То ли ангел, то ли бес

– О, это надо заснять! – вскричал агент и достал свой супер-пупер телефон. Как только появлялась новая модель, он покупал ее. Именно такие, как он, стояли в очередях, чтобы приобрести игрушку одним из первых. – Выложим в сеть. Хайпанем.

– Не надо, – Аллигатор закрыл камеру рукой. – Это наше с Санычем дело. Пусть не сокровенное, но личное. Я не позволю выносить это.

– Вечером пресс-конференция. Твой тренер будет без бровей. Это все заметят. Не лучше ли извлечь пользу из того, что Санта покажется перед журналистами в непривычном виде?

– Я тебе не Санта, – прорычал тренер. – Так меня могут называть только свои.

– Слушай, он в принципе прав, – примирительно проговорил Кравец. – И дело даже не в хайпе. Надо будет как-то оправдывать твой странный вид.

– Он наденет шапку и натянет ее на глаза. Никаких съемок.

– Уже капризничает.

– Я тебе не телка, – раздул ноздри Аллигатор.

Агент Алан ему не нравился. Гуттаперчевый тип. Не физически – морально: растягивается, как угодно. Даже имя свое произносит с разными ударениями. Мог отрекомендоваться Элом, а одному шейху представился как Али.

– Знаю я вас, спортсменов. Когда начинаете – послушные, на все согласные. Но едва подниметесь, гонор включаете.

– Уйди отсюда, а? Бесишь меня.

– Ты меня тоже! – Алан, который всегда говорил ровно и улыбался, повысил голос и оскалился, точно пес, которого растравили. – Но я работаю с тобой. Заметь, не на тебя. На него, – и указал на Кравеца. – Так что советую меня слушать. А то знаю я вас, спортсменов. От первых побед вам голову сносит, начинаете пальцы гнуть. Не скажу, что ты пустышка. Я впечатлен твоими результатами. Но без помощи профессионалов ты ничего не добьешься.

– Он это понимает, – снова вклинился Кравец, желающий сгладить конфликт. – Но давай ты сейчас не будешь учить нашего чемпиона жизни. Не порть момент.

– Это и мой момент тоже! – сорвался на крик Алан. – Я договорился с представителями UFC[2] о матче с Бизоном Маклаудом.

– Ого! – Кравец аж присвистнул. – Он же из высшего дивизиона. Чтобы с ним сразиться, нужно пройти определенный путь…

– Вот именно. А я все порешал. Мы летим в Лас-Вегас через месяц.

– Дай я тебя поцелую, Аланчик! – и реально чмокнул в макушку – агент тоже был мал ростом. Кравец как будто специально подбирал всех, чтобы Аллигатор на фоне своей команды казался еще мощнее.

– Да, ты молоток, – похвалил его Аллигатор. – Спасибо.

Тот сразу утихомирился.

– Напоминаю, что церемония награждения через десять минут. Поторопитесь. – И ушел.

Санта тем временем добрил свои брови. По совету Аллигатора он их намылил и теперь никак не мог смыть пену с лица.

– Готовиться к бою будешь в Турции, на Мармарисе, – сказал Аллигатору Кравец. – Есть у меня там хороший знакомый, встретит, разместит.

– Почему именно там? – пофыркивая, спросил Санта. Пенная вода заливалась ему в нос.

– Климат мягкий, воздух полезный из-за сосен и моря, а цены не чета нашим.

– Мы там на мясе разоримся. Оно в Турции дорогое, а он жрет, как рота солдат.

– Курица дешевая, а ему как раз положена только вареная грудка. Вылететь можно хоть сегодня в ночь, тем более из-за разницы во времени вы туда только к вечеру прилетите. Недельку отдохнете, потом трени до упаду.

– Мне нужно в Москву, – сказал Аллигатор.

– Зачем?

– По личному вопросу.

– Бабу, что ли, завел? Если да, купим билет и ей. Вместе понежитесь. И на потом может остаться. А то турчанки тебе вряд ли дадут, а туристов уже сейчас немного – конец сезона.

– Мне нужно в Москву, – повторил Аллигатор.

– Всеми доками я займусь. В том числе визой.

Он тяжело посмотрел на Кравеца. Почему он должен отчитываться? И что-то объяснять? Ему не нужны советы и разрешения на какие-то действия, если они не касаются карьеры. Как спортсмен он послушен. Но как человек волен делать то, что пожелает. Аллигатор – хищная рептилия, а не какой-то там пуделек цирковой.

Кравец сегодня был в таком хорошем расположении духа, что обожал весь мир. А уж того, кто стал причиной этому, тем более. Спонсор не был тем душкой, каким предстал перед ним впервые. Орал, ругался, швырялся своими любимыми орехами в людей, которые его всего лишь раздражали. Тем, кто бесил, прилетало уже серьезно. Подчиненных увольнял без жалости. А приятелям мог и в морду дать. Даже на Санту пару раз замахивался, да тот технично уходил от удара.

– Надо так надо, – лучезарно улыбнулся Аллигатору Кравец. – Лети. Но совместим полезное с приятным.

– Каким образом?

– С парой человечков встретишься. Они очень в тебе заинтересованы, но мы набиваем цену. Я сейчас, после твоей победы, ее задеру до небес, они наверняка захотят с тобой пообщаться вживую, прежде чем примут решение.

А Санта умылся-таки. И поднял свое мокрое лицо, чтобы посмотреться в зеркало, и Аллигатор прыснул. Хотел сдержать смешок, но не получилось. А когда Кравец хохотнул, он и вовсе заржал. Смеяться было больно, но как остановиться?

– Санта, если ты когда-нибудь надумаешь подаваться в бега… – заговорил Кравец, успокоившийся первым, – ты пластическую операцию не делай. Просто сбрей брови!

– Да, я бы тебя не узнал без них, – согласился с ним Аллигатор.

– А давай новые нарисуем? Будешь на Стива Мартина похож. Помнишь старый фильм «Отпетые мошенники»? Он ничего такой мужичок, моей бывшей жене очень нравился.

– Твоей бывшей жене кто только не нравился.

– Согласен, она была шалавой. И ты тоже с ней спал. Я знаю.

– Я знаю, что ты знаешь. А заснять процесс Аланчику зря не дали. На пресс-конференции я буду выглядеть посмешищем даже в шапке, надвинутой на глаза.

И тут свершилось то, чего Аллигатор не ожидал. Саныч рассмеялся. И это было почти так же удивительно, как если бы из кабинки показалась девочка-привидение. Как в «Гарри Поттере».

– Хотя бы ради этого стоило победить, – сказал Аллигатор. – А теперь оставьте меня. Дайте спокойно нужду справить.

Спонсор и тренер покивали и ушли.

А Аллигатор остался стоять у зеркала. Он не хотел в туалет. Только побыть еще немного в одиночестве. Именно сейчас, в эти короткие минуты, он хотел принять решение…

В Москве жил человек, которого он ненавидел. Единственный в мире. Остальных мог не терпеть, презирать, брезговать ими. А если чувство, похожее на ненависть, и вспыхивало в нем, то проходило. Это же он пронес через годы. Раньше Аллигатор точно не знал, где живет человек, вызывающий в нем эту чуждую ему эмоцию. Но нанятый им детектив нашел его. Теперь у Аллигатора были все сведения о ненавистном ему человеке, и Аллигатор должен решить, как с ним поступить…

Убить или пощадить?

Пока он склонялся к первому.

Глава 2

Аркадий Яворский шел по залу прилетов аэропорта Домодедово, направляясь к выходу. Он прибыл налегке: за спиной небольшой рюкзак с вещами, на животе поясная сумка с документами и бумажником, в руке футляр, в нем – скрипка Гварнери.

На молодого мужчину никто не обращал внимания. Разве что назойливые таксисты подскакивали, наперебой предлагая свои услуги, но они не в счет. Бомбилы ко всем пристают, не желая мириться с тем, что их времена прошли и потенциальные пассажиры заказывают машины через Интернет. Аркадий уже вызвал «убер», нужно было подождать десять минут, и он решил сделать это на улице.

Выйдя через вращающуюся дверь из здания аэровокзала, Яворский осмотрелся. В Москве он не был три года, в Домодедово и того больше, лет пять, пожалуй, но на первый взгляд за это время мало что изменилось. И тогда, и сейчас что-то перестраивали, машины и пешеходы, невзирая на разметки и знаки, двигались хаотично и как-то нервно, гигантские табло транслировали рекламу автомобилей, а прямо перед выходом торговали медом. Почему именно им, Аркадий так в толк и не взял.

Яворский летал по всему миру с гастролями, видел сотню аэропортов, все они были чем-то похожи. Крупные точно. И все же в Домодедово была какая-то особенность. Отвечая всем современным требованиям и в дизайне, и в оснащении, и в услугах, этот аэропорт остался немного старомодным. В нем все еще витал дух прошлого, двадцатого века. Возможно, Аркадию так казалось потому, что именно из Домодедово он впервые улетал за границу, и было это в конце девяностых. Тогда ему едва исполнилось девять, а аэропорт как раз начали реконструировать…

Он купил кофе и присел на лавку, чтобы выпить его. Напиток, как и ожидалось, оказался дрянным. Сделав два глотка, Аркадий выкинул стаканчик в урну. Через час-полтора, в зависимости от пробок, он сможет себе позволить отменный капучино. И, пожалуй, пирожное тирамису. Яворский обожал сладкое, но вынужден был себя в нем ограничивать из-за склонности к полноте. В детстве и юности Аркаша был толстячком и только в двадцать лет смог избавиться от лишних тридцати килограммов. Сейчас он весил восемьдесят три при росте сто семьдесят шесть. Не Аполлон Бельведерский, но и не жирдяй. В одежде Яворский смотрелся весьма неплохо, особенно в концертном смокинге, но раздетым – безобразно: плечи покатые, сисечки, на талии «спасательный круг». По уверениям друга Рауля, не только неплохого виолончелиста, но и пауэрлифтера, свое тело в порядок Аркадий мог бы привести за несколько месяцев. А за пару лет вылепить из себя Аполлона Бельведерского, если его фигура так Аркаше нравится. По мнению самого Рауля, Аполлону не хватало мощи, и он стремился к сходству с Геркулесом. Наслушавшись приятеля, Яворский отправился в спортзал, нанял себе персонального тренера и честно сходил на четыре занятия. Собирался и на пятое, но, приготовив сумку, отбросил ее, взялся за скрипку и принялся репетировать. Нельзя размениваться. Музыка – дама капризная, ей нужно отдавать всего себя. За верность она вознаградит, наполнив собою. Играя, Аркадий чувствовал ее в себе. И это было похоже на магию. Водя смычком по струнам, Яворский колдовал. А тягая железки, тратил время и силы впустую. И зачем? Ради кубиков? Да наплевать на них. Лучше быть гениальным скрипачом с брюшком, чем неплохим виолончелистом с фигурой Геркулеса.

– Кого я вижу! – услышал Аркадий радостный возглас. – Самого Яворского!

Неужели узнали? Да, Аркадий был настоящей звездой классической музыки, скрипачом, собирающим полные залы консерваторий, лауреатом всевозможных премий, человеком, бывавшим на приемах у первых лиц государств и монарших особ, но широкой публике он был неизвестен. На улицах к нему подходили редко. Разве что в Вене, где он год выступал в знаменитом оперном театре.

Аркадий обернулся на голос и увидел мужчину примерно своих лет. Высокого, черноволосого, лучезарно улыбающегося.

– Гарри Поттер от музыки, – продолжил незнакомец. – У которого вместо волшебной палочки смычок…

Эти слова бальзамом пролились на душу Аркадия. Не лишенный тщеславия, он обожал дифирамбы. Комплименты воспринимал как должное. Они были приятны, но не будоражили. Получить заслуженную похвалу – это одно, а искупаться в восхищении – другое…

Все равно что сравнить аплодисменты с бурными овациями.

Поблагодарив улыбчивого брюнета за лестные слова кивком головы, Аркадий поинтересовался:

– Вы бывали на моих выступлениях?

– А как же! Посетил с десяток.

– О, как приятно…

Аркадий внимательнее посмотрел на брюнета. Внешность его показалась ему знакомой с первого взгляда. Теперь Яворский понял, что перед ним фанат. У классических музыкантов их было не так много, как у поп-исполнителей или даже оперных певцов, и все же они имелись. Своих Аркадий в лицо не запоминал, но, когда администратор сообщал, что с ним желает немного пообщаться преданный поклонник, позволял пропустить его за кулисы, выслушивал восторженные речи, благодарил, фотографировался, подписывал диск или программку… Бывало, что-то дарил. Ту же запись на устаревшем теперь носителе. Или цветы, если фанат – женщина.

– В каком городе вы ходили на мои концерты? – не сдержал любопытства Аркадий.

– В этом самом, – ответил брюнет и к улыбке прибавил смешок. Он от души веселился, и это уже казалось странным.

– В Москве? – зачем-то уточнил Яворский. Собеседник закивал. – Но я не выступал тут уже четыре года.

– А я почти двадцать лет не бывал на твоих выступлениях. Яворский, неужели ты меня не узнал?

Аркадий растерялся. Перед ним человек из детства. На кого-то похожий, но не узнанный.

– Какаша, ну ты даешь!

И тут все встало на свои места. Какашей Аркадия называл лишь один человек…

Володя Дорогин, он же Вовчик. Одноклассник Яворского и до поры лучший друг. Черная кошка между ребятами пробежала, когда обоим было по тринадцать. Парни поехали вместе в деревню. Нужник там был на улице. Представлял собой деревянный ящик, внутри которого была яма, обложенная досками. В нее Яворский провалился одной ногой, ступив не туда. Ухнул в дерьмо по колено. И Вовка был тому свидетелем.

Немая сцена.

Яворский вытащил ногу из теплой, тошнотворно воняющей жижи. По ней текло…

И тут голос бабушки:

– Аркаша!

Вовчик гоготнул:

– Какаша. – А затем уже серьезно сказал: – Иди к шлангу, мойся. Я за мылом сбегаю.

Для Аркадия это происшествие стало главным позором в жизни. Он пошел бы на лоботомию, лишь бы забыть его. Но даже спустя годы оно нет-нет да всплывало в памяти. Когда Аркадий волновался перед выходом на сцену и представлял себе самый худший исход, полный провал концерта, то видел себя стоящим по колено в дерьме. И на него смотрел не один человек, а сотни.

Возможно, если бы Вовчик знал, насколько серьезно Аркадий воспринял конфуз, приключившийся с ним, то не напоминал бы о нем. Но Яворскому было стыдно признаться в этом. Единственное, о чем он попросил, – это никому не рассказывать. Друг дал слово молчать, но в разговоре тет-а-тет употреблял прозвище Какаша, не считая его позорным. Вовчик и себя сыкуном называл. Причем прилюдно. Как-то он на спор за раз выпил два литра пепси, а потом на урок пошел. Там ему приспичило. Учительница позволила выйти не сразу. В итоге не добежал Вовчик до туалета, описался в коридоре. Свидетелей тому не было, и Аркадий на месте друга подсушил бы штаны и вернулся бы в класс как ни в чем не бывало. Когда никто не знает о том, что ты намочил трусишки, как грудничок, считай, ничего и не было. Но Вовчик посчитал произошедшее забавным казусом и растрепал о нем одноклассникам. Другого бы затравили потом, а Дорогину хоть бы хны, как был всеобщим любимчиком, так и остался.

После того конфуза Аркадий стал от друга отдаляться. Общаться с человеком, который может тебя назвать Какашей, не хотелось. Это все равно что вновь в дерьмо окунуться. Аркаша начал Вовчика избегать. Благо причина не видеться была – Яворский все больше времени посвящал музыке, а Дорогин – девочкам. Их пути разошлись. Но если бы Аркаша не стал Какашей, он ни за что не расстался бы с другом. Вовчика он обожал. Восхищался им. Считал избранным. Дорогину все давалось легко. Он был всесторонне развитым и отлично справлялся и с математикой, и с русским, играл и в футбол, и на гитаре, жарил вкуснейшую картошку и строгал лучшие скворечники, мог как следует задать хулигану и осыпать девочку комплиментами. Многие пацаны ему завидовали. И стремились сблизиться. Аркадий же Вовчику достался «в наследство». Мамы пацанов дружили с детства. Они жили в одном доме, учились в одном классе, поступили в один институт, вышли замуж за однокурсников, причем в один день. Но Дорогины, получив дипломы, переехали в Армению, откуда родом был отец новобрачной. Вернулись в Москву спустя девять лет с сыном, который должен был пойти в первый класс. Аркаше тоже было семь. Подруги, естественно, отдали детей в один класс, чтобы их сыновья продолжили традицию.

– Так что, узнал меня? – услышал Аркадий голос Вовчика и понял, что «завис», окунувшись в воспоминания.

– Вовчик.

– Он самый! А теперь обнимашки? – и распростер объятия.

Яворский поднялся с лавки и припал к груди друга детства.

От него хорошо пахло. Не одеколоном, а кондиционером для белья. Это было немного странно. Такой неотразимый мачо, как Дорогин, должен источать призывно сексуальные запахи, а от него веет домашним уютом. Неужто остепенился и женился? Мамы Аркадия и Вовки все еще дружили, пусть и на расстоянии, но Яворский как-то не интересовался жизнью Дорогина.

– Как же круто, что я тебя встретил! – Вовчик был искренен в своей радости. – Сто лет не виделись.

– Да уж, – поддакнул Аркаша. – Как поживаешь?

– В двух словах не расскажешь.

– Куда улетаешь?

– Встречаю.

– Жену?

– Холостой я, Аркаша. Вот уже четыре месяца как.

– То есть был женат?

– Дважды. От первой супружницы сын. Вот такой пацан, – он показал «лайк», оттопырив большой палец. – А ты все один?

– Нет, у меня есть невеста, – с достоинством проговорил Аркадий.

– Да? А мне матушка говорила, что ты весь в музыке и тебе не до глупостей.

– Я весь в музыке. Мне не до глупостей. Но любовь к ним не относится. – Телефон завибрировал. Это пришло сообщение о том, что машина подъехала. – Извини, Вовчик, мне ехать нужно. Давай в другой раз встретимся и поболтаем? Оставь свой номер.

– Не, так дело не пойдет.

– Извини?

– Не едешь ты никуда. Остаешься со мной, и мы вместе встречаем того, кто уже прилетел и примерно через двадцать минут появится перед нашими очами… – Аркадий замотал головой, но Вовчик отказа не принял: – Не обсуждается, друг мой. Вселенная сделала все, чтобы мы встретились, и ты не сбежишь.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Хук – боковой удар.

2

Абсолютный бойцовский чемпионат, американская организация, проводящая бои ММА.