Времена года

Кто-то что-то сказал про сегодняшние занятия, и Майя вздрогнула. А она сегодня едва не опозорилась. Шел урок по специальности, и все было хорошо и правильно – отработка технических приемов, повторы, разборы ошибок. А она вдруг… вдруг… в музыке услышала его. Ритм его дыхания. Какое оно было тогда. Именно такое – по размеру. Шестнадцатая, восьмая и шестнадцатая. Так он дышал, когда… И его вдохи и выдохи – переливы ослепительного солнечного света в яркой лазури. Июль. Жаркое солнце в зените.

– Майя, вы почему не играете?

Почему? Почему?! Потому, блин!

Кто-то рассмеялся, и она рассмеялась в ответ. И принялась рассказывать про последние гастроли мамы и ее баса. Рассказы Майи всегда слушались с интересом – потому что она была из семьи профессиональных музыкантов и деятельность ее родителей – пример того, что ждет их всех. Ну, может быть, кроме уникума Севки, который будет собирать многотысячные стадионы. Если не про… жрет свой талант.

Майя вдруг поняла, что не владеет вниманием аудитории. Что смотрят куда-то ей за спину. И Аня восхищенно и с некоторой завистью говорит:

– Наверное, это за Чеплыг.

Чеплыг – фамилия девушки с кафедры арфы. Она – уроженка Алдана, в ней причудливым образом сплелись якутские и русские корни. Девушка была невероятно яркой и пользовалась огромным успехом у противоположного пола. В том числе у мужчин гораздо старше себя.

Майя обернулась, чтобы посмотреть, кто там приехал за арфисткой-якутянкой. И замерла. У бордюра стоял черный автомобиль марки «мерседес». Ей со своего места не был виден номер, и она отступила на шаг.

Тот самый.

Она помнила все. Адрес дома и адрес офиса. Номер машины. Номер телефона – на память. А вчера обнаружила себя в метро на чужой ветке. Она знала, на какой выйдет станции. И что там будет.

Она просто постоит в сторонке, где-нибудь на парковке. Чтобы просто увидеть знакомый высокий силуэт в темном пальто, выходящий из стеклянных дверей. Увидеть. Просто увидеть. И ей этого хватит.

Майя развернула себя на половине пути к турникетам. И вернула на перрон. Глупости это все. Глупости. И небывальщина.

А теперь эта небывальщина обнаружилась напротив входа в ее альма-матер.

– Это за мной, – выговорили помимо воли губы. Чтобы убедить в первую очередь себя.

Она шла, чувствуя спиной любопытные взгляды и от этого излишне сильно размахивая футляром. Или – чтобы не упасть. Сердце билось тем самым ритмом – шестнадцатая, восьмая и шестнадцатая. А вдруг она ошиблась номером? А вдруг там – не он?

Он. За рулем – он. Майя знала, что сейчас на нее смотрят все ее недавние слушательницы.

Стук по стеклу – шестнадцатая, восьмая и шестнадцатая.

– Шеф, сколько до Черемушек?

Медленно опустилось стекло. Взгляд бывает медленным? Оказалось, бывает. Под ним сползло с Майи все – обида, злость, желание выпендриться. И осталось только самое настоящее и важное.

– Здравствуй, Июль.

– Здравствуй, Май.

Зима. Январь

Музыкальное сопровождение: И. – С. Бах. «Воздух». Вторая часть 3-й оркестровой сюиты

– Майя, дочка, папа уже шампанское открыл, беги скорее к столу!

– Бегу, мамочка.

Она последний раз взглянула на экран телефона. На два последних сообщения.

Май [23:25] Новогодний концерт для господина из первого ряда состоится вечером второго января. Тогда же будут вручены новогодние подарки.

p. s. С Новым годом, Июль. Я понимаю, что зима – не твое время года. Но все равно – желаю счастья. И тепла.

Июль [23:32] С Новым годом, Май. Господин из первого ряда постарается не опоздать на концерт и обязательно позвонит, чтобы обсудить время начала мероприятия. Не забудь загадать желание. Это самое главное в новогоднюю ночь.

Ей не хотелось гасить экран. Ей до сих пор не верилось в это – что он ответил на поздравление, почти сразу, через несколько минут, за полчаса до Нового года, когда все заняты чем-то… важным. Рядом с близкими и дорогими людьми. А он ответил. Ответил.

– Майя!

– Бегу-бегу!

Она все-таки погасила экран телефона и толкнула дверь своей комнаты. Чтобы пойти встречать Новый год с родителями. Звенеть чешским хрусталем, морща нос, сделать пару глотков колючего шампанского. И загадать желание под бой курантов – так, как он сказал. Желание, ровно противоположное тому, которое она шептала себе под нос еще три дня назад, на негнущихся ногах выпадая из «мерседеса». Как началось ее знакомство с машиной Ильи с наезда на ноты, так и продолжалось… сложно. Вот и в тот день, когда увидела его около консерватории, ноги тоже чуть не подвели.

После приветствия они какое-то время молча смотрели друг на друга. Майя просто не могла поверить окончательно, что он здесь. Вот после всех этих дней, после того ДНЯ, после спины «господина без сердца» и взахлеб слез пополам с водой в ванной комнате… той самой… в которой все так нечаянно и предопределенно началось. После миллиона удушенных в корне попыток ему позвонить и станций метро чужой ветки. После слышащегося ей в самых неожиданных мелодиях ритма его дыхания. После того, как она почти убедила себя, что все кончилось, едва начавшись. И утешаться можно лишь тем, что первый раз у нее случился с порядочным и опытным мужчиной. И будет что вспомнить потом, в конце концов. После собственного всхлипа на этой мысли. И вот после всего этого – он здесь и сейчас смотрит на нее. Смотрит и молчит…

Нет, Майя молчать не будет. Ей есть что сказать.

– Все-таки решил сделать стипендию имени себя любимого?

Оказывается, его гладко выбритые щеки вполне способны вынести нагрузку в виде улыбки. Майя завороженно смотрела, как приподнимаются уголки узких губ. Немного, но все же. И это улыбка. Самая настоящая. Искренняя.

– Пообедаешь со мной?

– Как в… – «прошлый раз с чаем?» не сказалось, хотя почти слетело с языка, который вдруг потерял связь с мозгом. Но голова в последний момент панически включилась. Включилась четким пониманием, что если Майя сейчас скажет про прошлый раз и чай, то черная машина тронется с места и уедет. А Майе останется только помахать ей вслед. И осознать, что больше она Илью никогда не увидит. А это… нет, это невозможно. Теперь – точно невозможно.

Она прокашлялась.

– Как… удачно. У меня как раз занятия закончились. И я очень голодная!

А потом он вышел из машины, чтобы помочь ей сесть. Будто сама не справится! Оказалось, что вот и не справится. Как только Июль оказался рядом… и, несмотря на заполненный выхлопными газами воздух мегаполиса, она остро ощутила незабытую горечь его парфюма… конечно, Майя поскользнулась. Июль поймал ее под локоть, но на черном капоте все равно отпечаталась пятерня. В общем, сложные у нее отношения с этой машиной. Как и с ее хозяином.

Под его внимательным взглядом она щелкнула ремнем безопасности и поправила на коленях скрипичный футляр. Покосилась на мужские руки на руле. Снег идеально ровной манжеты, золото запонки и часов. И пальцы – те самые, которые…

Мы же не будем говорить о том, что было десять дней назад? Никогда-никогда?

– Что ты хочешь поесть?

– Все, кроме конфет и чизкейков.

А потом был итальянский ресторан, небольшой и уютный. Правда, детали интерьера Майя так и не смогла позже вспомнить. Как и вкус наверняка достойной всяческого восхищения пасты с белыми грибами. Впрочем, Илья тоже не выказывал особо интереса к заказанному салату из горы зелени и тонко порезанных кусков говядины. И кофе на столе стоял нетронутый. А Майя мучительно искала темы для разговора, но почему-то замолкала после пары-тройки предложений. Сева… нет. Сессия – нет. Новый год – это личное. Что говорить? Что?! О чем?! Чтобы ему было интересно. Майе казалось, если не будет говорить, то он решит, что она сидит и думает о… о том, что случилось на темно-шоколадных простынях десять дней назад. Нет, это в самом деле так, но…

– Почему скрипка?

Это был тот вопрос, который вдруг сгладил все. И нашлась тема, и Майя болтала без умолку, и он слушал – слушал внимательно и вдумчиво. О родителях-пианистах. О фортепиано с четырех лет. О крепшей с каждым годом тихой, но упрямой ненависти к этому инструменту, который Майя не любила, не чувствовала, не понимала. О том, как однажды заглянула в класс струнных и смешной лохматый мальчишка дал ей подержать в руках смычок. Так в жизнь Майи вошла скрипка. И был бунт в десятилетнем возрасте. Но она отстояла СВОЕ право на СВОЙ инструмент.

Слова текли сами собой под пристальным взглядом. Все было так… так здорово, если бы не звонки его телефона. Ион отвечал на них. Совсем другим, сухим и ровным голосом – таким, каким разговаривал тогда с Майей, когда они с Севой нанесли визит к нему в офис.

– Мне надо на встречу, – кофе допит, третий по счету звонок завершился лаконичным распоряжением кому-то с непроизносимой должностью.

– Да, конечно, – ей оставалось только кивнуть. И проглотить слова о том, что готова каждый день так развлекать его за обедом. Сказать это по-настоящему взрослым и слегка ироничным тоном. Но не получится ведь…

– Куда тебя отвезти?

Вас же там уже очень сильно ждут, Илья Юльевич. Где-то в том месте, в котором серьезные люди решают серьезные вопросы.

– Тебя же ждут, – выдала самую елейную улыбку, какую смогла. – Я сама прекрасно доберусь. Спасибо за обед – было очень вкусно, – Майя так и не почувствовала вкуса того, что ела, но искренне верила в местную кухню.

– И до метро не надо? – к нему снова вернулся ровный и невозмутимый тон. Та улыбка в машине казалась теперь ненастоящей. Померещившейся.

– Нет.

Лишь кивнул.

Из ресторана вышли вместе. Попрощались друг с другом как вежливые взрослые люди. У него снова зазвонил телефон. Уже отвернувшись и делая первый шаг, Майя услышала спокойный голос и четкие указания кому-то из мира Ильи Юльевича.

Июль исчез.

А к вечеру Майя сдалась. Точнее, сдалась гордость. И сказала: «Звони!»

Только вот что сказать, Майя не знала. Впрочем, как известно, если не знаешь, что сказать, – говори по-французски. Но это справедливо для тех, у кого нет скрипки.

Не давая себе усомниться в правильности принятого решения, набрала выученный наизусть номер. После пятого гудка взяли трубку.

– Слушаю.

Слушай. Слушай, пожалуйста. Это для тебя. Вторая часть третьей оркестровой сюиты Баха.

Майя быстро положила телефон на кровать и взяла в руки скрипку. Вечерними репетициями в их доме никого не удивить. И соседи давно привыкли. Не двенадцать ночи же.

Больше всего она боялась потом услышать короткие гудки… или увидеть информацию о том, что звонок завершен. Но звонок был активным. Там, на другом конце… слушали. Кажется, Майя даже уловила ритм дыхания своего слушателя.

– Спокойной ночи, Июль, – пересохшими от волнения губами. И – отбой.

Теперь у него есть ее номер.

По которому он позвонил только через два дня.

За которые Майя едва не сошла с ума.

– Майка, ты еще не готова?! – Сева упер руки в пояс. – Мы же договаривались!

– Севочка, – в прихожую выглянула мама. – С Новым годом! Проходи, покушай. Горячее только из духовки.

На лице Севки отразился процесс внутренней борьбы.

– Иди уже! – Майя толкнула его в плечо. – У тебя есть пятнадцать минут, пока я собираюсь.

За пятнадцать минут Сева успел умять порцию горячего и салат. А потом они поехали гулять в центр. Красная площадь. Тверская. Где она две недели назад чуть не выронила телефон, когда Июль все-таки позвонил.

– Что делают студенты консерватории в пять вечера?

Звонок застал ее на рождественском базаре на Тверской. И Майя выпалила, не задумываясь и почти задыхаясь от волнения:

– На рождественском базаре выбирают подарки. Тебе купить глиняную свистульку в виде птички?

– Думаешь, это мой максимум как музыканта?

Она не удержалась от смеха. Севка покосился, но ничего не сказал.

– Начинать надо с простых вещей. И потом, знаешь… Представь себе, как удобно вызывать секретаршу свистком!

– Ты так считаешь? – совершенно серьезным тоном.

– Уверена! Но без тебя свистульку выбрать вряд ли получится.

– Она подбирается под рост? – невозмутимо.

– Почти. Тебе нужна свистулька или нет?!

Ему совершенно точно не нужна была глиняная птичка, которая издает, если в нее подуть, звонкие незамысловатые звуки, – Майя была в этом уверена. Но он сказал, что будет через полчаса. Севка, как только узнал, что сюда приедет Илья, тут же смылся. Он дал Илье прозвище «Медуз Горгоныч» – утверждал, что под его взглядом все каменеет – и всячески избегал разговоров про Горгоныча и всего, что может быть связано с ним.

Июль приехал. И они гуляли по базару, выбирали свистульку и ели яблоко в карамели. Точнее, ела Майя. Разумеется, извозилась вся – все, что можно есть на ходу и на улице, особенно мороженое, было ее проклятием. Ибо неизменно оказывалось не только во рту, но и везде. И потом в машине Июль оттирал ей щеки влажными салфетками. А она закрыла глаза, упивалась прикосновениями его пальцев к лицу и ждала.

Не дождалась. Ни разу! Ни разу!!! За все встречи после его приезда в консерваторию – ни одного поцелуя. Даже в щеку. Даже на прощание. Те влажные салфетки в машине стали самым интимным, что он позволил себе. Он, мужчина, который… Ее первый мужчина. И теперь вот, после всего, от чего у нее до сих пор при воспоминании алели щеки и ухало куда-то совсем вниз и внутрь сердце, – ни-че-го. Салфетки только. Салфетки!!! Встречи, обеды, машины, свистульки, салфетки. И ни одного поцелуя.

К концу месяца ей стало казаться, что еще чуть-чуть – и она сделает это сама. Потому что уже ничего не понимала. Что он делает? Зачем он это делает?! А поцелуя хотелось смертельно. А может, не только поцелуя.

Но он сделал это первым. Все-таки поцеловал. За три дня до Нового года.

Его машина припаркована у подъезда. И сказаны все слова. И Майя отвернулась, чтобы скрыть разочарование – уже почти до слез разочарование очередным сухим прощанием. Пальцы легли на ручку, и тут его негромкое:

– Май?

Она обернулась. Его лицо вдруг близко. Мягкое, аккуратное, невесомое, как пух, касание губами губ. И она сама тут же превращается в пух – нет тела, только звенящая невесомость. Рот приоткрывается сам собой. Приглашая.

Приглашение игнорируют. Еще одно касание губами – уже щеки. Теплым шепотом на ухо:

– Спокойной ночи, Май.

Если бы он не отстранился в тот момент, она бы его укусила. Правда!

Из «мерседеса» буквально выпала – машина ей мстит за те удары по багажнику, явно! Шла к подъезду, гордо задрав подбородок. И обещая себе клятвенно загадать под бой курантов желание, чтобы он куда-нибудь провалился. Ко всем чертям! Со своим июльским джентльменством, корней которого Майя решительно и тотально не понимала.

А в половину двенадцатого уходящего года она кардинально поменяла свое решение. И потом Июль фигурировал в загаданном желании. Он был, можно сказать, главным объектом того, о чем она просила, зажмурившись и глотая колючее шампанское.

После прогулки по новогоднему и нарядному центру Майя пришла домой ближе к четырем, когда все спали. И сама тоже рухнула в постель. Но перед сном снова перечитала его сообщение.

Он обещал позвонить второго. За неполных два дня наступившего года она выучила его поздравление наизусть. Историю русской музыки бы еще так выучить.

* * *

Ключ легко повернулся в замке, открывая дверь. Илья вошел в квартиру и нажал на выключатель. Прихожая озарилась мягким светом.

Дома было тихо, пусто и совсем не по-новогоднему. Елена Дмитриевна, домработница, которая приходила несколько раз в неделю и вела хозяйство, уехала к дочери и внуку на все выходные. Она возвратится только после Рождества.

В квартире царил идеальный порядок. И совсем не чувствовался праздник. Илья положил на столик ключи, снял пальто, прошел внутрь. После шумного Нового года в доме родителей он был рад тишине собственного жилища.

Это стало уже традицией – устраивать широкие гуляния с множеством гостей, размещенных в маленьких флигелях на территории усадьбы. Партнеры по бизнесу, преуспевающие юристы, нужные люди – круг хороших и важных знакомств. Привычный мир, который оживлял огромную столовую родительского дома. Успешные мужчины, ухоженные женщины, звон бокалов на тонких ножках, устрицы и черная икра на столах, поздравления, легкие беседы о делах и перспективах – по касательной буквально, но с прицелом на будущие более серьезные переговоры. Мать с прямой спиной и бриллиантами на шее.

– Илюша, мальчик мой, – подставила щеку для поцелуя и добавила чуть тише: – Там один из партнеров отца с дочкой приехал. Иди, развлеки девушку. Очень хорошенькая и только что из Лондона.

Она действительно была хорошенькой. Лет двадцать семь. И даже умненькой. И их даже посадили рядом.

Разговор Илья вел на автопилоте, время от времени поглядывая на отца, который улыбался одному из гостей. В последнее время Илья часто думал о том, как много в их общении разговоров про бизнес и как мало – про жизнь. Просто про жизнь.

Ты счастлив, папа? Конечно, у тебя есть мама, которая всегда рядом и поддерживает в любой ситуации. И груз на твоих плечах с годами стал так велик, что голова совсем белая и спина чуть ссутулилась. У тебя большой бизнес, большой дом и большой круг знакомств. Но ты счастлив?

– И я ужаснулась, увидев эту картину в галерее Тейт, – донесся до Ильи голос девушки.

– Вы увлекаетесь искусством? – машинально спросил он.

– История искусств входит в обязательную программу моего образования, – ответила гостья.

Алиса. Дочку партнера звали Алисой.

– Заинтриговали, – Илья сделал знак официанту наполнить бокалы. – Какое же у вас образование?

– О, у меня очень важное и нужное образование. Называется – идеальная жена, – Алиса подцепила с тарелки кусочек стебля спаржи и обмакнула его в сливочный соус.

– Идеальная жена – это профессия? Не знал.

– Конечно, в наше время на это учат, – в ее голосе слышались ирония и нескрываемый цинизм. – Одеться со вкусом, выглядеть ухоженно, иметь хорошее образование, уметь вести вежливую беседу, заполняя ненужные паузы в разговорах, развлекать гостей, сопровождать мужа. Идеальная жена – это профессия.

В это время из-за стола поднялся один из гостей, чтобы громко провозгласить тост, посвященный уходящему году, поэтому Илья мог не отвечать хорошенькой блондинке. Вместо этого он подумал о том, что Дуня совершенно точно не заканчивала подобных курсов и что ей этого не надо.

А красивая дочка партнера улыбалась как с обложки глянца. Ослепительно.

Сообщение Майи, пришедшее именно в этот момент на телефон, показалось чем-то инородным. Послание девочки, искреннее и бесхитростное.

– Так что же вам, Алиса, понравилось больше всего в галерее Тейт? – поинтересовался Илья, отложив телефон.

– Честно говоря, – ответила она, отпив из бокала холодный шипучий брют, – я не люблю живопись. Я просто в ней разбираюсь.

Ясно. А маленькая девочка в Москве любит скрипку. И живет музыкой.

Илья снова взял в руки телефон и набрал ответ Май.

Празднование, как обычно, прошло идеально. В полночь все громко поздравляли друг друга с наступившим Новым годом, потом гремел салют на улице, затем началась музыкальная программа. По традиции, были приглашены профессиональные исполнители. Спать все разошлись ближе к четырем утра. А первого числа, также по традиции, все с удовольствием угощались шашлыками на улице.

И все же, когда гости разъехались, мать не смогла скрыть своего разочарования.

– Она тебе не понравилась, да?

Несложно было догадаться, что речь шла об Алисе.

– Не понравилась.

– Хорошая девочка.

– Хорошая, – согласился Илья. – Для меня даже слишком.

Дома было тихо. Он привез с собой проекты договоров компании отца, в которую вскоре предстояло войти и Илье.

– Никто ничего не должен пронюхать, – сказал отец, вручая папку. – Иначе нам не дадут провернуть эту операцию.

Папка легла на рабочий стол в кабинете. Илья смотрел на нее и думал о том, что надо было уехать в горы. На всю праздничную неделю. В Швейцарию. Или во Францию. Горы. Снег. Лыжи. Вечером – приятная усталость во всем теле, ни о чем не думать. И никого не видеть. Он не заметил, как стал задыхаться. Он задыхался даже в новогоднюю ночь. От теории про идеальных жен. От пустоты вокруг и внутри.

Начать читать документы сейчас или сначала кофе?

Взгляд зацепился за разноцветную глиняную свистульку, которую ему недавно подарила Май. В тот день она с умным видом читала лекцию о том, чем отличались друг от друга стоявшие рядом штук двадцать абсолютно одинаковых на вид свистулек. Причем сочиняла с таким упоением и азартом, что прервать монолог было совершенно невозможно. А потом выпросила запеченное в карамели большое красное яблоко на тонкой палочке и ела его прямо на улице. Ее ужасная шапка снова сбилась набок, под конец Май перепачкала в карамели руки, шарф и перчатки, и он в машине оттирал влажными салфетками ее холодные, но румяные щеки. И чувствовал в этот момент себя на десять лет старше, чем был на самом деле.

Илья взял поделку и повертел ее в руках, разглядывая яркие аляповатые цветы. Он и сам не знал, зачем продолжал общаться с этой девочкой. Но в ней было столько жизни, столько бравады и вызова. Искренности. Что все равно звонил. И обещал перезвонить сегодня.

Илья поставил свистульку на стол. На часах – три пополудни. Набрал Май.

Соединилось после первого же гудка.

– Да?

– У тебя сегодня премьера, Май?

– В некотором роде. Если господин из первого ряда соберется. Привет. С наступившим, Июль, – ее голос слегка звенел, словно она его сдерживала. И был очень юным.

– С наступившим, Май, – он присел на угол стола и снова взял свистульку. – Как встретила Новый год?

– Гуляла по Красной площади с Севой. Тебя там видно не было.

– Это ты просто не заглядывала в Мавзолей.

Прошло около двух секунд, прежде чем Илья услышал ответ – громкий, веселый, захлебывающийся смех. Май несколько раз пыталась что-то проговорить, но у нее ничего не получалось – снова срывалась на хохот. Илья слушал, как прерывисто она дышит, пытаясь успокоиться, и поймал себя на том, что тоже улыбается.

– Прости, мы были без цветов, – наконец удалось выговорить Май, после чего они хохотали уже вдвоем.

– Меня не было в городе, – сказал он, когда веселье утихло. – Но сейчас уже в Москве и могу тебя забрать. Куда хочешь поехать?

А она вдруг замолчала. Совсем.

– Май?

– К тебе, – раздался тихий и серьезный ответ.

Теперь молчал он. Думал. Обо всем сразу. О том, что означают ее слова, о том, насколько он готов и насколько готова она, и о том, что Елена Дмитриевна что-то закупала из еды перед Новым годом, но вряд ли это подойдет для домашних девочек из хороших семей.

– Хорошо, – наконец сказал Илья, слыша ее чуть сбившееся дыхание в трубке. – Откуда тебя взять?

– Я дома, – голос Майи снова прозвучал звонко, и он подумал, что, наверное, эта звонкость проявляется, когда она волнуется. – Можешь туда подъехать?

Смелая маленькая Май. Революционерка.

– Да.

* * *

Никак не могла сообразить, что надеть. Хотелось юбку, но не имелось подходящей обуви. Юбка с желтыми ботинками будет смотреться нелепо. Значит, джинсы. К ним – что?

Опять хотелось что-то нежное, женственное. Ага, вот ту самую кремовую блузку в цветочек. Вообще зашибись.

Звонок телефона поставил финальную точку в ее мучениях. Вот эта, полосатая. Главное, что чистая.

Да и кто обратит внимание, какая на ней блузка? Если цель встречи – иное. Впрочем, простые голубые слипы этой цели тоже мало соответствовали, но альтернативы не было – поэтому…

Дверь квартиры щелкнула замком особенно громко.

А вот пассажирская «мерседеса» открылась бесшумно.

– Здравствуй, Июль.

* * *

Он второй раз за день открыл квартиру и зажег свет в прихожей. Май поставила небольшой бумажный пакет на полку, начала раздеваться. Как и в прошлый раз, он протянул руку. Теперь Илье вручили пуховик. Его гостья была в джинсах и полосатой блузке, совсем девчачьей. Она снова взяла пакет и ожидающе застыла в коридоре.

Май нервничала. Он это чувствовал. Повел ее в гостиную. Девушка остановилась посреди комнаты. Илья повернулся к ней. Она протянула яркий бумажный пакет со словами: