Родина (сборник)

О Волга! после многих летЯ вновь принес тебе привет.Уж я не тот, но ты светлаИ величава, как была.Кругом все та же даль и ширь,Все тот же виден монастырьНа острову, среди песков,И даже трепет прежних днейЯ ощутил в душе моей,Заслыша звон колоколов.Все то же, то же… только нетУбитых сил, прожитых лет…Уж скоро полдень. Жар такой,Что на песке горят следы,Рыбалки дремлют над водой,Усевшись в плотные ряды;Куют кузнечики, с луговНесется крик перепелов.Не нарушая тишиныЛенивой, медленной волны,Расшива движется рекой.Приказчик, парень молодой,Смеясь, за спутницей своейБежит по палубе: онаМила, дородна и красна.И слышу я, кричит он ей:«Постой, проказница, ужоВот догоню!..» Догнал, поймал, —И поцелуй их прозвучалНад Волгой вкусно и свежо.Нас так никто не целовал!Да в подрумяненных губахУ наших барынь городскихИ звуков даже нет таких.В каких-то розовых мечтахЯ позабылся. Сон и знойУже царили надо мной.Но вдруг я стоны услыхал,И взор мой на берег упал.Почти пригнувшись головойК ногам, обвитым бечевой,Обутым в лапти, вдоль рекиПолзли гурьбою бурлаки,И был невыносимо дикИ страшно ясен в тишинеИх мерный похоронный крик —И сердце дрогнуло во мне.О Волга!.. колыбель моя!Любил ли кто тебя, как я?Один, по утренним зарям,Когда еще все в мире спитИ алый блеск едва скользитПо темно-голубым волнам,Я убегал к родной реке.Иду на помощь к рыбакам,Катаюсь с ними в челноке,Брожу с ружьем по островам.То, как играющий зверок,С высокой кручи на песокСкачусь, то берегом рекиБегу, бросая камешки,И песню громкую поюПро удаль раннюю мою…Тогда я думать был готов,Что не уйду я никогдаС песчаных этих берегов.И не ушел бы никуда —Когда б, о Волга! над тобойНе раздавался этот вой!Давно-давно, в такой же час,Его услышав в первый раз,Я был испуган, оглушен.Я знать хотел, что значит он, —И долго берегом рекиБежал. Устали бурлаки,Котел с расшивы принесли,Уселись, развели костерИ меж собою повелиНеторопливый разговор.«Когда-то в Нижний попадем? —Один сказал. — Когда б попастьХоть на Илью…» — Авось придем, —Другой, с болезненным лицом,Ему ответил. — Эх, напасть!Когда бы зажило плечо,Тянул бы лямку, как медведь,А кабы к утру умереть —Так лучше было бы еще… —Он замолчал и навзничь лег.Я этих слов понять не мог,Но тот, который их сказал,Угрюмый, тихий и больной,С тех пор меня не покидал!Он и теперь передо мной:Лохмотья жалкой нищеты,Изнеможенные чертыИ, выражающий укор,Спокойно-безнадежный взор…Без шапки, бледный, чуть живой,Лишь поздно вечером домойЯ воротился. Кто тут был —У всех ответа я просилНа то, что видел, и во снеО том, что рассказали мне,Я бредил. Няню испугал:«Сиди, родименькой, сиди!Гулять сегодня не ходи!»Но я на Волгу убежал.Бог весть, что сделалось со мной?Я не узнал реки родной:С трудом ступает на песокМоя нога: он так глубок;Уж не манит на островаИх ярко-свежая трава,Прибрежных птиц знакомый крикЗловещ, пронзителен и дик,И говор тех же самых волнИною музыкою полн!О, горько, горько я рыдал,Когда в то утро я стоялНа берегу родной реки,И в первый раз ее назвалРекою рабства и тоски!..Что я в ту пору замышлял,Созвав товарищей-детей,Какие клятвы я давал —Пускай умрет в душе моей,Чтоб кто-нибудь не осмеял!Но если вы — наивный бред,Обеты юношеских лет,Зачем же вам забвенья нет?И вами вызванный упрекТак сокрушительно жесток?..

4

Унылый, сумрачный бурлак!Каким тебя я в детстве знал,Таким и ныне увидал:Все ту же песню ты поешь,Все ту же лямку ты несешь,В чертах усталого лицаВсе та ж покорность без конца…. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Прочна суровая среда,Где поколения людейЖивут и гибнут без следаИ без урока для детей!Отец твой сорок лет стонал,Бродя по этим берегам,И перед смертию не знал,Что заповедать сыновьям.И, как ему, — не довелосьТебе наткнуться на вопрос:Чем хуже был бы твой удел,Когда б ты менее терпел?Как он, безгласно ты умрешь,Как он, бесплодно пропадешь,Так заметается пескомТвой след на этих берегах,Где ты шагаешь под ярмом,Не краше узника в цепях,Твердя постылые слова,От века те же: «раз да два!»С болезненным припевом «ой»!И в такт мотая головой…

1860

Плач детей

Равнодушно слушая проклятьяВ битве с жизнью гибнущих людей,Из-за них вы слышите ли, братья,Тихий плач и жалобы детей?«В золотую пору малолетстваВсе живое — счастливо живет,Не трудясь, с ликующего детстваДань забав и радости берет.Только нам гулять не довелосяПо полям, по нивам золотым:Целый день на фабриках колесаМы вертим — вертим — вертим!Колесо чугунное вертится,И гудит, и ветром обдает,Голова пылает и кружится,Сердце бьется, все кругом идет:Красный нос безжалостной старухи,Что за нами смотрит сквозь очки,По стенам гуляющие мухи,Стены, окна, двери, потолки, —Все и все! Впадая в исступленье,Начинаем громко мы кричать:«Погоди, ужасное круженье!Дай нам память слабую собрать!»Бесполезно плакать и молиться —Колесо не слышит, не щадит:Хоть умри — проклятое вертится,Хоть умри — гудит — гудит — гудит!Где уж нам, измученным в неволе,Ликовать, резвиться и скакать!Если б нас теперь пустили в поле,Мы в траву попадали бы — спать.Нам домой скорей бы воротиться…Но за чем идем мы и туда?..Сладко нам и дома не забыться:Встретит нас забота и нужда!Там, припав усталой головоюК груди бледной матери своей,Зарыдав над ней и над собою,Разорвем на части сердце ей…»

1860

На смерть Шевченко

Не предавайтесь особой унылости:Случай предвиденный, чуть не желательный.Так погибает по Божией милостиРусской земли человек замечательныйС давнего времени: молодость трудная,Полная страсти, надежд, увлечения,Смелые речи, борьба безрассудная,Вслед за тем долгие дни заточения.Все он изведал: тюрьму петербургскую,Справки, допросы, жандармов любезности,Все — и раздольную степь Оренбургскую,И ее крепость. В нужде, в неизвестностиТам, оскорбляемый каждым невеждою,Жил он солдатом с солдатами жалкими,Мог умереть он, конечно, под палками,Может, и жил-то он этой надеждою.Но, сократить не желая страдания,Поберегло его в годы изгнанияРусских людей провиденье игривое.Кончилось время его несчастливое,Все, чего с юности ранней не видывал,Милое сердцу, ему улыбалося.Тут ему Бог позавидовал:Жизнь оборвалася.

1861

«Что ни год – уменьшаются силы…»

Что ни год — уменьшаются силы,Ум ленивее, кровь холодней…Мать-отчизна! дойду до могилы,Не дождавшись свободы твоей!Но желал бы я знать, умирая,Что стоишь ты на верном пути,Что твой пахарь, поля засевая,Видит ведреный день впереди;Чтобы ветер родного селеньяЗвук единый до слуха донес,Под которым не слышно кипеньяЧеловеческой крови и слез.

1861

Свобода

Родина-мать! по равнинам твоимЯ не езжал еще с чувством таким!Вижу дитя на руках у родимой,Сердце волнуется думой любимой:В добрую пору дитя родилось,Милостив Бог! не узнаешь ты слез!С детства никем не запуган, свободен,Выберешь дело, к которому годен,Хочешь — останешься век мужиком,Сможешь — под небо взовьешься орлом!В этих фантазиях много ошибок:Ум человеческий тонок и гибок,Знаю, на место сетей крепостныхЛюди придумали много иных,Так!.. но распутать их легче народу.Муза! с надеждой приветствуй свободу!

1861

Похороны

Меж высоких хлебов затерялосяНебогатое наше село.Горе горькое по свету шлялосяИ на нас невзначай набрело.Ой, беда приключилася страшная!Мы такой не знавали вовек:Как у нас — голова бесшабашная —Застрелился чужой человек!Суд приехал… допросы… — тошнехонько!Догадались деньжонок собрать;Осмотрел его лекарь скорехонькоИ велел где-нибудь закопать.И пришлось нам нежданно-негаданноХоронить молодого стрелка,Без церковного пенья, без ладана,Без всего, чем могила крепка…Без попов!.. Только солнышко знойное,Вместо ярого воску свечи,На лицо непробудно-спокойноеНе скупясь наводило лучи;Да высокая рожь колыхалася,Да пестрели в долине цветы;Птичка Божья на гроб опускаласяИ, чирикнув, летела в кусты.Поглядим: что ребят набирается!Покрестились и подняли вой…Мать о сыне рекой разливается,Плачет муж по жене молодой, —Как не плакать им? Диво велико ли?Своему-то свои хороши!А по ком ребятишки захныкали,Тот, наверно, был доброй души!Меж двумя хлебородными нивами,Где прошел неширокий долок,Под большими плакучими ивамиУпокоился бедный стрелок.Что тебя доконало, сердешного?Ты за что свою душу сгубил?Ты захожий, ты роду нездешнего,Но ты нашу сторонку любил:Только минут морозы упорныеИ весенних гостей налетит, —«Чу! — кричат наши детки проворные. —Прошлогодний охотник палит!»Ты ласкал их, гостинцу им нашивал,Ты на спрос отвечать не скучал.У тебя порошку я попрашивал,И всегда ты нескупо давал.Почивай же, дружок! Память вечная!Не жива ль твоя бедная мать?Или, может, зазноба сердечнаяБудет таять, дружка поджидать?Мы дойдем, повестим твою милую:Может быть, и приедет любя,И поплачет она над могилою,И расскажем мы ей про тебя.Почивай себе с миром, с любовию!Почивай! Бог тебе судия,Что обрызгал ты грешною кровиюНеповинные наши поля!Кто дознает, какою кручиноюНадрывалося сердце твоеПеред вольной твоею кончиною,Перед тем, как спустил ты ружье?..Меж двумя хлебородными нивами,Где прошел неширокий долок,Под большими плакучими ивамиУпокоился бедный стрелок.Будут песни к нему хороводныеИз села по заре долетать,Будут нивы ему хлебородныеБезгреховные сны навевать…

1861

Крестьянские дети

Опять я в деревне. Хожу на охоту,Пишу мои вирши — живется легко,Вчера, утомленный ходьбой по болоту,Забрел я в сарай и заснул глубоко.Проснулся: в широкие щели сараяГлядятся веселого солнца лучи.Воркует голубка; над крышей летая,       Кричат молодые грачи,Летит и другая какая-то птица —По тени узнал я ворону как раз;Чу! шепот какой-то… а вот вереница       Вдоль щели внимательных глаз!Все серые, карие, синие глазки —       Смешались, как в поле цветы.В них столько покоя, свободы и ласки,       В них столько святой доброты!Я детского глаза люблю выраженье,       Его я узнаю всегда.Я замер: коснулось души умиленье…       Чу! шепот опять!

Первый голос

Борода!

Второй

А барин, сказали!..

Третий

                 Потише вы, черти!

Второй

У бар бороды не бывает — усы.

Первый

А ноги-то длинные, словно как жерди.

Четвертый

А вона на шапке, гляди-тко — часы!

Пятый

Ай, важная штука!

Шестой

            И цепь золотая…

Седьмой

              Чай, дорого стоит?

Восьмой

Как солнце горит!

Девятый

А вона собака — большая, большая!       Вода с языка-то бежит.

Пятый

Ружье! погляди-тко: стволина двойная,       Замочки резные…

Третий

(с испугом)

Глядит!

Четвертый

Молчи, ничего! постоим еще, Гриша!

Третий

Прибьет…

_________

Испугались шпионы моиИ кинулись прочь: человека заслыша,Так стаей с мякины летят воробьи.Затих я, прищурился — снова явились,       Глазенки мелькают в щели.Что было со мною — всему подивились       И мой приговор изрекли:«Такому-то гусю уж что за охота!       Лежал бы себе на печи!И, видно, не барин: как ехал с болота,Так рядом с Гаврилой…» — Услышит, молчи! —О милые плуты! Кто часто их видел,Тот, верю я, любит крестьянских детей;Но если бы даже ты их ненавидел,Читатель, как «низкого рода людей», —Я все-таки должен сознаться открыто,Что часто завидую им:В их жизни так много поэзии слито,Как дай Бог балованным деткам твоим.Счастливый народ! Ни науки, ни неги       Не ведают в детстве они.Я делывал с ними грибные набеги:Раскапывал листья, обшаривал пни,Старался приметить грибное местечко,А утром не мог ни за что отыскать.«Взгляни-ка, Савося, какое колечко!»Мы оба нагнулись, да разом и хватьЗмею! Я подпрыгнул: ужалила больно!Савося хохочет: «Попался спроста!»Зато мы потом их губили довольноИ клали рядком на перилы моста.Должно быть, за подвиги славы мы ждали,У нас же дорога большая была:Рабочего звания люди сновали       По ней без числа.       Копатель канав — вологжанин,       Лудильщик, портной, шерстобит,       А то в монастырь горожанинПод праздник молиться катит.Под наши густые, старинные вязыНа отдых тянуло усталых людей.Ребята обступят: начнутся рассказыПро Киев, про турку, про чудных зверей.Иной подгуляет, так только держися —Начнет с Волочка, до Казани дойдет!Чухну передразнит, мордву, черемиса,И сказкой потешит, и притчу ввернет:«Прощайте, ребята! Старайтесь наипачеНа Господа Бога во всем потрафлять.У нас был Вавило, жил всех побогаче,Да вздумал однажды на Бога роптать, —С тех пор захудал, разорился Вавило,Нет меду со пчел, урожаю с земли,И только в одном ему счастие было,Что волосы из носу шибко росли…»Рабочий расставит, разложит снаряды —Рубанки, подпилки, долота, ножи:«Гляди, чертенята!» А дети и рады,Как пилишь, как лудишь — им все покажи.Прохожий заснет под свои прибаутки,Ребята за дело — пилить и строгать!Иступят пилу — не наточишь и в сутки!Сломают бурав — и с испугу бежать.Случалось, тут целые дни пролетали —Что новый прохожий, то новый рассказ…Ух, жарко!.. До полдня грибы собирали.Вот из лесу вышли — навстречу как разСинеющей лентой, извилистой, длинной,Река луговая: спрыгнули гурьбой,И русых головок над речкой пустыннойЧто белых грибов на полянке лесной!Река огласилась и смехом, и воем:Тут драка — не драка, игра — не игра…А солнце палит их полуденным зноем.Домой, ребятишки! обедать пора.Вернулись. У каждого полно лукошко,А сколько рассказов! Попался косой,Поймали ежа, заблудились немножкоИ видели волка… у, страшный какой!Ежу предлагают и мух, и козявок,Корней молочко ему отдал свое —Не пьет! отступились…                                Кто ловит пиявокНа лаве, где матка колотит белье,Кто нянчит сестренку двухлетнюю Глашку,Кто тащит на пожню ведерко кваску,А тот, подвязавши под горло рубашку,Таинственно что-то чертит по песку;Та в лужу забилась, а эта с обновой:       Сплела себе славный венок, —Все беленький, желтенький, бледно-лиловый       Да изредка красный цветок.Те спят на припеке, те пляшут вприсядку.Вот девочка ловит лукошком лошадку:Поймала, вскочила и едет на ней.И ей ли, под солнечным зноем рожденнойИ в фартуке с поля домой принесенной,Бояться смиренной лошадки своей?..Грибная пора отойти не успела,Гляди — уж чернехоньки губы у всех,Набили оскому: черница поспела!А там и малина, брусника, орех!Ребяческий крик, повторяемый эхом,С утра и до ночи гремит по лесам.Испугана пеньем, ауканьем, смехом,Взлетит ли тетеря, закокав птенцам,Зайчонок ли вскочит — содом, суматоха!Вот старый глухарь с облинялым крыломВ кусту завозился… ну, бедному плохо!Живого в деревню тащат с торжеством…«Довольно, Ванюша! гулял ты немало,       Пора за работу, родной!»Но даже и труд обернется сначалаК Ванюше нарядной своей стороной:Он видит, как поле отец удобряет,Как в рыхлую землю бросает зерно,Как поле потом зеленеть начинает,Как колос растет, наливает зерно.Готовую жатву подрежут серпами,В снопы перевяжут, на ригу свезут,Просушат, колотят-колотят цепами,На мельнице смелют и хлеб испекут.Отведает свежего хлебца ребенокИ в поле охотней бежит за отцом.Навьют ли сенца: «Полезай, постреленок!»Ванюша в деревню въезжает царем…Однако же зависть в дворянском дитяти       Посеять нам было бы жаль.Итак, обернуть мы обязаны кстати       Другой стороною медаль.Положим, крестьянский ребенок свободно       Растет, не учась ничему,Но вырастет он, если Богу угодно,А сгибнуть ничто не мешает ему.Положим, он знает лесные дорожки,Гарцует верхом, не боится воды,Зато беспощадно едят его мошки,Зато ему рано знакомы труды…Однажды, в студеную зимнюю поруЯ из лесу вышел; был сильный мороз.Гляжу, поднимается медленно в горуЛошадка, везущая хворосту воз.И шествуя важно, в спокойствии чинном,Лошадку ведет под уздцы мужичокВ больших сапогах, в полушубке овчинном,В больших рукавицах… а сам с ноготок!«Здорово, парнище!» — Ступай себе мимо! —«Уж больно ты грозен, как я погляжу!Откуда дровишки?» — Из лесу, вестимо;Отец, слышишь, рубит, а я отвожу.(В лесу раздавался топор дровосека.) —«А что, у отца-то большая семья?»— Семья-то большая, да два человекаВсего мужиков-то: отец мой да я… —«Так вон оно что! А как звать тебя?»                                                  — Власом. —«А кой тебе годик?» — Шестой миновал…Ну, мертвая! — крикнул малюточка басом,Рванул под уздцы и быстрей зашагал.На эту картину так солнце светило,Ребенок был так уморительно мал,Как будто все это картонное было,Как будто бы в детский театр я попал!Но мальчик был мальчик живой, настоящий,И дровни, и хворост, и пегонький конь,И снег, до окошек деревни лежащий,И зимнего солнца холодный огонь —Все, все настоящее русское было,С клеймом нелюдимой, мертвящей зимы.Что русской душе так мучительно мило,Что русские мысли вселяет в умы,Те честные мысли, которым нет воли,Которым нет смерти — дави не дави,В которых так много и злобы и боли,В которых так много любви!       Играйте же, дети! Растите на воле!На то вам и красное детство дано,Чтоб вечно любить это скудное поле,Чтоб вечно вам милым казалось оно.Храните свое вековое наследство,       Любите свой хлеб трудовой —И пусть обаянье поэзии детстваПроводит вас в недра землицы родной!.._________Теперь нам пора возвратиться к началу.Заметив, что стали ребята смелей,«Эй, воры идут! — закричал я Фингалу. —Украдут, украдут! Ну, прячь поскорей!»Фингалушка скорчил серьезную мину,Под сено пожитки мои закопал,С особым стараньем припрятал дичину,У ног моих лег — и сердито рычал.Обширная область собачьей наукиЕму в совершенстве знакома была;Он начал такие выкидывать штуки,Что публика с места сойти не могла,Дивятся, хохочут! Уж тут не до страха!Командуют сами! «Фингалка, умри!» —«Не засти, Сергей! Не толкайся, Кузяха!»«Смотри — умирает — смотри!»Я сам наслаждался, валяясь на сене,Их шумным весельем. Вдруг стало темноВ сарае: так быстро темнеет на сцене,Когда разразиться грозе суждено.И точно: удар прогремел над сараем,В сарай полилась дождевая река,Актер залился оглушительным лаем,       А зрители дали стречка!Широкая дверь отперлась, заскрипела,Ударилась в стену, опять заперлась.Я выглянул: темная туча висела       Над нашим театром как раз.Под крупным дождем ребятишки бежали       Босые к деревне своей…Мы с верным Фингалом грозу переждали       И вышли искать дупелей.

1861

Дума

Сторона наша убогая,Выгнать некуда коровушку.Проклинай житье мещанскоеДа почесывай головушку.Спи, не спи — валяйся по́ печи,Каждый день недоедаючи,Трать задаром силу дюжую,Недоимку накопляючи.Уж как нет беды кручиннееБез работы парню маяться,А пойдешь куда к хозяевам —Ни один-то не нуждается!У купца у СемипаловаЖивут люди не говеючи,Льют на кашу масло постноеСловно воду, не жалеючи.В праздник — жирная баранина,Пар над щами тучей носится,В пол-обеда распояшутся —Вон из тела душа просится!Ночь храпят, наевшись до́ поту,День придет — работой тешатся…Эй! возьми меня в работники,Поработать руки чешутся!Повели ты в лето жаркоеМне пахать пески сыпучие,Повели ты в зиму лютуюВырубать леса дремучие, —Только треск стоял бы до неба,Как деревья бы валилися;Вместо шапки, белым инеемВолоса бы серебрилися!

1861

20 ноября 1861

Я покинул кладбище унылое,Но я мысль мою там позабыл, —Под землею в гробу приютиласяИ глядит на тебя, мертвый друг!Ты схоронен в морозы трескучие,Жадный червь не коснулся тебя,На лицо через щели гробовыеПроступить не успела вода;Ты лежишь как сейчас похороненный,Только словно длинней и белейПальцы рук, на груди твоей сложенных,Да сквозь землю проникнувшим инеемУбелил твои кудри мороз,Да следы наложили чуть видныеПоцалуи суровой зимыНа уста твои плотно сомкнутыеИ на впалые очи твои…

1861

Зеленый Шум[17]

Идет-гудет Зеленый Шум,Зеленый Шум, весенний шум!Играючи, расходитсяВдруг ветер верховой:Качнет кусты ольховые,Подымет пыль цветочную,Как облако, — все зелено,И воздух, и вода!Идет-гудет Зеленый Шум,Зеленый Шум, весенний шум!Скромна моя хозяюшкаНаталья Патрикеевна,Водой не замутит!Да с ней беда случилася,Как лето жил я в Питере…Сама сказала, глупая,Типун ей на язык!В избе сам-друг с обманщицейЗима нас заперла,В мои глаза суровыеГлядит, — молчит жена.Молчу… а дума лютаяПокоя не дает:Убить… так жаль сердечную!Стерпеть — так силы нет!А тут зима косматаяРевет и день и ночь:«Убей, убей изменницу!Злодея изведи!Не то весь век промаешься,Ни днем, ни долгой ноченькойПокоя не найдешь.В глаза твои бесстыжиеСоседи наплюют!..»Под песню-вьюгу зимнююОкрепла дума лютая —Припас я вострый нож…Да вдруг весна подкралася…Идет-гудет Зеленый Шум,Зеленый Шум, весенний шум!Как молоком облитые,Стоят сады вишневые,Тихохонько шумят;Пригреты теплым солнышком,Шумят повеселелыеСосновые леса;А рядом новой зеленьюЛепечут песню новуюИ липа бледнолистая,И белая березонькаС зеленою косой!Шумит тростинка малая,Шумит высокий клен…Шумят они по-новому,По-новому, весеннему…Идет-гудет Зеленый Шум,Зеленый Шум, весенний шум!Слабеет дума лютая,Нож валится из рук,И все мне песня слышитсяОдна — в лесу, в лугу:«Люби, покуда любится,Терпи, покуда терпится,Прощай, пока прощается,И — Бог тебе судья!»

1862

«Литература с трескучими фразами…»

Литература с трескучими фразами,Полная духа античеловечного,Администрация наша с указамиО забирании всякого встречного, —Дайте вздохнуть!..                Я простился с столицами,Мирно живу средь полей,Но и крестьяне с унылыми лицамиНе услаждают очей;Их нищета, их терпенье безмерноеТолько досаду родит…Что же ты любишь, дитя маловерное,Где же твой идол стоит?..

1862

«В полном разгаре страда деревенская…»

В полном разгаре страда деревенская…Доля ты! — русская долюшка женская!       Вряд ли труднее сыскать.Не мудрено, что ты вянешь до времени,Всевыносящего русского племени       Многострадальная мать!Зной нестерпимый: равнина безлесная,Нивы, покосы да ширь поднебесная —       Солнце нещадно палит.Бедная баба из сил выбивается,Столб насекомых над ней колыхается,       Жалит, щекочет, жужжит!Приподнимая косулю тяжелую,Баба порезала ноженьку голую —       Некогда кровь унимать!Слышится крик у соседней полосыньки,Баба туда — растрепалися косыньки, —       Надо ребенка качать!Что же ты стала над ним в отупении?Пой ему песню о вечном терпении,       Пой, терпеливая мать!..Слезы ли, пот ли у ней над ресницею,Право, сказать мудрено.В жбан этот, заткнутый грязной тряпицею,       Канут они — все равно!Вот она губы свои опаленныеЖадно подносит к краям…Вкусны ли, милая, слезы соленые       С кислым кваском пополам?..

1862

Рыцарь на час

Если пасмурен день, если ночь не светла,Если ветер осенний бушует,Над душой воцаряется мгла,Ум, бездействуя, вяло тоскует.Только сном и возможно помочь,Но, к несчастью, не всякому спится…Слава богу! морозная ночь —Я сегодня не буду томиться.По широкому полю иду,Раздаются шаги мои звонко,Разбудил я гусей на пруду,Я со стога спугнул ястребенка,Как он вздрогнул! как крылья развил!Как взмахнул ими сильно и плавно!Долго, долго за ним я следил,Я невольно сказал ему: славно!Чу! стучит проезжающий воз,Деготьком потянуло с дороги…Обоняние тонко в мороз,Мысли свежи, выносливы ноги.Отдаешься невольно во властьОкружающей бодрой природы;Сила юности, мужество, страстьИ великое чувство свободыНаполняют ожившую грудь;Жаждой дела душа закипает,Вспоминается пройденный путь,Совесть песню свою запевает…Я советую гнать ее прочь —Будет время еще сосчитаться!В эту тихую, лунную ночьСозерцанию должно предаться.Даль глубоко прозрачна, чиста,Месяц полный плывет над дубровой,И господствуют в небе цветаГолубой, беловатый, лиловый.Воды ярко блестят средь полей,А земля прихотливо одетаВ волны белого лунного светаИ узорчатых, странных теней.От больших очертаний картиныДо тончайших сетей паутины,Что по воздуху тихо плывут, —Все отчетливо видно: далечеПротянулися полосы гречи,Красной лентой по скату бегут;Замыкающий сонные нивы,Лес сквозит, весь усыпан листвой;Чудны красок его переливыПод играющей, ясной луной;Дуб ли пасмурный, клен ли веселый —В нем легко отличишь издали;Грудью к северу, ворон тяжелый —Видишь — дремлет на старой ели!Все, чем может порадовать сынаПоздней осенью родина-мать:Зеленеющей озими гладь,Подо льном — золотая долина,Посреди освещенных луговВеличавое войско стогов —Все доступно довольному взору…Не сожмется мучительно грудь,Если б даже пришлось в эту поруНа родную деревню взглянуть:Не видна ее бедность нагая!Запаслася скирдами, родная,Окружилася ими онаИ стоит, словно полная чаша.Пожелай ей покойного сна —Утомилась, кормилица наша!..Спи, кто может, — я спать не могу,Я стою потихоньку, без шумуНа покрытом стогами лугуИ невольную думаю думу.Не умел я с тобой совладать,Не осилил я думы жестокой…В эту ночь я хотел бы рыдать              На могиле далекой,Где лежит моя бедная мать…В стороне от больших городов,Посреди бесконечных лугов,За селом, на горе невысокой,Вся бела, вся видна при луне,Церковь старая чудится мне,И на белой церковной стенеОтражается крест одинокий.Да! я вижу тебя, Божий дом!Вижу надписи вдоль по карнизуИ апостола Павла с мечом,Облаченного в светлую ризу.Поднимается сторож-старикНа свою колокольню-руину,На тени он громадно велик:Пополам пересек всю равнину.Поднимись! — и медлительно бей,Чтобы слышалось долго гуденье!В тишине деревенских ночейЭтих звуков властительно пенье:Если есть в околотке больной,Он при них встрепенется душойИ, считая внимательно звуки,Позабудет на миг свои муки;Одинокий ли путник ночнойИх заслышит — бодрее шагает;Их заботливый пахарь считаетИ, крестом осенясь в полусне,Просит Бога о ведреном дне.Звук за звуком гудя прокатился,Насчитал я двенадцать часов.С колокольни старик возвратился,Слышу шум его звонких шагов,Вижу тень его; сел на ступени,Дремлет, голову свесив в колени,Он в мохнатую шапку одет,В балахоне убогом и темном…Все, чего не видал столько лет,От чего я пространством огромнымОтделен, — все живет предо мной,Все так ярко рисуется взору,Что не верится мне в эту пору,Чтоб не мог увидать я и той,Чья душа здесь незримо витает,Кто под этим крестом почивает…Повидайся со мною, родимая!Появись легкой тенью на миг!Всю ты жизнь прожила нелюбимая,Всю ты жизнь прожила для других.С головой, бурям жизни открытою,Весь свой век под грозою сердитоюПростояла ты, — грудью своейЗащищая любимых детей.И гроза над тобой разразилася!Ты, не дрогнув, удар приняла,За врагов, умирая, молилася,На детей милость Бога звала.Неужели за годы страданияТот, кто столько тобою был чтим,Не пошлет тебе радость свиданияС погибающим сыном твоим?..Я кручину мою многолетнююНа родимую грудь изолью,Я тебе мою песню последнюю,Мою горькую песню спою.О прости! то не песнь утешения,Я заставлю страдать тебя вновь,Но я гибну — и ради спасенияЯ твою призываю любовь!Я пою тебе песнь покаяния,Чтобы кроткие очи твоиСмыли жаркой слезою страданияВсе позорные пятна мои!Чтоб ту силу свободную, гордую,Что в мою заложила ты грудь,Укрепила ты волею твердоюИ на правый поставила путь…Треволненья мирского далекая,С неземным выраженьем в очах,Русокудрая, голубоокая,С тихой грустью на бледных устах,Под грозой величаво-безгласная —Молода умерла ты, прекрасная,И такой же явилась ты мнеПри волшебно светящей луне.Да! я вижу тебя, бледнолицую,И на суд твой себя отдаю.Не робеть перед правдой-царицеюНаучила ты Музу мою:Мне не страшны друзей сожаления,Не обидно врагов торжество,Изреки только слово прощения,Ты, чистейшей любви божество!Что враги? пусть клевещут язвительней.Я пощады у них не прошу,Не придумать им казни мучительнейТой, которую в сердце ношу!Что друзья? Наши силы неровные,Я ни в чем середины не знал,Что обходят они, хладнокровные,Я на все безрассудно дерзал,Я не думал, что молодость шумная,Что надменная сила пройдет —И влекла меня жажда безумная,Жажда жизни — вперед и вперед!Увлекаем бесславною битвою,Сколько раз я над бездной стоял,Поднимался твоею молитвою,Снова падал — и вовсе упал!..Выводи на дорогу тернистую!Разучился ходить я по ней,Погрузился я в тину нечистуюМелких помыслов, мелких страстей.От ликующих, праздно болтающих,Обагряющих руки в кровиУведи меня в стан погибающихЗа великое дело любви!Тот, чья жизнь бесполезно разбилася,Может смертью еще доказать,Что в нем сердце неробкое билося,Что умел он любить…. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

(Утром, в постели)