Командировка

Григорий Иванович тут не сплоховал, машина завелась мгновенно и так стартанула с места, что я мгновенно вспотел, увидев как щебёнка словно пули полетели мимо оставшихся на дороге. Через пятьдесят метров я очнулся и неистово заорал: – Григорий Иванович, Стой!!!

– Чего – Стой! Газу отсюда надо… – исступлённо закричал в ответ подполковник.

– Стой – я говорю…

Машина, завизжав колёсами по асфальту остановилась, а я открыв дверцу выскочил на дорогу, коротко бросив через плечо: – Я сейчас…, – и побежал в сторону остановившихся, на визг колёс, удивлённых мужиков.

– Слышь… Погоди… – я подбежал к криминальщикам и, запнувшись спросил, – слушай, а ты с ментами потом разобрался?

Крепыш беззаботно рассмеялся и повернулся к подельникам: – Я вам рассказывал про ментов, как я их сук гнул, а он свидетелем был. А что ты их знаешь?

– Да, нет. Я там просто стоял… попутку ловил… Ну так что, разборки прошли или как?

– За базар я всегда отвечаю, так что без «или как». Не получилось разборок, я туда через полчаса приехал, а они все умотали. Зассали… Закрыли пост на замок и ВСЁ. Я там минут двадцать ещё стоял, ждал – Вдруг приедут? А потом плюнул и уехал, всё равно где-нибудь попадутся. Рожи я их запомнил.

Крепыш повернулся к товарищам и кивнул им на машину: – Я сейчас приду, с командиром только побазарю немного.

Бандюганы пошли к машине, на ходу закуривая, а крепыш снова повернулся ко мне: – А ты что и вправду командир танкового батальона? И танки есть?

– Да, а ты кто? – Крепыш мне всё больше и больше нравился. Хоть он явно был бандитом и довольно крутым, вполне возможно авторитетом, веяло от него чем то положительным, не то что от его сопровождающих.

Авторитет достал сигареты и неспешно закурил: – Да кто я – для тебя неважно. Я вот тоже когда-то хотел и стремился стать офицером, но… не сложилось. А так, если перевести моё положение на ваше армейское, то я буду повыше, чем ты. Полковник и если повезёт, то скоро вылезу в генералы. Ну… если только повезёт… – Вроде бы он хвалился и должен был с гордостью говорить о своём высоком положении в криминальном мире, но в голосе проскакивало некое сожаление. Помолчал немного, потом оживился и спросил.

– Да, кстати, а сколько сейчас командир батальона зарплату получает?

– Три тысячи с копейками.

– Три тысячи…! – Удивился собеседник, – я думал больше…

Он сунул руку в карман и достал приличную пачку денег, потом пошарился в других карманах и к пачке добавил ещё с десяток купюр: – Во… тут около сорока тысяч – это мои личные карманные расходы. И то это ну… недели на две… наверное. Как же можно жить на те деньги, которые ты получаешь? Ты молодой, тебе же и трахаться надо и выпить с товарищами…

Я усмехнулся: – Ты знаешь – на всё хватает. И на то и на это… Зато спокойно живу.

Крепыш рассмеялся: – Тут ты прав. Насчёт спокойствия. У меня квартира на первом этаже, так решётка на лоджии закрывается на замок и ключ всегда лежит дома на видном и легкодоступном месте. Это чтобы ночью мигом уйти через лоджию, если менты, или свои неожиданно завалятся. Так что, если по честному, то лучше иметь твои деньги и спать спокойно. Так что служи, майор, и зарабатывай полковника своим путём. Ладно, давай, – удачи тебе.

Мы пожали друг другу руки и разошлись.

– Вот, Боря, и думай как хочешь. Среди них, оказывается, тоже нормальные бывают.

– А замполит где?

– Тююю… да он погнал куда-то на Елизавет. Там у него есть покупатель на «Запор». Сказал, что он больше не ездок.

Мы помолчали, я подогрел чай и разлил по новой, а когда выпили по пол кружки, решил Володе рассказать про своего друга, который совсем недавно попал в похожую историю, но с другим концом.

– В соседнем полку, Володя, у меня друган есть. Подполковник, нормальный и резкий мужик. Недавно купил машину. Ну и естественно за рюмкой мы тоже обсуждали такую ситуацию, а что если…? Лучше платить или идти через суд? Друг, говорит – никогда. По хер, что они криминальщики. Хер им. А тут на той недели приходит ко мне и говорит – Боря, дай мне в долг десять тысяч рублей на полгода. Я верну тебе с процентами. Я ему говорю – Ты что? Какие проценты с друзей? Я тебе дам десять тысяч. А потом спросил – Зачем ему деньги?

Он помялся и рассказывает: Ехал по дороге и чиркнулся бортами с крутой иномаркой. А там сидели бандюганы. Вот сейчас и занял денег, чтобы перекрасить им машину. Ты что ли бортанул их? – Спрашиваю его. Он говорит – Нет, они виноваты были. Так что ж ты им перекрашиваешь?

Товарищ тяжело вздохнул: – Да я тоже сначала упёрся, когда они потребовали либо бабки, либо перекраски машины. Несмотря на их угрозы, я сказал – Нет. Ни то, ни другое. Вызываем ГАИ. Приехало ГАИ. Капитан там нормальный оказался. Бандюги на него тоже попытались наехать, чтобы он в их сторону составил протокол. Но тот их послал на три буквы и как положено всё зафиксировал, в том числе и то, что они виноваты. Потом отводит меня в сторону и говорит – Товарищ подполковник, они виноваты и я всё сделал, как положено. Но мой человеческий совет – перекрась им машину иначе они тебя, твою семью зае…ут, разденут и нищим оставят и никто тебя не защитит. Вот пришлось с бандитами договорится по перекраске.

– А как же слова – Никогда!

Друг зло сплюнул и говорит: – Это хорошо так рассуждать на лавочке перед подъездом – пока сам не попадёшь в такую историю и всё это не испытаешь на своей шкуре.

– Так что, Володя, повезло вам с замполитом…

Из серии «Армейские будни»

Комдив

Вид у меня наверно был ещё тот… Немцы, до этого вольготно и спокойно сидящие по всему вагону, увидев ввалившегося к ним с матом и грохотом военного русского, благоразумно пересели в дальний конец вагона и с опаской оттуда глядели на меня – взбудораженного, дымящегося, с дрожащими руками, справедливо ожидая длинной автоматной очереди. Они испугано вздрогнули, когда я с ненавистью посмотрел на них и беспощадно изрёк, сквозь почти сжатые губы – БЛЯДЬЬЬЬЬЬ…!!!!

Да… всё было именно так и хлестанул бы автоматной очередью… Но… но… Война закончилась тридцать один год тому назад. Да… дымился, и руки дрожали и ненависть была. Но вот немцы были не те… покорно ожидающие мести, и я видел, как двое из них быстренько улизнули в другой вагон, явно за подмогой.

И то что дым от моей одежды шёл, был не дым, а пар. Да парил… При плюсовой температуре. Да… такие мы русские… Если что-то делать, то вот так – на износ. Чтоб ты был весь мокрый, хоть выжимай и пар шёл отовсюду. Попробуйте немцы, по доброй воле пробежаться с тяжелеными чемоданами три километра за двадцать минут и не умереть. Вот и руки дрожат… А что ненависть!? Такая хорошая, глубокая и здоровая!? Так это не к ним, а к командиру дивизиона подполковнику Хончи. Саксаулу… Блядь, его возьми…!!!!

Всё-таки, как у немцев всё чётко. Прошло всего одна минута и в вагоне нарисовались контролёры, вернее контролёрши. Две здоровые, дебелые немки в железнодорожной форме, с охеренными жопами в синих форменных штанах, с бюстами, от вида которых все элитные коровы умерли бы от зависти и с невозмутимостью на деревянных кельтских лицах. Но в глубине глаз у них плескался страх. С русскими, особенно когда они в нехорошем состоянии, или в алкогольном кураже даже полиция старалась не связываться. Не знаю, что им там наговорили, но когда увидели молоденького русского… Ну да… мокрого от пота, взбудораженного, но трезвого, сидевшего как на иголках у крайнего окна, но смирного… Облегчённо вздохнули и уверенность вернулась к ним, и они со строгостью в голосе потребовали билет. Поезд уже минут как пять старательно стучал по рельсам и билета у меня не было. Но у немцев не принято за это высаживать. Я тут же купил билет до Дрездена, заплатив при этом штраф в две марки.

Потусовавшись с пару минут в вагоне, контролёрши ушли, а я расслаблено откинулся на спинку и в вагон вернулось спокойствие и умиротворённость. А у меня наконец-то возникло стойкое ощущение, что я в первом своём прапорщиском отпуске и целых два месяца буду балдеть в Союзе.

Думал, что меня отпустят в отпуск где-нибудь в декабре, а он свалился внезапно в сентябре, и мне пришлось ещё три дня протусоваться в полку, пока был готов ехать. Уехал бы сразу – всё было бы спокойно. Но вот пока закупался подарками, пока приоделся, пока то… сё… А тут вчера вызывает меня командир дивизиона подполковник Хончи.

– Цеханович, ты же завтра домой едешь?

– Так точно, товарищ подполковник…, – браво и радостно отрапортовал.

– Слушай, Цеханович, у меня в Бресте сын живёт. Не передашь ли ты ему небольшую передачку? Всё равно ведь целый день в Бресте болтаться будешь…

– Да никаких вопросов, тем более говорите она небольшая

– Небольшая, небольшая, – засуетился командир дивизиона, – ты вечером, чем занимаешься? Я б занёс её…

– Да чего вам, товарищ подполковник, заносить. Я сам зайду.

– Да я занесу, ты не беспокойся…

Я и не беспокоился. Занесёт – так занесёт.

Вечером у меня было всё готово. Всё уложено в два чемодана «Гросс Германия». Там как раз оставалось местечко под небольшую передачку. Сел с ребятами, с кем проживал в комнате, и понеслось у нас обмытие моего первого отпуска. Одна бутылочка, вторая… Я то «придерживал коней». Мне вставать рано утром и на вокзал переться, а ребята «веселились». Время было около десяти вечера, а командира с передачкой всё не было. Ну, и чёрт с ним. Это его проблемы. Но вот когда мы уже практически заканчивали, в пол двенадцатого ночи, и как всегда не хватило и мы уже начали решать где «ЕЁ» достать, в дверь застучали. Сначала зашёл командир дивизиона, а в след за ним «Небольшая передачка», которую еле пёрли четыре бойца. При виде этой передачки, я даже слегка протрезвел и от удивления, смешанного со здоровым изумлением – засвистел руладами.

– Во… Цеханович, принимай…

Я немо открывал рот, наблюдая, как бойцы с красными от натуги лицами осторожно ставят чемодан «Гросс Германия» рядом с моими и туда же опускают нечто большое, обшитое куском серого брезента.

– Вот… – довольно произнёс командир дивизиона и мне только и осталось, как подняться со стула и подойти к «передачке». Чемодан – килограмм на тридцать. И баул… ну… он легче, но блин громоздкий и неудобный для ношения в руках.

– Товарищ подполковник, вы же говорили что небольшая передачка, – жалобно запищал я и кивнул на два свои чемодана, – у меня же вон, своего на две руки.

– Да ты что, Цеханович? Такой здоровый парень, не дотащишь что ли? – И бац на стол бутылку водки, которая тут же всё и решила. Ребята, присмиревшие при виде подполковника, сразу оживились и загомонили: – Да ты что, Боря? Товарищ подполковник, не беспокойтесь – мы ему поможем всё это дотащить до вокзала.

Я тоже был изрядно датый, что и решило всё. Махнул бесшабашно рукой: – А… всё будет нормально, товарищ подполковник. Давайте адрес.

Передача бумажки с адресом, короткий инструктаж и подполковник исчез, пожелав хорошего отдыха. Но, блин, эта последняя бутылка и сыграла херовую роль. Если её не было, начало отпуска было бы более позитивным. А так, в полчетвёртого утра я не сумел разбудить друганов и пришлось оперативно решать задачу с четырьмя единицами багажа, каждый из которых можно было взять только одной рукой. А до вокзала было километра три. Но ещё не прошедший хмель, плюс дурной военный азарт и я, с весёлой злостью, пошёл с тремя чемоданами и баулом, решив попасть на пятичасовой поезд. Причём, делал это следующим способом. Брал в руки два чемодана и скорым шагом двести метров вперёд, потом лёгким галопом возвращался назад, брал чемодан и баул и в том же темпе возвращался к своим чемоданам, но не останавливался, а шёл вперёд ещё двести. Потом возвращался за теми и вперёд. Блядь. Таким челночным методом прошуровал первый километр и из меня вышел весь алкоголь и дурной, военный азарт. Зато злость достигла хоть и не пиковых значений… Но… я просто от неё кипел. Второй километр был тяжелее, но в том же ударном темпе и на мне всё было мокрым. А тут я увидел, что до поезда осталось двадцать минут и не успеваю. Можно было сказать – да и хрен с ним, с пятичасовым. Поеду на следующем, через сорок минут. Но нет же… Я же упёртый…, Телец… да ещё в жопу военный… Как же – назначил себе пятичасовой, значит и должен на этом поезде и уехать....

Я надул щёки, вспомнив последние двадцать минут перед поездом, выпустил воздух и тихо засмеялся. В течение этих двадцати минут был качественный галоп с препятствиями и с тяжестями в руках. Если посчитать этот челночный бег, то получается…, получается… Получается три километра на одном километре. Как я бежал… как я бежал… С чемоданами и баулом в руках… Как красиво и одновременно страшно бежал… Слава богу, для немцев пол пятого утра тоже было очень рано и они не могли в панике разбегаться, видя дико мчавшегося по улице русского, обвешанного чемоданами и баулами.

За полтора часа езды успокоился и уже сам удивлялся своей ненависти к командиру дивизиона.

Да нормальный командир дивизиона. Ну, туркмен… Цивилизованный и образованный. Не то что бойцы-туркмены – сразу видно, что они с пустыни и простые дехкане. И никогда не подымутся выше своего аула. А наш подполковник нормальный артиллерист и как командир дивизиона на высоте и не выбивался из общего ряда командиров дивизиона. Он дослуживал в Германии и через год собирался уходить на пенсию. Как у любого офицера у него были свои «примочки», над которыми подчинённые, как правило, доброжелательно посмеиваются. Так у него было любимое слово – «сэндвич», которое он использовал в разных ипостасях. Но больше любил его есть. Так он запросто мог оборвать офицера, заявив: – Хорошо, я сейчас съем сэндвич и подумаю над этим вопросом… – и доставал. В зависимости от обстоятельств, либо из ящика своего стола, либо из полевой сумки здоровенный бутерброд с колбасой и ел его. Или в лагерях мог пройти на ПХД и попросить повара: – Ну-ка сооруди мне, сынок, сэндвич… – и боец на огромный кусок хлеба выкладывал толстым слоем тушняк. Поэтому, когда мы были в настроении, то доброжелательно говорили: – А вот наш «сэндвич»…

А когда были в гневе или в не хилом возбуждении, вспоминали национальность и к слову «сэндвич» припечатывали: – Саксаул… Ёкарный бабай…

А так – Да… нормальный командир. Но всё-таки… С «небольшой передачкой» он хорошо нагрел меня.

Придя, за время поездки в поезде, в окончательное отпускное настроение, бодро вышел на перрон Дрезденского вокзала. Но здесь меня ждал досадный сюрприз. Мне парни говорили: – Ты на вокзал приедешь, а там зал для советских отдельный и спокойно вещи можно оставлять и погулять по городу до поезда…

А тут зал есть, но, блядь, он закрыт. Да ёп…паный… Что за невезуха… Ну, куда теперь? Зал откроется через два с половиной часа и теперь что ли с тремя чемоданами и баулом ползать по вокзалу? Был бы один, да с двумя своими чемоданами… Куда-нибудь бы пристроил и был свободен.

– Да пошло оно на хрен…, – быстро, по военному, раздражённо, а также безбашенно махнул про себя рукой, бросил посередине прохода свой и командирский багаж и спокойно. Конечно, не совсем спокойно, но побрёл в сторону вокзального ресторана. Я уже знал, что в Германии не воруют. Как немцы говорят – У нас, в Германии, замки появились, когда вы, русские, нас захватили. А месяц назад я сам был свидетелем честности одного немца. Месяца три до того, зашёл я с покупками в один небольшой магазинчик. Купил какую-то там мелочёвку и ушёл. И уже в общаге обнаружил, что где-то «посеял» небольшой, но красивый фотоальбом с видами нашего города. Ну… потерял, так потерял. Что теперь поделать? А месяц назад забрёл я в этот магазинчик и немец, хозяин магазина, кинулся обрадованно ко мне. Что-то радостно лопочет. Пока не стал совать мне альбом. Я уж забыл про это, а он помнил, хранил и ещё извиняется, что целофан на обложке чуть надорван – Ребёнок, мол, чуть подпортил....

Вот я и пошёл. Перекусил жаренной курицей в вокзальном ресторане и не спеша побрёл в сторону дворцового комплекса «Цвингер», где располагалась картинная галерея и где я забыл и про чемоданы и про отпуск тоже, стоя разинув рот перед потрясающей картиной Рафаэля «Сикстинская Мадонна». Сколько раз смотрю на неё и столько раз тону в её глазах. Не знаю, как на других она действует – но я всегда тону, даже не сопротивляясь. Огромных размеров… Где-то три с половиной метра на два… И сюжет банальный Мадонна с младенцем на руках. Но всю эту картину освещают живые глаза Мадонны. Я, когда первый раз увидел – так и замер, простояв напротив картины около часа соляным столбом.

....Я шёл обратно к вокзалу и начинал слегка волноваться. Немцы – немцами, а всё-таки – Вдруг украли? Ладно бы мои вещи, но там же – чужие. Меня ведь потом комдив сожрёт. С потрохами сожрёт, вместо сэндвича. Зашёл через центральный вход в огромный вокзальный холл, медленным шагом прошёл вперёд и свернул налево в широкий коридор, где в его глубине и был небольшой советский зал, около которого бросил чемоданы с баулом.

– Оп-па-на… – чуть ли не весело воскликнул про себя, глядя на пустое место, где я бросил вещи, – а говорят у немцев не воруют… Вот ты ж блин…!!!!

– Так, Боря, и что теперь делать будем? Ведь если я сейчас не найду командирские вещи – с отпуска можно не возвращаться. Ладно, спокойно, главное спокойствие…

Я удивлялся своему спокойствию и также спокойно оглядел коридор и даже не удивился, увидев свои вещи в углу, куда их передвинули, чтобы не мешали проходу.

Дальше, а дальше было всё нормально. Покупка билета, поезд, купе в последнем вагоне, Франкфурт на Одере, где немного повеселился. Поезд остановился у перрона и народ шустро разбежался по своим делам: кто в гаштетт, кто погулять по городу и по магазинам. Благо мы тут стояли около трёх часов. Я ещё когда ездил в отпуск на срочке, знал про это и то что в это время поезд перегоняют к другой платформе. Поэтому вышел на перрон и решил подождать этого момента, чтобы потом уже спокойно выйти и погулять вокруг вокзала. Следом за мной вышли два молодых лейтенанта с соседнего купе, ехавшие в Союз на какие-то сборы. Они покрутились немного, посовещались и направились к подземному переходу. И когда они начали туда спускаться, послышался гудок тепловоза, лязгнули вагоны и наш поезд плавно тронулся вперёд.

Я в это время стоял в тамбуре и видел округлившиеся, неверящие глаза летёх: – Как так…? Почему он поехал? А мы…?

Я засмеялся и это их мгновенно вывело из ступора и лейтенанты помчались на выход из подземного перехода. Выскочили на платформу и сразу же рванули вслед поезду, набиравшему скорость и удаляющийся в сторону Польской границы. Они может и догнали бы последний вагон, но платформа кончилась, они спрыгнули на землю, потеряв драгоценных несколько секунд, за которые поезд прибавил скорости.

Я сначала кричал, останавливающе махал руками, пытаясь донести до них – Что поезд сейчас вернётся… Правда, к другой платформе.

Но потом бросил это бесполезное действие, с интересом глядя на мчавшихся изо всех сил офицеров и смеялся. А также весело прикидывал – Догонят или не догонят? Это продолжалось километра два и весь этот путь пролегал по территории крупного железнодорожного узла, со множеством путей, стрелок, столбиков, фонарей и другой наземной железнодорожной инфраструктуры. Так что лейтенантам можно было этот бег смело зачесть в «Бег по сильно пересечённой местности». Поезд стал снижать скорость, что лейтенанты посчитали – что догоняют. Ещё прибавили ходу, зацепились за поручни и наконец-то заскочили в задний тамбур.

Загнанно дыша, мокрые от пота, вытаращенные глаза, красные лица и счастье в глазах от осознания – УСПЕЛИИИииииии.... ДОГНАЛИИИиииии… Чёрт побери… они сделали ЭТОоооооо.... А меня загибало от смеха, в попытке рассказать, что я сегодня утром был в точно таком же положении, но бежал только с чемоданами и баулом. Пытался и снова заходился от смеха…

Поезд тем временем остановился, гуднул где-то там вдали и пошёл обратно. Смеяться я уже не мог, лишь похрюкивал, глядя на недоумевающие лица летёх. Но с новой силой зашёлся, увидев округлённые в удивлении глаза офицеров, когда вагоны остановились около соседней платформы…

Ночью, в Польше, они снова отличились. Проснулся я от стука в окно. Поезд тихо стоял на какой-то польской, забытой богом, станции. Опустил окно, высунулся и увидел внизу двух поляков, которые ходили вдоль вагона и стучали в окна. Из соседнего окна, точно также торчали головы лейтенантов.

Поляки продавали за немецкие марки порнографические журналы, спичечные коробки с изображёнными на них опять же голыми бабами и разную другую порнографическую дребедень. У меня было десять марок и я высунулся чуть ли не по пояс и купил оригинальную шариковую ручку, где внутри прозрачного корпуса, в жидкости виднелась фигура женщины. Если держать ручку нормально – то она была одета в платье. Если ручку переворачиваешь, то платье соскальзывало с фигуры, обнажая женские прелести. Занятная вещица. В общении с поляками я держался настороженно, зная их гнусную сущность. А неопытные летёхи, оживлённо общаясь с ними, были неосторожны. Тепловоз в голове поезда гугукнул, предупреждая о начале движения, и в этот момент оба продавца одновременно подпрыгнули, сорвав с рук офицеров часы, и побежали от поезда, сопровождаемые возмущёнными воплями и бессильным матом. А часики то у них были шикарные… Ну… Ничего – опыт дело наживное.

В Брест поезд прибыл в половину десятого утра и народ, толкаясь и поторапливая друг друга, активно ринулся на выход. Я не торопился, подождал немного и только тогда вылез со своим багажом из вагона, прикидывая как мне ловчее попасть в багажное отделение и сдать свои чемоданы. Конечно, все носильщики уже были расхватаны и мне предстоял знакомый челночный ход, но уже с короткими пробежками иначе чемоданы упрут только так. На перроне загружали свои тачки последние носильщики. Я подёргался туда – сюда, тяжело вздохнул и попёрся к переходу. Но на половине пути мне несказанно повезло. За проволочной изгородью, разделяющую пополам перрон и отделяющую небольшое здание пригородного вокзала от пассажирского «Брест-пассажирский», по перрону катил свою тележку носильщик с одним чемоданом, а сзади него гордо шефствовал и сам хозяин чемодана.

– Шеф… – заорал я носильщику и запрыгал, махая руками и привлекая внимание, – шеф, давай сюда.

Носильщик повернул лицо, густо покоцанное оспой, и солидно пророкотал: – Не видишь, сынок, я клиента обслуживаю…

Владелец чемодана, явно местного проживания, тоже с осуждением бросил на меня взгляд и попытался сделать замечание. Но я уже был «в атаке»: – Какой на хрен клиент? Это я клиент – плачу десятку за четыре чемодана… И за его чемодан тоже…

Эффект был мгновенный. Тележка мигом остановилась и носильщик тут же снял чемодан и поставил его на пыльный асфальт перрона: – Тут вам немного осталось. Сами донесёте… – и, не оглядываясь на возмущённые вопли мужика, ринулся к проходу, чтобы зарулить ко мне.

Дальше пошло весело. Закинули мои чемоданы, баул и мы сначала подскочили к багажному отделению, куда сдали мои чемоданы, потом к полевому банку, отделение которого размещалось с другого конца вокзала. А через пятнадцать минут я грузился в такси.

Дверь квартиры мне открыла красивая блондинка. Ни фига себе. Она мило улыбнулась и я затащил «небольшую посылку» в квартиру. А тут из комнаты вышел и сын командира, которого я узнал по фотке. Совсем не похож на туркмена и такую русскую молодую жену себе отхватил. Ну что ж… Всё правильно – дети должны жить лучше, чем родители.

Меня усадили за стол, пошли расспросы про отца – Как здоровье? Как у него дела? И мне пришлось всё подробно рассказывать. Подробно, но не всё. Наверно всё и не надо им знать. Например, как он приболел в летних лагерях. И как хитрым своим азиатским умом сумел раскрутить начальника госпиталя, отчего офицеры потом с неделю смеялись…

За несколько дней до заключительных учений на полигоне Либберозен, наш комдив приболел. Где-то просквозило, прохватило и нашего командира качественно загнуло.

– Товарищ подполковник, – обратился он к командиру полка, – разрешите мне. Тут недалеко, в местном госпитале немного подлечиться, так чтоб к учениям я выздоровел…

– Да, конечно… Давайте лечитесь. Только сделаем следующим образом. Я даю вам свой УАЗик, полкового комсомольца капитана Гранкина старшим машины и езжайте. Через четыре дня капитан Гранкин приедет за вами. А так спокойно лечитесь… Вы нам тут нужны здоровым…

…Начальник госпиталя майор Семёнов стоял у окна кабинета, курил и грустно смотрел в окно. Было о чём погрустить. Два года в Германии. Думал здесь выбиться повыше и в место получше, а всё как-то не получается. Жене, в отличие от него, после Забайкалья всё здесь нравиться.

– Дура… Не понимает, что можно и лучше… Вот как вырваться из этого круга? Как…? – И тут он может быть впервые подумал о «паровозе». Если нет «блата» – нужен «паровоз». Только вот где его взять, в этой немецкой глуши…?