Трагедия в крепости Сагалло (сборник)

– Да, сэр. Старик ожидает во дворе. – Мгунгу кивнул в сторону внутреннего дворика института, куда выходили окна кабинета Торото.

– Послушайте, Джозеф. Мистер Дэвис предлагает взять с собой этого повара.

– Дельная мысль. Я знаю Юсуфа. Он надежный человек. Знает суахили и языки некоторых племен банту. А банту и гачига понимают друг друга.

– Вот как! Акоре, позовите сюда повара.

– Слушаюсь, сэр.

Юсуф оказался плотным, широкоплечим человеком. Массивная нижняя челюсть, узкий лоб. На редкость несимпатичный малый. Но одна деталь, которую я не разглядел сразу, одним штрихом меняла портрет – выражение глаз, грустных, умных, как бы наполненных теплым светом. Юсуф был совершенно сед, что среди африканцев встречается нечасто.

Он поклонился мне и с достоинством сказал:

– Здравствуйте, бвана. Меня послал мистер Дэвис. Он сказал, что вы его друг и старый Юсуф может пригодиться в пути.

Я пожал его жесткую, напоминающую клешню краба руку.

– А вы умеете готовить блюда из змей и саранчи, Юсуф?

– О да, бвана. Я знаю даже китайскую кухню. А вы любите эти блюда? – В глазах Юсуфа вспыхнул огонек интереса.

– Очень. Хорошо, Юсуф, готовьтесь. Я думаю, мы выедем сегодня. Как, Джозеф?

– Да, мистер Эрмин. Два часа нам хватит на сборы.

– Отлично. Мы заедем за вами, Юсуф.

– Хорошо, бвана.

Юсуф поклонился и вышел.

– Насчет змей вы… серьезно, профессор? – спросил Торото.

– Вы, наверное, уже убедились, что я несерьезный человек.

Профессором я стал в возрасте Торото. Врачи и биологи редко становятся докторами наук в тридцать с небольшим. Просто мне повезло – мою кандидатскую диссертацию утвердили как докторскую, а молодежные газеты сделали из меня героя-мученика, поставившего опыт с самозаражением. Слышали бы почитатели моего «таланта», как шеф орал на меня, когда я сообщил ему, что проглотил взвесь микробов. Хотя и шефу и мне было ясно, что доказать мою гипотезу можно было только одним способом – заразить самого себя.

Шеф потом две недели просидел у больничной койки с японской кинокамерой, снимая все, что со мной происходило. Он отказался вырезать ту часть пленки, где я блевал и где с отрешенным видом сидел на подкладном судне. Мне кажется, что именно эти наполненные героикой сценки убедили высшую аттестационную комиссию, что я достоин степени доктора медицинских наук.

9

Еще одна пикантная деталь: змеиный питомник, оказывается, размещался в здании бывшей английской тюрьмы. Мало того что за стеной в клетках шелестят змеи, там наверняка по ночам бродят призраки бывших узников.

Что же касается помещения, которое нам выделили для жилья, то оно выглядело так же уютно, как пустой гараж ночью или морг. Особенно мне понравились решетки на окнах и двери – отличная ручная работа. Но часа через три бывшая тюрьма стараниями Торото и его сотрудников была превращена во вполне сносное жилище; походные койки под сетчатыми противомоскитными пологами, раскладная мебель. Толстые каменные стены защищали от зноя, пресной воды хоть залейся – рядом река. Что еще нужно человеку?

Змеиный питомник занимал вторую половину бывшей тюрьмы. Обслуживающий персонал – два пожилых африканца и девочка лет четырнадцати – жили в пристройке рядом с кухней.

Я не без любопытства оглядел клетки со змеями. Плоские, точно лишенные жизни, гады лежали, свернувшись клубками. Запах в питомнике стоял отвратительный. Я как-то не предполагал, что змеи могут пахнуть. Может, это запах пищи, которой кормят шипящее отродье?

У одной клетки Торото придержал меня за локоть.

– Близко подходить не нужно, мистер Эрмин, там – плюющаяся гадюка.

Я остановился. Это милое создание с расстояния в два метра может точно попасть в глаз. Черт знает, каким мужеством нужно обладать, чтобы работать со змеями. Вот уж поистине Божья кара. Ты змею кормишь, ухаживаешь за ней, а она в знак особого расположения возьмет и укусит.

После превосходного обеда, приготовленного Юсуфом, я решил немного пройтись. Гувера – симпатичное место, со всех сторон окруженное зелеными холмами, на склонах плантации папайи, заросли джакаранды. У реки было не так жарко. По пробитой среди кустов и слоновьей травы тропинке я вышел к небольшому причалу. У причала покачивалась старая дюралевая лодка с подвесным мотором. Я не смыслю в моторах, но этот – японский, судя по иероглифам на кожухе, выглядел солидно.

Реки в Африке редко рождают ощущение свежести, прохлады, как, скажем, наши лесные речки в средней полосе или Карелии. Мне приходилось бывать на берегах Конго, Замбези, Лимпопо, и всякий раз они поражали меня: казалось, в каждой капле воды что-то возится, размножается, пожирает друг друга. Одним словом, завтрашнее путешествие по реке Зее не вызывало особой радости.

Вечером Торото уехал в город, Юсуф возился на кухне, а мы уселись играть в покер. Четвертым был механик – мальчишка, которому предстояло завтра на мотолодке отвезти нас в деревню Нторо.

Покер неплохо отвлекает. Я и не заметил, как опустился тропический вечер, а вслед за ним на нас обрушились полчища всякой кусающейся твари: комары, мошки, москиты. Пришлось укрыться под противомоскитным пологом. Полчаса я еще перелистывал при свете аккумуляторного фонаря свежий номер британского медицинского журнала «Практишинер», а потом меня сморил сон.

Проснулся от всхлипывающих, скулящих звуков, прерываемых глухим ворчанием. Сквозь дверную решетку бил лунный свет. Здесь, на экваторе, луна светит, точнее, отражает свет, как-то особенно яростно. Вот где раздолье лунатикам!

Я сунул ноги в сапоги и подошел к двери. Метрах в пятнадцати от порога собралось целое стадо гиен. При моем появлении они умолкли, но с места не сдвинулись. На редкость омерзительные животные, с тусклыми, будто подернутыми гнилостной пленкой, глазами. Во дворе появились шаркающие шаги. Кто-то в белом медленно брел от низкого, приземистого домика кухни. По-видимому, наступил час привидений. Привидение голосом Юсуфа сердито крикнуло нечто похожее на наше русское: «Эй вы, стервы!» – и гиены исчезли во мраке. Юсуф протяжно зевнул и побрел назад, на кухню. Спать вместе со всеми он наотрез отказался.

Я стоял у решетки и думал о Варе, как, должно быть, ей неуютно там, в московской квартире. Я не очень-то впечатлителен, но в последнее время воображение стало вдруг проделывать со мной странные штуки. Сейчас, например, я отчетливо представил, скорее даже увидел нашу московскую квартиру в Кривоколенном переулке, высоченную, больше напоминающую операционную, кухню, и тень Вари у окна.

Я ощущал на лице упругое прикосновение лунного света. Мне хорошо было видно, как одна за другой, мелкой трусцой, совсем по-собачьи, на площадку перед домом сбегались гиены.

Они уселись в рядок, о чем-то посовещались, как оркестранты, и, задрав морды, тоскливо завыли, временами тявкая и захлебываясь в собственном вое.

Торото явился чуть свет. Мне показалось, что я только что уснул, когда во дворе хлопнула дверца автомобиля.

Юсуф принес завтрак, самый обычный завтрак: омлет, бекон, поджаренный хлеб. Как в лучших домах Англии. Не хватает только овсянки.

– А как же змеи? – спрашиваю я у него.

– Но сейчас не сезон, – растерянно бормочет Юсуф.

– Вечно мне не везет. А блинчики «по-сайгонски» ты умеешь готовить?

– Нет, бвана. – Юсуф огорченно вздыхает.

– Ну, это просто. Берется рисовая мука, пальмовое масло. Гм-м… Самое трудное – приготовить начинку. Для начинки лучше всего подходит мясо молодого варана.

Мгунгу издает хрюкающий звук и испуганно прикрывает рот рукой. Тоже мне эти современные африканцы, дети городов! Они не знают суахили, их тошнит при упоминании о варане. Мальчишка-механик, глядя на него, хохочет. Потом начинает звонко икать.

Я с наслаждением закуриваю первую сигарету и наблюдаю, как паук-птицеед крадется к маленькой перламутровой птичке. Но птичка начеку, вовремя вспархивает, и паук замирает.

– Что ж, с Богом, как говорится! – Я подымаюсь.

Как я ни противился, поклажи набралось много. Принимаю решение: контейнер с медикаментами и вакциной доставить во вторую очередь. В первый день при самом благополучном раскладе они нам не понадобятся. Когда мы подошли к причалу, опять начался мелкий дождь. Моторная лодка открытая, так что в ближайшие час-два мы вымокнем до нитки. Предусмотрительный Торото приказал захватить рулон полиэтиленовой пленки. Среди прочего груза много места занимают подарки Амабаге: бутылки виски, блоки сигарет и коробка с батарейками для транзистора. Почему-то именно эти земные вещи меня окончательно успокаивают. На Торото пятнистая куртка со множеством карманов – такие носят «командос». Он сдержанно улыбается мне.

– Будьте осторожны, профессор.

– Непременно.

И мы в десятый уже раз словесно проигрываем варианты ситуаций, в которых можем оказаться. Кажется, не учтена лишь одна возможность – нашествие инопланетян.

– Не забудьте, Джозеф, привести в готовность силы быстрого реагирования.

– Президент уже отдал распоряжение…

Конец фразы Торото, сказанной с самым серьезным видом, оборвал рев мотора. Юсуф набросил мне на плечи полиэтиленовую пленку.

Лодка медленно отошла от причала. По отмели, задрав клешни, кинулись врассыпную пресноводные крабы. До деревни Нторо минут сорок ходу.

10

Мотор стучал ровно, вода с шипением отлетала от борта, закручивалась в водоворотах. Над темно-зеленой стеной тростника раскачивались пышные султаны папируса. На песчаных отмелях темнели зловеще-неподвижные тела крокодилов.

Мир вокруг, оглушенный треском лодочного мотора, казался немым и застывшим. Ощущение странное, если учесть, что мы шли со скоростью миль двадцать в час, не меньше. Как нас встретит Амабага – колдун «болотных людей»? Судя по всему, он натура незаурядная. Сбежать из города и за короткое время обрести такое могущество!

В детективной истории я принимаю участие впервые. Работал с сомалийскими кочевниками в пустыне Огаден, с масаями в Кении, но чаще все же там были крупные поселения, с госпиталями, представителями власти, полицией. Сложностей, конечно, много. Взять хотя бы языковой барьер. Попробуйте без переводчика, на пальцах объяснить людям, скажем, из племени дадосов, что у них на анализ нужно взять кровь из пальца?

Барри Дэвис мне как-то рассказывал, что для того, чтобы отобрать на исследование мочу в одной деревне и не перепутать бутылочки, он на каждой должен был нарисовать какой-нибудь отличительный знак: дерево, человечка, птицу, хижину, луну… Племя, которое он обследовал, не имело письменности. Внезапно лодка отвернула вправо, я едва не вывалился за борт. Юсуф, тронув меня за локоть, показал на квадратную голову бегемота с маленькими розовыми ушами. На берегу, среди зарослей мелькнули треугольники хижин. Это была Нторо. Механик развернул лодку, заглушил мотор и, отталкиваясь от дна шестом, по мелководью повел ее к причалу, точнее, полусгнившим мосткам.

Торото рассказывал: раньше в деревне Нторо жили рыбаки-гачига, но речная слепота согнала их с богатых рыбой мест, заставила уйти дальше, в болота. Мошки – переносчики речной слепоты – предпочитают быстрые, насыщенные кислородом реки. Затхлая вода болота их не устраивает.

Лодку Анугу первым разглядел Акоре.

– Смотрите, мистер Эрмин, кажется, там… пирога. Нет, чуть-чуть левее мостков.

Ну и глаза у Акоре. У меня с возрастом наметилась дальнозоркость, но я так ничего и не увидел. Водоросли с неприятным звуком терлись о днище лодки, словно кто-то расчесывал гребнем жесткие, густые волосы. Попытался вспомнить звук, когда дед расчесывал гриву лошади, и не смог. Не раз замечал, что в наиболее сложные, ответственные минуты, когда нужно сосредоточиться, в голову лезет всякая ерунда. На глаза попадается приклад автоматической винтовки. Это еще зачем? Винтовка лежит слева от Акоре. Он что, собирается воевать с непокорными гачига?

Нос лодки упирается в берег. И тут я вижу Анугу. Его трудно узнать: расшитая бисером набедренная повязка, на плечах буро-красная накидка, за поясом большой широкий нож, напоминающий римский меч. У Анугу даже голос изменился, стал властным, с гортанными интонациями.

– Что он говорит, Юсуф?

– Лодка может взять только троих. Остальным придется ждать здесь. Лучше, если первым отправится вазунгу[1]. Так велел великий Амабага.

Мгунгу и Акоре тревожно переглянулись.

Я без энтузиазма оглядел узкую пирогу. В носу – длинное копье, весло-гребок, моток веревки. Ненадежное сооружение. Как можно спокойнее сказал:

– В этом корыте и трое-то не поместятся. Ничего не поделаешь, будем добираться по очереди. Как Мгунгу?

Всегда готовое улыбнуться лицо юноши на сей раз осталось неподвижным.

– У нас нет выбора, сэр. Хотя это все мне очень не нравится.

Акоре молчал. Я попытался пошутить:

– Ладно, военный совет закончен. Ждите здесь, первым с Анугу пойду я. Раз уж так хочет сам Амабага.

– Я с вами, бвана, – хмуро сказал Юсуф.

– Да, но…

– Бвана не может идти без слуги, сам нести тяжелые вещи. Гачига не поверят такому вазунгу.

И, не обращая больше на меня внимания, Юсуф стал перекладывать коробки с продуктами, посудой и прочий скарб в пирогу.

– Юсуф, неужели ты хочешь взять все это с собой?

– Да, бвана. Ведь неизвестно, что нас ждет.

Анугу, наблюдавший за погрузкой, утвердительно покачал головой.

Мы с Юсуфом перебрались в утлую посудину. Лодка сразу осела под тяжестью. Темная болотная вода местами пузырилась. Мгунгу и Акоре замерли рядом с моторной лодкой по стойке «смирно», будто стояли в почетном карауле, провожая нас в последний путь. Мальчишка-моторист сидел с открытым от удивления ртом.

Анугу греб ритмичными, плавными гребками. Минут через двадцать лодка скользнула в едва заметную протоку в сплошной стене камыша, и сразу же пахнуло удушливым смрадом, точно рядом помещалась скотобойня. Веселенькое место выбрали для себя гачига!

Метрах в пятидесяти, на песчаном островке темнела раздувшаяся туша не то слона, не то бегемота величиной с понтон. По туше, склонив тяжелую голову с большим клювом, прохаживался гриф.

Вонь еще долго преследовала нас. Ситуация складывалась, выражаясь языком математиков, «со знаком минус». Что, если Амабаге придет мысль взять нас с Юсуфом в качестве заложников? Забавное дельце. Провести остаток дней в этой болотной республике. Впрочем, Амабага не такой уж дурак. Зачем ему осложнять себе жизнь? Ссориться с властями? Исчезновение международного чиновника – серьезный повод для неприятностей. Думаю, что в интересах Амабаги, чтобы мы, выполнив задачу, вернулись в Омо целыми и невредимыми.

Я усмехнулся. Подобная логика вполне приемлема для шайки мафиози, но не для гачига, живущих своими представлениями о мире.

Высоко над нами прошел «боинг», волоча за собой громоподобный звук. Трудно представить, что всего несколько дней назад я сидел в кресле такого же лайнера и вел светскую беседу с католическим священником из Найроби, потягивая джин с тоником.

Один этнограф из Дар-эс-Салама убеждал меня, что кочевники-масаи не верят, что самолеты – неживые существа. И что нередко в фюзеляже и крыльях легких спортивных самолетов находят наконечники отравленных стрел.

Через сорок минут лодка, обогнув стадо фламинго, мягко приткнулась к берегу в самом, казалось бы, неудачном месте – даже намека не было на тропинку.

Анугу жестом приказал следовать за ним. Он весь подобрался, движения его стали пружинистыми, эластичными. Анугу взял только копье, ему и в голову, наверное, не пришло помочь Юсуфу. Я подхватил свой врачебный чемоданчик, взял, было, коробку с продуктами, но Юсуф укоризненно покачал головой: белый господин не может нести поклажу.

В сплошной стене тростника было пробито что-то вроде просеки шириной в метр. Идти пришлось по щиколотку в клейкой болотной жиже. Такого количества комаров и мошек я даже в тайге не видел. Облепили физиономию, лезли за воротник, в рот. Струя репеллента, что я выпустил из баллончика, эту кусачую тварь только ожесточила. От духоты и усталости притупилось чувство опасности. Хорошо, Торото надоумил меня надеть высокие резиновые сапоги. Хоть и жарко, зато змея не цапнет. Ну а крокодилы нынче сторонятся людей – своя шкура дороже.

Мы выбрались на глинистый берег. Тропа стала приметнее. Сзади с надрывом дышал Юсуф: ему приходилось тяжелее всех. Он ухитрился огромный узел нести на голове.

Наконец я не выдержал:

– Послушайте, долго нам еще тащиться?

Анугу ответил, не оборачиваясь:

– Мало, мало.

Я насторожился: выходит, он понимает по-английски? Или понимает, но не может говорить?

Озеро открылось неожиданно. Темное, неподвижное, точно подернутое пленкой. Справа, по склону холма ярусами поднимались делянки маниоки и сизаля, слева виднелись круглые, похожие на пчелиные ульи, хижины, крытые камышом.

Анугу повернулся ко мне:

– Кабахингу.

Значит, это и есть деревня Кабахингу – самое крупное поселение гачига. Вид у деревни был нежилой: ни звука, ни дымка. И чем ближе мы подходили, тем настороженнее, мрачнее выглядели покинутые хижины. Горечью беды веяло от опустевшего загона для скота, разросшихся кустов живой изгороди – единственной защиты от хищников. Горьковато пахло погасшим костром. Гачига либо ушли, оставив деревню, либо лихорадка уже сделала свое черное дело.

Анугу остановился у крайней хижины и жестом приказал подождать. Юсуф с облегчением опустил на траву поклажу, лицо его лоснилось от пота.

– Ты ведь знаешь язык гачига, Юсуф? – спросил я его.

– Да, бвана.

– Будешь переводить.

– Нет, бвана. Я буду переводить с суахили. Зачем им знать, что мне известен язык гачига?

Что ж, резонно. Может, при случае пригодиться.

Я обратил внимание, что хижина, у которой мы остановились, отличается от всех остальных; она выше, просторнее. И круглый лаз в ней пошире. Жилища остальных гачига лепились поодаль, образуя круг, в центре которого был загон для скота, и в лучшем случае напоминали курятники. Гачига в отличие от масаев невысоки ростом. И потолки их хижин соответствующие. При моем росте в таком жилище пришлось бы передвигаться на четвереньках.

Анугу приблизился к темному лазу и, почтительно поклонившись, несколько раз однообразно, как заклинание, повторил одну и ту же фразу, где среди незнакомых слов было и знакомое – Амабага.

Ага, значит, мы у жилища местного колдуна.

Анугу в выжидательной позе застыл около «двери» в апартаменты. Сценка мне почему-то напоминала процедуру отлова «черной вдовы» – самки тарантула. Делается это так: к длинной нитке прикрепляют шарик из клейкой смолы и опускают его в круглую норку паучихи. «Черная вдова» – особа нервная, с ходу всаживает хелицеры в вязкую массу и приклеивается. Остается ее только вытащить. Ассоциацию с ловлей тарантулов, по-видимому, вызвала круглая дырка в хижине и лоснящаяся, черная спина Анугу.

11

Амабага появился минут через пять. Роста он был небольшого, но отлично сложен. Широкоплечий, с выпуклой грудью, с мощными ногами. Несмотря на устрашающую раскраску и, условно говоря, одежду: набедренная повязка, шкура леопарда, наброшенная на плечи, – в нем угадывался горожанин. И не только по дорогим японским часам на руке. Так выглядят африканцы на фотографиях в рекламных буклетах.

Темные глаза колдуна смотрели насмешливо, даже высокомерно. С точки зрения африканской эстетики он был не только красив, но и величественен. Амабага произнес длинную фразу. Анугу тут же почтительно перевел ее на суахили.

– Давай, Юсуф, подключайся.

– Слушаюсь, бвана… Великий из величайших сказал, что дух Бакама обучил его языку вазунгу, для него не существует непонятного, он знает все.

Я учтиво поклонился.

– Рад познакомиться с таким интересным человеком. – И, не удержавшись, добавил, что впервые встречаю собеседника, который знает все.

Юсуф старательно перевел, надо полагать, отредактировав мой ответ. Анугу то же самое воспроизвел подобострастным голосом. Ирония в общении с колдуном тут была не принята.

Несмотря на уроки бога Бакама, Амабага вновь затараторил на языке гачига. Через Анугу и Юсуфа я узнал следующее:

– Великий Амабага приветствует великого колдуна вазунгу и просит его пройти в священную хижину.

Я постарался изобразить на лице удовольствие. Во всяком случае, все не так уж плохо началось. Если не считать ощущения, что этот колдун меня дурачит. Протиснувшись в узкий лаз, я с удивлением огляделся: в хижине было светло, свет падал из двух окон, прорезанных в кровле и затянутых полиэтиленовой пленкой. Хижина ничем не напоминала обиталище колдуна и скорее походила на палатку солдата или геолога. Походная койка под зеленым противомоскитным пологом армейского образца. На стене два костюма – светлый и темный, самого элегантного покроя, рядом короткоствольный итальянский автомат «баретта», каскетка из маскировочной ткани.

На раскладном металлическом столе японский транзистор «панасоник», аккумуляторный фонарь, бутылка виски и два высоких стакана. К интерьеру очень бы подошла фотография хорошенькой японки в бикини.

– Вы что, действительно говорите по-английски? – спросил я Амабагу.

– Конечно. – Он улыбнулся.

– Тогда зачем вам понадобилось устраивать представление?

– Тут не Женева, мистер Эрмин. И даже не Найроби. А вы, насколько я знаю, не новичок в Африке. Присаживайтесь. Виски? Льда, правда, нет.

– Удивительно, что у вас нет льда.

– Дорога была утомительна, не правда ли?

– Ну что вы, одно удовольствие. Но нельзя ли ближе к делу, мистер Амабага? – Я отпил глоток виски и подумал, что никогда еще не пил этот напиток в подогретом виде. – Чем быстрее мы начнем работу, тем лучше. Мои помощники застряли в Нторо. А пока мы не разберемся что к чему, приступать к ликвидации очага бессмысленно. Дайте распоряжение Анугу, чтобы сюда доставили моих помощников. Это парни из столицы. Гачига их знать не могут. К вакцинации, если она понадобится, мы сможем приступить в лучшем случае завтра к полудню. К тому же вакцину еще нужно доставить… и то отдельными партиями. При такой жаре даже в термоконтейнере она быстро испортится.

Амабага работал в аптеке, поэтому то, что я ему сказал, для него не новость. Мы ведь, в сущности, почти коллеги.

Взгляд мой упал на ритуальное одеяние, аккуратно висевшее на стене. Чего там только не было: хвост обезьяны, когтистая лапа леопарда, ожерелье из скорлупы яиц страуса, какие-то мелкие кости, зубы, разрисованные калебасы, монеты. Парочка серег, выкованных из темного металла. Все облачение в общей сложности весило не менее двадцати килограммов. В сочетании с «бареттой» все это выглядело забавно.

Амабага молча протянул мне пачку «Уинстона», щелкнул зажигалкой, закурил сам, пустил облачко ароматного дыма.

Его невозмутимость вывела меня из себя.

– Послушайте, что вы молчите? Ведь я здесь по вашей просьбе. Я спрашиваю, когда мы сможем осмотреть больных, вообще разобраться в ситуации?

Амабага посмотрел на меня с явным сожалением, словно имел дело с идиотом.

– Смотреть больных? Вот так сразу? Сейчас?

– Конечно. Что вас удивляет?

– Мы в Африке, мистер Эрмин. Простите, вынужден повторить. А в Африке свои законы. Если вы сейчас появитесь в деревне, вас просто убьют. Все уверены, что болезнь послана вазунгу с летающего дьявола. Умерла рыба, крокодилы. Теперь погибает скот, люди. Хорошо, что вы не прилетели на вертолете. Старейшины знают, что вы здесь… Нужно принести жертву богу Бакама.

– Вот как, жертвоприношение все-таки состоится. Любопытно, кто же намечен в качестве жертвы?

Я внимательно взглянул на Амабагу, но он выдержал взгляд. Крепкий малый. И, похоже, весьма не глуп. Такие князьки принесли своему народу горя не меньше, чем белые завоеватели. Кто торговал рабами, обменивал людей на побрякушки? А современные авантюристы вроде Амабаги еще опаснее. Они образованны, переняли опыт белых и потому могут еще изощреннее влиять на народ. Ведь африканцы по своей сути добры и простодушны.

– Когда свершится обряд жертвоприношения?

– В полдень.

А когда можно осмотреть больных?

– Не раньше завтрашнего утра.

– Но ведь мы потеряем почти сутки.

– Это лучше, чем потерять жизнь, мистер Эрмин.

– После жертвоприношения мы с Юсуфом сможем вернуться на базу в Гуверу?

– Нет, старейшины будут недовольны. Вы должны жить здесь. Для вас уже приготовлен дом.

– Но друзья подумают, что с нами случилась беда.

– О, не беспокойтесь. Анугу отправится в Нторо, где вы оставили моторную лодку, и успокоит ваших друзей. Вы передадите с ними записку. Скажите, у вас есть что-нибудь, что можно принести в жертву богу Бакама?

– Что именно? Что предпочитает бог Бакама?

– Какой-нибудь пустяк. Коробку из-под медикаментов, например…

– Зачем ему коробка?