Белая ворона, или Дневник ненормальной женщины

На работе я сильно нервничала, не могла сосредоточиться, делала ошибки, психовала, у меня все валилось из рук. Я начинала еще больше злиться, я была просто в отчаянии. Я уже всего боялась и дома, и на работе, как загнанный зверь в ловушке. Я не знала, что мне делать, как успокоиться.

Я вспоминала мамины слова, думаю, может правда сходить в церковь, исповедаться, причаститься, тогда может Бог мне поможет. Когда человек меняет что-то в своей судьбе, то и события в жизни начинают меняться. Надо решиться. Что тянуть. Как раз сегодня пятница, зайду узнаю, как это можно сделать, а в субботу или в воскресенье схожу.

Я зашла в ограду церкви, в свечном киоске купила свечи, поднялась по ступенькам. Там была служба, хор на балконе пел. Люди молились, а мне было так стыдно, казалось, что все на меня смотрят. Какая-то женщина начала меня ругать шепотом:

–Почему ты простоволосая, бесстыдница, да еще в брюках, ты в храм пришла или на танцы.

Все осуждающе смотрели на меня, своими серьезными лицами. Я смотрела по сторонам и вверх, везде были красивые иконы. Казалось, что даже лица с икон злобно смотрели и осуждали меня. Мне было так стыдно и страшно. Я поспешила на выход. На улице я сильно плакала, в стороне у сосен. Потом подошла к крану, струящейся водичкой, умылась, попила, зашла в свечную лавку, спросила женщину продавца, как можно исповедаться и причаститься.

В субботу утром я надела юбку, было так неудобно, снизу поддувало. Я уже много лет ходила в брюках, так привыкла к ним, что чувствовала себя голой. Взяла с собой платок. Думаю, будь, что будет, пойду в разведку. Я всегда так себе говорю, когда иду в незнакомое или непривычное место.

Заходя в ограду храма, я надела платок на голову. С дрожащими в коленках ногами поднялась по ступенькам храма. Открыла тяжелые двери, прошла под купол. Народу было очень много, всюду мерцали огни горящих свечей. Душный воздух был наполнен ароматами. Я прошла в комнату для исповеди, как мне объясняла продавщица. В комнате было много людей, батюшка проводил общую молитву:

–Раскаиваетесь ли вы во всех прегрешениях, прелюбодеяниях, пьянстве, сквернословиях? И все громко говорили: раскаиваюсь.

–Раскаиваетесь ли вы? …Он перечислял другие прегрешения. Все и я тоже говорила: раскаиваюсь.

Потом люди по одному подходили к батюшке, он накрывал их покрывалом, они шепотом исповедались в своих грехах. Он их крестил, они уходили в большой зал, под купол, для причастия.

Было так стыдно и страшно рассказывать кому-то постороннему все плохое, что ты совершил в жизни. Все самое сокровенное, неприятное, постыдное, которое хочется поскорее забыть, запрятать, сейчас все нужно было вытаскивать наружу, вывернуть себя наизнанку. Как можно сказать, что я вот такая дрянь, я пила, курила, гуляла, воровала, что я всех ненавижу потому, что боюсь. И вообще, что я такая злая, что хочу кого-нибудь убить. Что меня все ненавидят, проклинают и может тоже хотят убить. От этих мыслей мне стало так сильно стыдно и страшно, что из глаз разом хлынули огромные слезы.

Я склонила голову, чувствовала себя такой маленькой, как мышка, такой никчемной, мне хотелось куда-нибудь спрятаться, забиться в глубокую норку и никогда оттуда не выходить. Так и умереть там от голодной смерти. Однако деваться некуда, подошла моя очередь.

Я со слезами склонила голову, как склоняют голову, ожидая гильотину. Батюшка накрыл меня покрывалом. Мне казалось, что я медленно начинаю умирать от страха.

–Вы присутствовали при общей молитве?

–Да.

–Вы раскаиваетесь во всех перечисленных грехах.

–Да.

–Вы готовились к таинству причастия?

–Да.

–После 12 часов ночи не ели, не пили, не занимались любовными утехами?

–Нет. А я здесь, в ограде, попила святой водички.

–К причастию не подходите. Вы не готовы.

–Да я же всего глоточек святой водички.

–Матушка, придете в другой раз на причастие.

Было так обидно, пройти такие круги ада, унижения, позора, и не дойти чуть-чуть до цели, из-за одного глоточка святой воды. Наоборот я подумала, что это же хорошо будет попить ее и войти в церковь. Было так обидно, я чувствовала себя мокрицей, которую только что раздавили и убили.

Мне казалось, что я вся умерла, только одна пустая оболочка сейчас движется по улице. Я просто шла, не понимая, куда надо идти, зачем, просто шла, убитая и опустошенная, с опущенными плечами, руками, с двумя прозрачными ручейками водички из опущенных век.

Я пришла домой, Лада моя была еще в загуле, я легла на кровать, ничего не хотелось ни есть, не пить, не жить, не дышать. Если бы не звуки музыки, разговора и ходьбы соседей над головой, я могла бы подумать, что я совсем одна на белом свете, просто лежу тут, как ненужный хлам.

Неделя прошла относительно спокойно, без происшествий, вот и пятница. Я твердо решила пойти завтра в церковь на причастие. Мне мама всегда говорила, что я настырная, упрямая. Завтра точно у меня все получится. И я буду жить, как все нормальные люди, тихо и спокойно. Мне уже не так страшно было, как в первый и второй раз.

Утром не хотелось вставать рано, хотелось поспать, понежится в постели, потом выпить свежий, горячий, сладкий чай с бутербродом. Ну что делать, надо значит надо. Раз сказала, что утром пойду, значит надо идти.

Я опять успела на общую молитву, но было так же стыдно и страшно подходить к батюшке и выворачивать себя всю наизнанку. Сегодня был другой батюшка, пожилой, с большой пышной бородой. Подошла моя очередь, я снова склонила голову, с полными глазами слез и стала снова маленькой, никчемной мышкой.

–Вы матушка готовились к исповеди?

–Да.

–Вы читали вечером и утром, молитву для причастия.

–Да. Я всегда читаю молитву: Отче наш.

–Нет. Не отче наш. Специальную молитву для причастия.

–А какую молитву? Я знаю только отче наш.

–Купите молитвенник. Читайте молитву животворящему кресту, верую, а когда готовитесь к причастию, нужно вечером и утром читать молитву для причастия. На причастие приходите в другой раз. Идите матушка с Богом.

Я, не помня себя, вышла из церкви. Обида душила меня за горло своими цепкими лапами. Когда я вышла за ограду, у меня не было больше сил идти, я села на корточки у дороги, склонилась у бетонного канала ливневого стока, и рыдала.

–Да что же это такое? Почему? Почему мне не доступны самые простые вещи в жизни, мне не доступна простая жизнь, которой живут все люди. Я же не прошу богатства, денег, славы, звезд с неба, я прошу простой человеческой жизни, той, что живут все люди. Я прошу просто тишины и покоя.

Мне недавно приснился сон, мой старый дом. Я шла к нему, он стоял в темноте, окна в нем не светились, я знала, что там мой отец сидит в этой темноте. Я думала, что сейчас я зайду в свой дом, зажгу свет, все там приберу, помою, накормлю отца.

Я любила всегда смотреть на небо, на звезды, на облака, когда выходила из дома. Там всегда очень интересно, особенно когда на небе причудливые облака. Они так быстро меняют свою форму, приобретают разные фигурки, можно долго смотреть не отходя, это просто завораживает.

Вот и сейчас, я вышла на балкон, чтобы хоть немного успокоиться. Звезды мерцали, светились не ярким приятным светом. Если приглядеться, они разные, одни розовые, другие голубые, одни яркие, другие еле заметные. А есть просто скопище звезд, их там просто нереально много. Интересно, что там на них, я подумала, а вдруг сейчас с них кто-то на меня смотрит и наши глаза встретились.

Я на работе. Обычно бумаги печатать нам с отделов приносили сами, к начальнику Тамара ходила сама, забирала и относила ему готовые. После обеда, глядя на меня строго, Тамара положила мне на стол папку.

–Иди отнеси Петру Павловичу в кабинет.

–Я?

–Да, ты, а что?

–Обычно вы сами ему относите.

–Они распорядились, чтобы вы ему их отнесли. С иронией сказала Тамара. Все с удивлением посмотрели на Тамару и на меня. Я пожала плечами и пошла. Петр Павлович был в хорошем настроении.

–Ой, Зиночка, проходите. Он взял папку, бросил на нее взгляд и тут же положил ее на стол не открывая.

–Что вы так некрасиво одеваетесь, вы же молодая.

Он строго смотрел на меня, мне было так стыдно и неловко от его слов. Я опустила глаза и закусила губы. Он подошел сзади, обнял за плечи.

–И даже в этом некрасивом наряде, вы очень милая и красивая.

Он отошел вглубь комнаты к окну, стоял и смотрел на меня оценивающе. Было так неприятно, я чуть не плакала. Потом он подошел к своему столу, сел в кресло.

–Спасибо Зиночка, вы свободны.

В понедельник Тамара объявила:

–Петр Павлович звонил, он заболел, наверно целую неделю его не будет.

А я сразу подумала, слава тебе Господи, что его не будет целую неделю, я хоть отдохну от него. А то после того случая, я как-то не ловко, напряженно себя чувствовала. Хоть бы его вообще куда-нибудь перевели, придурка!

Но в среду с утра Тамара опять положила мне на стол папку с документами, в белом пакете.

–Отвезешь Петру Павловичу домой, вот его адрес.

–Я? Но почему я?

–Но ты же у нас самая молодая.

–Домой?

–А что, здесь недалеко, всего 3 остановки.

–Но почему я? Я же не секретарь? По домам ездить.

–Ну ты же в рабочее время.

По дороге к начальнику я все возмущалась, не могла успокоиться. О Боже, как это домой? А если он будет приставать, как в прошлый раз. Как это к мужчине на квартиру? Да что же это такое вообще? Но я себя успокаивала, может обойдется, может это просто мои страхи, может он будет дома не один. Я зашла в квартиру, начальник был в одном трико, с открытым торсом.

–Вот я документы привезла, он взял их и положил на столик, даже не поинтересовался, что я привезла.

–Сходите, Зиночка, под душ, и мы будем пить с вами чай с тортом.

На столе стояла бутылка сухого вина, торт и фрукты.

–Зачем под душ?

–Жарко. Вы же вспотели, освежитесь и наденьте, пожалуйста, после душа, вот этот пеньюар.

–Не пойду я под душ, мне нужно на работу.

–Я вам купил красивые вещи, когда пойдете домой, возьмете их с собой.

Он положил на столик, рядом с документами, небольшой пакет.

–Не нужны мне никакие ваши вещи.

–Ты у меня будешь ходить как куколка.

Он взял меня на руки и понес на диван.

–А-А-А! Закричала я. Отпусти!

–Ты будешь только моя.

Он начал жадно целовать и полез под кофточку.

–Я скажу мужу, он вас прибьет.

–Да нет у тебя никакого мужа, я в отделе кадров узнавал.

–Есть, мы просто не расписаны.

Он всем тяжелым телом давил на меня, а руки уже расстегивали брюки.

–Нет. Нет, не надо, отпусти меня, гад!

–Ох, какая ты дикая, как ты заводишь меня, где только таких, как ты, делают? Ты будешь только моей. Ты будешь у меня ходить как куколка. Да что же ты все время ходишь в этих тесных брюках, никак не доберешься до тебя.

Он сел на мои ноги и начал снимать брюки. Я набрала в легкие воздух и завизжала во все горло, а двумя пятернями хотела схватить его за голову, чтобы оттолкнуть его с себя. Но от моего визга он дернулся и получилось, что я ему поцарапала лицо.

–Ах ты кошка дикая! Он соскочил с дивана, подошел к зеркалу. Я подбежала к двери.

–Не кричи. Только не кричи. Ну что ты ломаешься как девочка. Давай миром договоримся. Я озолочу тебя, ты будешь как сыр в масле купаться. Только будь моей.

Я подбежала к двери, но открыть ее не могу, он опять схватил меня и бросил, как котенка, на диван. Набросился на меня всем своим потным телом, я начала опять долго и протяжно визжать, он заткнул уши.

–Прекрати визжать, включила свою сирену, так и оглохнуть можно! Кричал он во все горло.

–Отпустите меня, пожалуйста. Сказала я жалобным голосом.

–А, ладно, иди. Все равно сегодня уже ничего не получиться. Все настроение мне испортила. Но запомни, я привык добиваться чего хочу, ты все равно будешь моей. Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому.

Он открыл дверь, я убежала. Меня всю колотило и трясло. Я не знала, как в таком состоянии буду работать, а идти надо. Я пришла на работу, отпросилась у Тамары, сказала, что мне нездоровится и отправилась домой. Дома я легла на диван и думала, как же мне теперь дальше жить.

–Ну что теперь поделаешь, опять придется увольняться. Ну что им всем, сволочным, от меня надо? Что они все цепляются ко мне? Как мне дальше жить? Как не хочется уходить от этих девчонок, я их всех так полюбила. Правильно, что восточные женщины ходят в парандже, сейчас бы надела паранджу и ходила бы как невидимка, что бы одни глаза в щелку были видны.

Да, это мне еще сильно повезло, что я в брюках хожу, а так бы все, такой здоровый дядя, быстро бы меня измызгал. Но ничего, пока он сейчас на больничном, я быстренько сбегу. Завтра же напишу заявление на увольнение и поминай как звали. Ой, как жалко увольняться отсюда, так мне здесь нравилось, такой хороший коллектив, такие женщины хорошие: Тамара, Галя, Света, Рая, Таня, как же я буду по вас скучать. Но обязательно найдется какая-нибудь скотина, которая все испортит.

Из-за какого-то мужика больного, озабоченного, придется опять ломать свою жизнь. И что он ко мне пристал, что ему мало жены? Что ему мало женщин в институте, что он так ко мне приляпался? Господи, помоги, пусть он от меня отстанет, я так хочу тихо, спокойно работать в моем машбюро, мне там так нравится. Но видно, придется увольняться, а что делать?

Я пришла на работу, утром сразу пошла в отдел кадров писать заявление на увольнение.

– Почему вы хотите уволиться? Тамара о вас хорошо отзывается, дисциплинированная, исполнительная, аккуратная, коммуникабельная.

–Так сложились обстоятельства.

–Зинаида Викторовна, директору института срочно нужна секретарь в приемную, бывшая ушла в декрет, пойдете?

–Пойду.

–Тогда вы поднимайтесь на восьмой этаж, а я сейчас позвоню ему. Там и зарплата побольше, работа с людьми, печатной работы мало, делопроизводством вы быстро овладеете, вы молодая, думаю, что он вас возьмет.

Начальник был очень строгий и серьезный, он посмотрел на меня оценивающе.

–Ну что ж, давайте ваши документы, я посмотрю.

–А мои документы в отделе кадров.

–Почему в отделе кадров?

–Я сейчас работаю в машбюро, машинисткой.

–Ну не век же вам в машбюро работать, нужно расти. Ну что ж, я вас беру к себе на работу, переводом. Идите в отдел кадров, пишите заявление, пусть ваш начальник, кто там у вас? Петр Павлович, напишет, что он не возражает, и милости прошу к нам на работу.

–А если он меня не отпустит?

–Не переживайте, я что-нибудь придумаю, я же директор.

Я пошла в отдел кадров, я чуть не прыгала от радости, такая удача, ура! Все было готово, я с нетерпением ждала прихода на работу начальника, я думала, что там то он меня не достанет, директор его начальник, он же его должен бояться, вот пусть теперь оближется, котяра.

Понедельник, утро. Тамара заходит в комнату и смеется.

–Вот дела, вы бы видели нашего начальника, у него с левой стороны лицо поцарапано, говорит с кошкой игрался, чуть гадина глаз не выколола. Мужики над ним все смеются, говорят: кошечка то, была небось двуногая. Он сидит злой, как 100 чертей, психует, орет.

Я подумала, может к нему сейчас не заходить, лучше после обеда. Да, а если после обеда его не будет на работе. Что тогда делать? До утра нервы себе мотать, переживать. Да и директор может там кого-то найти вместо меня. Ладно, пойду, директор сказал, что если твой начальник не отпустит, то он что-нибудь придумает. Ладно, зайду, и пойду сразу на новую работу, к директору в приемную. Пусть теперь этот Петр Павлович на своей заднице все волосы порвет, а птичка то, упорхнула.

Я с дрожью в коленках открыла дверь начальника, он смотрел на меня с высокомерной ненавистью.

–Что у вас? Заявление? Что, решили уволиться? Он прочитал. Ах, перевод. Ну что ж, я подпишу вам перевод, сразу после того как ты переспишь со мной.

–Нет.

–Нет. На принцип пошла. Ну что ж, тогда я тоже пойду на принцип. Ты не знаешь мои связи. Я тебя еще в тюрьму засажу.

–Меня? За что?

–За членовредительство, за унижение. Ты меня еще плохо знаешь. За то, что я хочу, и ты будешь сидеть в тюрьме.

–Вы что-то путаете, а может за попытку изнасилования кто-то должен понести наказание.

–Последний раз спрашиваю.

–Нет.

–Это окончательный твой ответ?

–Да.

–Да? Так ты согласна?

–Нет. Я не согласна, а да, это мой окончательный ответ.

–Так да?

–Нет! Закричала я. Никогда! Нет. Нет. Нет. Никогда.

–Хорошо. Сказал он спокойно. Он пошел в мою сторону, я начала пятится к двери. Думаю, это тут, не у него дома. Если что, буду опять кричать, здесь людей много, ему быстро управу найдут. Ничего он мне здесь не сделает. Он подошел ко мне очень близко.

–Придушить тебя, что ли?

–Пожалуйста отпустите меня. У меня начали наворачиваться слезы.

–Это твое окончательное нет.

–Да.

–Ты сказала да?

–Я сказала нет.

–Ну ты сейчас сказала да.

–Почему вы издеваетесь надо мной? Почему вы прицепились ко мне? Что вам от меня надо?

–Ты сама знаешь, что мне надо.

–Разве мало женщин вокруг, хотя бы в нашем институте?

–Женщин то много, но вот таких диких, необузданных, непокорных. Он схватил меня за волосы и наклонил мою голову вперед. Ты будешь ползать у меня в ногах, на коленях просить о пощаде.

–Вы что, больной? Он немного отошел в сторону.

–Да, я больной тобой. Ох, как ты меня заводишь. Посмотришь на тебя, ведь ничего особенного, но характер. Ну что, от тебя убудет? Он попытался обнять. Ты даже не знаешь, какой я могу быть нежный.

–Я не хочу ничего знать, вы не подписываете? Тогда я ухожу.

–Подожди. Он подошел к столу, сел в кресло, взял телефонную трубку и начал набирать номер.

–Здравствуйте, это Петр Павлович. Да, да, спасибо все хорошо. Да я в курсе. Нет, конечно же, я ее держать не буду. Если вам нужна эта подстилка? Да, да. Ее тут все начальники по отделам таскают. Зачем она мне нужна, эта прости Господи, жены сослуживцев с кулаками прибегают. Это еще та штучка. Да, да. Я же о чем вам и говорю….

Я со слезами выскочила из его кабинета, бросила в отделе кадров заявление и выбежала на улицу.

–Господи, за что мне все это?

Я была на грани срыва. Мои нервы были натянуты, как стальные струны. Мне от злости хотелось кого-нибудь убить или покусать. Мне казалось, что, если сейчас меня кто-нибудь разозлит, унизит или обзовет, я схвачу его за волосы и буду бить, и бить об асфальт. А потом буду долго пинать, и пинать ногами в живот, в голову, пока меня не пристрелят, как бешеную собаку, если не пристрелят, то посадят в тюрьму, а я так боялась сесть в тюрьму.

Я села в автобус, слезы заливали мое лицо, я отвернулась к окну, стояла и плакала. Я ехала домой, я хотела быстрее зайти домой, чтобы никого не видеть и не слышать, забиться в уголок, чтобы никого не убить, не покусать.

–Девушка, девушка. Меня кто-то толкал в плечо. Я услышала мужской голос.

–Ну что еще? Что? Тебе то какого хрена от меня надо? Пошел на хрен! Кричала я, не поворачивая головы.

–Девушка. Я просто хотел сказать, что у вас сумка расстегнута.

–А тебе то что? Какое тебе на хрен дело до меня. Что ты ко мне цепляешься. Что, тоже трахать хочешь?

–Нет. Нет, что вы.

–Ну и отвяжись от меня. Оставьте все меня в покое! Кричала я.

–Почему вы так грубо разговариваете с молодым человеком. Вмешалась сидевшая женщина, средних лет.

–А тебе хрычовка, какое на хрен дело? Как хочу, так и разговариваю. Тебя не спросила, как мне разговаривать. Что вам всем от меня надо.

–Хамка!

–Да она ненормальная.

–Да она бешеная.

–Да ее в психушку надо отправить. Заговорили люди в автобусе на разные голоса.

–Заткнитесь все на хрен, и не трогайте меня! Я так и стояла, отвернувшись в окно. Слезы текли из глаз тоненькими ручейками. Я крепко, обеими руками сжимала поручни, чтобы не вцепиться кому-нибудь в волосы. Я ехала домой, и я хотела быстрее приехать. Я услышала рядом с собой тихий, ласковый, женский голос.

–У вас какие-то неприятности?

–А тебе какое дело? Что ты цепляешься? Пошли все на хрен.

–А как тебя звать?

–Тебе то какая разница. Пошла тоже на хрен вместе со всеми, я сказала.

–А меня можете звать Лена. Я повернулась к женщине. Она смотрела на меня и чуть-чуть улыбалась.

–Я тебя звать не собираюсь. Отвяжись.

–Вам нужно с кем-нибудь поговорить.

–Щаз, разбежалась.

–И вам сразу станет легче.

–Да пошла ты. Я почувствовала, что я эти слова сказала немного тише, без крика. Мне так хотелось еще орать и плакать, но слезы почему-то перестали течь из глаз и злость начала проходить. Я развернулась к ней.

–Ну и що?

–А как тебя звать? Я опять вспомнила все и опять заревела, и закричала:

–Я уже забыла, как меня звать! В последнее время меня все больше называют шалава, гадина, сучка, подстилка. А ведь я даже с мужчиной никогда не была. Сказала я ей последнюю фразу тихонько и снова заревела. Лена молча стояла и смотрела на меня. Она качала головой, у нее увлажнились глаза и потекли маленькие слезки. Она закрыла лицо рукой.

–Что вы? Вы то что плачете? Мы с ней уже вышли с автобуса. Просто шли рядом и молчали. Каждый думал о своем. Она заговорила, так тихо:

–Бывает так, что стыдно, или некому рассказать о своих неприятностях, а высказаться надо обязательно. А то это накапливается, так и с ума можно сойти. Можно записывать все в тетрадь. Раньше вели дневники своей жизни. Туда можно записывать все. И ты точно знаешь, что тебя никто не осудит, не предаст, никому об этом не расскажет.

Мне дневник как-то тоже помог. Я в один год похоронила тетю, сестру и племянницу. Самых близких моих и любимых людей. Думала, что с ума сойду. Я записывала туда свои переживания, сильно плакала, не могла писать, переживала, но боль притуплялась, я успокаивалась, мне становилось легче. Дневник мне помог выжить, не сойти с ума.

Я стояла в ступоре, я так задумалась над ее словами, что даже не заметила, как и когда она ушла. Она как появилась среди людей, так и растворилась в толпе людей. Я искала ее глазами, но мимо меня проходили лишь незнакомые люди, а ее я больше никогда не видела.

Тюрьма. Два пряника.

Я уволилась с работы, теперь я опять безработная. Последние события, с последней работы, сильно мне снесли нервы. У меня началась сильная депрессия, апатия, ощущение сильного страха, боязнь тюрьмы. Но почему, я не понимала. Я боялась, что меня кто-то убьет, что я могу сорваться и что-нибудь натворю, что меня кто-то полезет убивать, а я его убью. Или меня кто-то разозлит, и я его покалечу, или того хуже – прибью и попаду в тюрьму. Ощущение страха так и не покидало меня, но причин на это особых не было. Я не понимала, откуда этот страх.

Я боялась всего – стука, соседей сверху, ходьбы и разговора на лестничной клетке, дверных звонков, телефонных звонков, хотя телефон всегда молчал.

Я вспомнила, как с полгода назад, я стояла в очереди за молоком на улице возле моего дома. Подъехала легковая машина, из нее вышли двое мужчин. Они подошли с двух сторон к молодой женщине из очереди, схватили ее под руки и повели к машине, она кричала:

–Отпустите меня! Помогите мне, люди! Запишите их номер машины. Позвоните в милицию.

Я подбежала к машине, стала кричать, чтобы отпустили женщину, а сама так испугалась, что меня сейчас вместе с ней заберут. Мужчины в штатском сказали, что они из милиции, что они давно ее выслеживали и поймали мошенницу, что она обманывала доверчивых граждан. Я позвонила в опорный пункт, там подтвердили, что это были их сотрудники.

Почему-то я сейчас об этом вспомнила и подумала, вот так ходишь по улице, а за тобой кто-то ходит, следит, а потом возьмут и запихают в машинку. И никто не будет знать, где ты и что с тобой. Я стала бояться выходить на улицу. Я боялась, что залезут ко мне в квартиру. Выходила на улицу только по необходимости, озираясь по сторонам, очень быстро возвращалась.

Я вспомнила еще один неприятный случай. Встретила соседку с другого дома, когда еще гуляла с собачками, она мне рассказала:

–Мы с мужем уходим на работу, а дома остается 10 летний сын. А тут муж что-то немного приболел и взял отгул. Утром звонок в дверь, муж открыл. Стоят 2 крепких, здоровых мужчины. Можно позвонить? Не дождавшись ответа, зашли в коридор, первый ударил кулаком мужу в живот, когда он наклонился, резко ударил его в затылок.

Второй сразу закрыл двери, пока муж лежал в коридоре без сознания, заскочили в зал, начали складывать в сумки хрусталь, заворачивая его в одежду. Бегали по комнатам, выбрасывали все из шкафов, что нравилось, набивали в большие сумки. Когда муж пришел в себя, схватил гантели и ударил одного по голове, он упал на пол без сознания.