bannerbanner
Галинкина любовь
Галинкина любовь

Полная версия

Галинкина любовь

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 5

– Пойдём, посидим где-нибудь на территории… – Галинке неловко было обсуждать свои домашние дела на глазах у посторонних. К тому же, ей не терпелось разворошить материнские кошёлки.

Лагерные правила были для Галинкиной мамы нипочём – если она решала, что дочурка должна непременно откушать копчёной курочки, то везла ей эту самую курицу и плевать хотела на то, что подобная еда в Артеке была строго запрещена. Это тоже характеризовало её весьма показательно: она не зависела ни от каких официальных предписаний и поступала только так, как сама считала нужным.

– Їж все зараз, моє сонечко,6 – подбадривала тётя Ксана, поглаживая Галинку по голове, пока та терзала зубами смуглое копчёное крылышко.

Доев курицу, девочка с удовольствием принялась за мороженое – мама привезла его в термосе, чтобы оно не растаяло. А ещё были персики и холодная газировка – подружки в отряде обзавидуются!..

Но Галинка недолго чувствовала себя триумфаторшей. В тот же день, сразу после полдника, с ней случился, как выразилась бы современная молодёжь, эпик фейл – то есть, сокрушительный провал.

На полдник давали её любимые булочки с повидлом. Галинка обожала их с малышового возраста: день, когда в детсадовской или школьной столовой появлялись эти самые булки, был для неё праздником. Но она так объелась во время встречи с матерью, что для заветной булочки в желудке совершенно не осталось места. Забирать еду из столовки было запрещено. Галинка долго боролась с собой, и в итоге, давясь, всё-таки запихнула в себя ароматную сладкую сдобу.

Ей моментально стало нехорошо, и она поняла, что булочка всё-таки была лишней. Выйдя на улицу, Галинка осознала, что дурнота не проходит, а наоборот усиливается. В ту же секунду она рухнула на колени, и её начало рвать прямо на землю.

– Тесленко блюёт!!! – радостно загоготали пацаны из её отряда. Девочки же сморщили носы и брезгливо протянули:

– Фу-у, гадость…

Галинка готова была провалиться от стыда. Лицо её покраснело, из глаз сами собой брызнули слёзы. Как было бы хорошо, если бы в эту секунду её поразила молния, чтобы не слышать больше насмешек и оскорблений…

Девочку всё ещё мутило и продолжало выворачивать наизнанку, когда атмосфера вокруг неё вдруг изменилась.

– А ну-ка, прекратили ржать! – раздался рядом суровый голос. Хохот и подколки моментально стихли. Через секунду Галинка почувствовала, что кто-то осторожно поддерживает её голову во время рвотных спазмов.

– Ну, вот и всё. Легче тебе? – услышала она сочувствующий вопрос. Но только подняв глаза на неизвестного спасителя, она, наконец, узнала его – это был Данила, её ялтинский сосед.

Он, конечно, казался ей ужасно взрослым – в то лето ему как раз стукнуло шестнадцать. Галинка не водила дружбы с такими большими мальчишками. Точнее, это мальчишки не удостаивали своим вниманием подобных ей малолеток. Но их дома были совсем рядом, и мама частенько болтала о каких-то житейских мелочах с Даниными родителями и дедушкой.

Поймав её страдающий взгляд, Данила наконец тоже узнал девчонку.

– Чем же ты траванулась, соседка? – вздохнул он понимающе. – Фрукты немытые ела? Или овощи? Хотя откуда ты могла их взять…

– Я… не отравилась… – выдавила Галинка еле слышно. – Просто переела.

– Ладно, пойдём, – он протянул руку, помогая ей подняться. – Тебе нужно умыться хорошенько.

Она встала, и Данила стряхнул большими горячими ладонями с её худеньких расцарапанных коленок комья земли. Взрослый пацан из старшего отряда сделал это на глазах у всех!!! Окружающие почтительно замерли. Никто не решался больше ни насмехаться, ни кривить физиономию в Галинкину сторону – за пару мгновений она возвысилась от всеобщего пугала до персоны, которой можно было только позавидовать.

Данила отвёл девочку к умывальнику и самолично, набирая в пригоршни холодной воды, вымыл ей лицо, а затем заставил прополоскать рот. Озабоченно приложив ладонь к её лбу, он задумчиво протянул:

– Температуры, вроде, нет… Значит, ты уверена, что это не отравление? А живот не болит? Может, проводить тебя в медпункт?

– Нет-нет, – замотала головой она. – Ничего не болит, и не тошнит больше. Правда… – и она осмелилась поднять на него робкие благодарные глаза.

– Ну тогда возвращайся в отряд, пока тебя не потеряли, – он ласково и ободряюще улыбнулся ей в ответ. – Если кто-то будет тебя обижать, – добавил он деловито, – сразу говори мне. Я им всем бошки поотрываю!


***

Больше всего на свете Галинка боялась разболеться перед кастингом. Она как-то упустила из виду разницу климатических условий Крыма и Москвы: мартовская столица встретила девушку нулевой температурой, и она дрожала в своей короткой курточке на пронзительном ветру, стоя в очереди на прослушивание. А очередь была не просто большой – она была огромной, и растянулась извивающейся змеёй от концертного зала «Останкино» едва ли не на километр.

Галинка заметила эту жуткую очередь сразу же, едва сошла на трамвайной остановке, и настроение у неё моментально испортилось. Не то чтобы она тешила себя иллюзиями относительно собственной исключительности – понятно, что письмо с приглашением пришло не только ей. Но всё же Галинка впервые всерьёз задумалась о масштабе той авантюры, в которую ввязалась.

Вздохнув, она поволокла свою дорожную сумку в конец очереди. Было тяжеловато, и она сто раз пожалела о том, что не купила нормальный чемодан на колёсиках.

– Девушка, вам помочь? – услышала она приветливый голос и уже открыла была рот, чтобы немедленно послать непрошенного помощника, но собеседник продолжил:

– Вы ведь на кастинг, да? – и она сразу расслабилась, поняв, что это явно был кто-то из своих.

– Давайте вашу сумку, – радушно предложил парень. Поколебавшись, Галинка всё-таки позволила ему забрать у неё свою тяжёлую ношу. Тот подхватил сумку одной рукой, а другой протянул Галинке вкусно пахнущий промасленный пакет:

– Угощайтесь, пожалуйста! Там пирожки. Стоять ещё долго, мы тут с пяти утра торчим…

– С пяти утра? – ахнула Галинка. – А что, очередь совсем-совсем не движется?

– Движется помаленьку, – он пожал плечами. – Да вы берите, берите пирожки, они свежие, ещё горячие, я только что купил.

Галинка перекусила в самолёте, но с тех пор прошло уже довольно много времени, и она почувствовала, как буркнуло у неё в животе. С благодарностью сунув нос в пакет, она вытянула круглый румяный пирожок и с наслаждением впилась в него зубами.

– М-м-м, как вкушно! – промычала она. – А вы мештный или приежжий?

– Из Ташкента, – парень махнул рукой. – Да я не сам прослушиваться иду, просто девушку свою сопровождаю… А за вас никто поболеть не приехал? Вы вообще откуда?

Галинка вздохнула.

– Из Ялты. Но если вы сейчас начнёте пытать меня на предмет «чей Крым», то честное слово, я…

Он удивлённо и даже с некоторой опаской покосился на неё, словно на буйно помешанную.

– Это ваши политические проблемы, при чём к ним Узбекистан?

– Простите, – опомнилась Галинка. – Простите, пожалуйста. Видимо, просто накипело… сил уже нет об этом говорить, сил нет это обсуждать, сил нет спорить. Ни в жизни, ни в интернете.

Ей действительно было неловко. Она дико устала, подсознательно постоянно ожидая подвоха, и поэтому, находясь в неослабевающем нервном напряжении, кидалась на собеседников первой почём зря. Но, боже милостивый, если люди даже внутри одной-единственной семьи не могут договориться между собой, чего можно ожидать от посторонних?!

– Простите меня, – тихо и виновато повторила она, чувствуя себя чудовищем. – Забудьте весь тот вздор, что я болтала.

– Пису – пис! – отшутился парень, но потом всё же благоразумно растворился в толпе, и она даже не могла винить его за это.


***

Пристроившись в хвосте очереди, Галинка уныло прикинула, что прослушивание, похоже, растянется на целый день. И почему она не догадалась взять с собой книгу или хотя бы журнал?! Но гораздо сложнее было выносить холод. Чтобы хоть немного согреться, Галинка принялась прыгать с одной ноги на другую, однако тут же черпанула мокрого снега в правый ботинок, на котором чуть-чуть отошла подошва. «Вот только простудиться мне не хватало…» – подумала она сердито.

Галинка берегла связки перед прослушиванием, и её несказанно удивляли другие участники кастинга – они бурно общались между собой, спорили, кричали и хохотали во всё горло, не заботясь о том, что могут сорвать голос ещё до того, как зайдут внутрь.

Заветная цель, тем не менее, потихоньку приближалась. К обеду до входа осталось всего метров двадцать. Охрана возле дверей концертного зала начала проявлять строгость и бдительность:

– Группа поддержки и все, кто не участвует в кастинге – в сторону! Внутрь вам нельзя. Остаются только вокалисты, разбиваются по парам, готовят паспорта и приглашения…

Чем ближе была цель, тем больший мандраж овладевал всеми участниками отбора. У кого-то действительно пропал голос, кто-то заходился в истеричном кашле, кого-то тошнило, у кого-то ногу свело… Слава богу, хоть с этим у Галинки всё было в порядке. Зато уже непосредственно перед крыльцом она с ужасом осознала, что нестерпимо хочет по-маленькому, а поблизости не наблюдалось ничего, похожего на туалет. Выходить из очереди ей было боязно – вдруг в её отсутствие ближайших соседей запустят внутрь, а ей снова придётся занимать с конца? Пришлось терпеть из последних сил.

В дверях охранники сдерживали толпу, не давая ей тут же ломиться на третий этаж, где проходило прослушивание. Внутрь запускали группами по пятьдесят человек, предварительно тщательно изучив документы.

– Девушка, – пожурил её один из членов охраны, – ну что ж вы с баулом-то… Это же телевидение, а не зал ожидания на вокзале. Мы обязаны проверять все сумки.

– Между прочим, я прямо с самолёта сюда явилась, – огрызнулась Галинка. – Но если моя сумка кажется вам подозрительной, можете проверить, мне скрывать нечего.

Однако он только скептически посмотрел на её посиневшие губы и тоненькую курточку, а затем с досадой махнул рукой:

– Ладно уж, проходите.

И вот наконец Галинка вместе с остальными сорока девятью участниками ввалилась в холл концертного зала. Однако и тут пришлось терпеть – попросили дождаться, пока сверху не спустится предыдущая группа «кастингуемых». Вожделенный туалет, как ей доходчиво объяснили, находился за очередным кордоном охраны, и попасть туда можно было только после того, как пройдёшь прослушивание. Галинка с ужасом поняла, что ещё пара минут – и ей уже не нужен будет никакой кастинг. Она поискала охранника с наиболее добрым лицом и кинулась к нему:

– Пожалуйста, можно мне в туалет?

– Вот сначала пройдёте кастинг на третьем этаже, а потом уж идите куда хотите, хоть на все четыре стороны, – флегматично отозвался он. Галинка сделала жалобные глаза котика из «Шрека»:

– Да вы что, как я петь-то буду в таком состоянии?! Ещё чуть-чуть – и описаюсь… – доверительно добавила она, понизив голос.

Смерив Галинку взглядом, охранник тоже смягчился, как и его предшественник. Выражение его лица сделалось не отчуждённо-деловым, а нормальным – участливо-человеческим.

– Ладно, давайте в залог паспорт и приглашение, – быстро сказал он. – И чтобы живо у меня! Одна нога здесь, другая там!

Выйдя через пять минут из заветной комнаты с табличкой «WC» и чувствуя себя на седьмом небе от счастья, Галинка вдруг осознала, что совершенно успокоилась и больше не боится. Словно все её волнения исчерпались желанием посетить туалет. Теперь она была совершенно расслаблена и абсолютно уверена в себе.

Забрав у душевного охранника паспорт с приглашением и сердечно поблагодарив его, Галинка вместе с остальными участниками поднялась на третий этаж. Именно там, за закрытыми дверями одной из аудиторий, и происходило таинство…

Александр Белецкий

Утром за завтраком Александр украдкой разглядывал лицо дочери, которая была полностью поглощена своим айфоном. Он пытался понять, чем Даша живёт, чем дышит, о чём мечтает. Стыдно признаться, но он и в самом деле не слишком-то хорошо знал её. Вернее – не очень понимал в последние годы. В её возрасте, помнится, он был совсем, совсем другим…

– Скажи, – начал он осторожно, – твоё желание стать актрисой действительно искреннее? Или это просто ради того, чтобы насолить матери?

– Абсолютно искренне хочу насолить матери, – кивнула Даша, не отрываясь от айфона.

Белецкий разозлился.

– Послушай, ну я ведь не шутки шучу! Речь идёт о твоём будущем. До поступления осталось три месяца, ты хоть как-то готовишься? Может быть, есть какие-то дни открытых дверей для студентов…

Даша наконец подняла взгляд на отца.

– Во ВГИКе нет и не было никакого дня открытых дверей, – отчеканила она ровным голосом. – Ещё вопросы?

– Значит, ты решила поступать именно во ВГИК… – задумчиво констатировал он. – А почему, можно спросить?

– Потому что не хочу растрачивать силы и нервы на другие театральные вузы, – Даша дёрнула плечиком и быстрым лёгким движением откинула со лба упавший локон. – Меня интересует кинематограф. Упаси боже, я не собираюсь играть в театре, как маменька.

– Почему это «упаси боже»? – он приподнял одну бровь. – Я тоже служу в театре и не вижу в игре на сцене ничего зазорного.

– Ты – это другое, – Даша махнула рукой. – Ты и так звезда. Но ведь знаменитым ты стал именно благодаря кино! Теперь зрители в ваш театр ходят только ради того, чтобы поглазеть на тебя, а вовсе не потому, что у вас там такие уж гениальные постановки.

– Спасибо, доченька! – с большим чувством произнёс Александр, делая вид, что обиделся. Она вскинула на него виноватые глаза и рассмеялась:

– Пап, ну не принимай близко к сердцу… Я и в самом деле считаю, что театр – это замшелость и скукотища. Вот в кино гораздо больше возможностей – там реальная жизнь, там движуха!

– Ну хорошо, – сдался Белецкий. – Допустим, ты планируешь поступать во ВГИК. Но ты хотя бы узнавала – может, там есть подготовительные актёрские курсы? Было бы неплохо позаниматься с тамошними педагогами. Я оплачу, сколько бы это ни стоило.

– Есть какие-то курсы профориентации, – Даша снова небрежно повела плечом. – Но я на них, кажется, уже опоздала.

– «Кажется»! – передразнил Белецкий, всерьёз расстраиваясь из-за её легкомыслия. – Ты вообще думала, как собираешься поступать абсолютно без подготовки?

– Пап, не ссы, – примирительно отозвалась Даша, и не успел он сделать ей замечание, как дочь поспешно добавила:

– Я же у тебя суперталантливая!

– И суперскромная… – буркнул он, пряча улыбку.

– Ну да, – ничуть не смущаясь, кивнула она. – Все ВГИКовские преподы моментально влюбятся в мой артистический дар и хором завопят: «К нам! К нам!!!»

– В экспрессии тебе точно не откажешь, – он усмехнулся и отхлебнул кофе. – А знаешь ли ты, дорогая, что средний конкурс в любой театральный институт – это двести человек на место?

– Знаю, знаю, – отмахнулась Даша. – Чего ты нагнетаешь? Это ведь стабильная цифра, и полвека назад было точно так же. Да что тут рассуждать! Даже в тысяча девятьсот девятнадцатом году, когда ВГИК только-только открылся, из восьмисот человек поступило всего лишь сорок.

– Скажите на милость, какие познания, – покачал головой Белецкий.

– Не смейся! Я вчера гуглила историю института. Между прочим, он стал первой в мире государственной киношколой. И предпочтение тогда отдавалось не столько таланту, сколько нужному внешнему типажу. Актёров в то время называли «кинонатурщиками»… Правда, смешно, пап?

– Обхохочешься, – вздохнул он.

Тем временем Даша деловито поднесла свой айфон к тарелке, на которой лежали румяные оладушки, политые мёдом, и сфотографировала их, а затем быстро-быстро забегала пальчиками по клавиатуре на дисплее.

– Что ты делаешь? – озадаченно спросил Белецкий.

– Да вот, запостила фоточку для своих подписчиков… – отозвалась она. – Мир должен знать, что я ем!

– Господи, и ты туда же, – он неодобрительно покачал головой. – А я-то думал, что всеобщая истерия тебя не затронула.

– Папенька, ну не все же такие отсталые, как ты, – фыркнула она. – Между прочим, с твоим звёздным статусом просто неприлично не иметь ни единого аккаунта в соцсетях!

– Ой, уволь, – он расхохотался. – Сегодня я зарегистрируюсь в инстаграме (принадлежит компании Meta, которая признана экстремистской организацией и запрещена в РФ – здесь и далее), а потом что? Придётся купить палку для селфи?

– Между прочим, – наставительно заметила дочь, – палка для селфи – гениальное изобретение. Когда делаешь обычные селфи без всяких палок, лицо получается вытянутым, все пропорции искажаются. Этакая здоровенная удлинённая рожа на всю фотку. А с палкой можно делать вполне приличные снимки – к примеру, на фоне достопримечательностей…

– Это ты мне сейчас так тонко намекаешь, чтобы я тебе палку для селфи подарил? – засмеялся Белецкий.

– Подари мне лучше путёвку в Европу! К примеру, в Париж на уик-энд, – не моргнув глазом, попросила она. – Вот там мне и палка тоже пригодится. Буду фотографировать себя на фоне Эйфелевой башни!

– Путёвку я тебе куплю, если ты благополучно поступишь, – отозвался он невозмутимо. – А пока что поощрять тебя совершенно не за что.

Даша, не обидевшись, пренебрежительно хмыкнула и принялась с аппетитом уплетать оладьи.

– Так значит, у тебя есть инстаграм, – подытожил Белецкий. – И что, ты тоже публикуешь там миллионы своих селфи?

– Конечно, – кивнула Даша с иронией. – Каждый мой шаг становится достоянием общественности. Готовлюсь к карьере будущей кинозвезды смолоду!

– Какой кошмар, – фыркнул он. – И эти самые… губы уточкой… тоже делаешь?

– Дакфейс, – поправила его дочь.

Он понял не сразу.

– Что, прости?

– Правильно эта мода называется «дакфейс». Утиное лицо, короче, – она захихикала. – Но я подобными глупостями не занимаюсь.

– Уф, прямо от сердца отлегло, – улыбнулся он.

Даша тоже развеселилась:

– Прикинь, пап, через много-много лет наши потомки будут вести такие диалоги: «Вот, посмотрите, дети! Это инстаграм вашей покойной прабабушки! – А почему у неё так странно выпячены губы? – Люди в те времена были дебилами и думали, что это красиво!»

Белецкий от души расхохотался.

– Хотя, скорее всего, будет наоборот, – вдруг погрустнела Даша. – Все эти дакфейсы совершенно вытеснят со временем нормальные фотографии…

– Не думаю, – возразил отец. – Эта мода ведь не сейчас началась, просто в настоящее время она на пике популярности. Так позировала ещё сама Мэрилин Монро – складывала губы, словно в поцелуе.

– Да? – Даша несказанно удивилась. – А я-то думала, что это подражание Анджелине Джоли – выпячивать губы, чтоб они казались полнее… Если нет денег на увеличение, – невинно докончила она.

– Кстати, есть и другая теория происхождения твоего «дакфейса», – он подмигнул. – Говорят, что впервые губы уточкой начали делать проститутки, работающие в борделях Европы.

– Зачем?

– Таким образом дамы демонстрировали потенциальным клиентам, что в их пакет обслуживания входит оральный секс.

– И-и-и!!! – Дашка завизжала от восторга, затем принялась безудержно хохотать, а вслед за ней – и Белецкий.

– Скажу одноклассницам, которые так позируют… Пусть знают, на кого равняются! – отсмеявшись, сообщила дочь, а затем взглянула на него с обожанием:

– Пап, и почему ты такой умный? Всё-то ты знаешь…

– Это не ум. Это опыт, – улыбнулся он, и Даша немедленно его поддела:

– И большой у тебя опыт по части европейских проституток?

Отец открыл было рот, чтобы сделать ей строгое внушение, но не выдержал и фыркнул.

– Ах да, – хлопнув себя по лбу, якобы вспомнила Даша, – ты же у нас больше по части американских актрис…

Белецкий снова засмеялся, но, не желая развивать эту тему, махнул рукой и молча пошёл в свою комнату переодеваться – пора было ехать на съёмки.


***

В настоящее время он был занят в фильме об эпохе брежневского застоя. По сюжету, его герой – простой советский учитель, примерный семьянин – влюбился в американскую журналистку, которая приехала в СССР по профессиональным делам.

Роль журналистки играла настоящая американка по имени Кэролайн Робертс. Поскольку это был её первый визит в Россию, все эмоции актрисы от пребывания на чужбине в фильме выглядели абсолютно искренними. Да и чувство, вспыхнувшее у её героини к русскому мужчине, похоже, тоже грозило вылиться в настоящее… Она не скрывала своей симпатии к партнёру по съёмочной площадке и так откровенно пожирала Белецкого глазами, что тот терялся, несмотря на весь свой богатый опыт.

Кэролайн, в общем-то, нравилась ему – но ему нравились почти все симпатичные женщины. Однако это не означало, что каждую из них он мечтал затащить в постель. Американке было тридцать пять лет, но выглядела она моложе: вне съёмок носила простые джинсы и футболки, совершенно не красилась и убирала волнистые каштановые волосы в конский хвост на затылке. В средствах массовой информации уже вовсю обмусоливали их роман, но журналисты неслись впереди паровоза – пока что между Александром и Кэрри, как он дружески её называл, был лишь лёгкий, будоражащий кровь флирт.

Когда он вышел из своей комнаты, Даша валялась в гостиной на диване и лениво перелистывала страницы глянцевого журнала.

– О, смотри, твоя бывшая! – оживилась она внезапно.

– Которая из? – рассеянно уточнил Белецкий.

– Да Белкина же, – Даша ткнула пальцем в фотографию. – С ребёнком. Хорошенький мальчик у неё. На тебя, кстати, похож… – добавила она невинным голоском.

Он отобрал у неё журнал и уставился на фото Вики с сыном.

– И ничуточки не похож.

– Да одно лицо! – убеждённо заявила Даша. – Смотри, волосы такие же тёмные, и глаза… Я ни у кого в жизни больше не видела таких синих глаз. Слушай, пап, – она воодушевилась, – а это точно не твой ребёнок?

– Прекрати молоть ерунду! – рассердился он.

– Ну почему сразу «ерунду»? Вы с ней когда расстались, года три назад? А что, вполне подходит по возрасту…

– Послушай, – начал Белецкий, нервничая, – это не может быть мой ребёнок, потому что… – и осёкся.

Даша не знала о его бесплодии – это вызвало бы ненужные вопросы о природе её собственного появления на свет.

– Потому что – что? – её глаза сверкнули диким неприкрытым любопытством.

– Ничего, – он раздражённо отмахнулся. – Просто забудь эти глупости.

– Ох, темнишь, батя, – Даша насмешливо погрозила ему пальцем. – А что, было бы прикольно, если бы пацан оказался моим братом. Так скучно быть единственным ребёнком в семье… Ладно-ладно, не сердись! – воскликнула она, увидев, что он продолжает сурово хмуриться. – Ой, пап, ты такой красивый, давай с тобой селфи забацаем!

– Не подлизывайся, – буркнул он, уже оттаивая. Даша вскочила с дивана, подбежала к отцу, обняла его одной рукой и, отведя другую руку с айфоном как можно дальше в сторону, сделала снимок.

– Тоже в инсту выложишь? – вздохнул он.

– А как же… – отозвалась Даша, уже колдуя с фильтрами. – Пусть завидуют! Все мои одноклассницы в тебя влюблены, дуры. Столько лайков будет, никому и не снилось! Эксклюзив: звезда в кругу семьи!

И вдруг – так же внезапно, как оживилась – дочь помрачнела.

– А вообще, если честно, пап… Все эти соцсети – такая лажа! Суррогат настоящей жизни и реального общения… Показуха, кругом сплошная показуха. Обязательно отметить друзей, зачекиниться где только возможно – смотрите, все смотрите, какой активной и насыщенной жизнью я живу! «Вася Пупкин был счастлив с Марусей Хрюкиной на фестивале в Гадюкино», «Пётр Иванов испёк пирожок с Иваном Петровым»… Всё как на ладони, этакая ярмарка тщеславия. Кто с кем был. Кто с кем ел. Кто с кем спал!

– И после этого ты ещё упрекаешь меня в том, что я не завожу аккаунтов в соцсетях? – усмехнулся Белецкий, не отрывая от неё внимательного взгляда. – Ты же и сама всё прекрасно понимаешь.

– Понимаю, – Даша вздохнула. – Знаешь, так грустно иногда бывает. Особенно когда вижу парочки где-нибудь в кафе: сидят друг напротив друга за столиком, оба уткнулись в свои телефоны, в глаза не смотрят, зато наверняка строчат посты о том, как они прекрасно и романтично проводят время на свидании… А мои одноклассницы!!! – лицо её перекосило искренним возмущением. – Выкладывают фото листика салата с хэштегом «правильное питание», а потом, собрав урожай лайков, нажираются бургерами в Маке. Или встанут на ролики, сфоткаются, не забыв подписать про здоровое тело и здоровый дух, а затем закидывают эти ролики куда-нибудь в кладовку и до следующего года о них даже не вспоминают. Лишь бы побольше просмотров, репостов и откликов собрать!

– Жажда дружеского внимания, – пожал плечами он.

– Да не дружеское оно! – психанула Даша. – Ни разу не дружеское! В соцсетях абсолютное большинство занято тем, что меряется пиписьками – прости, не смогла подобрать другой эпитет. Врут, приукрашивают и огламуривают собственную жизнь. Раньше, к примеру, на дни рождения собирали близких людей и радовались их компании и подаркам. Теперь же кичатся количеством виртуальных открыток: ах, у меня три тысячи уведомлений о поздравлениях от моих френдов!!! Причём большую часть этих френдов никто даже в глаза ни разу не видел… Видимость отношений. Даже женские журналы, которые раньше печатали советы в духе «Как понравиться мужчине на первом свидании», теперь публикуют статьи «Какие фото лучше всего помещать в соцсетях, чтобы собрать как можно больше лайков».

На страницу:
3 из 5