Пьесы и тексты. Том 2

ПАВЛА. И – что?

ШУРА. И – ничего.

Пауза.

Я, видишь, в газовом платочке сегодня вышла. А они трясут мордами, по кассам своим сидючи, хохочут. Магазинские. А я им говорю – я в Крым нынче, девушки, уезжаю! Вот так. Озлобились. Как застучат по своим кассам, как чеки заобрывают – ужас как!

Пауза.

ВАСЬКА. Крым. На Черном море стоит.

ШУРА. Сегодня, говорю, и отъезжаю.

ПАВЛА. В Крым.

Пауза.ПАВЛА развязывает платочек на голове, а под ним – бигуди. Она их снимает, расправляя жидкие кудельки. Медленно, один за другим, бросает бигуди в мусорное ведро, стоящее посреди кухни.

Я в горошек надену, ничего? Крепдешиновое. Ты-то в чем будешь?

ШУРА. В этом.

ПАВЛА. Ага! Я, значит, в крепдешине, а ты, значит, в этом? Не надо, Шура, выхаживаться, очень тебя прошу, не надо.

ШУРА. А кто выхаживается-то? В крепдешиновом, главно-дело.

ПАВЛА накладывает на лицо бумажки с вырезанными контурами бровей. Мажет черной краской.

ПАВЛА. Со второго этажа. Эта. Померла. Очень тяжело, говорят, помирала, не дай Бог. Так кричала, так кричала. Соседи уж жаловаться хотели.

ШУРА. Куда?

ПАВЛА. В партию.

ШУРА. Пожаловались?

ПАВЛА. Не успели. Поесть попросила, съела все, что в доме было, – крикнула, что есть мочи, и…

Пауза.

Я, знаешь, Шура, на ноги полботинки надену, ничего?

ШУРА. Нет уж! Я – туфли. Не гвоздем, конечно, но тоже ничего. Вот и будешь, как дура, в крепдешине с полботинками.

ВАСЬКА захохотал.

ПАВЛА. Ты чего?

ВАСЬКА. Ничего. Дура в полботинках!

ШУРА бьет его по затылку. ВАСЬКИНО веселье как рукой сняло. Хлюпает носом. Но в голос реветь не хочет.

ПАВЛА (ласково). Как, Васька, любовь твоя поживает?

ВАСЬКА. Какая еще любовь?

ПАВЛА. Лизка.

ВАСЬКА. Ничего не любовь. Она злая. Мы с ней недавно по крыше гуляли. Знаешь, как царапалась?

ПАВЛА яркой помадой мажет тонкие губы. Отплевывается.

ШУРА (качая головой). Ты еще маникюр наведи.

ПАВЛА. А что? Наведу.

ШУРА. Вот и наведи.

Пауза.

ПАВЛА (рассмеялась). А где наши яблочки?

ШУРА. В рубель сорок?

ПАВЛА. Крымские. Медовые.

ШУРА высыпает из авоськи яблоки. Они, как заведенные, скачут по столу, кружатся.Старухи развеселились.

Мыть ли?

ШУРА. Еще чего!

ПАВЛА. А если дизентерия?

ШУРА. Откуда?

ПАВЛА. Тиф!

ШУРА (грустно). Тифа, милушка, давно уж нет на свете. Вспомнила!

Молчат. По столу яблоки катают.

Ты с кольцом так и будешь?

ПАВЛА. А оно не снимается. Что ж сделаешь?

ШУРА. Пустяковое кольцо. Так себе.

ПАВЛА. Не золото. А не снимается.

ШУРА. Я тогда сережки вдену.

Молчат.

ПАВЛА. Вот у меня девятеро мужиков было, а греха не знала.

ШУРА (хохочет). Девятеро – и не знала?

ПАВЛА. Это не грех, я так считаю. Это, Шура, – хлопоты.

ШУРА. А я грешна, врать не стану.

ПАВЛА. Ты-то?

ШУРА. Ну! Задал мне один такого щупака, страшно сказать. Однажды. Это раз. Второй. Фамилию не помню. Веришь ли, девушка, я с ним в постель легла. Ага! Только он перед тем две бутылки выпил и ничего со мною делать не взялся. Тужился было, но не смог. Фамилию забыла.

ПАВЛА. Раздевшись оба были?

ШУРА. А как же. Все честь по чести, как надо.

ПАВЛА. И все?

ШУРА. Все. Фамилию забыла. Я ее долго помнила, а вот забыла. И больше того раза я его ни разу не видела.

ПАВЛА. Это не грех.

ШУРА. Обидеть хочешь? (Вскрикивает.) Ой, что же это мы при Ваське-то, Павла? (Хохочет.)

Вдруг ПАВЛА заломила руки над головой, да так, что хруст пошел… Растворила дверки огромного гардероба, раскрыла его черную пасть, его пыльную глотку… Легко вскочила в него и ушла в глубину.

ПАВЛА (из гардероба). Платье – крепдешиновое. Чулки фильдеперсовые. На шее чтоб – газовый платочек. И полботинки, конечно.

А ШУРА вынула из коробки туфельки, дунула на них – пыль столбом. Вынула из них комки желтых газет. Надела и притопнула. Газеты на столе разгладила. Губами шевелит, читает.

ШУРА. Ох! Не взаправдашние времена. Не взаправдашние. Фамилию забыла.

На пороге гардероба появляется ПАВЛА. На ней платье в горошек.

ПАВЛА. Как яблоки пахнут.

ШУРА. Видала туфельки? (Притоптывает.) Не гвоздем, конечно.

ПАВЛА кладет голову на стол. Руками обнимает яблоки. Закрывает глаза.

ПАВЛА. Как прелостью-трухой тянет. Будто даже и неприятно. Конечно, если торопиться – так и мимо проскочить можно, не понравится. Легонько надо, слой за слоем, по шажочечку. Сладость чувствуешь? Но это – так себе, пряничная сладость, нарочная. Это летний слой, пустячный. Китайка золотая – хорошего вкуса мичуринский сорт! Осторожно надо, не торопясь, по верхам не шарахаясь. Через горчину, через окислость. До осеннего слоя. Арапка. Царский шип. Анисы. Легонько так если расслоить. Вот. Вот запах. Белый зимний восковой.

Нащупывает одно яблоко. Берет его в ладонь.

Белая сквозина. Хорошей лежкости яблоко. (Открывает глаза. Шепчет.) Оно?

ШУРА (шепчет). Оно.

ПАВЛА (смеясь). То-то же.

ШУРА (смеясь). Кто научил?

ПАВЛА. Сейчас. Сказала я тебе. Кто надо. А ты как его узнала?

ШУРА. Раз ты не говоришь, и я не скажу.

ПАВЛА. Ты первая скажи. Тогда и я.

ШУРА. Еще поглядеть – кто первый, кто последний.

ПАВЛА (смеясь). Ну скажи. Скажешь, я тебе тогда один секретик скажу, довольная будешь.

ШУРА (испуганно). Какой такой секретик?

ПАВЛА. Такой. Такой.

ШУРА (замерев). Скажи.

ПАВЛА (шепчет). Этот-то. Твой. Фамилию забыла. Ну?

ШУРА. Ну?

ПАВЛА. Говорит, позови ее.

Тишина.

ШУРА. Ты что?!

ПАВЛА (хихикает). Что-что. Велел тихонько сказать – пусть, мол, подойдет. Я, мол, покурю пока, а ты – позови, уж сделай доброе дело.

ШУРА. А он… Он что делает?

ПАВЛА. Да курит.

ШУРА. А что сам не идет?

ПАВЛА. Да курит же, сказала.

ШУРА медленно встает из‐за стола.

Стой! Скажи сначала. Тогда – да, тогда – иди. Как яблоко нашла?

ШУРА, пятясь задом, отходит от стола.

ШУРА. В яблочную очередь встать, как все, честь по чести. Но не просто встать, а меж двумя мужиками с одним именем. Долго прислушиваться надо, разговор завести, чтоб имена и у того и у другого вызнать. Но этого мало. Чтоб перед теми двумя мужиками – две бабы стояли. Одна старая – спереди, другая молодая – сзади.

ПАВЛА. Задняя-то – очень молода?

ШУРА. Страх.

ПАВЛА. Это хорошо.

ШУРА. Ну, понятное дело, – чтоб ветер с востока, чтоб собак вокруг – ни-ни. Килограмм купить как положено, рубель сорок. А одно – его! – даром стащить. Когда продавщица отвернется. Стащила. Оно.

На последних словах ШУРА упирается спиной в гардероб.Молчат.

Проще простого, если честно сказать.

Стоит, прижатая спиной к гардеробу, ртом воздух хватает.

(Шепчет.) Побудь рядом. Боюсь я чего-то.

ПАВЛА. Еще чего. Иди, раз велено.

ШУРА одернула платье. Вздохнула. Кряхтя, лезет в гардероб.

ШУРА. Не сглупить бы.

ПАВЛА. Иди.

Пошла. И скрылась за черным поворотом.ПАВЛА тут же припадает к гардеробовой боковушке, слушает.

ВАСЬКА. Чокнутые! Чего городят.

ПАВЛА (шепчет, отмахиваясь). Кто городит? Никто ничего. Мы уж ничего от себя не городим, слава Богу, негде больше городить-то, все загорожено.

Вздохнула. Отошла от шкафа.

Катилося яблочко вкруг огорода, кто его поднял, тот воевода. Воеводин сын.

Пауза.

ВАСЬКА. Плесни-ка мне, бабушка, молочка.

ПАВЛА (умиленно). Проголодался?

ВАСЬКА. Нет. Скучно мне.

ПАВЛА. А ты пережди скуку-то.

ВАСЬКА. Моя скука не пережидаемая, всегдашняя.

ПАВЛА. А вот мы нынче с Шурой – переезжаем. Празднуем.

ВАСЬКА. Взяли бы, а?

ПАВЛА (гладя его по голове). А ты кушай. Пенки отгони в сторону да покушай.

И пока он, урча, ест, ПАВЛА гладит его по голове. А он допил свое молоко, голову на руки положил и тихо заплакал.

Чего ты?

ВАСЬКА. Да я вон вспомнил.

ПАВЛА. Что вспомнил-то?

ВАСЬКА. Что надо, то и вспомнил.

ПАВЛА. Сказал бы.

ВАСЬКА. Нет. Не скажу.

ВАСЬКА закрывает глаза, тихо засыпает, всхлипывая во сне.ПАВЛА тоже, понятное дело, всплакнула. Покатала по столу яблоки, глаза насухо вытерла.Тут тяжело заскрипел, закачался гардероб, и на пороге его показалась ШУРА.Долгая пауза.

ПАВЛА. А я думала – тебе в радость будет. Эх ты.

ШУРА (горько). Вот ты всегда, Павла, разные слова говоришь. Уж в душу не глянешь, нет, сразу – слова. Давай помолчим.

ПАВЛА. Давай.

Молчат.

(Вздохнув.) Дура ты.

ШУРА (не возражая). Почему это?

ПАВЛА. Потому.

ШУРА. Ну почему, скажи?

ПАВЛА. Потому. Потому сейчас и злобствуешь-сидишь, что время там попусту потеряла.

ШУРА молчит.

Все думала – как же это может быть его фамилия? Так?

ШУРА. Так.

ПАВЛА. Спросить – обидеть. Не спросила. Время только попусту извела. (Вздохнув.) Я вот что думаю – хорошо ли он там папиросу загасил? Спалите мне еще дом.

ШУРА. Хорошо. Сапогом так прямо и надавил.

Пауза.

Павла, а ты в лифте каталась?

ПАВЛА. К чему это ты спросила?

ШУРА. Ни к чему. Просто так спросила. Тебе что – жалко?

ПАВЛА. А ну его. В животе неприятно делается.

ШУРА. А куда – в животе делается, – когда вверх или когда вниз?

ПАВЛА (усмехаясь). И туда и сюда. Это, Шура, для дела безразлично.

ШУРА. Вот и я так думаю.

ПАВЛА закрыла глаза, откинулась.

ПАВЛА. На печальных берегах мы, Шура, стояли. На мутной воде. Высоких берегов, крутых таких, – не видали. Все дожди, все дожди. Непогода в общем. Но с тех берегов, Шура, хорошо небо видать. Небо чистое, ничего не скажу, тут попрекнуть нечем.

ШУРА. Как же – чистое, когда – дожди?

ПАВЛА. Так бывает.

ШУРА. Не знаю, не видала.

ПАВЛА. Бывает.

Молчат.

Говорит Москва! Московское время – двадцать три часа пятьдесят пять минут. А по-русски, значит, двенадцать, без пяти. В эфире – Юность.

ШУРА (испуганно). Уже?

ПАВЛА. Уже.

ШУРА. Пора?

ПАВЛА. Шишел-вышел, вон пошел!

ШУРА. Ох.

ПАВЛА достает из буфета два крахмальных белоснежных полотенца.

ПАВЛА. С лимоном стирала.

ШУРА. Зачем?

ПАВЛА. Так лучше. Вот спроси меня – что в твоей жизни было замечательно-прекрасного? Я тебе сразу отвечу: когда белье стирала. Не поколеблюсь, так и отвечу.

ШУРА. И все?

ПАВЛА. Мало?

ШУРА. Почему же? Нет.

ПАВЛА поднимает на ладони яблоко. Нюхает его.

ПАВЛА (торжественно). Серебристый анис. Белого оттенка яблоко.

Маленьким серебряным ножом разрезает его пополам. Оно режется с каким-то неслыханным звонким хрустом. Половинку подает ШУРЕ.

Чур, не торопиться. Я ведь, Шура, знаешь, без зубов.

ШУРА. А я с зубами?

ПАВЛА. Вот и не торопись.

ШУРА. А кто торопится-то?

ПАВЛА. Ты.

ШУРА. Я?

ПАВЛА. Я вижу, так и заходила вся.

ШУРА. Не бойся. Я помедлю.

ПАВЛА. Уж помедли, Бога ради.

Молчат.Обе разом вздохнули. Обе разом откусили по кусочку. Едят.В кухне темнеет – ночь. Где-то далеко громыхнули двери лифта. Натужно взвыл он и уехал.

ШУРА. Кисловато.

ПАВЛА. Кислит.

ШУРА. Но немного.

ПАВЛА. Нет, немного.

Пауза.

ШУРА. Хорошо пошло.

ПАВЛА. Не поперхнулось.

ШУРА. Мягкое.

ПАВЛА. Не лежалое.

Пауза.

ШУРА. Но – горчинка есть.

ПАВЛА. Пряное.

ШУРА. Но – немного.

ПАВЛА. Нет, немного.

ПАВЛА подносит к лицу полотенце и утирается им.То же делает и ШУРА.Линялые ШУРИНЫ кудельки с легким шумом падают на пол. Черную жесткую гриву отбрасывает она за спину.

(Гортанным голосом.) Московское время – ноль часов.

ШУРА (сиплым). Полночь.

ПАВЛА. Идем!

ШУРА. Идем.

Долго они смотрят на спящего ВАСЬКУ и, как бы нехотя, лениво выгибаясь, встают из‐за стола.

Стой!

ПАВЛА. Ну что еще?

ШУРА. Жрать охота.

ПАВЛА. Успеешь.

Идут.

ШУРА. Стой!

ПАВЛА. Что?

ШУРА присвистнула.

ШУРА. Как же я теперь бегать-то стану?

ПАВЛА. А что?

ШУРА. Так грудь! Мешает. Неудобно это.

Вскакивают в гардероб и прикрывают за собой скрипучие его дверки.Но тут же распахивает их ШУРА.

Стой!

ПАВЛА. Что?

ШУРА. Фамилию вспомнила. Все вертелось: Петренко, Сидоренко. Вспомнила. Михальченко!

Стремительно исчезают в темноте.Тишина.Вздрогнувший ВАСЬКА поднимает голову, таращит глаза. Видя, что кухонька пуста и темна, он пугается, но не плачет. Вытягивает руки, катает по столу яблоки.

ВАСЬКА. Свечами они пахнут, вот что.

Вот и опустела кухонька моя… Как-то особенно стало тесно в ней сейчас. Все друг к другу придвинуто, все шкафы и гардеробы друг к дружке жмутся.Кто-то вздохнул в гардеробе. Чиркнула спичка, изнутри засветились все его щели. Прикуривает кто-то… Дунул на спичку, и щели погасли. Осталась только красная точка папиросы.В тот короткий миг, когда вспыхнула и погасла спичка, мельком видели мы привалившихся старух, глубоко спящих в покойных позах.…Ничего не видать.Занавес.1990, редакция 1998

Правописание по гроту

Михаил УгаровПьеса в трех частяхДействующие лица

ЮВЕНАЛИЙ,

подростки.

ЛЮБОЧКА,

ЛЕОНИД, старший брат.

МАМОЧКА.

Действие происходит в конце прошлого века в маленьком городке.…Потолки были так высоки – в два света, – что решено было построить антресоли. Еще до самого построения антресоли эти много раз были расчерчены и в уме, и в воздухе, и по стенам, вид сверху, вид снизу, прямо и в разрезе… Видимо, тут и закралась та ошибка, о которой пойдет речь впереди. Еще в умственном начертании закралась она и ждала своего часа. Антресоли эти страшно скрипели, вернее, не сами они, а лестница, что вела на них. Ничего нельзя было с нею поделать. Как ни старели и ни ссыхались, прилаживаясь друг к другу, ступени, скрип оставался неизменным, ужасным и неестественным…Внизу – большой обеденный стол с венскими стульями вокруг него. Угловая кафельная печь, узкая и белая. А вверху на полуярусе, отделенном перилами, – узкий шкафчик, письменный стол, на нем глобус и подсвечник со свечой. А по стене развернута карта двух полушарий.

Часть первая

Вечер. Он – наверху, она – внизу.

ЛЮБОЧКА. Ну вот, ты же умненький, смотри еще раз. Я специально для некоторых показываю. Свеча стояла во-он там, на столе. Стояла и горела. Характерно что? Характерно, что под самым глобусом. Глобус – он бумажный. Ты знал об этом?

ЮВЕНАЛИЙ. Об чем?

ЛЮБОЧКА. Об том, что он бумажный на самом деле?

ЮВЕНАЛИЙ. Нет. Он не бумажный. Он – папье-маше, факт.

ЛЮБОЧКА. Глобус – бумажный. Свеча – горела. Бабулюшка это увидела. И решила подняться. Чтоб загасить свечу.

Подошла к лестнице.

ЮВЕНАЛИЙ (отскочив от перил, выкрикивает). Правда, что у тебя растут титьки? Леонид сказал, что скоро ты станешь теткой!..

ЛЮБОЧКА (задохнулась). Скотина! Хам! Сейчас я буду тебя пытать!

ЮВЕНАЛИЙ. Я спихну тебя ногой с самого верху!

ЛЮБОЧКА (решительно). А это мы еще посмотрим!

ЮВЕНАЛИЙ (кричит). А что смотреть? Не надо, увольте. Леонид смотрел, а я ему верю…

ЛЮБОЧКА (замерла). Что?

ЮВЕНАЛИЙ. Что слышала!

ЛЮБОЧКА. Ну-ка повтори!

ЮВЕНАЛИЙ. Откинул одеяло, задрал рубашку… «Растут, черт их дери!» – говорит.

ЛЮБОЧКА хватает ртом воздух.

«Давай, говорит, голубчик, каждой ночью станем проверять – на сколько еще выросли…»

ЛЮБОЧКА. Скоты! Я все сегодня же расскажу мамочке! Если ты думаешь… Все – все! Я и про Леонида расскажу. Что он в ванной комнате делает!

ЮВЕНАЛИЙ. А что он делает в ванной комнате?

ЛЮБОЧКА. Я думала, что я умру, когда увидела.

ЮВЕНАЛИЙ. И не умерла.

ЛЮБОЧКА. Неправда! Я раз всего видела, теперь – ни за что, ни за что! (И швырнула в него тапочкой.)

Тапочка попала как раз в глобус. Глобус легко упал на пол и, гремя подставкой, медленно скатился с лестницы к ЛЮБОЧКИНЫМ ногам.Пауза.

(Взяла себя в руки, тягучим и нежным голоском.) Что это мы – о пустяках? Так вот… Дай, думает она, загашу я эту чертову свечу! А то, не дай Бог, спалят дом… И стала она подыматься наверх…

ЮВЕНАЛИЙ напряжен, молчит.

Вот так и подымалась, по ступенечке, приставным шажочечком…

ЮВЕНАЛИЙ, крепко ухватив перила, стал задыхаться.

ЮВЕНАЛИЙ. А мы теперь… каждую ночь смотреть станем… Я попрошу Леонида… он и на письку посмотрит!

ЛЮБОЧКА (не реагируя, голосом – колокольчиком). Ну вот. Поднялась она примерно во-от досюда. Да, вот до этого самого места. Видишь, эта ступенечка? Это – она.

ЮВЕНАЛИЙ (его затрясло). А когда пьяный офицер на поленицу писал, ты пошла смотреть и рассердилась, что он руку так держал, что не видно…

ЛЮБОЧКА. Вот здесь она и оступилась! На этом самом месте… (Ласково.) Вот, вот это то самое местечко, это всякий знает!..

ЮВЕНАЛИЙ. Заткнись!

ЛЮБОЧКА. И она упала. То есть она села сначала. Но ты же знаешь – ступеньки узкие. Просто ступенечки, приступочки какие-то… Она села, она завалилась и поехала, поехала прямо спиною по острым ступенечкам. Головою вниз поехала. Да так, что куски ее спины остались на гребешках ступенек! Лоскуточки платья и прямо целые кусища кожи!

ЮВЕНАЛИЙ (кричит). Божечка, заткни ей рот! Чтоб у тебя руки и ноги отпали!

ЛЮБОЧКА. В гробу она лежала вся синяя. Нет, вру! Серая! Серая, как серый студень. И распухла вся, как слониха, просто вспучилась. И в животе у ней уже кишели червяки. И кошки долго еще лизали ступеньки, где ее куски застряли, – выискивали…

ЮВЕНАЛИЙ сполз на пол. Круглые очки его запотели, и рот сделался буквой «о».Тишина.

(Елейно.) Вот так умерла наша бабулечка, царство ей небесное! Мамочка знаешь как плакала, мы все плакали, хоть я и маленькою была, а ревела ужас как… Пусть земля ей будет пухом! Она теперь Богородицу каждый день видает, когда и словечком перемолвятся. Вот счастье-то какое ей за все мучения выпало…

ЮВЕНАЛИЙ хрипит.

Ну что, размазня? Получил полную порцию? Мамочки нет, кто тебе капелек даст? Тю-тю… Съел гуся?

ЮВЕНАЛИЙ икает.

Фу, фу! Перестань, как это неблагородно!

ЮВЕНАЛИЙ (шепчет). Любочка, милая! А я ведь напрудил…

Пауза.ЛЮБОЧКА взлетела к нему наверх. Села на корточки.

ЛЮБОЧКА (растерянно). Ну что же ты такой нервный, ужас просто… Целая лужа! Зачем?

ЮВЕНАЛИЙ (икая). Не… Не знаю я…

Теперь ЛЮБОЧКА больше не злодейка, а заботливая няня.

ЛЮБОЧКА (воркует). Ножки все замерзли… Конечно, сяка такая холодная. Брр… Снимай штаны!

Судорожно похрюкивая, ЮВЕНАЛИЙ стянул с себя короткие штанишки. ЛЮБОЧКА порылась в шкафчике и достала белую ночную рубашку.

А вот мы сейчас рубаху теплую наденем! Теплая, байковая!..

ЮВЕНАЛИЙ. Отвернись!

ЛЮБОЧКА (хихикает). Я все видела! Я все видела!

ЮВЕНАЛИЙ (плача, залезает в рубашку). Из-за тебя все!.. Ты… Ты… Проститутка!

И вдруг замер. Напряженно стал смотреть в пол.

ЛЮБОЧКА (тоже посмотрела, но ничего не увидела). Что? Опять нюнить начнешь, да?

Он ловко нагнулся и что-то быстро подхватил с полу. Сжав кулак, счастливо смеется.

(Заинтересованно.) Что? Покажи!

ЮВЕНАЛИЙ (счастлив). Не-а…

ЛЮБОЧКА. Ну покажи!

ЮВЕНАЛИЙ. Смотри! (Осторожно разжимает кулак.)

ЛЮБОЧКА оглушительно визжит. Бежит по лестнице вниз. Упала, села и на спине съехала вниз головою – до полу. Лежит неподвижно.Тишина.

Любочка!.. Это – таракан. Черный…

Тишина.

(Шепчет.) Божечка, пожалей ее… Зачем?.. (Робко ступая босыми ногами по скрипучим ступенькам, спустился вниз. Замер над телом Любочки, бормочет.) Отряд прямокрылых, подотряд бегающих – Курзария… (Помолчал.) …Или прусак, что ли?.. Черт, я же не хотел…

ЛЮБОЧКА (глухо). А если б я убилась? Ты думал об этом?

ЮВЕНАЛИЙ. Нет.

ЛЮБОЧКА. А это – каторга.

ЮВЕНАЛИЙ. Почему?

ЛЮБОЧКА. Убийство. Лишение меня жизни. Это – каторга.

ЮВЕНАЛИЙ. Что я сделал? Я поймал замечательного прусака… А ты взяла и сверзилась…

ЛЮБОЧКА (села). Где прусак?

ЮВЕНАЛИЙ (грустно). Он соскочил с меня. Не нужно было так орать.

ЛЮБОЧКА. Зато я в обмороке была, вот что!

ЮВЕНАЛИЙ. По-правдашнему?

ЛЮБОЧКА. Я за это время в раю успела побывать.

ЮВЕНАЛИЙ. Ты, Любочка, очень сильно головою ударилась, вот что!

ЛЮБОЧКА. Бабулюшку повидала… Оладушек поела…

ЮВЕНАЛИЙ (после паузы). Как все это глупо, между прочим…

ЛЮБОЧКА. Двумя словами с нею перемолвилась…

ЮВЕНАЛИЙ (устало). Ты, Любочка, – подлая…

ЛЮБОЧКА. Шепнула она мне тут… Свеча-то, говорит, не забыта была зажженною… Специально оставлена, вот дела-то каковы… Спе-ци-аль-но!

Пауза.

ЮВЕНАЛИЙ (скучающим голосом). О, Господи!.. Так что там о свече? Черт ее…

ЛЮБОЧКА (шепчет). Понимаешь, какое дело… Перед той самой ужасной ночью… Свеча эта семь ночей зажженною стояла… Понимаешь?

ЮВЕНАЛИЙ. Нет. (Вздрогнул.) Глупо!

ЛЮБОЧКА. Умно! Если б ты еще знал, как это умно! Семь ночей подряд… Ну, уж на седьмую ночь она и не сдержала себя. Полезла ту чертову свечку загашивать.

ЮВЕНАЛИЙ (тревожно). Хватит, Любочка, надоело это, хватит. (Громко икнув.) Ты думаешь, их кто-то нарочно зажигал?

Пауза.

Кто?

Пауза.

Леонид?

Пауза.

(Нервно смеясь.) А потом ступеньки свиным салом обмазывал, да?..

Пауза.

Ну… Ты говорила, кошки еще лизали, выискивали… Это был жир?

ЛЮБОЧКА (коротко). Это было – убийство!

Тишина.

ЮВЕНАЛИЙ. Я сейчас тебя, Любочка, ударю – вот чем все дело закончится! (Помолчав.) Я совершенно замерз. (Через паузу.) Ты думаешь…

ЛЮБОЧКА. Да.

ЮВЕНАЛИЙ. Что тогда…

ЛЮБОЧКА. Да.

ЮВЕНАЛИЙ. Кто-то…

ЛЮБОЧКА. Да. Просто высунулся из‐за шкафчика и сказал – «Гав». И – готово! И – поехала.

ЮВЕНАЛИЙ. Кто?

Пауза.

ЛЮБОЧКА. Я не хочу больше об этом говорить.

ЮВЕНАЛИЙ. Видишь ли, так-то получается и совсем по-глупому… Ты завела этот ненужный разговор, а теперь… Это частный случай. Кто-то крикнул, кто-то испугался, упал…

ЛЮБОЧКА. Что?! Не хочешь же ты, чтобы я сейчас померла со смеху?!

ЮВЕНАЛИЙ. Зачем ты так? Шутка! Нечаянная шутка!

ЛЮБОЧКА. За нечаянно бьют отчаянно! (Пауза.) Постой, а почему ты так сказал? Что ты сказал, что? Повтори!

ЮВЕНАЛИЙ (кричит). Я сказал: нечаянно, нечаянная шутка. И ничего больше.

ЛЮБОЧКА. Ты сказал.

ЮВЕНАЛИЙ. Нет.

ЛЮБОЧКА. Я клянусь, что сказал!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.