Плавучий мост. Журнал поэзии. №4/2018

Плавучий мост. Журнал поэзии. № 4/2018

Waldemar Weber Verlag, Augsburg

Журнал поэзии «Плавучий мост» является некоммерческим изданием, выпускается на личные средства его создателей, при содействии и участии издательств «Летний сад» (Москва, Россия) и «Waldemar Weber Verlag» (Аугсбург, Германия).

Периодичность издания – один раз в квартал.

Редакторы журнала:

Виталий Штемпель, руководитель проекта (Германия), Вальдемар Вебер, издатель (Германия), Сергей Ивкин (Россия), Надежда Кондакова (Россия), Вячеслав Куприянов (Россия), Вадим Месяц (США, Россия), Дмитрий Мурзин, Тим Собакин (Россия), Андрей Тавров (Россия), Александр Шмидт (Германия)

Сайт журнала:

www.plavmost.org

Адрес редакции:

Германия

Vitali Stempel

Geisaer Str. 3, 36039 Fulda

Tel. [phone]

E-mail: [e-mail]

Адрес издательства:

Waldemar Weber Verlag,

Nordendorfer Weg 20

D-86154 Augsburg

© Редакция журнала «Плавучий мост», 2018

© Waldemar Weber Verlag, Аугсбург, 2018

© Авторы публикаций, 2018

Поэзия и время

Без лишнего пафоса

Вальдемар Вебер

Пять лет для современного литературного журнала – солидный возраст. В наше время, когда поклонников Гутенберга стращают скорым окончательным низвержением их кумира, основывать традиционный «толстый» журнал, ставящий себе к тому же определенные литературные цели, – беспрецедентная дерзость.

Побудила создателей журнала на подобную смелость их убежденность в том, что эпоха «живой» книги еще далеко не завершилась, что длиться ей еще долго, хотелось бы сказать – «бесконечно долго», но в мире нет ничего не ограниченного во времени. Да и сама временная протяженность – понятие относительное. Многие конкурентные явления существовали в мире культуры в течение многих эпох параллельно, хотя и далеко не синхронно, то вырываясь вперед, то отставая, особенно, когда эти явления полностью отдавались во власть техническому прогрессу, теряли связь с изначальной сущностью искусства. Новые способы распространения и тиражирования результатов человеческого творчества не отменяют и способов испытанных, наоборот, благоприятствуют их новой функциональности. К изобретению Гутенберга человечество шло тысячелетия.

То, что происходит сейчас в области книгопроизводства можно сравнить с современной ситуацией в автомобилестроении. Двигатель внутреннего сгорания не исчезнет с развитием электроавтомобилей, скорее всего он будет успешно сосуществовать с любыми фантастическими открытиями в этой области, даже с предположительными источниками энергии с других планет. Давая название новому журналу, его создатели исходили прежде всего из поставленных перед ним задач.

Что такое «плавучий мост» в прямом значении этого понятия? Это мост c плавучими опорами-понтонами, наплавной мост для временных переправ после аварии, при ликвидации последствий разного рода стихий, или просто там, где нецелесообразно строить каменные и бетонные переправы. Преимущество понтонных мостов по сравнению с другими – их оперативность. И это не придумка ХХ-го века. Еще в Древнем Вавилоне функционировал плавучий мост через Ефрат. В пятом веке до н. э. персы использовали плавучие мосты для переправы войск через реки. В древнем Китае плавучий мост «Алой птицы» вел к главным воротам тогдашней столицы Цзянькану.

У любого моста главная функция – связывать, соединять, приближать. Ни у одной литературы мира нет сегодня такой территориальной рассеянности, как у литературы русской. «Исход» русского населения, а с ним большой части русской литературы продолжался весь двадцатый век. Россию покинуло огромное количество образованных людей. В 20-е годы из России ушло около двух миллионов людей, опасавшихся физического уничтожения, ими, как и эмигрантами огромной второй волны эмиграции в 40-е годы двигал вполне понятный инстинкт самосохранения. В начале 90-х в постсоветских республиках русские в одночасье превратились в иностранцев. В это же время сотни тысяч россиян после отмены выездной визы переселились на территорию США, Канады и почти всех стран Европы. Постепенно и те, и другие образовали культурные русские диаспоры.

Появление еще одного журнала за пределами России неизбежно порождает ассоциацию с так называемой литературой русского зарубежья. К его представителям принято применять понятие «эмигрант». Так сложилось, что понятие эмиграции в российском трагическом контексте неразрывно связано с чем-то вынужденным, совершенным под чужим давлением или результатом насильственного выселения, депортации, политических репрессий.

Однако вряд ли можно в этом смысле назвать эмигрантами покинувших свою страну добровольно, в основном из-за жизненных неурядиц и обстоятельств или в стремлении решения личных проблем. А таких «эмигрантов» в русскоязычной среде вне России абсолютное большинство. Поэтому издатели журнала «Плавучий мост» избегают по возможности понятий «эмигрант» и «чужбина». Ибо пишущий по-русски сделал выбор. Он принадлежит стране русской поэзии. Он продолжает в ней жить, он не эмигрировал. Издателям «Плавучего моста» хотелось бы стать в этой стране одним из связных и делать это без чуждого этому роду занятий пафоса. И еще на одно качество плавучих мостов хотелось бы обратить внимание. Такие мосты используются не только при больших переправах, но чаще всего на небольших реках со спокойным течением. Порой они – единственный путь в цивилизацию, особенно там, где нет дорог, но, например, речка, одна соединяющая эту местность с внешним миром. Самый древний и самой простой способ преодолеть это бездорожье – Плавучий мост.

Примечание:

Вальдемар Вениаминович Вебер – поэт, прозаик, переводчик. Издатель и один из редакторов журнала «Плавучий мост». Живёт в Аугсбурге.

берега

Замедленное кино

Александр Тимофеевский

Александр Павлович Тимофеевский – поэт, драматург, сценарист. Родился в 1933 г. в Москве. Окончил сценарный факультет ВГИКа. Первые публикации стихов – в конце пятидесятых годов в рукописном диссидентском поэтическом сборнике «Синтаксис». Из-за усложнившихся отношений с КГБ после окончания ВГИКа был вынужден уехать в Душанбе (1959). Все последующие годы поэт писал «в стол», служил редактором на киностудии «Таджикфильм», киностудии «Союзмультфильм», студии «Мульттелефильм» ТО «Экран». Отдушиной для творчества стала мультипликация. При его участии в качестве редактора, сценариста, автора текстов песен (А. Тимофеевский автор слов популярной «Песенки крокодила Гены» из мультфильма «Чебурашка») выпущено около 100 мультипликационных фильмов, многие из которых были отмечены на всесоюзных и международных кинофестивалях. Как поэт начал печататься только с конца восьмидесятых годов – в журналах «Юность», «Согласие», «Сельская молодежь», «Стрелец», «Континент», «Дружба народов», «Новый мир», «Знамя», «Время и мы», «Встречи», в антологиях и альманахах «Самиздат века», «Кольцо А», «Мир Паустовского» и других изданиях. В настоящее время проживает в городе Москве, является Членом Академии кинематографических искусств «Ника». Член АСИФА, Союза писателей Москвы. Лауреат поэтических премий журнала «Дружба народов», литературной премии Союза писателей Москвы «Венец», присужденной «За пронзительность лирических откровений и независимую позицию в литературе». В 2007 году книга «Письма в Париж о сущности любви» попала в число книг лауреатов премии «Московский счет».

«Примета времени – молчанье…»

Примета времени – молчанье,

Могучих рек земли мельчанье,

Ночей кромешных пустота

И дел сердечных простота.

Как обесценены слова…

Когда-то громкие звучанья

Не выдержали развенчанья.

Примета времени – молчанье.

Примета времени – молчанье.

Предпраздничная кутерьма…

Ноябрьский ветер, злой и хлесткий,

Бесчинствует на перекрестке.

Стоят такси, оцепенев,

И не мигают светофоры,

По главной улице в стране

Проходят бронетранспортеры.

Проходят танки по Москве,

И только стекол дребезжанье.

Прохожий ежится в тоске.

Примета времени – молчанье.

Мысль бьется рыбою об лед,

И впрямь, и вкривь, в обход, в облет.

И что ж – живой воды журчанье

Сковало льдом повсюду сплошь.

Мысль изреченная есть ложь.

Примета времени – молчанье.

1960 г.

2 отрывка из поэмы «Тридцать седьмой трамвай»

1. «Снесенные дома…»

Снесенные домаУмершего Арбата,Спасенные томаИ вирши самиздата.Колодцы пустоты,Расколотые аркиИ нашей нищетыБесценные подарки.Та оттепель и плясПод звуки той капели,И дом, где в первый разМы Галича запели.И кухонь тех восьми —метровая свобода,Тот воздух, черт возьми,И даже непогода.Да вот и сам я, вот…Вон, у того портала —Одно плечо вперед,Другое чуть отстало…

2. Каштанка

И тот окликает Каштанку,Чья ласка была столь крута,Кто вывернуть мог наизнанку,Чтоб выдрать кусок изо рта.И мигом Каштанка забыла,Что было теплом и добром,И то, что вчера веселило,Сегодня ей кажется сном.Хозяин пустое бормочет,И падает крупный снежок,И ноздри Каштанки щекочетЗнакомый сивушный душок.Фонариков светы косыеНе могут пробить снегопад.Каштанка, Каштанка, Россия,Зачем ты вернулась назад?

2005

«Подумай о людях нежнее…»

Подумай о людях нежнее,Коснись сокровенных их снов.Пристрастие сердца важнееСлучайных поступков и слов.Над жизнью и смертью, над споромНеправды и правды, как нож —Пристрастие сердца, с которымРождаешься ты и умрешь.В погоне за призраком ложным,Где Парки колеблется нить,Так просто забыть о нем можно,Но можно ль ему изменить?Мы судим легко об Иуде,Что совесть его нечиста,Что злым и завистливым людямОн продал Иисуса Христа.Любил ли он истинно Бога?Когда не любил – не беда.Когда не любил – то не продал,А если любил, что тогда?..Мы требуем меры за меруИ кровь вырываем из вен,А можно ль судить за измену,Когда не бывает измен…

1975

Воскресение

Смотрел я на восход малиновыйИ голову назад закидывал,Такого сине-сине-синегоЕще никто из вас не видывал.Идет толпа многомильонная,Идут себе и не толкаются,И все до одного влюбленные,И все друг другу улыбаются.От встречного не надо пятиться,Раз настроение весеннее.Я говорю – сегодня пятница?Мне отвечают – воскресение!И вдруг я вижу, что у дверочки,Ведущего в неясность входаСтоят мои друзья и девочкиИз пятьдесят восьмого года.Стоит Борис и Танька с Дашею,С кем целовались мы и пили,От времени не пострадавшие,Такие в точности, как были.Они смеются, корчат рожицыИ делают глазами знаки.Башка в жару, и мне неможется,Я думаю, все бред и враки,Но что-то мне сказать торопятсяСюда пришедшие оттуда.А сердце бьется и колотитсяИ все никак не верит чуду.

«Стоит березонька во ржи…»

Еще стрижей довольно и касаток…

О. МандельштамСтоит березонька во ржиВ краю, где отчий дом.И чертят в небе чертежиСтрижи перед дождем.Забудь про этот край. Покинь!Не поминай родства.На самом деле там пески,Полынь. Разрыв-трава.И дождь не в счет, и рожь не в счет.Не в счет полет стрижей.Где Мандельштам сказал —Еще, я говорю – Уже.

«И море в странном освещенье…»

И море в странном освещенье,И туча черной полосой,И я перед тобой в смущеньеСтою раздетый и босой.Спасибо, Бог, за все на свете,Ведь этот миг неповторим —И море в предзакатном свете,И туча черная над ним.

«О как я был с тобою близок…»

О как я был с тобою близок,Ладони в мягком утопя,Я груди брал твои, как визуНа путешествие в тебя.И я сжимал твои колени,И трогал влажных губ края,Чтоб выпрыгнуть хоть на мгновеньеИз рамок собственного я.И надо мною тяготела,Меня давила и неслаТоска по телу, жажда тела —Познания добра и зла.И полон ощущеньем плотиЯ наслаждался им взасос,Так воздух чувствуют в полете,Так травы чувствуют в покос.Не понестись ли вверх ли, вниз лиРука в руке, нога в ноге,и сталкивались наши мысли,как искры в вольтовой дуге.Со лба на лоб взбегали теньюИз глаз в глаза, из глаз в глазаПять тысяч мыслей в осужденьеИ ровно столько ж мыслей за.Но это значило так мало,Весь город вдруг ушел в провал,И как последний в мире мамонтМелькнул в окошке самосвал.

1968

«Мы россияне, так рассеянны…»

Мы россияне, так рассеянны.Построив храм Христа, забылиОфелию на дне бассейна.Вот она ртом, как рыбка, воздух хватаети кричит, – Любви не хватает!Любви не хватает!..

1997

Вчерашний день

Нам кажется, вчерашний день так близок,что рядом он,что вышел прогуляться,здесь, за угол, совсем недалеко.Еще слышны вчерашние слова,шаги гостей, что допоздна сидели,и прыг их провожавшего кота.И много, многовчерашней мишуры и суеты.И милое дыхание любимой,и кажется, что можно ей сказать,– Ну что ты куксишься?Забудь, оставь.Я что-то брякнул,и совсем некстати?Так это ж все слова,им грош ценаи, главное, что можно все исправить.Вчерашний день – он здесь,он точно рядом,как на плите кастрюлька,только встань,не поленисьи руку протяни.Да черта с два,нет никакого дня!Умолкните поэты и жрецы,Заткнитесь все и вы, миллиардеры,ни за какие деньгивчерашний день обратно не вернуть.Он канул в вечность.Он дальше Фермопил и пирамид.Он затерялся средь полузабытых,ну, как их тамживых или убитыхгомеровских героев.Вот так мои друзья.

13 апреля 2018

«Мы опять говорим не о том…»

Мы опять говорим не о том,Осень рыжая вышла из лесаИ рассыпалась ржавым листом,И скрипит под ногами железом.Нам себя же придется винить,Если вдруг мы на осень наступим.Я тут Богу хотел позвонить,Говорят, абонент недоступен.Мимо нас все на скейтах бегут,Так торопятся, видно, им к спеху.Где-то празднуют, слышен салют,И по парку разносится эхо.Но когда те пойдут на войну,А другие пойдут в магазины,Мы с тобой соберем тишину,Как грибы, и уложим в корзину.

26.09.2015

Крит. Пещера Зевса

Отсюда видно, как в небе синемУходят боги.Они решили людей покинутьИ сделать ноги,Удрать от нас в ледяные далиДорогой млечной,Они и раньше нас покидали,Теперь навечно.Забыв о силе своей и славеБегут так скоро…Зевс в спешке шлёпы свои оставил —Вот эти горы,Веками море их обмывало,Сушил их ветер,Как будто вовсе и не бывалоБогов на свете.

20.10.2017

«Где горы, горы и горы…»

Где горы, горы и горыПо серпантинуВиток за виткомИ вдруг, как гость без звонкаПоявляется море.Синевы такого разливаВ палитре художника нету.Бесконечное.Мягким своим полукружьемС горизонтом слилось,Но что это?По краям окоема зазубрины,Точно черт краюху обгрыз.От купола небаЗдоровенный кусок отвалился.Пустота и в дыреВторого неба не видно.Снесло полгоры.У горы обнаружилось чрево,И странно смотреть на него.А домики желтого цвета,Что буквой ГВдоль дороги стояли,ГазонокосилкойСкосило.По спиралиВиток за витком,То ли вверх, то ли вниз.У платана срослись два стволаИ слегка изогнулись,Как ноги слона,Но где голова и живот?Кончается все,Пятисотлетний маякНа две части расколот.У богини любви отрублены руки,И бетховенский марш оборвался,Словно немцы тридцать девятого годаВ Польшу вошлиИ, разинувши рты, онемели.А шоссе, что неслось в пустоту,Вместе с нами туда и попало.Но солнце второе встает,И заря – на все стороны света,Так наступает начало.

20.10.2017

Фото

На фотографии те двое,Ей двадцать, мне двадцать четыре.В их лицах что-то есть такое,Что, как намек —Они живые.Такие, может быть, не умирают,А попадают в параллельные миры.Вон из египетских песковПрут пирамиды —Углы другого измеренья.Когда-то эти двое повторяли:Мы уходим с тобойИз этой проклятой системы,Где любовь в чистом видеНе встречается даже местами.И касаемся пальцев влюбленныхС застенчивой нежностью школьников,Где двум d не равняется сумма углов треугольника.Вот они и попали туда,Где тела не подвержены тленью,Где сердце живоЧетырехмерной любовью,А все что лживоПревращается в лепешки,В дерьмо коровье.А может попросту, они мне милы.Их лица на моем столе, а не где-то в мире,И кажется, они живые,Ей двадцать, мне двадцать четыре.

25.11.2018

«Мы мчим на такси…»

Мы мчим на такси,На экспрессахНа трёхнутых вертолетах,На маршрутке – 345 К —Цена проезда полтинник.Мы торопимся в Химкинский порт.Кто-то паспорт не взял и билет,Кто-то забыл чемодан —Наплевать!Нам нельзя опоздать.Скорее, скорее, скорее…Уже сходни убрали.Отходит корабль,У причала бурлят буруны.Все ли поспели?Чёрт с ними, со всеми,Главное – мы!Мы расселись в каютах своихИ мы едем, ура! —На корабле дураков.

Октябрь 2018

Время

Б. Владимирскому

Вот море темное, немое,Урчит немое, камни моя,То срочно скалы огибая,То прочь устало убегая.Поговорим с тобой о времени,Ему назначено, однако,В физической системе неИметь минусового знака.Латинским бесом нарисовано,И задано идеей вражьей.Я видел, как оно спрессованоПод глыбами в памирском кряже.До времени, пока не ожило,Для управленья миром, милоХранится в ящичках, уложеноВ них, как хозяйственное мыло.С ужасным «бременем» рифмуется,Имеет дьявольский эпитет,Взорвавшись, снова не спрессуетсяВ уютный параллелепипед.Причина обгоняет следствие,За хвост схватив его игриво.Мы все здесь терпящие бедствие,Последствия большого взрыва.Желтеют листики зеленыеИ вешняя вода спадает.Мы мчимся ветром унесенные,Естественно спросить: куда я?Где вы, где вы, буфетные слоники,И в трусах по колено, борцы?Вся эпоха как кадр кинохроники,Где гуляют одни мертвецы.Поговорим с тобой о времени,Все, что ни скажем, будет мимо.Ты лучше как-нибудь соври мне,Что время, мол, неощутимо,Предмет не взвесить, не пощупать,На завтрак с булочкой не схрупать,Нет запаха, нельзя измерить,Попробуем в него не верить.У синя-моря в ПартенитеНа берег сядем в голом виде,Стихи любимые читая,Считая за волной волнуИ постепенно забывая,Что мы у времени в плену.

Сон

Жизнь моя вытекает по жиле,Ножик сонную жилу рассек.– Долго жили, не тем дорожили, —Говорит мне седой старичок.Сердце бьется все легче и легче,Кровь спадает и снова течет.Старичок мой бормочет и шепчет,Наставляет, глаголет, речет.– Смертный сон никому не опасен,Добрый сон… Самый крепкий из снов…И таинственен так, и не ясенУскользающий смысл его слов.

Замедленное кино

I

Счастливый жребий выпал мне:Прожить в краю садов,Не зная бед, как в сладком сне,До четырех годов.До четырех годов, а в пятьМне было сужденоПод мельницей, попавши в падь,Волчком уйти на дно.У омута на быстринеНастиг меня отец,На миг он опоздай ко мне,Пришел бы мне конец.Когда б он опоздал на миг,В ушах звенел бы звон,И к лику ангелов святыхЯ был бы сопричтен.Течет вода на быстрину,Кружит водоворот,И я волчком иду ко дну,Но все во мне поет.Восторг звенит в моей груди,В глазах моих круги:Отец земной мой – погоди,Небесный – помоги!И вдруг раздался этот мигНа много тысяч дней,Иль сжалась жизнь в мгновенный вихрь,Как тут сказать верней.Вся жизнь, как бесконечный взрывВ замедленном кино.Вся жизнь в грядущее прорыв —Вагонное окно.Вся жизнь до срока, до порыРаскрывшийся бутон.Вся жизнь с наскока вниз с горыНесущийся вагон.Вся жизнь моя от первых словИ глупых детских слезДо неоплаченных долговИ ран, что я нанес.Со всех сторон глаза, глазаГлядят в упор и вслед,Трепещут, по волне скользя,Боясь сойти на нет.А я вьюном иду ко днуС тех пор и по сейчас,Но я забыл, что я тону,Я тут в снегу увяз.Снег, наледь, тяжело ногам,На сердце скукота,И я тащусь в универсамЗа кормом для кота.И мне лицо секут ветра —Двоится все от слез,И два метра, и два Петра,А посередке мост.

II

Не во сне, не наявуЯ иду через Неву.Иду по мосту девять дён,А мост стальной как жизнь, длинён.Небо присыпано золой.Со мной играет ветер злой.Дует в шею, валит с ног.Спотыкаясь, скольжу, склоняюсь вбок.В черной талой воде, во льдуКто-то ночью попал в беду.Вот он стонет, кричит, зовет —То утонет, то вновь всплывет.Где-то в городе бьёт набат,В черной проруби тонет брат.Выплыл брат мой – гребок, гребок —И обратно, как поплавок.Что ты скачешь, как бес, в волне?Что ты плачешь – ко мне, ко мне,Душу томишь – тону, тону!Что ты стонешь, я сам стону.Черт на мост меня занёс,Что ни шаг – сугроб, занос.Иду по мосту девять дён,А черный мост, как жизнь, длинён.Снег-то по морде мне шлеп-шлеп,Жалит щеки, жалит лоб.Мороз горячий, как огонь,К перилам прикипает ладонь.Что ж он хочет, чтоб так спроста,Я средь ночи к нему с моста?Если правильно сигану,Значит, точно пойду ко дну.Буду там я лежать всегда,Будет течь из ушей вода…Если прыгну не в полынью,То достанусь я воронью.Череп, треснувшись о быки,Разлетится на черепки,Кости выскочат из колен,И не будет мне перемен.В бесконечность, в пустоту,На карачках по мостуПолзу, как жучка, девять дён —Проклятый мост, как жизнь длинён.А тот кричать уже устал.С трудом открываются уста.Голосом сдавленным, как во снеРуки, ноги выкручивает мнеСаня, Саня! – меня зовет,То утонет, то вновь всплывет.– Сил, – кричит, – на один гребок.Саня, Саня, спаси, браток!Что он бьется в крутой волне?Что он рвется ко мне, ко мне?Темень жутче, мороз лютей,Звал бы лучше других людей.Скулы сводит от той возни,Вот он, вроде, опять возник.Вот он снова пошел ко дну:– Братцы, это ведь я тону!..

2005

Стихотворения

Виталий Кальпиди

Кальпиди Виталий Олегович род. в 1957 г. в Челябинске. Публиковался в журналах «Урал», «Юность», «Знамя», «Литературная учеба», «Родник», «Лабиринт – Эксцентр», «Золотой век», «Воздух» и мн. др. Автор и главный редактор многотомного проекта «Антология современной уральской поэзии», составитель, издатель и оформитель более 70 книг современной уральской литературы. Создатель и редактор журнала «Несовременные записки», ответственный секретарь журнала «Уральская новь». Лауреат многих российских и международных литературных премий. Автор книг «Пласты» (1990), «Аутсайдеры-2» (1990), «Пятая книга и Вирши для А. М.» (1993), «Мерцание» (1995), «Ресницы» (1997), «Запахи стыда» (1999), «Хакер» (2001), «Контрафакт» (2007), «В раю отдыхают от бога» (2014), «Izbrannoe» (2015), «Русские сосны» (2017). Автор и идеолог проектов «ГУЛ», «Русская поэтическая речь – 2016», «Жестикуляция». Стихи переведены на 15 языков. Живёт в Челябинске.

Послесловие автора

Чтение

Альвеолы и нёбо, и в косу заплетённый язык —вот и всё для работы.Кафедрального воздуха – непостижимы азы.В переплёт попадает судьба, переплёты судьбы – в переплётыкниг. Итак, дальше – чтенья пустая возня,а в финале – самшитовый ларь примечаний.Кавалерова бред. А Сореля казнят, —это всё обсуждалось за чаем.Под дождём пролежу: словно тучи тома словарей,карасями в пруду проплывают герои-любовники.Как бездарно в четвёртом абзаце запел соловей.Чья-то смерть. Подозрительны все, исключая садовника.Как невеста в слезах – рюмка водки на круглом столе,её выпьет усталый усатый полковник,он влюблён, он влюблён уже с лишком сто лет,но Опискин ему это и через триста припомнит.Спать пора, но не вам, а героям в последней главе,муравейники букв скоро кончат своё мельтешенье.Свет луны задрожал на странице, ах, нет – на траве,и любовники спят – добродетельны их прегрешенья.Вам захочется встать на ступени, где номер страниц,уколовши стопу об иглу единицы,и, скакнув за штакетник таких единиц,рисковать зацепиться за угол страницы.Как вы будете там благородны, любимы, нежны,вы заставите плакать злодея,вы добьётесь руки обедневшей девчонки-княжны,и рука её в вашей руке станет – о! – холодеть, холодея.В двух абзацах у вас народится пятнадцать детей,старший сын, поспешив, попадёт в декабристы,дочь с гусаром сбежит… ну, живите, живите скорей:остаётся четыре страницы…

«В небездождливый день про муки Себастьяна…»

В небездождливый день про муки Себастьянасо мною букинист калякает с утра.Мне – девять лет. Я не секу поляну.Я – безотцовщина. Меня любить пора.В то время братьев Гримм – сиамскою четоюя почитал. И кровожадно Гриммчинили справедливости, ну что ямог возразить? Я свято верил им…Дочь букиниста – хилая Рахиль,Её глаза – две жидких полусферынавыкате. Её крутил рахит,но я влюблён и объяснился первым.Мы – лоскутами шитая семья,читаем «Бовари», старик сидит в пижаме,скулообильна девочка моя.(Она погибнет через год в пожаре.)Старик речист, как ушлый иудей,он репетирует лицом, как обезьяна.…из тла смешно подглядывать людей…отпущен год на муки Себастьяна…

Репортаж из роддома

Он – астронавт на материнских водах, лишайная копилка атавизмов,плывёт внутри сферической свободы, раз пуповины полихлорвинилего от бездны отсоединил. Не наблюдая собственной отчизны,плывёт и спит зажмуренная рыба в рубашке из внутриутробных сил.Над ним виляет космос по Лапласу, летает плоский ангел, как фанерный,и звёзды раскрываются вокруг и хлопают, раскрытые, как зонт.А он плывёт и видит сны отца вперёд того, кто их задумал первый,он видит мать, а у неё внутри – свернувшийся улиткой горизонт.Он выплавляется из плесени зачатья. Вдали мелькают фосфорные свечидалёкой рампы. И фанерный ангел в него бросает белоснежный щит:от холода зрачки затвердевают, и он вмерзает в движущийся глетчер,сейчас он сбросит взорванный скафандр, и аварийный зуммер запищит…