нет, я не собираюсь ему такого говорить. Я не хочу жениться на холопской дочери.

Алексей. То-то же.

Прозоровский. Но ведь сказано же: во Христе нет ни иудея, ни язычника, ни раба, ни свободного.

Алексей (насмешливо). И где это сказано?

Прозоровский. Ну-у… в Евангелии…

Алексей. Святого апостола Павла Послание к Галатам. (Снисходительно улыбается.) А сказано там вот как: во Христе Иисусе нет иудея ни язычника, нет раба ни свободнаго, нет мужескаго пола ни женскаго. Понятно? Это к Царствию Небесному относится. А мы пока еще не там… – Вот, видал? (Указывает на двое перевернувшихся саней на обочине.) Это не Царствие Небесное. А там, может быть, все и равны.

Прозоровский. В Царствие Небесное мало кто попадет. Вот в пламени адском – другое дело. И там уж точно все равны.

Алексей. Это только Господь ведает, кто куда попадет. И в этом мире каждый в том звании родится, какое Господь определил.

Ванятка (подмигивая). А иначе все бы родились немецкими пирожниками.

Алексей. «Каждый в звании, в немже призван бысть, в том да пребывает». Святаго апостола Павла к Коринфянам первое Послание.

Прозоровский (восхищенно, Ванятке). Ну и царь у нас!

Ванятка (потирая коленку). Да-а, а зачем маленьких бьет?

Алексей. Так-то. (Зло) А если из Святого Писания дергать, да передергивать, то в один прекрасный день окажемся не в Царствии Небесном, а в Аглицком королевстве. (Смотрит выразительно на Прозоровского.)

Прозоровский. Вроде бы сегодня купцы ожидались?

Алексей. Скоро узнаем.

Царское крыльцо.

Подъезжают сани. Морозов сбегает с крыльца, бросается к царю.

Морозов. Наконец-то. А руки-то, руки какие холодные! Где рукавицы-то?

Алексей. Да вот они.

Морозов (Прозоровскому и Ванятке). А вы куда смотрите?

Прозоровский. Не холодно было, Борис Иваныч. Мы тоже без рукавиц.

Все идут внутрь.

Морозов. Сейчас меду горячего. Тебе нельзя простужаться. Ты не Ванятка какой, на тебе царство держится.

Алексей. Да будет тебе! – Говори скорей, что из Англии?

Морозов (берет из рук подоспевшей Федоры чарку с медом). Вот выпей ради Бога!

Алексей (топает ногой). Говори скорей!

Морозов. Ну что говорить? Нового ничего. – Судят Карлу. И еще долго будут судить. Они это дело страсть как любят, суды да пересуды. Потому что не по-Божьему живут, а по своим з-законам. Теперь все грехи на него навешают, с Адама начиная.

Алексей. Ни одна подлюга на помощь не идет!

Морозов (вздыхая). У всех свои заботы, свои беды.

Алексей. Будь я туда поближе, будь у меня силы, я бы ему помог.

Морозов. Голубчик ты мой родной. – Тебе сейчас о своем думать надо. За стол садись скорее. Отец протопоп сегодня с нами обедает.

За столом.

Морозов, Алексей, Стефан Вонифатьев.

Алексей (за обедом). Иваныч, я что-то не пойму насчет детей Карловых. Старшие в Голландии, а самые маленькие с ним остались. А это не опасно?

Морозов (Стефану). Ну какое сердце! Ему о своей свадьбе думать, а он чужой болью болеет.

Стефан. Будем за них молиться. И будем молиться, чтобы злые ереси своего семени у нас не посеяли, чтобы святая Русь в тишине и покое пребывала. (Выразительно смотрит на Морозова.)

Морозов (досадливо морщится). Всенепременно, отче протопоп, сил не пожалеем.

Алексей (весело). Вот, ты меня жениться заставляешь, я, уж так и быть, женюсь, чтоб тебя не огорчать. А после свадьбы… (Покачивает головой в такт своим мыслям.) Многими делами займемся. – Ну а ты, отче Стефан, что мне скажешь? Кто у нас на Москве всех красивее?

Стефан. Это ты решать будешь, кто там кого красивее. Я своих духовных чад по красоте души различаю. И уж если говорить о московских невестах, то никого равного Маше Милославской даже вспомнить не могу. И умна, и ангел кротости.

Морозов. И первая красавица. У него ведь две дочки на выданье, у Ильи Милославского. И обе чудо как хороши. И все равно младшая старшей не чета. Мария Ильинична еще лучше.

Алексей. Да, прямо чудо какое-то. Аж заслушаешься. Если б ей еще город Киев в приданое давали, я бы на других и смотреть не стал.

Морозов. Ничего, Киев сами возьмем.

Кабинет Морозова.

Кузьма за столом, заваленным бумагами. Стефан Вонифатьев прохаживается по комнате.

Стефан. Ну что, Кузьма Кузьмич? Выходит, у тебя в доме Прозоровских нет верных людей?

Кузьма (сквозь зубы). Это еще понять надо, кому они верные. Этот Трофим хитрый как черт. Он к себе на службу абы кого не берет. Как он того малого, что на него донес, проглядел, – до сих пор удивляюсь.

Стефан. А ты его вот так и отпустил. Ты хоть знаешь, где его искать?

Кузьма. Знаю. Но искать не стану. Мы с него и так уже всё получили. Теперь надо только переждать царскую свадьбу. А там посмотрим, кто хитрее.

Глава четвертая

1. Касимов.

Всеволожский входит в прихожую воеводы. Всеволожский и подьячий.

Всеволожский. Доложи воеводе, что с ним желает говорить касимовский дворянин Иван Всеволожский.

Подьячий (полупьяный и ехидный). А-а-а. Наконец-то, дождались, пожаловал. – А за каким делом, дозволь спросить?

Всеволожский (раздувает ноздри, сжимает кулаки, но сдерживается). У меня к нему важное дело.

Подьячий. А господин воевода только важными делами и занимается. Вот и сейчас занимается, занят очень. Подождать придется.

Всеволожский садится, ждет, глядя в потолок. Идет время.

В город Касимов въезжают два богатых возка, запряженных богато убранными конями.

Возничий. Эй! Как проехать к дому воеводы?

Двое людей берутся объяснять.

Возничий (одному из них). Полезай-ка сюда. (Тот залезает на облучок.) Дорогу! Едет царский окольничий боярин Пушкин!

Всеволожский томится в прихожей. Входят двое молодых людей развязного вида.

Первый посетитель (на ходу, подьячему). Здорово, Пахомыч. (Оба проходят внутрь.)

Всеволожский (возмущенно). Это как же так?

Подьячий. Все заранее договорено. Об исполненном поручении докладывают.

Боярин Пушкин едет по Касимову.

Всеволожский прохаживается по прихожей. Молодые люди выходят.

Первый посетитель (подьячему). Бывай здоров, Пахомыч.

Подьячий продолжает не обращать никакого внимания на Всеволожского.

Всеволожский (подходя к подьячему). Иди, доложи обо мне, не то я тебя задушу.

У воеводы.

Подьячий (входя). Батюшка Степан Васильич, он меня задушить грозится.

Воевода. Ладно, зови этого козла. – Козел настоящий, ни шерсти с него, ни молока.

Входит Всеволожский.

Воевода. Ну, с чем пожаловал?

Боярин Пушкин из окна возка смотрит на Касимов.

Пушкин (своим спутникам). Па-асмотрим, какие тут для нас цветы вырастили. – Да, эта служба мне по душе. Другой раз в жизни такого веселья не будет.

Двое его спутников, старый и молодой, смеются.

У воеводы.

Воевода. Да мало ли что твоим мужикам с пьяных глаз привиделось? Яков Осина почтенный человек, его честность всем известна. – Да не будь он таким, поставил бы его князь Сонцев своим имением управлять? Али ты князю не веришь? Мужикам своим веришь, а князю Сонцеву не веришь? – Да я слушать ничего не желаю. Это все поклеп, злостный поклеп.