Профилактика экстремизма в системе образования. Сборник материалов Центра профилактики религиозного и этнического экстремизма в образовательных организациях Российской Федерации. Выпуск 1

Разумеется, жесткое деление людей на толерантных и интолерантных является в достаточной степени условным. Тем более, что мы использовали одну методику, которая, прежде всего, измеряла толерантность вербального поведения. И, тем не менее, зафиксированный низкий уровень толерантности студентов 1 курса настораживает, так как он косвенно подтверждается результатами других методик, а именно особенностями ценностно-смысловой сферы студентов. Сравнительный анализ целей, ценностей, смыслов и принципов жизни показал серьезные различия по группам «толерантных» и «интолерантных» студентов.

Данные современных психолого-педагогических исследований говорят о том, что в настоящее время именно семья играет превалирующее значение в социализации ребенка, в формировании его мировоззрения, ценностно-смысловой сферы. И в то же время, ни одна семья, конечно, не в состоянии обеспечить необходимую вариативность условий для развития социальной компетентности, которая и определяет способность человека выстраивать стратегию взаимодействия с другими людьми в окружающей его изменяющейся реальности.

Для интолерантных людей характерны некоторые психологические и личностные особенности: стремление к превосходству над другими, неумение жить в согласии с окружающими и с самим собой, ощущение угрозы для себя, категорическое восприятие мира (без полутонов), некритичное отношение к себе, оценивание людей по своему подобию.

В нашем исследовании мы зафиксировали у достаточно большой части первокурсников (1/3 опрошенных) направленность личности, в которой прослеживаются характеристики поведения интолерантных людей, но это молодые люди, которые еще несколько лет будут учиться в университете. И наша задача – создать благоприятные условия для формирования толерантного сознания у студентов.

Толерантность является социально значимой характеристикой личности, которая определяет особый позитивный способ принятия личностью различий, исключающий развитие конфронтации и ксенофобии (Уолцер, 2000 г.). Толерантность обеспечивает личности социально-психологическую устойчивость, которая предполагает устойчивость к многообразию мира, к этническим, культурным, социальным и мировоззренческим различиям. Социально-психологическая устойчивость, стабильность в разных формах ее проявления – необходимая основа эмоционально и нравственно зрелой личности.

Один из путей формирования толерантного сознания, как показали результаты нашего социально-психологического исследования, работа с ценностно-смысловой сферой студентов. Формы работы могут быть различные: специально подготовленные встречи, знакомства, беседы, создание проблемных ситуаций, организация специальных дискуссий, ролевые игры, тренинги и т. п.

Через использование различных психолого-педагогических форм можно:

– выявить возможные противоречия в отношении к иным культурам, что позволит студентам обнаружить и преодолеть собственные стереотипы, предрассудки, культуроцентризм;

– содействовать осмыслению единства человеческого рода и себя как его неповторимой части;

– формировать позитивное отношение к себе и окружающим;

– развить навыки позитивного взаимодействия с другими людьми.

В настоящее время продолжается анализ полученных результатов. Мы предполагаем подготовить психологические портреты студентов на каждом факультете и продумать специфику работы по формированию толерантного сознания студентов; сравнить результаты по разным факультетам и, соответственно, по разным специальностям; проанализировать, как современные подростки выбирают профессию и учебное заведение.

Анализ целевой аудитории (АЦА) как метод мониторинга различных форм экстремистского поведения и основа их профилактики

А.В. Саввин,[8] ПСТГУ, г. Москва

В советское время свысока смотрели на западных бихевиористов, считая, что они изучают мир на уровне анализа элементарных реакций собаки Павлова. Сегодня в этой сфере уже есть такие вершины, как бихевиористская экономика или бихевиористские финансы, а собака Павлова может встретиться лишь в виде иллюстрации, как, например, в одной из презентаций британских военных.

Человеческий мир – это совокупность нашего поведения. Все проблемы, с которыми мы столкнулись и будем когда-либо сталкиваться, – поведенческие. Вы хотите, чтобы люди поддерживали благоприятное отношение к вам, потому что это означает, что они, более вероятно, будут действовать благоприятно в ваш адрес (например, они выберут Вас в футбольную команду, а не кого-то другого). Мы предоставляем информацию людям, скажем, номер телефона, для того, чтобы они могли использовать ее, чтобы позвонить нам. И так далее. Практически нет ни одного случая, когда сообщение не направлено на получение некоторого эффекта, нацеленного на настоящее или будущее поведение. Таким образом, любая профилактика может рассматриваться как один из видов кампаний по стратегической коммуникации и, соответственно, она должна быть разработана на основе ясных поведенческих целей. Иными словами, каковы последствия, желательные или нежелательные, этого общения, или концептуальный сдвиг, или изменения в окружающей среде?

Что первое делают люди, когда они слышат пожарную сигнализацию? Они выглядывают в коридор и смотрят, что делают все остальные. Сообщение громкое и ясное – оно не может быть более резонансным. Оно отвечает нашим интересам, мы принимаем его близко к сердцу; оно направлено на то, чтобы спасти наши жизни. И все же нас больше всего волнует, что делают все остальные. Никто не хочет быть белой вороной, выделяясь из толпы и стоя в одиночестве. Когда дело доходит до влияния, крайне важно, чтобы мы понимали важность групповых норм, социальной и поведенческой динамики, и давление на умы, которые формируют совокупность наших поведенческих взаимодействий. Наша реальность определяется в значительной степени тем, что мы думаем, что думают другие, и почему мы думаем, что они думают так. Когда удар приводит к толчку, то это не факты, не информация, не взгляды или резонансные сообщения меняют людей: люди меняют людей.

В соответствии со сказанным, мы должны быть заинтересованы не столько в мыслях и в мнениях отдельных лиц, но в группах. Это означает, что, вместо того, чтобы изучать совокупности индивидов, что часто дает бесполезные результаты, исследования должны быть направлены на выявление совокупностей групповых признаков, которые поддерживают и разделяют ее членов по отношению к группе.

Британия, например, выделяет огромные деньги на анализ поведения людей в сети и возможностей по влиянию на это поведение. Как видим, в киберзащите главными темами стали отнюдь не кибертемы, а вполне четкие психо- и соционаправления: понимание онлайновых аваторов, когнитивные и бихевиористские концепты киберактивности, новейшие техники выявления публичных впечатлений и восприятия. На эти исследования было выделено 30 миллионов фунтов.

Особое внимание в свете вышесказанного следует уделить книге «Бихевиористский конфликт», написанной Маккеем и Тетемом. В рецензии на эту книгу подчеркивается, что прежде чем осуществлять дислоцирование, британские военные провели исследование целевой аудитории[9]. Целью этого исследования было изменение поведения, которое имеет потенциал возможного негатива, а также поддержка позитивного поведения. Потери 52-й бригады в результате составили 13 человек, что в четыре раза меньше, чем в других подобных случаях.

Исследование бихевиористского конфликта, предпринятое британскими военными, начинается с констатации ключевых положений, среди которых первыми стоят следующие два:

• конфликт происходит в информационном обществе, где восприятие может оказываться сильнее реальности,

• изменение индивидуального и группового поведения до, во время и после конфликта является определяющим фактором успеха[10].

Тетем вспоминает, что когда он возглавил подразделение по психологической войне в Афганистане, то с удивлением обнаружил: там не было ни одного психолога. Среди решаемых там задач были такие: как сделать так, чтобы население не поддерживало «Талибан» и не выращивало мак. И в Ираке, и в Афганистане он столкнулся с тем, что население ведет себя иррационально. Но это только с точки зрения военных, со своей точки зрения они вели себя вполне рационально. Среди наиболее интересных вещей в операциях влияния он называет такой компонент, как анализ целевой аудитории.

Он детально рассматривает этот анализ в другой своей работе, называя его началом и концом любой операции влияния. Он приводит ряд примеров, когда кампании пытаются строить на ошибочных представлениях об аудитории. Три эти примера таковы:

• «Талибан» выступает против школ. Однако уничтожение школ скорее связано с войной между разными группировками, чем с религиозной оппозицией. По этой причине нельзя строить кампанию, акцентируя религиозные причины.

• в Саудовской Аравии ислам несомненно влияет на молодежное мужское поведение, однако для молодежи он не может выступать бихевиористским триггером, поскольку для них более важными являются такие факторы, как приватность от родителей, футбол или национализм, поэтому кампания, которая будет базироваться на футбольной команде «Манчестер Юнайтед», будет более эффективной, чем религиозная.

• в Афганистане племя считается важной составляющей мира, однако в действительности даже более важными являются территориальные различия, никто не ходит на чужую территорию, поэтому кампания должна базироваться скорее не на племенной культуре, а на географии и принадлежности земли.

Таким образом, АЦА преследует следующие цели:

– Развить понимание пространства проблемы, благодаря разбиению общей задачи на более мелкие логически связанные части. Определить изменения поведения, которые дадут результаты, что в значительной степени будет способствовать достижению целей проекта.

– Определить группу, которая наиболее доступна, поддается влиянию и тесно связана с существующим нежелательным целевым поведением.

– Исследовать целевую группу (группы, поведение которой должно быть изменено) и определить ее психологическую, культурную и социальную топографию.

– Выявить и проанализировать вспомогательные группы для целевой группы с точки зрения их доступности, подверженности влиянию и исходной достоверности по отношению к целевой группе. На основе сведенного в таблицу анализа целевой аудитории определяется то, на чем кампания будет сфокусирована (обратите внимание на различие между целевой группой и целевой аудиторией: целевая группа – это группа, поведение которой кампания по влиянию стремится изменить, в свою очередь, целевая аудитория – это группа, которую коммуникационное вмешательство стремится достигнуть).

АЦА, поэтому, стремится создать устойчивый профиль аудитории, в соответствии с задуманными и развернутыми посланиями кампаний. Самая главная особенность этого подхода заключается в том, что послания выстраиваются в восходящем порядке, зависящем от результатов измерений и исследований, впоследствии полученных благодаря достоверным знаниям об аудитории. Должно быть ясно, почему этот подход намного более эффективен по сравнению с простыми маркетинговыми и социологическими подходами или пониманием культуры. В нем не существует никакой универсальной модели коммуникации, применимой ко всем группам и культурам. Все коммуникационные усилия должны быть адаптированы к местной динамике и к поведению, которое они стремятся изменить. Поскольку аудитории многогранны и не могут быть сгруппированы как население, влияние на различные группы, составляющие общество, требует точно выбранных для достижения цели методов и подходов: одно сообщение – независимо от того, как оно соответствует культуре – не подходит для всех. Решение, кто влияет, почему, как, когда, и возможно ли это, составляют первые шаги АЦА. Часто будет необходимо повлиять на одну группу, чтобы повлиять на другую. Помните, что процесс влияния не должен обязательно сделать отдельную группу как «мы» или как «наши» идеи – хотя это всегда дополнительный бонус. Влияние предпринимается для того, чтобы затронуть поведение.

Для АЦА могут потребоваться исследования, проводимые на рабочих местах; интервью экспертов; при возможности, простой опрос; связанные с выездом структурированные глубинные интервью; отдаленный контроль текущего поведения. Кое-что, ничего или все из этого можно будет осуществить, но в любом случае нужно использовать любые доступные методы, чтобы построить картину проблемного пространства, а также отношений и поведений между группами в этом пространстве. Специалисты, осуществляющие подобную кампанию (а это социологи, культурологи, историки, психологи и религиоведы), должны пытаться изучить широкий спектр действий, вызывающих проблему (например, почему фермеры в Афганистане выращивают мак вместо пшеницы), поведение, которое при этом проявляют люди; причины (откуда они берут семена, как они продают продукт, почему они выбрали один рынок вместо другого, логистику и т. д.); группы, с которыми они имеют партнерские взаимодействия (например, фермеры, торговцы, крестьяне, правительство и т. д.).

Цель данного анализа должна состоять в том, чтобы отшлифовать одну определенную грань, в которой влияние потенциально могло бы быть применено успешно. На данном этапе специалистам по стратегической коммуникации нужно определить природу желаемого изменения поведения вне зависимости от ожидаемого результата изменения поведения.

Самые прямые индикаторы – полученные от самой Целевой аудитории (Основанные на аудитории Индикаторы). Эти измерения могут быть типов: коллективное восприятие; социальные нормы; психосоциологические признаки группы, которые определяют поведенческие наклонности; сообщения о наблюдаемом поведении; отдельные поведенческие намерения. Кроме того, метрики, которые не были получены непосредственно из аудитории – но которые были установлены при АЦА, касающиеся психологического и поведенческого состава аудитории – могут быть важными, если они обеспечивают понимание поведения группы. Они могут быть получены из перечня данных, таких как классифицированные репортажи о насилии, более обширные экономические данные или веб-новости и анализ мнений.

Из вышесказанного становится понятно, что АЦА, если проводится правильно, то это весьма сложный процесс, и хотя его методика сравнительно проста, то ее реализация, безусловно, нет. Для этого, чтобы иметь шанс на успех, он должен достичь, по крайней мере, четырех общих целей:

• точное выявление оптимальной целевой аудитории;

• измерение подверженности влиянию данной аудитории;

• выявление лучших процессов для влияния на эту аудиторию;

• производство и развертывание спусковых механизмов, которые эффективно и в известной мере изменят поведение аудитории.

Для государственных структур естественная линия реализации состоит в том, что она будет проводиться через хорошо проторенные информационные пути (митинги, увеселительные акции, плакаты, лозунги, воздействие через СМИ). Однако чтобы гарантировать эффективность посланий, зачастую необходимо посмотреть за рамки традиционных РАДИО – ПЕЧАТЬ – ТВ-СМИ. Мы должны обдумать новые (иногда хорошо забытые старые) коммуникационные способы, такие как: слухи, ложные конфликты, искусственно созданные проблемы, социальные сети и другие коммуникационные каналы. Для этого и требуется четкое понимание коммуникационной среды, большая часть которой должна быть исследована на этапе анализа. Есть три ключевых вопроса, которые должны быть разрешены на данном этапе:

– Резонанс сообщения: сообщение найдет у аудитории такой отклик, что можно будет ожидать влияние на ее поведение?

– Подтверждение сообщения: стоит ли ожидать от аудитории, что она примет сообщение?

– Достижение посланием цели: может ли сообщение достичь аудитории?

Если что-то из этого потерпит неудачу, то кампания будет под угрозой, независимо от того, насколько точно и блестяще задумана ваша стратегия вмешательства.

В своей книге «Сила коммуникации» Мануэль Кастельс утверждает, что битва за мнение человека, в основном, разворачивается в процессе общения, где разыгрываются властные отношения. Тем не менее, в нашем все более интернет-сетевом обществе распространенность сетей связи означает, что коммуникационная власть больше не является уделом избранных, а представляет собой теперь область, в которой работают массы. Теперь коммуникационная сеть является одновременно глобальной и локальной, универсальной и индивидуальной в постоянно меняющемся фасоне. Новая форма социальной связи, которая заменяет старую форму «один – многие» – это массовая самокоммуникация, в которой многие общаются со многими. Это самопроизвольность общения, эмиссии и собственный выбор приемов. Неспособность понять и использовать эти изменения в коммуникации приведет к неудаче даже в тщательно разработанной кампании.

Профилактика экстремизма в молодежной среде: заметки на полях проблемы

В.В. Золотухин,[11] ЮФУ, г. Ростов-на-Дону

Профилактика экстремизма является одним из важнейших приоритетов внутренней политики государства, который находит непосредственное отражение в деятельности образовательных институтов. Последние работают с молодежной средой, – если брать среднее и высшее образование, – преимущественно в возрасте от 7 до 23 лет. Именно в этом возрасте закладываются политические убеждения и более широкие мировоззренческие ориентации – картина мира.

В этой ситуации на педагогов и психологов ложится серьезная задача – сформировать мировоззренческие константы обучающихся таким образом, чтобы в социально-политическом отношении они не оказались склонными к экстремистским взглядам самых разных оттенков: к религиозному экстремизму, неонацизму и т. д. Ситуация осложняется тем, что неопытность и горячность юношества часто склоняет его к социальному протесту.

Ключевой момент, который, как представляется, обладает первостепенной важностью, подготовка педагогов. Во многих регионах труд педагогов при солидной преподавательской нагрузке оплачивается скромно, времени на расширение кругозора остается немного. В результате сами педагоги (особенно женщины, находящиеся в поиске «духовности») иногда оказываются симпатизантами различных крайне неоднозначных течений.

Специфика ряда новых религиозных движений состоит в том, что для привлечения сторонников они ретушируют свои радикальные идеи, которые могут быть раскрыты лишь при изучении этих воззрений, а не при первом знакомстве. Педагог вполне может симпатизировать Концепции общественной безопасности (КОБ), и не подозревая, что данное течение свои идеи маскирует. Для привлечения аудитории у КОБ – ностальгия по Советскому Союзу, пропаганда здорового образа жизни и «традиционных ценностей»; в самой же концепции – параноидальные идеи о всемирном еврейском заговоре, ксенофобия и проповедь национал-социализма (что интересно, реальное отношение кобовцев к левым идеям резко негативно, что констрастирует с используемой ими советской символикой). Движение КОБ организационно аморфно, и его адепты часто обращаются к столь же экстремистским материалам «инглингов» Хиневича.

В подобной ситуации, как представляется, необходима переподготовка школьных и вузовских педагогов группой из религиоведов и психологов. Такая подготовка может заключаться в следующем:

1. Религиовед рассказывает о наиболее представленных в стране/регионе экстремистских идеях и организациях; знакомит со Списком экстремистских материалов; разъясняет значение экстремистской символики (свастики, коловраты и т. п.). Также, что немаловажно, он учит отличать тексты ультраконсервативной направленности по характерным признакам (теория заговора против народа/нации/государства; идеализация традиционной общины и стремление вернуться к ней; критика современной медицины и отказ от ее использования; критика образовательной системы и стремление максимально от нее дистанцироваться; агрессивный запрет на критику собственных взглядов и категорическое требование принимать их на веру). Эти, казалось бы, разнородные явления образуют единый комплекс. Практически любой экстремист вне зависимости от конкретных идеологических предпочтений будет видеть социальный идеал в далеком прошлом, желать его буквальной реализации в будущем, отвергать образование, науку и медицину как полностью противоречащие его построениям. Пропаганда национальной/религиозной исключительности («наш народ/община самый великий, самый древний, самый чистый и подлинный!») и мифологемы об осажденной крепости («враги хотят его уничтожить/раздробить/ослабить/подменить») подводят адептов к силовому, экстремистскому решению вопроса (восхищение грубой силой, оправдание социального насилия). Обучающегося также должно настораживать требование безоговорочно верить, не задавая вопросов.

2. Психолог рассказывает о специфике подросткового и юношеского возраста, о характерных причинах и следствиях проявления протестного поведения в молодежной среде; а также о том, какую стратегию поведения следует избрать, отметив существование в коллективе настроений экстремистского характера. Здесь будут применяться уже собственно психологические методики.

Очевидно, что самих учащихся (особенно несовершеннолетних) следует знакомить с фактами с осторожностью. Демонстрация в классе экстремистской символики и рассказ об экзотических взглядах адептов может в некоторых случаях лишь привлечь интерес к этим взглядам. Как представляется, важным будет донесение до аудитории самого принципа любого экстремизма: он предполагает межгрупповую рознь, где своя группа (народ, религия, культура) считается несоизмеримо более ценной, нежели чужие. Условный принцип экстремизма – наш двор или дом против чужого. Когда он экстраполируется в макросоциальный контекст, возникают основания для экстремистских настроений и построений. На примере того, как подростки в какой-то момент перерастают деление по дворам и кварталам, следует объяснить, что грамотный человек, адекватно представляющий себе устройство общества и функционирование его основных институтов, так же перерастает межгрупповую рознь, т. е. межэтническую/межрелигиозную неприязнь. Он понимает, что история не представляет собой борьбу рас/народностей/государств, а подчиняется более сложным закономерностям, которые следовало бы осветить.

Акцент может делаться на разъяснение через этимологию: «экстремист» значит приверженец крайних методов, а крайние (или радикальные, т. е. коренным образом меняющие ситуацию) не могут применяться в ситуации мирного межобщинного взаимодействия, которое модерируется институтами государства. Однако для этого также следует вводить учащихся в более или менее целостную социальную теорию, чтобы они представляли, как функционирует социум согласно основным социально-философским концепциям.

Обучение может быть построено в виде кейсов: как взаимодействовать с носителями ультраконсервативных убеждений; как дискутировать с радикалом, если на него возможно психологически повлиять и разубедить, т. е. как пресечь радикализацию в самом начале, когда человек еще только начинает интересоваться альтернативной картиной мира. Особое внимание можно уделить: а) своеобразной десоциализации, связанной с отказом от лечения и обучения (об этом уже говорилось выше); б) способам распространения подобных взглядов в современной информационной среде.

Чаще всего они пропагандируются в тематических группах в социальных сетях. Профилактика экстремизма в этом аспекте неотрывна от развития культуры восприятия информации. Обучающийся должен понимать, что посты групп Вконтакте, высказывания форумчан, статьи неизвестного авторства не могут служить авторитетным, достойным доверия источником. Любой источник должен быть проверен, и никому нельзя верить на слово. Если обучающийся встретил высказывания о том, к примеру, что на месте России ранее существовала славяно-арийская империя Великая Тартария, существование которой упорно замалчивается сионистами у власти, ему необходимо прежде всего ознакомиться с контекстом, в котором производятся подобные высказывания. Нейтральны ли они с этической точки зрения? Кто их генерирует? Имеет ли он ученые степени и академические достижения в данной области? Реальны ли вообще декларируемые должности таких авторов и лекторов? Важный элемент профилактики экстремизма – воспитание скептического мышления. Nullius in verba – никому не верить на слово, проверять источники, накапливать кругозор в данной проблемной области. Незнание порождает страх, а страх порождает ненависть. Если обучающиеся окажутся, например, ознакомлены с основами истории и культуры ислама, они смогут избежать многих предрассудков на тему исламского вероучения, порожденных и муссируемых в СМИ.

Это подводит нас к заключительному выводу. Профилактика экстремизма в молодежной среде вряд ли возможна в аккордной форме, в форме отдельных занятий, тематических уроков и т. д. Она эффективна в системном контексте: радикализация обучающегося становится маловероятной в силу осознания им: а) социальных и психологических механизмов зарождения экстремистских взглядов, б) их фактической ошибочности. Иными словами, если в каком-то регионе имеется массовое экстремистское движение, то причины его возникновения будут объясняться бедностью и малограмотностью населения, отсутствием социальных лифтов и перспектив, кризисом традиционных институтов, но никак не волей Божьей, национальным духом или какой-либо другой метафизической причиной. Если кто-то призывает нас вернуться в прекрасный век благородного варварства, мы должны понимать, что будем в тех обстоятельствах (например, в экопоселении, – без прививок, антибиотиков и операций при необходимости заниматься тяжелым физическим трудом с помощью несовершенных орудий) жить трудно и недолго. Если кто-то утверждает, что разные расы суть разные биологические виды, он совершает фактическую ошибку. Если кто-то утверждает, что ВИЧ не существует, он также совершает ошибку и потенциально подвергает опасности свою жизнь и жизнь близких.