Точка женщины

– Не совсем, – тихо произносит мужчина. – Но я пишу книги.

И тут в сознании Рыжей вспыхивает первая строчка его произведения. Ах да, конечно. «Я не писатель, – говорилось там. – Но когда приходит время, я пишу книги».

– Не вы ли, – вкрадчиво спрашивает Рыжая, – придумали про солнечные нити, которые связывают людей, и про молекулы воды?

– Придумал не я, но написал я! – очевидно, что его распирает от гордости. – Вам это помогло?

В эту же секунду в Рыжей вскипает волна, мгновенно превращаясь в цунами разрушительной силы.

– Помогло?! – орет Рыжая, совершенно забыв о начальнике за тонкой перегородкой. – Ах ты старый пень! Да я с ног до головы обмотана обрывками твоих дурацких солнечных нитей! А твоя вода не способна ничему научить даже идиота! Таких как ты надо заставлять, чтобы пробовали свои бредни на себе!

– Вода способна на многое, – загадочно сообщает не писатель, и Рыжей хочется вцепиться ему в горло, но она ограничивается тем, что швыряет в него каталогом.

– Чушь собачья! Ни на что она не способна!

Такое впечатление, что не писатель откровенно любуется огненной Рыжей женщиной, которая бушует у него на глазах.

– А вы пробовали просить воду о том, что вам нужно? – спрашивает он.

– А похоже, что я ненормальная и буду разговаривать с водой?

– А по-моему, вы пробовали. И что же, разве в последнее время с вами не происходит ничего небычного?

Рыжая открывает рот, но не может произнести ни слова.

– Нет? – переспрашивает не писатель. – Тогда всего доброго.

Ярость Рыжей остывает так же мгновенно, как вскипела. Воспользовавшись паузой, не писатель легко поднимается со стула и уходит, оставляя Анну наедине с ее размышлениями о том, стоит ли считать необычными мокрые волосы по утрам, грязные кроссовки в шкафу, запах тины в квартире и подозрительный насморк, который появляется у нее каждый раз, когда она просыпается с мокрыми волосами.

ДОКТОР МИНУС РЫЖАЯ. ЛЕТО

В этот раз я его поджидаю в тине у самого берега, и как только он подходит к воде, собираясь меня позвать, я выскакиваю прямо у него перед носом. Эффект ошеломительный. Сначала мне даже кажется, что микроинсульт уже получен и моя задача выполнена. Но нет, он вдыхает поглубже, потом выдыхает, медленно поглаживая рукой сердце, и довольно быстро приходит в себя. Его испуг медленно оседает в воду, но это удовольствие я откладываю на потом. Когда мужчина уберется восвояси, у меня еще будет возможность полежать на воде, покрываясь маленькими юркими мурашками. Сейчас не время. Может, мне удастся выманить у него еще немного страха, и насладиться всем сразу. Не будем торопить события. Посмотрим, как пойдет.

– Тебе не скучно здесь одной? – спрашивает он, немного отдышавшись.

– Нет, – говорю я. – У каждого свои развлечения. Но ты ведь тоже всегда приходишь один. Почему?

– Потому что я один, – такое впечатление, что этот вопрос ставит его в неловкое положение. Он опускает глаза и трет пальцем нос. – В смысле, не всегда один, а сейчас… один…

– У тебя нет женщины?

– Нет, – он медлит, все больше смущаясь, – я от нее ушел… к другой женщине…

– Так значит, женщина все-таки есть?

– Нет, – говорит он и сам смеется, – от той я тоже ушел. И теперь я один… И, честно говоря, чувствую себя отвратительно.

– Н-да? – удивляюсь я. Жаловаться на тяжелую жизнь водянице, которая собирается затащить тебя в воду, – это что-то новенькое, но я в общем-то не против. Так вот, я удивляюсь:

– Н-да? Так вернись к ней, то есть к одной из них. К первой или второй…

– Ко второй не могу. Я не люблю ее совсем.

– А зачем уходил к ней от первой?

– Затем, что это было как удар по лбу. Как ведро воды, которое тебе вылили на голову. Ты не можешь не промокнуть, не можешь сопротивляться. А через некоторое время вода высыхает и ничего не остается. Только одежда становится жесткой и колет кожу. Или как рана от удара заживает, и ты не понимаешь: что это было?

Он проводит рукой по голове, демонстрируя, что раны больше нет, и волосы сразу становятся смешными и лохматыми. Хотя самому ему, видимо, не до смеха. Я думаю, если постараться как следует, он может быть, даже заплачет. Но я не люблю, когда плачут, я люблю, когда боятся. И я говорю ему:

– Тогда вернись к первой.

Он вздыхает так, как будто хочет сбросить с сердца очень тяжелый груз.

– И к первой не могу. Она меня забыла.

– Нашла себе другого?

– Нет. Совсем забыла. Не помнит меня, как будто ничего и не было. Совершенно искренне не помнит, – и он прижимает ладонь к сердцу, словно пытаясь меня убедить в искренности первой любовницы.

– Это ведь даже лучше! Познакомься с ней заново, – я очень горжусь своими советами, особенно учитывая что, никогда раньше не сталкивалась ни с чем подобным.

– Я уже познакомился.

– И что?

– Она меня пугает…

– Чтоооо? – мое благодушие сдувает, как ветром. Значит, его пугает еще кто-то, кроме меня? Это не входит в мои планы. Кто его пугает и где? Если на суше, в этом нет ничего страшного, отголоски своего страха он все равно принесет мне. Но вот если рядом есть вода… Не попросить ли его как следует закрывать краны в ванной и на кухне, когда женщина снова будет его пугать? Наверное, сейчас не стоит, но как идея на будущее может пригодиться.

– Она ведет себя очень странно, и я никак не могу понять…

– Ну, здесь я тебе не советчик. Я не разговариваю с женщинами и их не понимаю.

– Может быть, иногда ты их слушаешь? Как меня сейчас?

Да, иногда я слушаю женщин, правда совсем не так, как его. Вода проглатывает их ощущения и отдает мне. И потому, я скорее не слушаю, а чувствую. Я не говорю ему, что так как его, я еще никого никогда не слушала. Я говорю:

– Расскажи мне о ней.

– Она рыжая, смешная, влюбленная женщина. Когда ей хорошо, она хохочет, и ее глаза горят, как маленькие солнышки. Правда, иногда, когда ей хорошо, она плачет… Она вообще очень много плачет, по каждому поводу и совсем без повода…

Кажется, он довольно долго готов рассказывать о том, над чем плачет его первая женщина, но тут у меня в голове происходит щелчок. Вот так: щелк! Память воды собирается в ручеек и щелкает меня по голове. Ну конечно! Только отсутствие собственной памяти может оправдать то, что я до сих пор не догадалась. Рыжая женщина, которая очень много плачет!

Вот уж действительно, сюрприз так сюрприз. А еще говорят, что водяница смотрит прямо в сердце, и ее, видите ли, ничем нельзя удивить. Хотя если как следует подумать: много ли среди вас есть сердец, в которые хочется заглядывать?

РЫЖАЯ МИНУС ДОКТОР. ЛЕТО

Дзыыыыыыыыыыыынь!

Ночью Рыжая подскакивает от телефонного звонка, который кажется оглушительным. Она протирает глаза и сонно шарит по тумбочке, пытаясь нащупать трубку и сваливая все вокруг.

– Алло.

– Здравствуйте, – очень бодро говорит трубка, – я хотел узнать, все ли у вас в порядке.

– У меня?

– Конечно, у вас, я же вам звоню.

– А зачем? – сонно спрашивает Рыжая.

– Я же говорю: чтобы узнать, все ли в порядке. Ну что вы в самом деле?

– А вы кто? – машинально спрашивает Анна и чувствует, что ее окутывают сразу два очень странных ощущения. Во-первых, ей холодно и как-то неуютно. Во-вторых, она явно проваливается обратно в сон.

– Я? – удивляется голос. – Ах, извините, я не представился. Мы встречались с вами на днях. Я не писатель, но иногда пишу книги. Помните, я к вам приходил?

Рыжая ничего не отвечает, но сон с нее снимает как рукой. Сонные глаза раскрываются, а по телу пробегает волна озноба. И в тот же момент Рыжая понимает причину холода и дискомфорта: она совершенно мокрая, с ног до головы. Мокрые волосы, мокрая футболка, мокрые джинсы. Она сидит в промокшей постели, и холодная одежда окутывает Анну отвратительным коконом. Не говоря уже о том, что она никогда не ложится спать в футболке и джинсах. Рыжая хлопает глазами в темноте, мучительно стараясь сообразить, что же с ней приключилось.

– Алло! – взволнованно кричит трубка. – Вы меня хорошо слышите? Так как у вас там дела?

– Нормально, – отвечает Рыжая, хотя на самом деле она никогда не чувствовала себя более ненормально, чем сейчас.

– Очень хорошо! – радуется не писатель, – а то знаете, у меня какие-то ощущения на ваш счет непонятные. И вот еще что хочу сказать: я с вами в Индию не полечу. В смысле, куплю билет в другом месте.

– Это еще почему?

– Это потому что мне еще пожить хочется, знаете ли. Вы кстати ничего не хотите у меня спросить?

– Не очень, – говорит Рыжая, но это неправда. Вопросов у нее столько, что она не знает, с чего начать. Но что-то останавливает ее от того, чтобы задавать все эти вопросы не писателю, ночью, лежа в своей, но совершенно мокрой постели.

– Ну ладно, – легко соглашается он. – Если передумаете, звоните.

– А где я возьму ваш телефон?

– Это проще простого, – смеется не писатель. – Спросите у кого-нибудь.

– У кого?

– А вот это, милочка, вопрос очень важный. Самое главное – знать, у кого попросить то, что вам нужно. В вашем случае это может быть секретарша, которая записала мой телефон, чтобы позвонить и пригласить меня за билетом и паспортом. Видите, как все просто? Ну, не смущайтесь, что сами не догадались, я же свалился вам на голову среди ночи… Всего вам хорошего.

– До свиданья.

И когда Рыжая уже собирается положить трубку, он добавляет:

– А с водой все-таки будьте поосторожней.

Рыжая включает свет и топает в ванную. Как получилось, что она во сне забралась под душ? Она что, ходит во сне? «Ничего страшного! Со всеми бывает», – говорит себе Рыжая, хотя если начистоту, то она ни разу не слышала, чтобы с кем-то из нее знакомых случалось нечто подобное. Сейчас она снимет мокрую одежду, заберется под горячий душ и наденет теплую пижаму. Потом она перестелет постель, выпьет чаю с медом и будет до утра спать, как младенец, уткнувшись носом… Вот черт, она до сих пор иногда забывает, что утыкаться носом больше совершенно не в кого. И вот черт, из крана не льется вода – ни холодная, ни горячая. Спрашивается: где же она тогда могла промокнуть до нитки? Рыжая переодевается в пижаму, наливает в горячий чай коньяка и стучит зубами от холода и от страха, пока за окном не начинает светать.

Я ПЛЮС ДОКТОР. ЛЕТО.

Он сидит на берегу, поджав ноги и обхватив руками колени. В сумерках его лицо кажется бледным и по-детски трогательным. Похоже, что за последнее время он похудел и осунулся. Ему грустно. Он грызет травинку и смотрит в никуда.

Я лежу на воде рядом с берегом и смотрю в небо. Редкие облачка там становятся все темнее, а между ними уже проглядывает очень тонкий месяц, который несколько дней назад начал расти.

– Расскажи мне, что с тобой случилось, – говорю я.

Он вздыхает.

– Я не очень люблю рассказывать. Мне нравится слушать и смотреть. А слова подбирать я не умею…

– Со мной не нужно подбирать слова, – вкрадчиво начинаю я, но он перебивает:

– Вы все так говорите!

– Мы?

– Да, вы – женщины.

– Я не женщина, – возражаю я и вижу, как его тело сразу же становится напряженным.

– Ах да, извини…

– И чтобы рассказать мне что-то, совсем не обязательно говорить слова. Можно просто войти в воду. Вода почувствует тебя, а я – почувствую воду. Это всего несколько секунд. И тебе сразу станет легче.

Он с сомнением качает головой, как будто чувствует, что я вру. Как будто знает, что стоит ему войти в воду, и его песенка спета. Боится ли он этого? Не знаю, он слишком далеко от воды.

– Я уже говорил тебе, что купаться не хочу. Совсем.

Но не так просто отделаться от водяницы. В разгар охоты я становлюсь и хитрой, и изворотливой, и верные решения приходят ко мне сами собой, как будто приплывая по воде.

– А тебе не обязательно купаться. Сойдет любой контакт с водой. Сиди где сидишь и просто опусти в воду пальцы. Я узнаю все, что ты хочешь рассказать.

Конечно, так я не смогу получить над ним полную власть, но все-таки моя сила заденет его сердце. И в следующий раз ему будет гораздо сложнее мне сопротивляться. Он улыбается:

– Вот так просто?

– Да.

И тогда он опускает в воду руку. Его ладонь большая и сильная, с длинными, красивыми пальцами и обкусанными кончиками ногтей. Такие руки могут быть и страстными, и нежными. Вода вздрагивает и искрит где-то в глубине. Вода окутывает доктора, вода окутывает меняяяяяяяя…

Изо всех сил сопротивляясь желанию взять его за руку и потянуть к себе, я закрываю глаза и слушаю то, что он хочет мне рассказать.

ДОКТОР МИНУС РЫЖАЯ. ВЕСНА

Притворяясь спящим, доктор дожидается, пока Рыжая уйдет на работу. Она поет в ванной, надеясь, что он услышит, встанет и придет к ней. Он не встает. Рыжая порхает по комнате, собирая белье, чулки и платье. Она прыскает на запястья духи, надеясь, что он почувствует их запах, который так ему нравится, и потянется к ней в полусне. Доктор не шевелится. Она разочарованно чмокает его в нос и выходит. Еще несколько минут он неподвижно лежит в постели, а потом встает и начинает собирать вещи. Откровенно говоря, у него не так уж много вещей. Несколько книг, плейер и диски, свитер и джинсы. Он складывает в сумку свою зубную щетку, свои футболки и носки, свою бритву и свой серебристый палм. Одевается и быстро оглядывается по сторонам: если что и забыл, нестрашно. Нет в жизни таких вещей, которые нельзя было бы купить заново. Доктор заваривает себе зеленый чай на кухне и думает о том, не написать ли Рыжей письмо. Вообще-то он думает об этом уже несколько дней: стоит ли написать ей письмо, когда он будет уходить? Или может быть, стоит сказать ей об этом? Лицо доктора сразу же становится грустным и измученным. О чем говорить с женщиной, от которой уходишь к другой женщине? Он аккуратно моет чашку и вытирает ее полотенцем. После чего застилает постель и уходит, заперев за собой дверь. Открепляет два ключа от брелка и опускает их в почтовый ящик. Доктор очень аккуратен и в общем-то честен, и если вечером Рыжая, швыряя из окна забытые им книги, назовет его бессердечным ослом, это будет несправедливо. У доктора есть сердце, даже слишком чувствительное, чем положено мужчине, и именно поэтому он совершенно бессилен перед велениями своего сердца. Он кладет свою сумку в багажник машины и уезжает, резко надавив на газ и ни разу не обернувшись.

Он открывает окно, закуривает и понимает, что счастлив – окончательно и бесповоротно. Камень в виде влюбленной Рыжей женщины снят с его шеи, прохладный весенний ветер треплет волосы и он может делать все, что ему заблагорассудится. В сущности, он может даже не ехать к той женщине, к которой уходит от Рыжей. Или может ехать не сразу. У него выходной, и сегодня, прямо сейчас, весь мир, хотя бы в радиусе ста километров, принадлежит доктору.

Он останавливается на светофоре и блаженно откидывается на спинку сиденья. Все-таки как это утомительно – любить женщину, которая регулярно плачет, иногда совершенно без повода. И еще утомительней – быть рядом с женщиной, которая хочет, чтобы ты принадлежал только ей, со всеми потрохами и эрекцией, в время как ты принадлежишь всему миру, и твоя эрекция, разумеется, тоже. Кажется, та вторая, к которой он уходит, это понимает. Вот и хорошо.

Доктор выбрасывает окурок, трогается на зеленый и делает музыку погромче, каждой клеточкой своего тела ощущая начало чего-то нового и значительного. Вот тут-то из узкого переулка вылетает маленькая шустрая машинка и бьет чисто вымытый бок докторского автомобиля. После резкого удара доктор несколько секунд сидит без движения. Потом осторожно пробует пошевелить руками и ногами. Они двигаются, как обычно. Доктор пытается открыть дверь, но уже догадывается, что будет дальше: двери снова заклинило. И снова вокруг собираются люди, ковыряют замки отвертками и ключами, разводят руками и кричат, что такого не бывает: чтобы ни одна дверь и ни одно окно не открывалось, хоть ты тресни. И он снова три часа сидит в машине в ожидании помощи, став причиной еще одной непомерной даже по московским масштабам пробки. По крайней мере, в этот раз за окном не идет снег, а бензина достаточно. И тем не менее, доктора не покидает смутная мысль, что его обидно надули в самом начале нового и значительного. Если бы он знал, что именно в этот момент на работу в пятизвездочный отель Шарм Эль Шейха довольно небрежно принимают нового повара с сомнительной биографией, тревога доктора стала бы куда более ощутимой.

Когда ему удается выйти из машины, оформить дорожное происшествие и отбуксировать свою машину в автосервис, солнце начинает клониться к закату, и он почти бегом бежит в метро, понимая, что ему как воздух нужна та, к которой он уходит от Рыжей. Он бежит по платформе, потом вверх по эскалатору и по улице. Одним прыжком справляется с тремя ступеньками и врывается в лифт. Он нажимает на кнопку шестого этажа и начинает заранее расстегивать куртку. Вот тут-то, в шахте между вторым и третьим этажом что-то щелкает и заедает. Лифт останавливается и предоставляет доктору сколько угодно пинать закрытые двери и жать на безжизненную красную кнопку аварийного вызова. Акумулятор его мобильного телефона разряжен, и только через полчаса ему удается установить контакт с внешним миром, докричавшись до хмурой женщины с тяжелыми сумками, которая, проклиная судьбу, пешком тащится наверх. Доктор садится на грязный пол и закрывает глаза, представляя, как буквально в нескольких метрах не находит себе места та, к которой он так торопится. Он даже не вспоминает о том, что Рыжая уже должна была вернуться домой и обнаружить его отсутствие.

И как раз в этот момент в аэропорту Доминиканской Республики, из-за дурацкого недоразумения с билетами, на самолет не пускают русского туриста, который три недели назад оплатил тур в маленьком офисе Рыжей Анны. Турист в бешенстве сжимает кулаки в зале ожидания, глядя, как его самолет берет разбег, поднимается в воздух и на секунду замирает в высоте, окутанный клубами дыма, перед тем как разорваться миллионами маленьких разноцветных огней.

Засыпая вечером в объятиях белокурой женщины доктор думает о том, что сейчас было бы очень кстати как следует накатить. Как на зло, она любит бегать по утрам и не признает алкоголя. Примерно в это же время незнакомый доктору русский турист падает без чувств в баре аэропорта Доминиканской Республики, оказавшись не в силах и дальше праздновать свое чудесное спасение.

В апреле доктор не видит ничего, кроме белокурых волос на своей подушке. В мае он признается себе, что чувство, поглотившее его сейчас, нельзя даже сравнивать с тем, что испытывал раньше. И даже очевидная полоса невезения не вызывает ничего, кроме мелкой досады. Доктор попадает в пробки, спотыкается на лестнице и обнаруживает, что его любимые сигареты с душистым табаком почему-то сняты с производства. За два месяца он трижды просит самую симпатичную медсестру отделения помочь с перевязкой, один раз сам себе делает укол от столбняка и в конце мая только чудом спасается от зубов бешеной собаки. Доктор не то чтобы совсем не замечает этих происшествий, но они кажутся слишком глупыми и бессмысленными по сравнению с другим – большим и значительным. И конечно же, он никак не связывает снятые с производства сигареты и бешеную собаку с летаргической тоской Рыжей.

И напрасно на другом конце города Анна замирает от каждого телефонного звонка, представляя, что доктор наконец-то осознал свои ошибки. Если доктор и вспоминает о ней, то лишь потому что до сих пор чувствует себя немного виноватым: ни письма, ни объяснений… Согласитесь, что, как ни крути, это выглядит совсем некрасиво.

Но как-то в начале лета звон будильника прерывает очень правдоподобный сон доктора, в котором он целует Рыжую Анну, одновременно сжимая рукой ее левый сосок. Проснувшись, доктор озадаченно облизывает пересохшие губы и идет в душ. Целый день он не может отделаться от ощущений своего совершенно неуместного сна, а вечером решает навестить Рыжую. Он не звонит ей, чтобы предупредить о своем приходе. Он не знает, поднимется ли к ней в квартиру или ограничится взглядом на светящееся окно. Он даже не думает, зачем, собственно, едет к ней и что собирается делать, если она вдруг окажется дома и захочет впустить его внутрь. После работы доктор ведет машину по темнеющим, пустынным улочкам центра. Окна Рыжей не горят. Ее нет дома? Или она сидит в темноте, возможно, вспоминая о нем? Доктор некоторое время остается в машине, а затем, так и не составив четкого плана действий, выходит и звонит в домофон. Она не отвечает. Ее нет.

Не очень понимая почему, доктор врет по телефону белокурой женщине, что задерживается на работе, и три с половиной часа сидит в машине под темными окнами Рыжей. Она появляется после полуночи. Но выглядит так странно, что доктор не сразу ее узнает. Она проходит в двух шагах от его машины, так близко, что через открытое окно он может уловить движение воздуха вокруг нее. Ее рыжые волосы растрепанные и мокрые, ее глаза горят каким-то маниакальным светом и смотрят в никуда. Но сильнее, чем это, доктора удивляет ее походка. Рыжая не идет, а летит, или, может быть, плывет. Ее руки плавно колышатся в такт движениям тела, а весь ее облик дышит таким ощущением свободы и покоя, что доктор, уже собравшийся было окликнуть бывшую любовницу по имени, растерянно молчит. Он никогда не видел Рыжую такой. Она проходит мимо, не обратив на него ни малейшего внимания, открывает дверь и исчезает в подъезде.

Поздно ночью доктор старательно обнимает белокурую женщину в ее постели, но за десять секунд до оргазма у него перед глазами возникает Рыжая мокрая Анна с глазами, которые смотрят в никуда, и тотчас же мир вокруг доктора взрывается и летит к чертовой матери.

Он уверен, что после всего этого моментально заснет, но не тут-то было. Доктор ворочается с боку на бок, проклиная дурацкие шутки подсознания. Сон сваливается на него только под утро, причем Анна появляется в нем виде смеющейся голой женщины, и запах ее рыжых волос окутывает доктора, затягивая на дно.

Утром оказывается, что будильник не прозвенел и доктор безнадежно опоздал на работу. И вот тут где-то внутри него тоже вскипает волна. Она выносит на поверхность всю его досаду и растерянность, его желание вечно быть свободным и мечту раствориться в женщине, все его благие намерения, его светловолосую любовницу, которая прямо сейчас напевает в ванной, и Рыжую, которая хоть убейте, не идет из головы с той самой минуты, как он сжал во сне ее левый сосок. Вскипая, волна превращается в цунами сокрушительной силы, и не в силах сопротивляться и не понимая причин, доктор орет на светловолосую женщину, будто она виновата в том, что его словно раздирают надвое.

Вместо того, чтобы спешить на работу, доктор хватается за будильник. Стрелки показывают 5.30 и не двигаются с места. Он меняет батарейки, но ничего не происходит. Он пытается влезть в механизм, но разумеется, ничего в нем не понимает. По дороге в больницу он сдает часы в ремонт, а по дороге обратно выслушивает очень странный диагноз подвыпившего немолодого часовщика:

– Не знаю я, что с вашим будильником. Вроде все в порядке, механизм отличный. А идти не хочет.

– Почему? – удивляется доктор.

– А вот это вы у него спросите, – ухмыляется часовщик и не берет с доктора денег.

Доктор садится в машину и колесит по городу. Медленно петляет по узким улицам центра, проезжает мимо парка, бездумно несется по Кольцевой, наблюдая за тем, как стрелка спидометра уходит далеко за сто двадцать. Вот тогда-то ему в первый раз приходит в голову мысль о том, что новое и значительное оказалось всего навсего ведром воды. Его выливают тебе на голову, и ты не можешь не промокнуть. Но когда вода высыхает, ничего не остается, и только одежда, которая стала жесткой и царапает кожу, напоминает о том, что было. Поздно ночью доктор снова орет на светловолосую женщину – так, что ей первый раз в жизни становится по-настоящему страшно.

Несколько дней доктор уговаривает себя, что ничего подобного не будет. Что он не поедет больше к Рыжей, не станет караулить ее под окнами и допытываться, откуда она появилась среди ночи с таким лицом. Он оставит ее в покое раз и навсегда, он посвятит себя новому и значительному. После его ухода прошло почти три месяца. Так зачем ворошить прошлое? Зачем реанимация? Он же не верит в реанимацию отношений, сам же об этом много раз говорил и весело смеялся. Примерно с этими мыслями в голове он после работы садится в машину и едет к Рыжей.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.