bannerbanner
Бретонские легенды
Бретонские легенды

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
5 из 6

– Что такое? – спросил он.

Рене, который был уже на насыпи, оглянулся.

– Фанш Торшенн! – воскликнул он. – Ну ты меня и напугал!

Фанш Торшенн, портной из Кервезен, расхохотался так, что все вокруг задрожало.

Рене слез с насыпи. Ему было немного стыдно.

– Надо же, – сказал он, – я принял твою дубинку, которую ты нес в руках, за хвост, а твою длиннющую тень – за тебя самого!

А портной все заливался. Вдоволь насмеявшись, он произнес:

– Да уж, дорогой мой, так-то ты слушаешь мои уроки! Приходи ко мне в воскресенье вечером, я тебя научу быть посмелее.

Но Рене уже успел снова погрузиться в свои мысли. Только взглянув на него, портной понял, что парень что-то хочет ему сказать, но не решается.

– Ну-ка, ну-ка, что же с тобой сегодня стряслось? – спросил он.

– Я только что просил Дьявола помочь мне, и поэтому когда увидел тебя, то испугался.

Рене говорил медленно и озирался, глаза его все еще смотрели испуганно.

– Ты звал Лукавого себе на помощь, – удивился портной, – с чего бы это?

– Ты знаешь, что мне нравится дочь Симона, а без денег мне ее не видать. Денег у меня нет, и никто мне их дать не может, сколько бы я ни старался, ни работал… а мне хочется, как и другим, жить в свое удовольствие. Я слышал, у Дьявола много денег, так, может быть, он мне даст немножко?

– Да, были люди, которым он помогал.

– Мне хотелось бы попробовать… А все-таки говорят, что деньги Дьявола дорого обходятся.

– Не так уж дорого. За них платят собственной шкурой… После смерти.

– Платить своей душой?

– Душой? В такие вещи можно верить, только когда еще учишь Закон Божий!

Рене взглянул на приятеля. Послушаешь его – и можно подумать, будто это сам бес из Дисплег принял образ портного, чтобы искусить Рене. Рене дрожал, но не от холода: на лбу у него выступил пот.

– А почему, – спросил он, – ты вот бедный, а не делаешь… того, на что меня толкаешь?

– Я уже старый. Это хорошо для таких, как ты, для молодых, которым хочется пожить без забот.

– Нет, это все-таки страшное дело.

– Ну делай как знаешь. Только смотри, как бы дочь Симона не ушла вместе со всеми ее деньгами к другому, пока ты думать будешь.

Они уже подходили к дому, когда портной стал прощаться:

– До воскресенья!

Дома Рене лег спать, не поужинав. Всю ночь ему снились страшные сны. А утром, когда он встал, чтобы идти работать в поле, мать спросила, не заболел ли он часом.

– Нет, нет, – ответил Рене.

– А я, – засмеялась его сестра, – вчера, когда доила коров, слышала какой-то шум около Дисплег. Может, ты там беса повстречал?

– Беса! – Рене тоже засмеялся. – Было слишком холодно, чтобы он вылез из своего логова.

Если бы так! Именно с бесом из Дисплег он и разговаривал накануне, ведь портной Фанш Торшенн и был тот самый бес.

* * *

В следующее воскресенье был крестный ход около маленькой часовни на берегу моря. Часовня называлась Плувор и стояла около аббатства, которое называлось точно так же и находилось в четырех или пяти лье от Кервезена.

Со всех сторон туда стекалась молодежь, прежде всего для того, чтобы поклониться Святой Деве в ее часовне, ведь тамошняя Богородица прославилась тем, что спасла много кораблей и жизней моряков, которые рисковали навсегда остаться в море. Да кроме того, и сам крестный ход был очень красив: туда верхом приезжали господа, разодетые, как сейчас уже не одеваются. Монахи и открывали большие ворота аббатства, и ставили столы во дворе, под сенью дубов, и всякий мог после церковной службы и поесть и попить даром. Неудивительно, что на крестный ход собиралось много народу, а особенно молодежи.

Фанш Торшенн и Рене тоже пришли туда. Портной чуть ли не силком затащил Рене на праздник, когда с утра зашел за ним домой. Рене упирался, но у портного уже было кое-что на уме.

Да и мать Рене, видя, что сын ходит грустный уже несколько дней, стала выпроваживать его на крестный ход, чтобы он там хоть немного развеялся.

– Вот это, – сказала она, чтобы разом решить дело, – дар для Девы Марии. Давай одевайся быстренько, Фанш уже устал тебя ждать.

Так силком вытащили Рене на крестный ход. Однако портной, которому так не терпелось выйти из дома, в дорогу вовсе не торопился. Он еле плелся, замедлял шаг, так что к часовне они пришли, когда служба уже подходила к концу.

Оба они быстро смешались с толпой и пошли есть и развлекаться.

Какой-то монах разливал богомольцам суп, раздавал хлеб, мясо и наливал сидр.

– Кушайте, дети мои, скоро на вечерней службе мы с вами еще попоем!

– Да, да, отец мой, – сказал портной, – нас не надо уговаривать ни поесть, ни попеть.

Отойдя поодаль, портной шепнул Рене:

– Половник-то у него длинный, а ум короткий!

– Смотри, дочь Симона там…

Рене больше и слова проронить не мог. Портной усмехнулся.

– Пойдем, – позвал его Рене, – мне нужно поглядеть на нее.

Он резко поднялся из-за стола. Портной прихватил свой кафтан и пошел вслед за Рене в толпу, чтобы удержать его, если тот захочет слишком быстро решить дело.

Вокруг аббатства толпилось множество людей, одни из него выходили, а другие только еще шли туда, чтобы набить животы.

Возле часовни, до самого моря тоже была толпа. Богатые ставили красивые палатки. Там блистало золото и серебро конских сбруй и людских украшений.

Конюхи и слуги сновали туда-сюда, кто крутился возле лошадей, кто – вокруг господ. Смех доносился из палаток.

Народ снова начал собираться толпой. В этой толпе Рене увидел тех, кого искал: девушку и ее воздыхателя. Весь надутый от гордости, молодой человек угощал ее у какой-то лавки.

Рене вспомнил, что у него в кармане лежат три гроша, которые он собирался потратить на празднике. Но далеко ли уйдешь с тремя грошами? Да и то, когда он посмотрел внимательно, оказалось, что в кармане у него всего один грош, ведь по дороге он выпил кружку сидра и угостил портного. «Может, у портного и найдутся деньги? – подумал он. – Десяти–двенадцати грошей до конца дня вполне хватит».

– Фанш, – прошептал он на ухо приятелю, – у тебя не найдется денег дать мне взаймы?

– Найдется, а как же! Если хочешь, могу дать тебе шесть грошей.

– Только шесть! Ну ладно, давай сколько есть.

– А кстати, тебе же сегодня утром дала денег мать.

– Да, для пожертвования.

– Сказал тоже! Деньги для монахов! Что будут делать монахи с твоими четырьмя реалами? А тебе, представляешь, сколько удовольствия эти денежки доставят!

Говоря это, портной посмеивался, а Рене не знал, что и ответить.

– Мне нужно как-нибудь так устроить, чтобы поговорить с ней.

Он старался попасться на глаза девушке, а сам думал: «Тот-то небось уже все из своего кошелька выгреб. Если выложу перед ней эти четыре реала – он еще не решался говорить про себя "мои четыре реала", – она точно пойдет со мной».

Как он думал, так и случилось. Увидев серебряную монету, девушка распрощалась со своим поклонником, и весь остаток дня Рене, румяный от удовольствия, приосанившийся, водил ее от одной лавки к другой.

Стоит ли говорить, что скоро-скоро ничего не осталось ни от денег портного, ни от денег Девы Марии. Вечером Рене проводил девушку до дому. Там его приняли хорошо, ведь родители узнали от дочери, как она провела день. И все-таки, когда наступила ночь и Рене пошел обратно в Кервезен, ему было невесело.

– Хорошо ты денек провел, – сказал ему портной.

– Хорошо, по-твоему?

– А чем плохо? Лучше и не бывает. Если и дальше так продолжать будешь, то скоро в Кервезене свадьбу сыграют.

– Тебе-то хорошо говорить «если и дальше так продолжать». Ты всегда мне деньги давать будешь?

– Ты сам знаешь, у кого самый большой кошелек. Ты что, не помнишь, что я тебе говорил недавно вечером? Смотри, куда ты сам себя завел. Вспять не повернешь, над тобой все смеяться будут. Ты с ней сегодня слишком далеко зашел. Чтобы дальше идти, тебе нужны только деньги. И они у тебя будут, стоит только захотеть, для этого не надо будет ни воровать, ни убивать, ни работать. Я тебе так скажу: уж взялся за гуж, не говори, что не дюж.

Долго говорили они, пока шли от Дисплег до Кервезена. Открывая калитку, Рене сказал приятелю перед тем, как попрощаться:

– Ну ладно, сделаем мы это в воскресенье ночью…

* * *

В то воскресенье Рене поднялся рано утром. Не лежалось ему, не спалось. Он дал корма лошадям, а потом только и делал, что ходил туда-сюда: то в дом, то из дома, – и все ждал вечерней службы.

Когда пробило девять, он оделся и пошел к ближайшему городку. Навстречу ему попались несколько приятелей, которые завели его в кабак. Там он немного повеселел, и, когда он вошел в церковь под зазывный звон, глаза у него блестели, а лицо покраснело.

Господин священник в тот день читал проповедь по Евангелию. А в Евангелии шла речь об искушении Господа в пустыне.

– Смотрите, – говорил священник, – какова цена души человека! Она стоит больше, чем все блага на земле, больше, чем жизнь тела. Лучше жить в бедности, лучше тысячу раз умереть от голода, чем жить в богатстве, но с потерянной душой. Все, что сотворено, должно умереть, рассыпаться золой. Только душа никогда не умрет.

И много еще других красивых вещей говорил священник о том, как велика и как ценна душа.

Все внимательно слушали наставления, данные самим Богом, и только двое посмеивались в кулак: портной и Рене. Они сидели рядышком и всю проповедь и всю службу только и делали, что улыбались и перешептывались.

И все-таки Рене был неплохим парнем. Только похож он был на теленка, который идет за каждым, кто его за веревочку потянет. Вот портной и ухватился за эту веревочку и не отпускал ее. После мессы Фанш отвел Рене в кабачок, а оттуда взялся проводить домой, когда настал вечер.

Портной жил один в своем доме, крытом соломой, который он построил неподалеку от Кервезена. Там они с Рене очутились в одиннадцать вечера. В очаге горел слабый огонек, дымил светильник, укрепленный на деревяшке у камина.

Рене сидел, не смея поднять головы… Фанш Торшенн, не спуская горящих глаз с приятеля, говорил тихо, хотя, кроме них двоих, в хижине никого не было.

– Тебе ничего не нужно делать, только напиши на клочке бумаги имя, которым тебя окрестили, и в полночь принеси его к подножию креста. А на следующий день, тоже в полночь, придешь и увидишь там вместо своей бумажки кошелек с золотом. И с этим кошельком тут же станешь богачом.

Рене поднял глаза и посмотрел в лицо портному, разом протрезвев. Бедного парня так и трясло от страха, но в то же время он чувствовал, как в нем просыпается странное желание попробовать сделать это, хоть и не очень верил он словам портного.

– Ну будь ты мужчиной хоть раз в жизни! – убеждал портной, – да я говорю тебе, надо только руку протянуть – и ты схватишь счастье и богатство. И это будет действительно жизнь, а не какое-то там прозябание – всю жизнь то у одного в поле горбатиться, то у другого. Будь мужчиной, я тебе говорю, переплюнь всех, и будет у тебя награда!

Но Рене-то знал, о какой награде шла речь.

– Ладно, – сказал он, – дай мне подумать до завтра.

– Да послушай ты меня! – горячился портной (а уже пробило одиннадцать). – Напиши свое имя вот на этой бумажке, и в полночь мы будем уже в Дисплег.

И так стал убеждать Рене, друзья мои, что тот согласился и написал имя, которым его крестили, и пошли они вдвоем к кресту, который стоял в Дисплег.

Было темно, на луну то и дело набегали черные облака.

– Поторапливайся, – повторял портной, – по-моему, время уже подходит.

Они молча шагали рядом, иногда Рене оглядывался по сторонам: то куст пошевелится от ветра, то собственная тень побежит по придорожной насыпи, когда проглянет луна, и каждый раз вздрагивал от страха. Бедный парень весь взмок, хоть и дрожал от холода, будто его лихорадило.

Дорога была разбитая, то и дело попадались лунки с грязью, рытвины, через которые надо было перебираться. Много времени пришлось потерять, и, как ни торопился портной, в дороге их застигли вспышка молнии и раскаты грома.

– Ну вот, попали, – проворчал портной, грязно выругавшись, – ну ничего, все равно надо идти.

Рене не смел отказаться. Он побледнел – то ли от страха, то ли так показалось в свете молнии.

Вслед за громом настал черед дождя и ветра: дорога в один миг раскисла. Когда вспыхивала молния, было видно, как гнется лес под ветром, как течет вода по дороге, превратившейся в грязный ручей.

Фанш Торшенн все шел вперед и ругался на чем свет стоит.

– Ах ты, Господи, черт возьми! – бормотал он каждый раз, когда попадал ногой в яму. – Можно подумать, что сам Дьявол тут гуляет!

– Давай домой вернемся, – предложил Рене, который еле мог говорить сдавленным голосом.

– О чем это ты говоришь? Вернуться? Я тебе говорю, сейчас на улице только Дьявол гуляет и ни одного человека на дорогах нет. Мы лучше времени никогда не найдем. Никто о нас ничего не узнает и не расскажет. Давай, вперед! Мы уже пришли… Вон, смотри, там дуб и крест! Возьми бумагу и положи туда, где она не промокнет.

Дуб трещал, листья летали в воздухе и опускались на землю вокруг креста. Молния осветила дорогу. Рене, сам не зная что делает, затолкал бумагу между двух камней в подножии креста. И тут, будто кто-то специально ждал этого момента, жуткий раскат грома грянул над его головой. И крест, и дуб осветились синим светом, и оба – Фанш и Рене повалились на землю, прямо в грязь, как подкошенные.

Их привел в себя ливень.

– Ты где? – прокричал Фанш Торшенн.

В ответ раздался жуткий, пронзительный смех, перекрывший удар грома и шум ветра, от которого волосы встали дыбом.

– Рене! Рене! – закричал портной что было сил. Но услышал только, как кто-то бежит прочь по мокрой дороге, поднимая брызги, и бросился вслед за убегающим.

– Рене! Рене! – Портной нагнал приятеля, но ни тот, ни другой и слова не могли сказать. На подходе к Кервезену Рене обернулся, бледный, с ног до головы забрызганный грязью, с безумными глазами. Портной не узнал его голоса, когда тот спросил:

– Кто же там смеялся?

Фанш Торшенн пожал плечами и отправился домой спать.

* * *

На следующий день два поденщика из Кервезена застыли от удивления перед крестом в Дисплег. От дерева отломилась огромная ветка и, падая на крест, отбила правую руку Христа. Люди вокруг заговорили, что это Дьявол сражался с крестом в Дисплег и что вскоре начнут случаться удивительные вещи.

* * *

На следующий день, когда сестра пришла будить Рене на работу, она немало удивилась, увидев, что его праздничная одежда была разбросана вокруг кровати и заляпана грязью.

– Мама, а где это братец был вчера вечером?

Мать тоже пришла посмотреть.

– О Господи! – воскликнула она. – Наверняка подрался или упал где… Эй, Рене!

Рене не двигался. Мать, встревоженная, забралась на скамеечку около кровати и взяла сына за руку.

– Рене! Рене!– позвала она.

Тогда он вскочил как ужаленный и закричал не своим голосом:

– Дьявол! Остановите!

Мать удивилась и растерянно посмотрела на свою дочь:

– И что это с ним стряслось?

Рене тем временем снова повалился в кровать.

Теперь он смеялся и говорил:

– Проклятые деньги! Проклятые красные деньги!

– Ты видишь, он еще не все сны досмотрел. Пусть спит, – сказала мать.

Но ближе к полудню Рене проснулся и начал стонать. Тогда мать встревожилась и снова взяла его за руку.

– Где у тебя болит, сыночек?

– Отойди! Это проклятые деньги! Проклятые красные деньги! Они жгут мне сердце!

Мать решила, что он заболел: и его рука, и лицо были горячие.

– Сходи скорее, – сказала она дочери, – к старой Фантиг!

Старая Фантиг была бедной женщиной, но умела лечить разные болезни и раны полевыми и лесными травами. Она была не из тех колдунов-шарлатанов, которые только тумана напускают, а людям облегчения не приносят, а порой и вредят. Эта старушка верила только в Бога.

Когда старая Фантиг пришла, она посмотрела на Рене.

– У него жар, и сильный, – сказала она. – С ним что-то случилось, отчего у него тяжело теперь на душе. К тому же он промок как следует. Но я думаю, что он выздоровеет, если поможет ему Святая Дева из Плувор.

Старушка оставила лекарство в скляночке и велела матери Рене надеть на сына образок с ликом Девы Марии. Но случилось странное: больной сорвал образок со своей груди и снова заговорил:

– Проклятые красные деньги! Проклятые деньги! Они мне сердце жгут!

Это случилось, наверное, потому, что он украл деньги у Девы Марии.

Так продолжалось две недели, а потом Рене почувствовал себя лучше, а когда совсем пришел в себя, позвал портного.

От разговора с портным молодому человеку стало еще лучше, он повеселел и снова стал самим собой: портной принес ему лучшее лекарство – кошелек червонного золота, которое Рене прижал к сердцу. С тех пор люди начали поговаривать: Рене Раденнек, мол, дрался с Дьяволом в Дисплег в то воскресенье, ночью, когда в дуб ударила молния. И кумушки, стоя на пороге, судачили:

– И вот поэтому наверняка он, бедненький, только и делал, когда болел, что на Дьявола кричал. Неудивительно! Дьявол небось все деньги у него и отобрал! Да, дорогая моя, такого еще не бывало!

Но когда Рене Раденнек оправился от болезни, он стал не похож на самого себя. Его сердце стало ледяным: он уже ничего и никого не любил, кроме денег и славы, а на все остальное ему было просто наплевать. А люди из-за странной истории, которая передавалась из уст в уста, прозвали его «Парень-Дьявол».

А Парню-Дьяволу ничего не надо было, кроме дочери Симона. Он думал так: «У меня достаточно денег, чтобы ее купить».

Но если бы старый Симон узнал, откуда у Рене взялись деньги, скорее всего, поберег бы свою дочь. И тогда по совету портного Рене закопал кошелек в землю, и однажды, во время пахоты, его плуг наткнулся на «клад»: тысяча золотых экю в кожаном кошельке. Так Рене стал богатым, и слух об этом разнесся по всей округе. А в тот вечер, когда он отправился просить руки дочери Симона, родители девушки напекли ему блинов и посадили Рене у огня на самое почетное место.

В скором времени сыграли свадьбу. Портной был свидетелем. Но и Дьявол, хоть его и не приглашали, тоже явился на эту свадьбу.

Около двух часов ночи, когда все уже расходились по домам или укладывались спать, раздался жуткий вой. Молодую жену нашли лежащей без памяти возле кровати. Она так никому и не сказала, что же ей привиделось в тот час. Но с той ночи она, всегда такая веселая, стала унылой, как сама смерть.

Но со стороны казалось, что дела у молодых идут очень хорошо. Денег на полке в шкафу день ото дня становилось все больше и больше. Через год после свадьбы у Рене родилась дочь, которая, казалось, могла стать счастливой, ведь ни в чем у нее недостатка не было.

Но случилось горе: вскоре молодая мать умерла. Для Рене это был страшный удар: жену свою он все-таки любил. Перед тем как умереть, бедняжка вспомнила о том, как они поженились, и рассказала ему, что же она видела в ночь после свадьбы.

И тогда Рене стал таким же, какой раньше была его жена. Он не плакал, но и смеяться не мог. Казалось, его все время гнетут какие-то тяжелые раздумья. А дочь подрастала и становилась все больше похожей на мать и все меньше на остальных детей: все время ходила невеселая.

Когда ей исполнилось восемнадцать, она сказала отцу:

– Батюшка, я хочу уйти в монастырь.

– Это еще зачем?

– Чтобы молиться за вас Богу! – ответила она.

Рене очень удивился. Он ведь никогда не говорил дочери, что за думы его одолевают. Но и удерживать ее он не смел, ведь ему верилось, что над ним распростерлась длань Божья.

Так Парень-Дьявол остался один на один со своим богатством. Он начал избегать встреч с портным. Иногда к нему в дом заходил священник, приносил ему вести от дочери. Фанш Торшенн знал об этом и был очень недоволен, поэтому он решил уговорить Парня-Дьявола жениться второй раз и сделать его еще большим грешником.

* * *

Однажды в воскресенье, после полудня, Фанш Торшенн отправился в ближайший городок, надеясь найти Рене в каком-нибудь кабачке и поговорить с ним, а заодно и пропустить стаканчик. Но портной нашел его не в городке, а на дороге. Рене возвращался домой один, печальный как никогда раньше. Портной предпочел бы поговорить с другом за выпивкой, но – делать нечего – пошел навстречу Рене с развеселым видом.

– День добрый! – сказал портной. – Как жизнь?

– И ты здесь, Фанш Торшенн!

– А я как раз шел к тебе, узнать, что у тебя новенького: все говорят, что ты приболел. И что ты ходишь такой печальный, как Иисус Христос?

– Твои слова, Фанш Торшенн, тебя до добра не доведут!

– Вполне может быть. Но мне все равно надо с тобой поговорить.

Они уже подходили к Кервезену. Портной зашел в дом. Служанка принесла на стол мяса, хлеба и сидра, но ни гость, ни хозяин ни к еде, ни к питью не притронулись.

– Послушай меня, дружище, – начал Фанш, – твоя болезнь от тебя же самого и идет. А от этой болезни я знаю лекарство. Почему ты не женишься во второй раз?

Парень-Дьявол встал, взгляд его сделался пристальным.

– Ты хочешь, – сказал он, – чтобы я свел в могилу еще одну?

– Ба! Что за глупости ты выдумал! Выкинь это из головы!

Рене все еще стоял в полный рост.

– Нет! – сказал он. – Нет, Фанш Торшенн. Слишком много воды утекло с той ночи в Дисплег. Мы уже не сможем договориться. Иди к себе домой, а в этот дом больше не возвращайся!

Кровь ударила в голову портного:

– Домой, значит, пойти? Я здесь дома, так же как и ты. Этот дом под властью нашего общего хозяина, Дьявола!

И тут же на пороге дома показалась собака. Парень-Дьявол быстро взглянул на нее и узнал – это был пес священника.

– Фанш Торшенн, я еще раз тебе повторяю: иди прочь отсюда!

Портной пошел к двери, но перед тем, как выйти за порог, рассерженно бросил:

– Ну смотри, скоро ты обо мне еще услышишь!

На пороге он натолкнулся на священника и выругался ему в лицо.

– Посмотрим, – добавил портной, – кто из нас верх возьмет!

* * *

Не стоит и рассказывать, друзья мои, о чем говорили Рене со священником. Парень-Дьявол устал от угрызений совести и признался постороннему – в первый раз – в том, сколь грешна была его жизнь и сколь тяжкими муками ему пришлось за это расплачиваться. Я расскажу вам, как тяжело было вырывать его душу и тело из когтей Дьявола.

Священник сказал:

– Нам нужно вдвоем дойти босиком до часовни Девы Марии из Плувор. Там я помолюсь за тебя, а ты отречешься от Дьявола, твоего хозяина. Ты положишь тысячу золотых экю на алтарь. Часть своих денег ты отдашь на то, чтобы поставить в Дисплег новый крест, а остальное раздашь бедным.

Парень-Дьявол встревоженно спросил:

– А на что же я буду жить?

На что священник ответил:

– На милостыню, на хлеб, который тебе будут подавать, если ты хочешь поспасть в Рай.

И вот одним утром, было это в пост, когда на земле лежали снег да иней, священник и Рене отправились в дорогу.

Шли они босиком, а Рене нес в руке тысячу золотых экю, которые получил, продав коров, лошадей и свой дом, – плату за свою душу. Он был похож на Исаака, который когда-то шел за своим отцом на вершину горы, неся на плече дерево, на котором должен был быть принесен в жертву.

И точно так же, как случилось с Исааком, за Парня-Дьявола должен был заплатить другой.

Когда Рене положил деньги на алтарь после возношения Даров, где-то далеко-далеко послышался шум – будто из глубины земли. Шум нарастал под полом часовни, и перепуганный Рене подбежал к священнику, который повернулся к алтарю спиной.

– Не бойся, сын мой, – успокоил его священник, – Господь всегда побеждает Дьявола.

И вдруг язык пламени поднялся посреди часовни, земля с пронзительным криком разверзлась, и сам Дьявол показался перед глазами двух повергнутых в трепет людей. А вокруг него, в огне, толпились черти с рогами, хвостами, бородами. Скрежет их зубов сливался в единый рев.

Первым заговорил Люцифер. Голос его был похож на лай больной собаки.

– Ты кто такой, – зарычал он, – чтобы отнимать у меня этого человека?

– Я священник, священник с головы до пят.

– А знаешь ли ты, что я его хозяин?

– Знаю, но он вернул тебе плату за его душу, вот она.

Дьявол взвыл от гнева. Все черти прыгнули к алтарю, а за ними поползло синее пламя. Рене Раденнек бездыханный упал на землю. Священник протянул руку, взял кошелек с золотом и кинул в чертей. Посреди синего огня взвилось яркое пламя, среди сонмища нечистых поднялся крик, как будто это золото жгло их шкуры. Вскоре земля сомкнулась, черти исчезли, и часовня снова стала такой, какой и была, – темной и тихой.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

На страницу:
5 из 6