Любить не модно

Глава 1

– Почему ты всё ещё в постели? Кристина? Кристина?! Крис…

– Она временно недоступна.

– Давай, вставай! – Мама сегодня больше обычного не в духе. Какая неожиданность.

– Кристина!

– Я тебя слышу, – лениво сверля взглядом уродливый потолок с пожелтевшей побелкой.

Один. Два. Три.

– Кристина!!!

– Всего три секунды? – усмехаюсь. – Не с той ноги встала?.. Хотя… о чем это я? Разве в этой халупе можно проснуться в хорошем настроении?

И вот она замолкает. Тут она всегда замолкает. Не потому, что возмущена поведением дочери, а потому что на все сто согласна со мной – вот уже две недели мы живём в самой, что не на есть двухкомнатной халупе с совмещённым санузлом и крохотной кухней, на которой даже телевизора нет, зато есть очаровательные занавески в рисунок божьих коровок! А ещё здесь на полу линолеум. Ли-но-ле-ум! Я даже понятия не имела, что он существует!

– Половина восьмого утра. – Со страдальческим вздохом, мама присаживается на край кровати, и я замечаю тёмные круги под её распухшими глазами; опять полночи проплакала, скорбя по утраченной беззаботной жизни. – Вставай, Крис. Опоздаешь в школу.

Школа.

С головой ухожу под одеяло и жалобно хнычу, будто это способно вразумить мою сумасшедшую мать, отправляющую свою бесценную дочь на каторгу! Не-е-ет, единственное, что всё ещё способно привести мою мать в чувства, это хороший шопинг. Но, увы, в этом Богом забытом городишке нет ни одного приличного магазина – как я уже успела убедиться, – впрочем… даже если бы они и были, тратить наши последние деньги на сумочку от «Lana Marks» было бы верхом безрассудства. Так что моей матери уже ничем не помочь.

– Завтрак на столе. У тебя пять минут. Ну, или десять. – Новый безутешный вздох, и вот мама уже шуршит тапочками к двери.

Выползаю из-под одеяла, недоверчиво глядя ей в спину:

– Ты приготовила завтрак?

– Разогрела вчерашнюю пиццу.

– Она с беконом, – приподнимаюсь на локтях. – Я не ем бекон, ты же знаешь!

– Я… это… почистила её от бекона.

– И на что она теперь похожа?

– Ты её есть собираешься, или смотреть на неё?.. Жду на кухне. И надень что-нибудь поприличнее. Первый день в новой школе… Ты должна произвести хорошее впечатление. – И дверью хлопает. Или дверь сама хлопает? Не знаю, в этой квартире все двери из прошлого века: тяжёлые и дико скрипучие. Бесят, одним словом.

Как и шкаф этот бесит. Зачем вообще производят такие маленькие шкафы? Сюда и малая часть моей одежды не влезла! Про обувь я вообще молчу.

Скольжу страдальческим взглядом по остальной мебели в моей так называемой спальной и решаю, что сегодня же потрачу часть своих денег на новые шторы, ибо на эту тряпочку цвета детской неожиданности без отвращения смотреть невозможно. И так тошно, а тут ещё… эти… Фу.

Как и пицца – Фу. Как и жизнь моя – одно большое Фу. В этой квартире даже интернет провести проблема! А жизнь без безлимитного интернета – что? Точно – полное Фу!

– Ты не переборщила с макияжем? – не с упрёком, а скорее со знанием дела интересуется мама, наблюдая, как я примеряю шерстяное пальто цвета хаки с меховой опушкой, кручусь перед зеркалом, сбрасываю его и вновь направляюсь к коробкам с вещами, содержимому которых всё ещё не нашлось места в нашем «новом доме».

– Кристин, может, стоило надеть сапоги из старой коллекции?

– У меня уже вся обувь из старых коллекций, мам.

– Я имею в виду… – цокает. – Я имею в виду, что с этими сапогами стоило надеть колготки на тон темнее.

– Ма-а-ам. Иди, займись собой, а? Маску для лица сделай, или ещё чего… И реветь прекрати уже! – Застёгиваю молнию на кожаной куртке, которую когда-то приобретала не для того, чтобы носить, а скорее как сувенир из новой коллекции «Giorgio Armani», забрасываю на плечо сумочку, в которую влезли лишь кошелёк, пудреница, помада, телефон, шариковая ручка и скрученная в трубочку тетрадь в клеточку, отправляю маме воздушный поцелуй и со скрипом входной двери покидаю обитель линолеума и жёлтой побелки.

***

Осень, я всё ещё привыкаю к тебе.

Как и к дождям, к опавшей листве под ногами, к грязному небу и отсутствию жары, к тёплой одежде, к меху в ботинках, к перчаткам, к отсутствию океана и солоноватому запаху в воздухе… к вечно поганому настроению тоже всё ещё привыкаю. А к отсутствию безлимитной карточки привыкнуть, пожалуй, сложнее всего, но я пытаюсь, и маме определённо стоит у меня поучиться – у неё всё ещё страшная ломка.

А дело всё в том, что три месяца назад мой отец пропал. Пропал – именно так я предпочитаю думать о его поступке. И всякий раз, когда не особо умные лицемерные подружки моей матери абсолютно ненавязчиво интересуются, что же произошло на самом деле и где находится мой папа сейчас, я, с глубоким чувством в голосе и блестящими от слёз глазами, поведываю им о том, что моего отца похитили! И возможно, к этому причастны никто иные, как инопланетяне! Жестокие зелёные человечки утащили бедного папочку на свой космический корабль и скорее всего уже успели вскрыть ему череп, высосать мозг через трубочку и запить бутылочкой «Пепси».

Некоторые из маминых подружек настолько тупы, что действительно верят в эту несусветную чушь. Всхлипывают, высмаркиваются в платочки и лезут ко мне с сочувствующими объятиями.

На самом деле теория о зелёных человечках, похитивших разорившегося олигарха, меня вполне устраивает. И будет устраивать всегда, лишь бы на мне не висело клеймо с жирно выведенными буквами «дочь самого большого труса в мире»!

Он сбежал. Именно, сбежал! Мой папочка – трус, который сперва годами бегал от партнёров по бизнесу, которым задолжал неприличные суммы денег, затем от государственных структур, которых пытался «надуть», позже от коллекторов и судебных исполнителей, ну и, в конце концов, сбежать пришлось от собственной семьи. Скорее всего, где-нибудь на Майорке припрятал пару миллиончиков и сейчас, как ни в чём не бывало, отмаливает грешки в джакузи, попивая «Дом Периньон».

– Эй! Глаза разуй! Куда прёшь?! – какая-то тётка задевает меня плечом на тротуаре, где полно места, чтобы избежать столкновения, и ещё виноватой меня делает! – Дура набитая! – кричит вдогонку, пока я смотрю на её отдаляющуюся фигуру с приоткрытым от абсурда ртом.

– Класс! – киваю самой себе и продолжаю путь в школу.

Школа. Уже ненавижу это слово. «И за это тебе тоже спасибо, папочка.»

Почему благодаря его безответственности и шарику для пинг-понга вместо мозга я должна получать своё среднее образование не в одном из колледжей Лос-Анджелеса, или даже не в одной из элитных школ Москвы, а в старой, занюханной советской постройке, именуемой учебным заведением, где-то в глуши «Мухосранска»? Нет, а как ещё этот город назвать?

Как же я скучаю по побережью океана, по звёздным тусовкам, по небоскрёбам…

Мой папочка жил и работал на две страны, мама всегда таскалась за ним, а за собой таскала меня; постоянные перелёты… туда-сюда… Раньше меня это раздражало, а сейчас понимаю, что даже по этому я скучаю.

И вот у меня ничего не осталось.

Зато появилась халупа, скрипучие двери и линолеум!

Чёрт. Кажется, мигрень начинается.

И кофе смерть как хочется.

– Простите, – обращаюсь к дворнику, очищающему тротуар от палой листвы, – не подскажете, где здесь Старбакс?

И чего это он на меня так смотрит? Будто я из ума выжила.

– Ась?

– Стар-бакс? – повторяю по слогам.

– Чаво-о-о? Вбарыжить мне чаво-та хочешь?! – рявкает, один глаз прищурив.

– Что?.. А! Не-не-не! Я имею в виду: не подскажете, где поблизости можно кофе купить? Кофе, ну… такой, в стаканчике… Ко-фе.

Дядечка с хмурым видом указывает граблями на противоположную улицу:

– Клевер. За тем углом.

– А-а-а… – с тупым видом. – Клевер. Хорошо. Спасибо. Клевер.

«Клевер» – гласит зелёная вывеска над деревянной дверью старого двухэтажного здания с крохотными квадратными окнами и малюсенькими балкончиками.

– А в маленьких квартирках на маленьких кухоньках, на маленьких стульчиках сидят гномики и маленькими ротиками пьют чай из маленьких чашечек, – бурчу себе под нос, скептически разглядывая столь древнее строение, что чудо, как его до сих пор не определили под снос.

И вновь смотрю на вывеску, где рядом с буквами нарисован большой четырёхлистный клевер.

– Ну, или лепреконы чаёк попивают.

К большому удивлению, но внутри оказывается многолюдно. Просторный зал с множеством квадратных деревянных столов в своём оформлении больше напоминает спортивный бар, где вот на таких же массивных и наверняка неподъёмных стульях сидят мужики, пьют пиво и смотрят чемпионат по футболу. Только вместо застоявшегося запаха табака, кафе «Клевер» наполняет аромат кофе и корицы, что даже слегка в замешательство вводит.

Не сразу до меня доходит, какой атмосферы пытался добиться дизайнер этого кафе, а затем вновь название вспоминаю, что помогает обнаружить гораздо больше сходства с ирландским пабом.

«Ну, во всяком случае, они пытались.»

Зелёный и коричневый преобладают во всём интерьере, строгая обстановка в мягких, не режущих глаз тонах, играет тихая ненавязчивая музыка. Мебель массивная и, возможно, даже удобная. Никаких галогенных ламп, только светильники, имитирующие люстры со свечами, а с балочного потолка свисают неброские плафоны на длинных проводах. Природные текстуры, приглушенные тона и всё такое…

– Не «Aroma Cafe» конечно, но…

– Что, простите?

– Прощаю, – даже не оглянувшись, двигаюсь к одному из пустых столиков и ещё несколько минут наблюдаю за тем, как у… бара(?), – именно так бы я назвала этот странный прилавок, – столпилась куча народа.

«А за вон той чёрной ширмой прячутся ряды дешёвого, разбавленного водой алкоголя», – цинично усмехаюсь про себя.

Закидываю ногу на ногу, достаю телефон и без особого интереса пролистываю фотки моих друзей, выложенные в Инстаграм. У них там тепло, хорошо, весело… А я… А мне…

Ненавижу всё это. Вот прям вообще н е н а в и ж у!

– Эй? – окликаю парня в зелёной фланелевой рубашке у соседнего столика. – Мне, пожалуйста… эм-м… мне в общем самый лучший кофе, что здесь есть.

И вновь взглядом в дисплей утыкаюсь.

Вот Линдси и Чак на пляже: весёлые, счастливые, улыбаются, целуются.

А вот Брендон за рулём своего новенького мерседеса.

А вот Кайл с… Стоп. Какого хрена Кайл с этой дрянью белобрысой обнимается?

Слышу, как над головой кто-то негромко откашливается, поднимаю голову и сперва утыкаюсь взглядом в клетчатую зелёную рубашку, очевидно не первой свежести, а следом нахожу лицо её владельца.

Я сказала лицо?.. Где раздают такие «покерфэйсы»? Я бы взяла себе парочку.

А это что? Татуировка на виске? Крестик? Ага, крестик на виске, ну ладно. И из-под рубашки какие-то чёрные завитки к шее тянутся, на плющ похоже, или на виноградную лозу только с шипами; далеко тянутся – аж к самым ушам. Меня таким удивить сложно (в Лос-Анджелесе полно таких персонажей), удивляет меня всегда то, что люди добровольно себя уродовать позволяют.

– Уже принесли? – вопросительно вскидываю брови, но кофе в руках парня не обнаруживаю. И вот совершенно не понимаю, чем заслужила такой пристальный взгляд официанта. Теперь слегка глаза щурит, будто я ему заказ на китайском сделала, а у него в голове автоперевод не сработал.

– Что? – выключаю телефон и кладу на столик. – Кофе закончился? – Я девочка вежливая и возмущаться некомпетентности персонала не особо люблю, но этот парень реально напрягать начинает.

Руки в карманы джинсов спрятал, слега ссутулился, голову набок склонил, так что тёмные рваные локоны тень на лицо бросили, и вдруг взглядом по мне бродить начинает: рассматривает с головы до ног! Нагло, пристально.

– Вы не местная?

– Что-то не так? – вопросом на вопрос.

А парень вновь усмехается, вытаскивает забитую татуировками руку из кармана и с задумчивым видом почёсывает подбородок.

– Кофе? – вдруг спрашивает.

– Ну, да. Кофе. – Вообще не понимаю к чему этот разговор. В нормальных заведениях официанты просто выполняют заказ, принимают чаевые и с улыбкой удаляются, а этот…

– А! Здесь чаевые заранее дают?

– Чаевые? – брови официанта лезут на лоб.

– Прости, но я немного опаздываю, – терпеливо вздыхаю. – Не мог бы ты уже принести мне кофе, получить чаевые и заняться другими посетителями? Я, правда, спешу. И уж поверь, желания разговаривать с твоим начальством, у меня абсолютно никакого. Как и настроения, собственно.

– О, – с пониманием дела опускает уголки губ вниз и кивает.

– Дошло, наконец, – бурчу себе под нос и вновь за телефон хватаюсь, как тут…

– Эй! Эй, вы все там! – объявляет парень на весь зал и машет рукой толпе у барно… то есть у прилавка. – Да-да, вы! Ну-ка разойдитесь все! Давайте! В стороны разошлись! Вы ведь никуда не спешите? Подождать можете? А то тут у дамочки срочный заказ кофе! И что самое ужасное – у неё жуткое настроение!

Толпа начинает хохотать. Хохотать. С меня.

– Дамочка? – возмущённым шёпотом вырывается у меня изо рта.

– Алин, сделай ей там самый лучший кофе, что у нас есть! – Кричит парень девушке за прилавком и вновь ко мне обращается: – Так, да? Так вы просили?

А я, как рыба, выброшенная на берег, хлопаю ртом и ничего в ответ сказать не могу, пока посетители глаз с меня не спускают и, не стесняясь, улюлюкают, а девушка-кассир за прилавком – единственная, кто прибывает хотя бы в некотором замешательстве от происходящего.

– Алин?! – посмеивается официант. – Ну чего ты там возишься? Я сейчас чаевых из-за тебя лишусь!

– Ты вообще в этом баре не работаешь! – смеётся кто-то в толпе, и в голове фейерверком вспыхивают сразу два вопроса: «Он не официант?!» и «”Клевер” – это… бар?!»

– Что? Как?! – Парень, разыгрывая драму, с наигранно шокированным видом хватается за сердце и во все глаза смотрит на меня: – Я здесь не работаю?! То есть… То есть я не официант и… Подождите, то есть… О, Боже… это значит, что я не смогу принести вам кофе?!

Такого оглушительного смеха я давно уже не слышала. А чтобы ещё и я была ему причиной!

Дурацкий город. Дурацкий день. Дурацкое кафе!

А это вообще придурок какой-то!

– Не знаю, откуда вы такая взялись, мисс-плохое-настроение, но здесь, как и в большинстве заведений этого города – самообслуживание. Так, на всякий случай сообщаю, если вдруг ещё кого-нибудь припахать захотите. – Толпа притихает, а парень улыбается мне стоит и даже безо всякой язвительности. Ну, вроде как сначала облил помоями, а теперь заверяет, что они мне к лицу.

Забрасываю телефон в сумочку и поднимаюсь с (ни фига не удобного, кстати) стула.

– Дамочка, значит? – повторяю язвительно и с возмущённым видом складываю руки на груди.

Глаза парня в подозрении сужаются.

– Нет? – спрашивает, и вдруг его осеняет словно! – О-о-о-о… а так сразу и не скажешь. Прости, парень.

– Кто?! – Нет, ну это уже ни в какие рамки не укладывается! – Я не парень! Понял, ты, – и слово такое гадкое с языка срывается, – фрик!

Толпа ахает и резко затихает.

Кажется, мне здесь не рады.

– Хм, – смотрит на меня в упор. – Знаешь, если бы я здесь работал, то…

– Вышвырнул бы меня отсюда? – с вызовом.

Глаза щурит:

– Попросил бы больше не приходить.

И тишина.

Прочищаю горло и раз я и так уже дрянь, то быть мне ею до конца.

– Это хорошо, что ты здесь не работаешь, – выдавливаю скользкую улыбку. – Потому что, если бы это была твоя работа, уже завтра пришлось бы искать новую.

Вновь руки в карманы прячет, коротко усмехается, не сводя глаз с моего лица, и словно выжидает чего-то.

– Мить? – зовёт его девушка за прилавком и ставит на него стаканчик с кофе. – Я это… кофе. Как ты просил.

– Ну надо же! – усмехаюсь. – Спасибо… Алина, кажется?

Бодрой походкой шагаю к прилавку, забираю кофе, возвращаюсь к этому придурку, достаю из сумочки купюру в пятьсот рублей и вкладываю в карман его рубашки.

– За кофе заплатишь, а остальные себе на чаевые возьмёшь, – подмигиваю и стучу каблуками к выходу. – Пролетариат.

Глава 2

– Ну и где здесь шкафчики? – Кручусь посреди школьного коридора второго этажа средней школы номер три, и пытаюсь сориентироваться в пространстве. Та ещё задачка однако, учитывая обстоятельства сегодняшнего утра, когда мне настолько испортили и без того не радужное настроение, что даже вот эти стены, выкрашенные в отвратительный грязно-зелёный, кажутся бесконечным, раздражающим лабиринтом.

Ай, к чёрту шкафчики.

Свет в фойе не горит, как и на всём этаже собственно, отчего приходится подходить к каждой двери вплотную и читать табличку с названием предмета.

– Кристина? – уже знакомый голос завуча Раисы Павловны (кажется, её так зовут), которая несколькими минутами ранее успела отчитать меня за опоздание в мой первый же учебный день, затем ознакомила со школьными правилами, потому что так положено, вручила расписание уроков и отправила в кабинет математики. На каком этаже этот кабинет и какой у него номер, видимо, сообщить забыла, а я в свою очередь напоминать не стала и решила самостоятельно отправиться на поиски, чтобы потянуть время, ведь до конца второго урока осталось не более пятнадцати минут.

– Почему ещё не на уроке? – нравоучительно осведомляется, упирая руки в бока, отчего бирюзовая блузка из стопроцентной синтетики натягивается на объёмной груди так сильно, что одна из пуговиц норовит отскочить мне в глаз.

– Я кабинет ищу.

– А я разве… – замолкает и резко нахмуривается. – Должно быть… Пойдём, я тебя проведу.

– А где мой шкафчик? – интересуюсь, поднимаясь вслед за завучем на третий этаж.

Бросает на меня хмурый взгляд через плечо:

– Шкафчик?

– Шкафчик для моих вещей.

– Но… Кажется, ты что-то перепутала, Кристина.

А… Блин.

Русская провинциальная школа.

– Забудьте.

Раиса Павловна доводит меня до тридцатого кабинета, но дверь открывать не спешит, вдруг поджимает губы и смотрит строго:

– Кристина. Я не стала говорить об этом при педагогах в учительской, но раз уж мы сейчас оказались наедине, то хочу попросить тебя больше не приходить в школу в таком… – пробегается взглядом по моей короткой юбке в обтяжку и вновь смотрит в глаза, – в таком виде. Не знаю, как было принято одеваться в школе в этой твоей… Америке, но у нас… в общем, в наше учебное заведение приходить в таких нарядах не позволяется. Наши дети они… более… более простые, понимаешь? Ты должна соответствовать им, если хочешь завести новых друзей.

– В каких – «таких»?

– Что-что, прости?

– Вы сказали, не приходить в школу в таких нарядах. В каких – «таких»?

– Эм-м… – горло прочищает. – В… в таких.

– В каких? – выжидающе выгибаю бровь, а Раиса Павловна, очевидно жалея, что вызвалась проводить меня до кабинета, терпеливо вздыхает и поджимает, выкрашенные в ярко-персиковый, губы. Кажется, такой цвет был в моде года три назад.

– В таких – скажем так, – вульгарных нарядах. Понимаешь о чём я? У нас нет официальной школьной формы, но есть определённые требования к внешнему виду учеников. И, да… твой макияж – тоже явный перебор. – Скупо улыбается, демонстрируя огромные передние зубы, и распахивает передо мной дверь кабинета.

Вот терпеть не могу такие моменты. Будто и не шло в классе шумного обсуждения чего-то там. Будто какой-то парень у доски с мелом в руках и не решал какой-то там пример. Будто не новенькая ученица в мини, а какая-то там завуч, появившаяся в дверях, поспособствовала гробовой тишине наступившей в кабинете. Вот только… все смотрят на ученицу, а не на завуча, и теперь, пожалуй, я готова согласиться с тем, что мой внешний вид слегка не укладывается в рамки школьных стереотипов.

Откуда вообще всех этих мышей понабирали?

Никто не слышал, что такое помада? Тушь для ресниц? Нет?..

Боже… всё ещё хуже, чем я себе представляла.

– Класс! Это Кристина Маркова – ваша новая одноклассница! – обводя учеников взглядом, сообщает Раиса Павловна, мягко похлопывая меня по плечу. – Кристина, это 11 «А».

Приятно познакомиться.

– Продолжайте урок, – дверь хлопает позади завуча, а такое чувство, что мне кто-то крепкий, невидимый подзатыльник отвесил.

– Тишина!

Следовало ожидать, что оставшееся до звонка время мы не будем решать математические задачки.

– Класс! Тишина! Чего расшумелись?

Следовало быть готовой к тому, что Раиса Павловна, ещё будучи на пороге кабинета, как бы невзначай обронит, откуда я приехала и последующие пятнадцать минут мои новые одноклассники, а также учитель математики займутся ничем иным, как расспросами меня о Штатах.

– Можно мне уже сесть на место? – интересуюсь, обрисовав картину своей жизни в общих чертах, разумеется, и словом не обмолвившись о папочке-предателе и о теперешней бедности моей семьи.

– А, да-да, – кивает мне Иосиф какой-то там, пробегаясь взглядом по классу. – Садись с Женей Карасёвой. Вон там – левый ряд, третья парта.

Пересекаюсь взглядами с той самой Женей Карасевой, которая приветливо мне улыбается и смотрит широко распахнутыми глазами сквозь стёкла толстых очков, отворачиваюсь, и вновь смотрю на учителя.

– Я хочу сидеть там, – произношу без единой эмоции в голосе и указываю рукой на последнюю парту на среднем ряду.

Учитель мешкает с ответом:

– Но… но там ведь никто не сидит.

– И это отлично! – поднимаю к верху большой палец и ободрительно улыбаюсь.

Пока прохожу по проходу к парте, которую выбрала, слышу, как-то из мальчишек свистит, за что тут же получает нагоняй от Иосифа… пф-ф… Яновича что ли, а я ловлю на себе взгляды девчонок, у которых, судя по кислым лицам, новая одноклассница восторга не вызвала.

Что за дискриминация коротких юбок в свободной стране?

И тут слышу:

– Свистят только шлюхам.

Ага.

Круто.

В общем, знакомство с моими новыми одноклассниками не задалось.

А главное что? Верно – мне плевать. Всё, что мне нужно, это парочку месяцев, а если повезёт – недель, продержаться в этом городе, в этой школе, а затем вернуться к своей прежней жизни и забыть всю эту несуразицу, как страшный сон. И да, я верю, что так и будет. Верю, что у папочки проснётся совесть, и он заберёт меня туда, где сейчас находится сам. Ха. Только если его действительно инопланетяне не похитили.

Друзей я тоже заводить не собираюсь. Почему? Потому что у меня уже есть друзья! Настоящие, клёвые друзья, которые, по стечению обстоятельств, просто находятся далеко, и искать им замену не вижу причин. Но, кажется, Женя Карасева посчитала иначе, прилипнув ко мне на всю следующую перемену и даже поинтересовалась (трижды!) не передумала ли я, и не появилось ли у меня желание разделить с ней одну парту.

Нет, ну серьёзно… Я ничего не имею против девчонок вроде неё, а о вкусах вообще не спорят и, уж тем более, презирать человека за то, как он выглядит – последнее дело, но взгляните на неё и на меня. Нам просто судьбой не суждено подружиться, как минимум потому, что у нас не найдётся ни одного общего интереса.

Так что…

– Прости, но я хочу сидеть одна.

– Ладно, – Женя пожимает плечами, поправляет очки, сползающие на кончик носа, одаривает меня дружелюбной улыбкой и удаляется за свою парту.

– Что, Жень, бортанула тебя новенькая? Не по зубам орешек? – посмеиваются девчонки, которых даже разглядывать желания нет.

– Американский орешек!

– Нет, просто она одна хочет сидеть, – без колкости отвечает Женя, и вновь адресует мне улыбку.

Упс. Кажется, я только что скривилась.

– Ага, утешай себя этим. – У одной из девчонок громкий басистый смех. – Посмотри, как её перекосило. Кто она, а кто мы? Таракашки под ногами принцесски. Да, новенькая? Чего уши греешь?

– П-ф-ф… делает вид, что не к ней обращаются.

– Только посмотри на её юбку. А макияж? На панель собралась?

Боже, какие же узкомыслящие дуры.

– Эй, новенькая, кому эсэмэс-ку на своём айфончике строчишь? Своим тупым американским дружкам?

Хохот.

– У меня они хотя бы есть.

Тишина.

– Что? Что ты там вякнула?

Терпеливо вдыхаю, отрываю взгляд от телефона и пытаюсь понять, что этой курице с жутким мелированием, которое, увы, не спасает её от сходства с мальчиком, от меня надо.

– Эй! Америкоска! Что ты там вякнула, спрашиваю?!

– Вякнула? – усмехаюсь. – Странно, обычно всем нравится мой голос. У тебя что, нет чувства прекрасного и проблемы со слухом?

– Умную из себя строишь?!

– А у тебя проблемы в общении с умными?

Ну славу Богу, закончила кудахтать. Краской от злости залилась, фыркнула и демонстративно отвернулась, будто я нанесла ей глубокую обиду. Ну… или мысленно представляет, как будет медленно меня убивать.