Выбор

– Вот только не надо о совести. Я не ребёнок, и здесь не детский сад.

– Положим, о совести тоже иногда не вредно вспоминать, но сейчас действительно о другом. Итак, я слушаю вас.

– Я не имею ни малейшего представления о финансовых манипуляциях, которые вы мне здесь озвучили. Кстати, а почему они вас так интересуют? Вписаться хотите?

– А вот это – ложь о "ни малейшем представлении". Причём самая примитивная. Во-первых, если бы это было так, то сейчас передо мной сидит наивный и глупый человек, который, подписывая все эти документы, не имел ни малейшего представления о несоответствии их федеральным законам, указам президента и интересам государства. Во-вторых, тех, кто "не берёт" и "не даёт", на таком уровне управления не держат. Разве лишь только в качестве «мальчиков для битья». Наивный и глупый «мальчик для битья». Согласитесь, это не ваш имидж?

– ? ? ?

– Скорее наоборот. Вы прекрасно отдавали себе отчёт в том, что вы подписываете. Вы осознанно сделали свой выбор и вписались в существующую систему. В пользу этого варианта говорят ваше образование, биография и этапы вашей карьеры.

– Так почему это вас интересует? Тоже хотите сделать "осознанный" выбор?

– Свой осознанный выбор я сделал давно. Я – не Контрольно-ревизионное управление президента и не ФСБ. Мне эта информация необходима для работы здесь, в этой должности. Я убеждён в том, что любая система управления может быть очищена от коррупции. Существует мнение, что коррупция непобедима. Это распространённое, но ошибочное мнение. Безусловно, подобная чистка – процесс тяжёлый, а зачастую и опасный. Чтобы появился шанс на успех, его должен начать Первый руководитель. На любом уровне управления – от завода до государства. Начать с самого себя. Не брать ни деньгами, ни «борзыми щенками», ни хрусталём и ни коврами. Не давать ни начальству за выгодный заказ, ни судье за нужное решение, ни спонсорам за финансирование выборной кампании.

– Ну и сколько продержатся такой Первый руководитель и его система управления? Даже если ему удастся очистить её и она не сломает его самого?

– Это зависит от уровня коррумпированности государственной системы управления и отдельных её частей. Чем выше уровень управления, с которого начинается чистка, тем она эффективнее проводится и дольше сохраняется. Я, например, в этом убедился на собственном опыте, работая и директором завода, и губернатором.

– Чистая теория. Что-то вроде от Маркса. Победа коммунизма возможна только одновременно на всей планете. Заведомо невыполнимые условия. Как у Маркса, так и у Вас.

– Победа коммунизма – утопия. Победа над коррупцией – жестокая необходимость. Причём в масштабе всей страны. Однако вернёмся к моему вопросу. Не будем строить из себя ни оскорблённую невинность, ни девственное неведение. Сегодня к концу дня у меня на столе должна лежать полная и достоверная информация или заявление по собственному желанию.

– А что эта полная и достоверная информация даст мне?

– Возможность, работая со мной, понять, что не всё в этой жизни измеряется деньгами.

– А вам зачем я нужен? Очередной эксперимент по спасению заблудшей души?

– Нет. Я не священник и не альтруист. При вашем содействии мне будет легче и быстрее вернуть средства в федеральный бюджет и освободиться от сотрудников, которые перепутали свой карман с государственным. Остальное покажет время.

– Могу идти?

– Нет. Сейчас несколько вопросов, как говорят, "не для протокола". Меня всегда интересовали люди. которых жизнь вынуждает делать выбор, как правило стратегический выбор, определяющий всю их оставшуюся жизнь или её значительную часть. Скажите, когда вам предлагают взятку, вам не становится противно?

– Ещё один такой вопрос, и я уйду.

– Не надо демонстраций! Значит, не противно. А мне вот было противно. В подобных ситуациях трудно опираться на такие категории, как честь, гордость, чувство собственного достоинства. В такие моменты они кажутся какими-то громоздкими и глобальными что ли. Опираешься на что-то более простое, понятное и мгновенно возникшее. Мне мгновенно стало противно. "Вот это сидящее передо мной туловище, не зная ни меня, ни моей жизни, моих планов, желаний и тревог, уже определило мне цену и покупает меня, как барана на базаре". Даже сейчас, вспоминая это, внутренне содрогаюсь от отвращения.

– Ну и что дальше?

– Что дальше? Был молодой. Дал в морду. Выгнал из кабинета. Получил два выговора – партийный и административный за рукоприкладство на рабочем месте.

– Это всё?

– Жаль! Ну что ж, тогда, по крайней мере, ещё один вопрос. Нет у вас чувства несвободы, зависимости, неволи? Причём не конкретно от кого-то. Просто живёте в постоянном ожидании, что вас, как куклу, в любой момент времени дёрнут и вы пойдёте туда и будете делать то, что вам скажут. Независимо от ваших желаний и возможностей. При этом в мягкой и деликатной или в грубой и циничной форме, в зависимости от обстоятельств вам напомнят о вашей деятельности и этапах вашей карьеры.

– Все мы зависим от чего-то.

– Ну что ж, философский ответ – это тоже ответ. Вы свободны.

3

Царёв был взбешён. Придя к себе, он снова и снова прокручивал в памяти все подробности разговора с Кургановым. "Проповедник ё…ный. Поучить захотелось. Тёщу свою учи! Да и я тоже хорош. Мямлил что-то невразумительное вместо того, чтобы сразу уйти. Царёв встал из-за стола и подошёл к окну. – Что, собственно, меня беспокоит? Без работы не останусь. Заниматься мною он не будет. В чём проблема?" Однако раздражение не проходило. За окном осенний ветер гнал по асфальту пожелтевшую листву. Одинокий тополь сиротливо прижался к металлическому ограждению. "Пожалели, не срубили", – мелькнула мысль. Вдруг что-то очень отдалённое и тревожное колыхнулось в его памяти. «…Вот оно что! Неужели в этом причина? – Царёв замер, стремясь не потерять ускользающую мысль. – Да, именно так! Ведь то, о чём сегодня говорил со мной Курганов, много лет назад говорили и мои родители. Поводы – разные, аргументы и эмоции – разные, смысл – тот же». Царёв вернулся за стол и тяжело опустился в кресло.

…Родители Андрея были педагогами. Мать преподавала русский язык и литературу, отец – математику. Работали вместе в одной школе. Сына определили в другую.

– Почему не в вашу? – много позднее спросит он отца.

– Чтобы успехи в учёбе нашего сына в глазах окружающих не были следствием должностного положения и авторитета его родителей, – ответил тот.

– А он, – этот авторитет, есть у вас?

– Да! Есть! Наш авторитет – в успехах наших учеников на олимпиадах и конкурсах, в уважение к нам наших коллег и в твоих грамотах и дипломах за отличную учёбу, сын.

– Ну и что даёт вам, мне, всей нашей семье этот самый авторитет?

– Как что даёт?

– Послушайте, родители. Я очень многим обязан вам. Ты, мама, привила мне любовь к литературе. Я много читаю, у меня есть любимые произведения и любимые герои. Я знаю массу стихов и легко их запоминаю. Благодаря во многом твоим усилиям, отец, мне нравится математика и вообще точные науки. Но скажите вы мне, мои дорогие родители, что всё это даст мне там, за стенами нашей квартиры? А ведь там – моя будущая жизнь!

– Знания, общую культуру, уважение людей и то, что ты оставишь после себя на земле, кроме праха. То, что ты сейчас имеешь, – основа твоей будущей жизни. Достойной, интересной и счастливой.

– Достойной и счастливой, говорите? Вот у нас этажом ниже живёт семья. Отец – экспедитор на мясокомбинате, мать – бухгалтер там же. У них нет ни высшего образования, ни вашего авторитета, ни такого интеллектуального отпрыска как я. Сами же говорили, что не знаете как их чадо сумеет окончить школу. Однако в отличие от нас у них нет проблем с любой одеждой и мебелью, а "Жигули" первого выпуска у них под окном. Мы же радуемся, что наконец-то смогли купить мне взрослый велосипед. Спрашивается: их жизнь можно считать достойной и счастливой?

– Каждый проживает свою жизнь. У каждого своё понятие о достоинстве и счастье.

– Стоп, отец! Что-то тут не так. То, что они воруют мясо и продают его прямо из квартиры, – это в их понимании достойная и счастливая жизнь?

– Видимо, они не считают это воровством.

– Очень странно. Тогда ещё пример. Помнишь, мама, в прошлые зимние каникулы я выезжал на общесоюзную олимпиаду школьников по математике в Москву? Ты попросила тогда меня заехать к какой-то там твоей "многоюродной" тёте.

– К троюродной, сын, к троюродной.

– Пусть будет так. Ты мне тогда сказала, что она работает товароведом на меховой фабрике.

– Да, именно так.

– Так вот, в их квартире от хрусталя, золота и картин у меня в глазах рябило. На всё это великолепие товароведу с её зарплатой, как я понимаю, за всю жизнь не заработать. При этом они считают, что живут достойно и счастливо. Я это понял из того, как они приняли меня и как пожелали всей нашей семье удачи в жизни.

– И как же они приняли тебя?

– Как бедного родственника. Это было очень обидно и унизительно, мама.

– Что же здесь обидного и унизительного?

– Обидно и унизительно то, что взгляды и убеждения, которыми руководствуетесь в жизни вы и воспитываете во мне, в этой жизни не нужны. Такое впечатление, что вы меня учили не тому и не так. Может быть, это устраивает вас, но совершенно неприемлемо для меня. Я не хочу и не буду так жить.

– А как ты собираешься жить?

– Достойно и счастливо.

– Как семья с мясокомбината и товаровед из Москвы?

– Нет, как-то более интеллектуально.

– Ну что ж, значит, мы чего-то в этой жизни тебе действительно, сын, не сумели объяснить. Но жизнь продолжается. Мы ещё все живы, а это значит, что многое ещё можно объяснить, понять и исправить. Видно было, что отцу тяжело вести этот разговор. – Время нас рассудит, – устало сказал он.

Родители вышли, оставив его одного. Царёв хорошо помнит, что тогда и отец, и мать были очень сильно расстроены и подавлены. После этого разговора все они по обоюдному молчаливому согласию больше не возвращались к этой теме. Андрей окончил школу и поступил в институт. Родители при встречах старались избегать обсуждения с ним подробностей его студенческой жизни, а сын не лез к ним со своими рассуждениями о реальных и мнимых жизненных ценностях. Хотя и родители, и сын понимали, что просто забыть всё происшедшее уже не удастся…

Вошла секретарша: – Андрей Владимирович, аппарат правительства.

Царёв вернулся за стол и поднял трубку.

– Здравствуйте, Сергей Иванович!

– Добрый день, Андрей, встреча состоялась?

– Да.

– Подробности?

– Курганов считает, что договора, подписанные мною, оформлены с нарушением действующего законодательства, не учитывают интересы федерального бюджета и не контролируются моим Управлением.

– Много таких договоров он накопал?

– Много. Вообще непонятно, как одному за такое короткое время можно столько нарыть в договорах да ещё проверить по адресам их фактическое выполнение?

– Ну, он вполне способен профессионально оценить ситуацию сам.

– И всё-таки, за такой короткий промежуток времени? Может быть, какой-нибудь "крот" в моём Управлении слил ему информацию?

– Не думаю. Ему нужна была достоверная информация. Поэтому он мог рассчитывать, как я уже сказал, на свой профессиональный опыт, ну и на помощь извне.

– А что, у него есть кто-то "извне"? Откуда он вообще к нам свалился?

– Спокойнее! По порядку. Он переведён в Комитет с должности заместителя министра экономики. Когда Гайдар был назначен первым вице-премьером и одновременно министром экономики, он пригласил Курганова в министерство своим замом. Не исключено, что тот получил от Гайдара приватное задание заняться кадровой чисткой Минэкономики. Слава богу, многого ему сделать не удалось! Гайдар ушёл в отставку со всех постов, и вопрос по Курганову должен был бы решиться элементарно. Однако за это время тот успел стать членом Совета федерации, и ситуация серьёзно осложнилась. Просто так сенатора, да ещё избранного прямым голосованием населения области, с места не сдвинешь. Поэтому было принято решение предложить ему перейти в Госкомимущество, считая, что проблем с ним здесь будет меньше, а освободиться от него будет и быстрее, и проще.

– Так что, ему Минэкономики помогало?

– Нет, конечно. Учитывая, с каким заданием он туда пришёл, врагов у него было там "выше крыши", а соратники так быстро не рождаются. Я думаю, что, как минимум, это – генерал Кречетов.

– А это что за птица?

– Начальник Главка МВД России. Охрана общественного порядка. Курганову удалось перевести Кречетова в Центральный аппарат МВД с должности начальника УВД области, где Курганов был губернатором. Тот начал работу в области с замены руководителей всех силовых структур. Причём это было сделано настолько быстро, что его областные политические оппоненты не успели даже оглянуться. Известно, что Курганову в этом оказали серьёзное содействие и Баранников, и Иваненко, и Ерин. Вот тогда-то он и взял полковника Кречетова из Ставрополья к себе начальником УВД. В период совместной работы Кречетов поддерживал все действия губернатора – от закрытия границы с Белоруссией до кадровой чистки областной Администрации. Там же, в области, по ходатайству губернатора Кречетову было присвоено генеральское звание. Вот его содействие может быть эффективным. Перед его людьми дверь не захлопнешь и информацию от них не спрячешь.

– Ясно. В итоге беседы мне было предложено сообщить подробно, как он выразился, "когда, кому и сколько" или – заявление "по собственному желанию".

– Оставаться в Комитете смысла не имеет. Сегодня эту "войну" мы проиграем. Пиши заявление. В связи с известными событиями в Чечне, у нас здесь в ближайшее время создаётся одна новая банковская структура. Пойдёшь туда. Освоишь её специфику, в дальнейшем пригодится. Возьми с собой двух-трёх надёжных ребят. Ну а проблему этого тандема мы решим. Всему своё время.

Царёв положил в "почту" заявление и задумчиво оглядел кабинет. Прошлое вновь напомнило о себе…

4

…По окончании института Царёв был направлен технологом на завод по производству полупроводников. Это было его личное решение. Как один из лучших выпускников курса, он получил право первоочередного выбора места распределения. Физика и технология полупроводников переживали в то время бурный подъём. Одновременно формировалась научная основа, накапливались и осмысливались экспериментальные данные, анализировались результаты испытаний, оптимизировались эксплуатационные характеристики полупроводниковых приборов и систем. Здесь было где проявить себя и быстро добиться практических результатов. Позади остались скромный быт родительского дома и постоянное студенческое безденежье. Андрей не хотел продолжения для себя такого существования. Он был твёрдо уверен, что достоин иной жизни и лучшей судьбы. Для достижения этих целей у него хватит энергии, воли и характера.

Коммерческий директор завода Семён Львович Покровский родился слишком поздно. Это он говорил себе каждый раз, сталкиваясь с хозяйственными ситуациями, которые в иные времена сделали бы его миллионером на законных основаниях. Но, к сожалению, он родился в стране развитого социализма и государственной собственности на всё и вся. В этих условиях, чтобы жить так, как хочется, приходилось клевать как та "курочка, по зёрнышку". Однако к своим 54 годам он всё-таки стал миллионером, но… подпольным, и это обстоятельство его явно не устраивало. Не тот масштаб, не те объёмы и, что самое главное, нет такой необходимой для этого стабильности и перспективы.

В личной жизни тоже было далеко не просто. Женился поздно. Только тогда, когда стало ясно, что нужен наследник, чтобы было кому передать собственность, свои взгляды на жизнь и на место человека в этой жизни. Ждал мальчика – родилась девочка. Когда Тамаре было пять лет, умерла её мама. С тех пор ребёнок находился под присмотром нянь, воспитательниц, гувернанток и репетиторов. Отец практически не занимался ни воспитанием, ни образованием дочери. Семён Львович понимал, что он неправ, но отношение к дочери не менял. Она была нелюбимым ребёнком. Это было истинной причиной такого отношения, но в этом Покровский не хотел признаваться даже самому себе.

Практически всё своё время он отдавал работе. С одинаковым рвением как официальной, так и теневой её части. Как коммерческий директор он пользовался авторитетом и уважением на предприятии. Хозяйственником он был действительно, как говорят, "от бога". О его теневой деятельности на заводе не знал никто. Вместе с тем к нему мог прийти на приём любой сотрудник предприятия практически по любому вопросу. Именно поэтому Покровский не был удивлён появлением в его кабинете незнакомого ему молодого человека.

– Что привело вас ко мне? – Семён Львович приготовился слушать.

– Царёв, инженер Андрей Царёв, – начал он.

С этого момента Покровский только слушал. Слушал, молчал и размышлял. Безусловно, он не знал, да и не обязан был знать все тонкости технологии, но связь между понятиями "процент выхода годных" и "норма расхода" была ему более чем близка. Ведь именно ему приходилось ежегодно выбивать в Госснабе фонды на материалы и комплектацию. Он знал, что завод выпускает приборы с процентом выхода и "два", и "пять", и "десять". Таким был достигнутый к тому времени уровень полупроводниковой технологии. Приборы были нужны, и с этим приходилось мириться. Поэтому, скажем, при проценте выхода "два" для получения каждых ста приборов запускалась комплектация из расчёта на пять тысяч.

Сидящий перед ним человек спокойно и со знанием дела сообщил Покровскому о проведённых им изменениях в технологии, позволивших по определённой группе приборов существенно поднять процент выхода годных. Приёмо-сдаточные, типовые и контрольно-периодические испытания подтвердили необходимый уровень качества приборов, изготовленных по новой технологии. Слушая Царёва, Семён Львович не мог не отметить логику, простоту и лаконичность изложения. "Не умничает, не набивает себе цену, хочет быть понятым, – отметил про себя Покровский. – Специалист, хороший специалист!"

– Хорошо. Что вы от меня-то хотите? Напишите научную статью или подайте рацпредложение.

– Достигнутый мною процент выхода позволяет ежемесячно экономить серебро, золото и платину. Вот расчёты, – Царёв положил на стол лист бумаги. – Я хочу, чтобы вы организовали ежемесячную реализацию этих излишков. Моя доля – пятьдесят процентов.

Покровский понял. Чутьём потомственного коммерсанта он понял, кто перед ним. Будучи сам циничным и беспринципным, он умел безошибочно определять эти качества у других.

– А ты не боишься, парень, что я сейчас вышвырну тебя из кабинета, а завтра уволю с завода?

– Нет. Из кабинета можно, но только зачем? Продемонстрировать чистоту ваших помыслов и бескорыстие души? Кому это надо, и кто в это поверит? Вам – не надо точно. Ваш авторитет от подобных образцово-показательных выступлений не выиграет. С завода не уволите. Разговор без свидетелей, а я – молодой специалист.

Семён Львович смотрел на Царёва со всё возрастающим интересом. "Каков наглец! Но… энергичен и готов рисковать. Значит, не дурак и не трус. Здесь есть над чем подумать. Это может быть интересно", – сказал себе Покровский, а вслух произнёс:

Знаете, всё, что вы предложили, требует более спокойного и детального обсуждения. Сегодня у нас четверг. Завтра я еду на дачу. Если хотите, мы можем продолжить этот разговор там…

…Первое, что увидел Царёв, приехав на дачу Покровского, была девушка лет пятнадцати-шестнадцати. Раскачиваясь в гамаке, она грызла яблоко, обнажая два ряда великолепных зубов.

– Тамара, моя дочь, – сказал Семён Львович. – Я попросил её приехать сюда пораньше и приготовить нам что-нибудь на стол. Познакомься, Тамара, это – Андрей Царёв, перспективный молодой человек. – Девушка молча кивнула из гамака, не прекращая поглощать фрукт. – Ну что ж, дочь, веди в дом, кормить мужиков будешь.

"А эта девочка недурна, – подумал Царёв, идя вслед за хозяевами к дому, – у неё весьма приятные формы. Так что можно будет попытаться совместить полезное с приятным". Следует заметить, что Царёв не был ловеласом в буквальном смысле этого слова, хотя в свои двадцать с небольшим имел уже немалый сексуальный опыт. Жизнь в студенческих общежитиях, туристические походы, стройотряды создавали благоприятную обстановку для ни к чему не обязывающих мимолётных и случайных знакомств. Царёв был привлекателен, настойчив и не отягощён соображениями этики. Если представлялась возможность, он с циничной прямолинейностью использовал это в своих интересах.

Внутреннее убранство дома удивило Царёва. Всё было достаточно скромно и непритязательно. Семён Львович отметил про себя недоумение на лице Царёва и молча улыбнулся. Зато дочь не преминула заявить о себе:

– Мне здесь тоже не нравится, как и вам, – с некоторым вызовом произнесла Тамара.

– Мне не "не нравится". Я просто удивлён и не более того, – возразил Царёв, мысленно кляня себя за неумение скрывать свои эмоции.

– Ну с этим вашим удивлением прошу к товарищу Покровскому. Он здесь хозяин, и всё, что вы видите, – его понимание красоты.

– Не красоты, а целесообразности, – без тени улыбки сказал Семён Львович, глядя при этом на Царёва. – Будет у тебя, дочь, свой дом, вот и будешь обустраивать его сама.

– Конечно, буду! – живо откликнулась Тамара. – У меня обязательно будет огромный зеркальный шкаф-купе во всю стену от пола до потолка. В нём будет находиться моя одежда на все случаи жизни – от бальных платьев до меховых манто. А ещё у меня будет трельяж с очень большим столом, на котором я смогу разместить всю свою косметику. В спальне – сейф с драгоценностями. А ещё…

– Мы потом послушаем тебя, – отец прервал дочь. – Зови к столу. Соловья баснями не кормят.

– Что бог послал, – сказал Покровский, показывая Царёву место за столом рядом с собой.

Сегодня бог послал Семёну Львовичу финский сервелат, чёрную и красную икру, сёмгу и буженину. Всё это разнообразие удачно дополнялось внушительных размеров ананасом в окружении бананов, мандаринов и апельсинов, а также бутылкой армянского коньяка. Вошедшая Тамара водрузила на стол огромную сковороду с яичницей. Покровский посчитал нужным прокомментировать:

– Не обессудь. Это единственное горячее блюдо, которое дочь умеет готовить. К сожалению, с пяти лет росла без матери. Так что учить было некому. Няни и гувернантки не в счёт. Остальное, как видишь, полуфабрикаты. Но, думаю, голодными не останемся.

– Итак, как бы ты хотела обустроить свой дом? – обратился Семён Львович к дочери, предлагая ей продолжить прерванный монолог и одновременно открывая коньяк. – Поведай!

– Итак, в спальне – сейф с драгоценностями, вмонтированный в стену и прикрытый картиной, и, – Тамара мечтательно подняла глаза в потолок, – золочёная кровать с балдахином.

– Балдахин-то зачем? – с некоторым недоумением спросил Семён Львович.

– Это же красиво, папа, – ответила дочь. – И потом, на Востоке, например, так принято.

– В сказках Шахрезады и во дворцах султанов и халифов, – Царёв решил вступить в разговор.

– Значит, мой дом должен быть, как сказочный дворец, – девушка с вызовом посмотрела на обоих мужчин.

Андрей мельком взглянул на Покровского и благоразумно решил промолчать.

– Ну и кто должен будет оплатить всё это великолепие? – Спросил Семён Львович, наливая в рюмки очередную порцию коньяка.

– Ты, папа, ты и мой будущий муж, – как о чём-то очевидном ответила Тамара.

– Интересно, – Покровский внимательно посмотрел на дочь. – Хорошо. Отец и муж должны. А ты, ты сама в этой своей жизни предполагаешь быть кому-то должна?

– Не знаю. Не думала. А что, это обязательно?

Семён Львович посмотрел на часы:

– Андрей Владимирович, реализацию нашего проекта мне необходимо предварительно обсудить с моими коллегами и компаньонами в городе. Сейчас я уеду и вернусь завтра где-то в первой половине дня. Думаю, что по итогам этой поездки мы с вами сможем найти оптимальный вариант начала нашей совместной работы. Прошу вас извинить меня. Продолжайте трапезу и отдыхайте. Тамара, – сказал Покровский, обращаясь к дочери, – прояви гостеприимство и не давай гостю скучать…

…Приподнявшись на локте, Царёв задумчиво смотрел на спящую Тамару. Несомненно, лежащая рядом с ним девушка была красива. Её густые чёрные волосы в живописном беспорядке были разбросаны по подушке. Черты лица вызывали невольные ассоциации с изображениями на греческих фресках. Под тонкой тканью покрывала легко угадывалось привлекательное женское тело. "Это хорошо. Хорошо, что мне эта девочка нравится, – подумал Царёв. – Ну а с интеллектом и знанием жизни разберёмся. Была бы форма, а содержанием мы её наполним".

– Ну и о чём ты думаешь, глядя на меня? – неожиданно спросила Тамара, не открывая глаз.

– Если бы Тициан был жив, свою "Флору" он писал бы с тебя.