Тропою сна

– Не могу, он не только мой.

Эля оглядела падавших рядом с ней мужчин и женщин, подростков и маленьких детей.

– Он общий для множества людей, даже если пойму, как, одна все равно не справлюсь. Будешь уговаривать их всех?

Нечто раздраженно сплюнуло, и Эля даже успела подумать, не повредит ли кому-нибудь едкая слюна. Неспособная долго молчать, змейка выпустила прядку волос и стала отфыркиваться, но тут пришла Элина очередь пропадать из сна.

Она плюхнулась прямо на широкую лавочку посреди душной деревенской ночи, приукрашенной звездами. Где-то вдалеке на одной ноте взлаивала собака, за обмелевшей рекой кто-то пел под гитару блатные песенки фривольного содержания. Комары носились так быстро, словно ими брызнули из аэрозольного баллончика.

Девушка уже начала привыкать к стремительной смене событий и, пока появилась возможность, потянулась за пазуху к дымной строчке от Олега, но, почувствовав, что на лавочке кто-то есть, опасливо повернула голову.

Рядом сидела полная женщина, ее красивые округлые руки держали книжку с фантастическими чудовищами на обложке, бледно-голубые глаза излучали то самое количество ума, от которого впоследствии лишь больше горя. Самое странное, что девушке захотелось опустить голову к ней на колени и поплакаться на все свои беды. Женщина излучала материнство, причем такой большой порцией, что Эля, давно ставшая матерью, вдруг захотела почувствовать себя любимым и желанным ребенком.

Соседка по лавочке увлеченно читала, и один Бог знал, как она разбирала освещенныйлишь звездами текст. Кажется, она воспринимала Элю как само собой разумевшееся, и даже время от времени цитировала ей строки из книги.

Девушка хорошенько огляделась вокруг, ища неожиданностей, но, ничего не заметив, все же потянула за хвостик кончик буквы, который держала вот уже несколько минут. Незамедлительно из-под скафандра выплыла вся строчка, и девушка закашлялась от едкого сообщения.

Она не знала, курил ли Олег в период, когда они встретились, но теперь он однозначно приобрел пагубную привычку. Строка, немного помаячив перед глазами, растворилась в воздухе, оставив после себя горько-сладкое послевкусие.

«Пытался сочинить веселую сказку, вышло плохо. Хотел рассказать ее тебе во вчерашнем сне, но, кажется, это снова была не ты, а только твоя тень».

Из-за коренастых покосившихся домов скользнула следующая строка и следующая, они словно искали Элю и наконец нашли.

«Ян вчера вспоминал о тебе. Который уж год подряд слышу одно и то же и все никак не могу наслушаться. Даже жена уже перестала к тебе ревновать, хотя испытывать это чувство по отношению к тому, кто умер задолго до нашего знакомства,– идиотизм. Ты давно ушла фантастической дорожкой, надеюсь, нашла своего Эмиля. Приходи повидаться, жаль только, что я буду в пижаме, в последнее время только в ней себя и вижу во сне».

Осмысливать слова Олега пришлось уже на двигавшейся лавочке, ей почему-то взбрендило оторваться от земли и плавно полететь прочь от деревни.

– Нечто! Почему он говорит, что прошло много лет? – спросила Эля, хотя душу в это время терзало противное слово «жена».

– Там есть время, а тут – его беспорядочные обрывки, – встряла змейка.

– Не отвлекайся! – рявкнуло из-за спины. – Ищи другой свой кошмар.

– А надо было резвее соображать, – захихикала змейка. – Прямо в падении переносить ее в другой кошмар, вместо того чтобы уговаривать убить общий сон, который создается кучей народу.

Нечто недовольно заворчало и потянулось к Слипри душащим холодом, но та отскочила в сторону и, показав язык, заплясала на хвосте прямо в воздухе перед Элей.

– А ты уверено, что мне необходимо уничтожить собственные кошмары? Ты же со мной свободно путешествуешь, и они тебя не держат, – обратилась девушка к Нечто, стараясь отвлечься от внутренней боли и сосредоточиться на главном. Добровольно покидая человеческую жизнь, она понимала: с Олегом придется расстаться на вечный срок.

– Тьфу ты! – Нечто с трудом переносило Элину неосведомленность в банальных вопросах. – Это пока я с тобой; стоит только от тебя отвязаться – и снова придется слоняться только по твоим кошмарам. Да и твое общество, знаешь ли…

– Не слишком ли быстро?! – произнесла женщина, оторвавшись от книги.

Девушка непонимающе повернулась. Но вопрос относился к лавочке, с каждым мгновением набиравшей скорость. Эля тоже обратила внимание на то, что часть деревенского антуража превратилась в оригинальное средство передвижения и теперь стремится не только вперед, но еще и под углом в небо.

От женщины пахнуло жаром, потом мертвенным холодом и снова жаром. С ней что-то происходило в реальности, и из-за этого лавочка во сне все ускорялась и ускорялась.

Змейка заползла на голову девушки и прижухла в районе затылка, волосы встопорщились как наэлектризованные, Нечто холодило спину, а женщина, сидевшая рядом, недоуменно оглядывалась. Они поднялись уже так высоко, что жаркая ночь обрела живительную прохладу.

От рук женщины запахло детскими слезами, и Эля инстинктивно прижала ее ладонь к своей щеке, будто сама рыдала над ней. В воздухе отчетливо послышалось старушечье бормотание, в нем даже можно было разобрать слова молитвы.

Вдруг девушку осенила неожиданная мысль, и прямо на несшейся в небо лавочке она обратилась к незнакомой женщине как к родной:

– Мамочка, останься, пожалуйста. Не бросай меня, не уходи, не надо.

Голос сорвался, и слезы покатились по Элиным щекам.Она представила, что перед ней Ира, ведь только она могла в полной мере понять ее горе по утерянному сыну и боль по покинутому любимому. Девушка намеренно выворачивала душу ради ребенка, что сидел по ту сторону сна около постели самого родного в жизни человека.

Она смотрела в умные голубые глаза, боясь упустить этот взгляд, словно удерживала женщину за руку над пропастью.

Соседка по лавочке замерла от удивления. Она не понимала, что происходит, но руку от Элиной щеки не отрывала, а лавочка неслась среди звезд, и на ней уже с трудом можно было удерживаться.

– Прости меня за все, я никогда не буду тебя огорчать, только не уходи, только останься, – умоляла Эля.

Женщина, с трудом решившись на что-то, погладила девушку.

– Нельзя ли помедленнее?! – громко сказала она в пустоту вокруг, и лавочка тут же снизила скорость, а потом полетела вниз, в обратном направлении.

Женщина обняла Элю и прижала к груди, девушка захлебнулась слезами от переливавшихся через край эмоций. Так, обнявшись, они и вернулись в деревню, чужая мама и чужая дочь, так необходимые друг другу именно в этот момент.

Когда женщина рассеялась вместе со сном, вернувшись к своему ребенку живой, а Эля очутилась за кулисами огромной сцены, змейка радостно заскакала на ее плече, не сдерживая восторга.

– Ты изменила ход сна. Хи-хим-ха-хам. Ничего себе!

– Надеюсь, я изменила не только сон, – обессиленно выдохнула Эля и уселась прямо на пол, склонив голову на руки.

Нечтонеодобрительно взрыкивало, скорее по привычке, ведь и оно понимало, что раз девушка провернула такое с чужим сном, то со своими кошмарами уж как-нибудь справится. Моделировать сны могли только их создатели. Только боги. Но Эля уже давно не была богом, теперь она лишь персонаж из мира снов, и ее действия оставляли множество вопросов без ответов.

Девушка вдвинулась в темный уголок, не желая больше ни в чем участвовать, она слишком устала и теперь обессиленно наблюдала в щелочку кулис за развивавшимся на сцене действом. Догадаться, кто был центровой фигурой, получилось с легкостью. Чернокожий человек что-то декламировал в переполненный зрителями зал. Шикарные декорации, беспрерывные вспышки фотокамер, то стихавшие, то возобновлявшиеся овации.

Эля навскидку предположила, что хозяин сна толи американец, толи англичанин.

– Почему я понимаю язык, на котором он говорит? – поразилась девушка, которой знание иностранных языков не давалось со школы.

– Закон сна. Тут все всех понимают, – натянуто объяснило Нечто, оно все еще испытывало ничем не прикрытую неприязнь к своей создательнице.

– Ага, ага, – встряла змейка, затеявшая шутливый бой с Элиной шевелюрой, пряди фиолетовых волос обвивали ее, а потом отбрасывали в сторону. Девушка при этом походила на горгону Медузу.

– А еще бывают сны во сне, – ни к кому конкретно не обращаясь, прошептала она, свернулась клубочком и закрыла глаза.

Спать здесь не получалось, законы этого сна, наверное, таких вольностей не позволяли, зато хорошо получалось депрессовать.

Девушка вспомнила, как давно не держала на руках своего ребенка, а следом за этой мыслью потянулась цепь других, не менее болезненных. Как он обходится без нее? Каких мерзостей становится свидетелем, попадая во взрослые сновидения? Что ест? Где спит?

Собственные ответы на последние вопросы ее немного успокоили: в этом мире отсутствовали постоянные человеческие потребности в сне и пище, точнее они, наверное, были в каких-то из снов, но далеко и далеко не повсеместно.

Следовало бы задуматься, как именно искать Эмиля, но девушка находилась всовершенной уверенности, что логические рассуждения тут не помогут, даже владей она ими так же безупречно, как Ян. Поэтому в своем путешествии по снамоставалось следовать лишь душевным порывам, только так она умела жить, только так ее сердце подсказывало действовать,– дрейфовать по этому полному страхов и тайных желаний миру.

Нечто унеслось заглядывать в граничившие с этим сны: вдруг один из них окажется Элиным.

Девушка искренне надеялась, что успеет передохнуть, прежде чем иностранец проснется и ее выкинет туда, где быть сторонним наблюдателем не получится. Вдруг вспомнилось, что и в ее сновидения иногда заглядывали случайные персонажи, а потом так же незаметно исчезали, как иногда теперь делает и она, очевидно это постоянные жители снов, такие как Нечто и змейка, такие как теперь она, порожденные сильным выплеском эмоций.

Интересно, какие эмоции владели Олегом, когда он так точно сматрицировал ее? Ну, почти точно – длинные фиолетовые волосы маячили перед глазами, топорща на Слипри наэлектризованные кончики. Всему виной прочитанная книга. Похоже, хирург в деталях вообразил свой идеал еще до их знакомства, а неожиданная пациентка настолько в него вписалась, что до сих пор удивлялась этому факту.

Он не забыл ее, когда их болезненное знакомство прервалось навсегда, Эля на своем пути частенько встречала доказательства этому. Как бы ей хотелось натолкнуться на его сон, увидеть, каким он стал, хотя бы – каким он сам себя в снах видит. А еще ее беспокоило, как там Лем и Ян. Здоровы ли они, счастливы?

В ответ на мысли девушки этот многогранный мир решил сделать приятный сюрприз, и принесло его Нечто, которое на роль радостного вестника ну никак не подходило.

– Немедленно вставай! Там, в соседнем сне… – начало оно, но сон иностранца сделал крутое пике, не дав закончить.

В переполненный людьми зал стали заскакивать разгоряченные погоней ковбои на лошадях, они выхватывали пистолеты и, не целясь, палили в сторону сцены. Чернокожий человек что-то крикнул в их сторону, но несколько пуль одновременно прервали его пламенную речь. Он стал медленно оседать на пол, а ковбои, победоносно размахивая шляпами, проскакали мимо Эли прямо через стену. В это время пространство сна стало рушиться на глазах, опадая по краям словно кирпичиками в бездну.

– Где? – крикнула девушка, стараясь перекричать гул взбудораженной толпы.

Холодок Нечто подхватил ее за шиворот и поволок куда-то в сторону от шокированных убийством зрителей. Они прошили стену так же просто, как до этого ковбои.

– Тут человек из твоих кошмаров. Мы встречались. Либо его сон, либо кого-то из тех, кого он знает. С его помощью можно отыскать и твой…

– Ух ты, – радостно выдохнула Эля и едва не заплакала от счастья, натолкнувшись взглядом на кудрявые растрепанные волосы иродные серые глаза.

Нечто затащило девушку в живописное скопление гор, их подножья устилала махровая ткань лиловых облаков, а снежные макушки обмахивала крыльями стая огромной саранчи.

Эля едва удержала равновесие и чуть не упала вниз. Она стояла на крошечном пятачке одной из вершин. А гораздо выше на другой вершине, усевшись по-турецки, пристроился Лем, не отрывая взгляда от другого скалистого пика, он был слишком увлечен, чтобы обращать внимание на чудовищных соседей сверху.

Эля радостно закричала и замахала руками, стараясь привлечь к себе внимание друга, но он в ее сторону даже не повернулся. Змейка с сумасшедшим визгом прыгнула вперед и вверх, ее очень привлек новый персонаж, и тут же отрикошетила обратно, словно наткнулась на прозрачную пружинистую поверхность.

– Нет, нет, нет… не дозовешься, – снова обвившись вокруг Эли, громко сообщила она.

Девушка проследила за взглядом друга и тут же поняла, ради чьего общества он отгородился от всех непроницаемой стеной.

Незнакомка сидела в офисном кожаном кресле прямо на вершине, противоположной Лему, закинув ногу за ногу. Кресло смело каталось по узенькой площадке, словно девушка не боялась свалиться, а может быть, даже желала этого. Красивая? Нет. Скорее утонченнопритягательная, с породистым ухоженным лицом и вытягивавшим душу взглядом. Рядом с ней в воздухе парили держатель для ручек и папка с документами.

Слов не расслышать, поскольку эти двое разговаривали взглядами, причем делали это уже много лет, ровно столько, сколько друг друга знали, но при этом все пространство сна буквально пропитывал их безмолвный диалог. Его крупицы просачивались даже сквозь невидимую преграду на пути Эли.

– …истосковалась по тебе, длинный был отпуск. Взгляни на меня, хочу увидеть, что твои чувства никуда не делись.

– Мне больно на тебя смотреть. Столько лет сладости и боли одновременно. Не моя! Больно повторять, зато отрезвляет.

– Ничего не изменить – ты знаешь. Зато в мечтах, в мыслях, душой – я только твоя.

– Боже, как хочется прикоснуться, узнать вкус твоего поцелуя… Ты порой так близко, что я едва сдерживаю свои руки, губы… пытка.

– «Нельзя»,– кричат все мои мысли, когда я смотрю, как ты выходишь из кабинета, когда наблюдаю сквозь окно, как ты садишься в машину, когда напоказ демонстрируешь мне свою спутницу, когда улыбаешься сотруднице из соседнего…

– Прости. Устал, хотел, чтобы ты разозлилась, хотел увидеть ревность, получить доказательства небезразличия.

– Жестоко! Получил?

– Да. В злости твои глаза похожи на расплавленную сталь, а твой взгляд больнее пощечины.

– Не смей так делать, слышишь!

– Не могу, ты каждый вечер возвращаешься к нему. Его целуешь, просыпаешься в его объятьях по утрам. А что остается мне? Только наблюдать, только перекидываться незначительными фразами. И это в то время, когда хочется кричать о своих чувствах, сжимать тебя в своих объятьях и пить твою взаимность. А вместо этого приходится осознавать, что даже низкого звания любовника я никогда не получу, твое воспитание и гордость не позволят.

– Именно они спасают нас от причинения боли близким людям.

– Не только, еще они убивают меня, медленно. Ты мой мучительный убийца.

– Прости. Завтра?

– Завтра отделом отмечаем Новый год.

– И я смогу совершенно законно греться в твоих объятьях, изображая ничего не значащий танец между двумя коллегами по работе…

Эля пропустила все это сквозь себя на одном вдохе и вздрогнула.«Бедный-бедный Лем, как же ты влип. Олег говорит, что с моей смерти прошло уже много лет, а ты все еще влюблен в свою Снежную королеву. Какой же ты оказался сильный, несчастный и счастливый одновременно».

Девушке очень хотелось поговорить с другом, но он сделал все, чтобы хотя бы во сне остаться наедине с любимой. Эля еще раз окинула взглядом художественный беспорядок волос, подвижное эмоциональное лицо и не задумываясь спрыгнула вниз, прямо в неизведанную облачную даль под ногами. Змейкарадостно ухнула следом, вцепившись в мочку Элиного уха, отрывать ее пришлось уже на лету. Хорошо, что навязчивая спутница оказалась неядовитой.

8

– Быстро осваиваешься, – буркнуло Нечто, когда они ввалились в разноцветное мягкое пространство, заполненное нежными мужским и женским голосами.

– Он был слишком занят и ничем не помог бы.

– Знаю. Кстати, куда это ты нас уронила?

Змейка соскользнула с пальца и нырнула во что-то нежно розовое, источавшее жутко знакомый аромат. Эля принюхалась и прислушалась, а потом зачерпнула горсть чего-то бело-голубого,невесомого, больше всего походившего на пушинки одуванчика.

– Ммм… детский сон, – невольно улыбнулась девушка. – Чувствуете? Пахнет молоком. И голоса, слышите? Папин и мамин. Это же просто.

– Нашла перед кем щеголять догадливостью. Да я помимо твоих кошмарных гробниц и душегубок толком ничего не видело. Может, хоть теперь поймешь, почему необходимо меня освободить. Я бы с большим удовольствием поселилось где-нибудь здесь.

– Тебе сюда нельзя, испугаешь маленького. По возможности веди себя тихо и незаметно.

Нечто назло сорвалось с плеча девушки и пронеслось по разноцветному пространству черно-серой кометой, врезаясь в сугробы невесомого пуха и оставляя за собой осыпавшееся с неба волшебство. Эля испуганно затаила дыхание. Но, судя по тому, что сон не растаял, ребенок не испугался и не проснулся, тем более что в воздухе приглушенный голос запел красивую колыбельную, кажется на испанском.

Эля опустилась прямо в сугроб разноцветного пуха и глубоко вдохнула, заполняя детским счастьем легкие.

– Как здесь хорошо! Моему сыночку, наверное, тоже снились такие сны.

– Чушь. Он сам сон. Сны не могут создавать сны.

– Зато он их мог видеть и во сне и наяву. Кто он – мой мальчик?

Не было даже крохотной надежды на то, что Нечто будет отвечать, она задала вопрос совершенно бездумно. Но, несмотря на явную неохоту, ответ все же прозвучал:

– Он персонаж множества снов, порождаемых большим количеством людей, как то бесконечное падение в никуда, в котором мы недавно побывали. Он – создан женщинами, которые хотели родить сына. Собирательный образ тысяч подсознаний.

– Хи-хим-ха-хам, – вмешалась Слипри, – тяжело, наверное, изо сна в сон встречать новую маму, а затем терять ее.

– Бедный мой мальчик, – ахнула девушка. – Он просто искал маму, настоящую, ту, которая будет с ним всегда, а не временно на один сон.

– Тьфу, неужели не мог подобрать кого-нибудь получше!

Девушка не знала, почему Эмиль выбрал именно ее, и вряд ли трехлетний ребенок-сон когда-нибудь сможет это вразумительно объяснить. Но зато теперь стали понятны события прошлого и страхи сестры во время беременности. Эмиль пришел к Эле через Иру, поскольку, как сказала мадам-экстрасенс, девушка физически неспособна была родить ребенка.

– Как же его найти?

Эля обняла себя руками и сдула разноцветные пушинки с колен.

Колыбельная плела красивый звуковой узор, девушка не понимала слов, как не понимал их новорожденный хозяин сна,но это было и не нужно, вся нежность и любовь матери к ребенку заключалась в голосе, в интонациях, в окутывавших пространство сна нежных чувствах. Усталые глаза закрылись сами собой, безмятежный сон ребенка с радостью позволил спать прямо в его пространстве, да и те пространства, что сменили его, когда он закончился, тоже не сопротивлялись сну во сне.

Девушка так вымоталась, что совершенно не реагировала на то, как время от времени все вокруг менялось. Не проснулась, когда вместо мягкого пуха под ней оказался колкий стог соломы из приснившейся какому-то подростку летней жатвы. Ее дыхание не сбилось, когда змейка плотнее обвилась вокруг ее пальца, реагируя на заволакивавшую дымку почти безобидного кошмара из сплошных голосов, но без зрительных образов. И даже не шелохнулась, когда рядом промаршировал кадетский полк, выкрикивая в морозный воздух залихватскую песню. Подскочила, только когда атмосфера нового сновидения принесла с собой невнятный лепет Эмиля.

Ребенка здесь не оказалось, просто чье-то подсознание постепенно пробуждало засевший где-то глубоко материнский инстинкт. Нечто, носившееся все это время по пограничным снам в поисках Элиного, тут же оказалось рядом. Утешать, естественно, не стало, просто рявкнуло, что во многих женских снах можно при желании отыскать упоминания об Эмиле, он ведь для этого мира давно стал чем-то вроде символа, олицетворявшеголюбое проявление желания иметь дитя. И если каждый раз реагировать бурными рыданиями, придется ходить по щиколотку в воде.

Вставать и двигаться дальше девушке пришлось уже в окружении темного сырого утра, благо, оно не стало задерживать странную процессию, пересекавшую его необъятные просторы. Как не стали этого делать и последующие сны, слившиеся для Эли во что-то единое, с трудом запоминавшееся. Сколько их она прошла, сказать трудно, она давно сбилась со счету и перестала замечать границы между ними. Завершенные события или действия встречались не так уж часто, в основном вокруг мелькало что-то неосознанное, размытое по краям видимости, с обрывками лиц, иногда голосов. Но лучшеуж так, чем когда встречались кошмары. Порою, окончательно устав, девушка едва передвигала ноги, и тогда приходилось делать временные остановки. Такие моменты чрезвычайно раздражали Нечто, но после четвертого или пятого оно смирилось и, пока Эля отдыхала, неустанно шныряло по соседним снам в поисках чего-нибудь полезного. И полезное не заставило себя долго ждать, только оказалось совершенно не тем, чего ожидало Нечто.

– Хватит. Сколько можно сидеть на одном месте! На этот раз мы и десятка снов не прошли, а ты уже свалилась от усталости.

– Вспомни тех волкодавов, я же еле спаслась, – попыталась возразить девушка.

– И не спаслась бы, просто школьница вовремя проснулась.

– Как ты определило, чей сон, ведь создателя в нем не было?

– Глаз наметан.

Эля покачала головой, она уже мало-помалу привыкала к этому миру и прекрасно видела, что угадать, кто является хозяином сна, в большинстве случаев очень трудно. Даже просто пол определить, не говоря уже о возрастной категории. Подсознания людей оказались похожи на актеров с сотнями личин: только разгадаешь одну, за ней всплывает вторая и третья, и так до бесконечности. Разнузданные стриптизерши, которые недавно продефилировали мимо, могли привидеться как неудовлетворенному мужчине, так и ссохшейся старушке, оставившей за плечами шальную молодость. А мягкие плюшевые игрушки мог с успехом скопировать в свой сон как ребенок, так и инфантильный юноша с множеством комплексов и строгой мамочкой в соседней комнате. В какой-то момент Эля даже пожалела, что не выбрала когда-то стезю психолога, сейчас понимала бы больше и некоторые из сдерживавших ее снов преодолевала бы с легкостью.

– Я здесь давно, – смилостивилось Нечто, – подмечаю больше, а может, просто чувствую. Да и в людях разбираюсь получше, чем многие в твоем мире. В вашем мире все скрыто, а у нас на поверхности, только надо научиться читать то, что видишь.

Еще пошатывавшаяся от усталости, девушка встала на ноги.

– Возьми правее, через соседний сон можно будет двигаться не твоими двоими, кстати говоря мало на что годными.

– Кому-то приснился поезд или метро?

– Ну ни грамма фантазии. Странно, а вот кошмары у тебя всегда получались изощреннейшие, – как всегда недовольно буркнуло Нечто.

Пройдя сквозь невидимую границу в соседний сон, девушка долго таращилась на предполагаемое средство передвижения. Просто раскрытый зонтик, совершенно обычный, розовый, с пластмассовыми спицами, зато двигался он без посторонней помощи, отталкиваясь ручкой и покачиваясь на ходу из стороны в сторону.

– Давай забирайся, – скомандовало Нечто. – Он медленный, но это лучше, чем постоянно останавливаться на твои затяжные передышки.

– Он же подо мной развалится, – отказалась девушка, проходя мимо.

– Куда? Стоять! – цепкий холодок Нечто удержал ее на месте. – Ты не в мире богов, сколько можно объяснять, пора бы уже освободиться от правил, которые здесь действуют не всегда.

Если бы Эля не устала настолько, что каждый шаг грозил неминуемым падением, она не допустила бы даже мысли о том, чтобы забраться на хлипкий с виду, к тому же двигавшийся зонтик. Пришлось напрыгивать. На столь комичное зрелище Слипри не преминула ответить раздражавшим хохотом.

Вопреки опасениям, зонтик выдержал далеко не хрупкую Элю с легкостью. Распластавшись по розовой ткани, девушка с трудом приняла более или менее удобное положение, подогнув под себя ноги. Благо, его поверхность оказаласьочень шершавой и ткань Элиного скафандра по ней не скользила. В голову девушки забралась мысль о том, что только чье-то воспаленное воображение могло изготовить зонтик из розовой наждачки. Но мысль, похоже, случайно забежала на огонек, например из головы Яноша, посколькув человеческой жизни Эля и сама была способна изобразить такую нелепость.

Притомившаяся змейка, поистратив неугомонное веселье, соскочила с Эли и, обвившись вокруг розовой ручки, карикатурно захрапела, делая вид, что спит уже давно. А зонтик, покачиваясь и не сбавляя скорости, монотонно двигался дальше.