Лень, алчность и понты. Мистический детектив

Их затормозили на милицейском посту. Это была уже Москва. Они проиграли.

– Это же надо было свихнуться из-за этих чертовых бумажек! – сказал он.

– Ничего, мы найдем их!

Он посмотрел на нее, она не шутила, не бесилась, она действительно свихнулась из-за этих чертовых бумажек.

– Мы найдем их, – повторила она, и ему ясно представились эти мешочки, туго набитые алмазами.

И действительно, через три дня он напал на след.

Случилась банальная история. Тот самый торговец Мишка разболтал среди своих бывших одноклассников о стрельбе за городом, и рассказывал так, будто сам был чуть ли не очевидцем того, как кто-то закапывал клад.

Такие слухи в определенных кругах разносятся стремительно. Дошли они и до Сергея Яковлевича. Он велел навести справки об этом рассказчике и ему сообщили, что Михаил Петрович Федотов женат, имеет трехгодовалую дочь, что он закончил политехнический институт, что у него две машины, жена бухгалтер, что он не дурак выпить, любит спать при открытой форточке и еще многое, чего бы сам Мишка, заставь его написать анкету, не вспомнил бы.

Но у Мишки не было старого красного «жигуленка», и в тот вечер он не мог оказаться на перекрестке, потому что точно было установлено, что он возился в гараже до одиннадцати вечера. Но какого черта он болтал о кладе? И ничего не рассказав Елене, Сергей Яковлевич решил встретиться с этим Мишкой. Чувство подсказывало, что тот ни причем, не станет же укравший тут же трепаться о краже. Да и по его трепу можно было догадаться, что сам он ни черта не видел.

Мишку могли привезти куда угодно, но Сергей Яковлевич посчитал, что лучше понаблюдать за ним в людном месте, чтобы перестраховаться и не привлекать излишнего внимания к Мишкиной персоне. Вот он и выбрался на Лужу, и в сопровождении двух молодцев, следовавших на расстоянии, пробирался к Мишкиной торговой точке.

Все эти дни он с помощью милиции искал красный «жигуленок», но без номера (они вспомнили лишь две цифры) найти было невозможно. Хотя поднялся такой шум, что Дыбе уже звонили всяческие крупные шишки и лукаво предлагали помочь решить проблему.

– Шакалы! – кричала Елена, – скоро всё вынюхают!

«Она стала совсем дерганой», – сочувственно думал он, продираясь сквозь толпы покупателей и постоянно получая тычки от этих активных теток с колясками и сумками. Это и был его народ-кормилец, которому и он был обязан своим состоянием. Эти тычки его совсем не раздражали, он даже извинялся и улыбался озабоченным глазам, шарящим по бросовому товару.

– Чего ты лыбишься, отойди в сторону! – шуганула его какая-то цыганистая тетка, толкая впереди себя тележку с ящиками.

Удар пришелся по ноге, да такой, что он даже охнул от боли.

– Нашел место для выгула! – добавила она с какой-то невероятной злостью и покатила, покрикивая: – Дорогу! Расступись! Пошевеливайся!

Его сопровождающие смотрели, как он морщится и потирает ушиб. «Все нормально!» – махнул он им рукой.

Эта сцена произошла рядом с торговым местом Мишки Федотова.

– Во, корова! – посочувствовал Мишка.– Надавать бы ей по башке!

– Пусть процветает, – улыбнулся Дыба. – Как идет торговля?

– Да потихоньку. – Мишка знал, как отвечать на такие вопросы.– Вот купите джинсы – все цвета и размеры, самые модные фирмы. Американские! Самые дешевые на рынке!

– Сам возишь?

– Сам вожу, сам торгую, сам мозгую.

– Из Америки?

– Так тебе все и расскажи, – насторожился Мишка и покосился на двух молодцов, делающих вид, будто их интересуют кепки соседа.

Он сразу понял, что это за молодцы, да и все понимали, осторожно обходя их и стараясь не задеть.

Тут какой-то покупатель стал ковыряться в джинсах и теснить Сергея Яковлевича, а Мишка и рад отделаться от праздношатающегося – давай рекламировать и втюхивать свой товар.

– Так дело не пойдет, я первый, – обиделся Дыба и кивнул своим молодцам. Те мигом стали вокруг Сергея Яковлевича, и покупатель все понял, только взглянув в глаза одному.

– Да я ничё, ребята, я подойду потом, – и исчез.

Мишка не дурак, и тоже все понял, он сразу вспомнил свой трёп про стрельбу за городом, про идиота Афанасия, шастающего по лесам, про долги, о которых все давно забыли… Он понял это даже не умом, а телом, ибо за несколько лет торговли на Луже у него выработался условный рефлекс на определение, что кому нужно – а тут перед ним стояли два конкретных бандита и какой-то улыбающийся коренастый господин – с очень изучающим взглядом.

– Миша?

– Да… У меня всё оплачено. Я Эдику все отдал… Чего вы, ребята? Я же на этом месте год стою!

Соседи с любопытством поглядывали – чем все это кончится.

– Да все нормально, ты не волнуйся, – успокоил Дыба.

– Человек с тобой поговорить хочет, – объяснил молодец.

– Так у меня товар, покупатели.

– Компенсируем тебе покупателей, а вот Веня – посторожит, – это уже Сергей Яковлевич прошептал, склонившись, чтобы соседи не слышали.

Тоскливо оглянувшись по сторонам и не найдя никакого решения, Мишка стал выбираться из своего крохотного торгового местечка, оплаченного деньгами, потом и нервами.

– Посмотри за товаром, ничего не продавай, – попросил он зачем-то соседку, ведь ему было сказано, что Веня посмотрит.

Они втроем направились к пищевым палаткам. Расположились за столиком вдвоем, а сопровождающий уселся поодаль.

– Это Саша, – кивнул на него Сергей Яковлевич, – мастер спорта по боксу, хороший парень, ты не смотри, что он хмурый, жена недавно в аварии погибла. Ну, что есть будем? Я люблю на свежем воздухе, хотя, наверное, здесь всё несвежее?

– Да нет, вот здесь мясо хорошо готовят.

– Ну, попробуем мясо, а я вот коньячка хорошего захватил.

У Мишки сразу отлегло – раз с коньячка начал, значит еще можно будет выйти сухим из воды.

Сергей Яковлевич сам купил и принес мясо, а Мишка раздобыл тем временем пластмассовые стаканчики.

Коньяк был действительно хорош, да и мясо оказалось вполне сносным.

– Сколько в месяц зарабатываешь? Ну, в среднем?

Мишка сказал.

– Если проблемы будут, найдешь вот этого, Сашу, он все решит. Пей, не стесняйся.

Они стояли у столика, и с виду можно было подумать, что два приятеля решили подзакусить и выпить. По трансляции орала музыка, слышанная Мишкой каждый божий день, от торговых рядов доносился мерный гул, сновали бичи и собаки, ожидающие своих порций, у Мишки тепло и мирно урчало в мозгах:

«Нужно молчать, может, заплатит больше, информация нынче денег стоит, а он мужик больно крутой, вон какой каменюга на перстне».

– Ну вот, Мишенька, – дожевывая мясо и утираясь платком, сказал Сергей Яковлевич, – убить тебя могут.

От этих слов торговец поперхнулся.

– За то, что ты знаешь, я тебе заплачу, – спокойно и с улыбкой продолжал Дыба, – а ты больше не трепись никому о том, что видел за городом.

– Да ни черта я не видел! Это Афонька, придурок, мне рассказал, как грохнули троих у этого озера, я и места этого не нашел.

– Так ты искал место?

Мишка понял, что проболтался.

– Я хотел просто… посмотреть, но там на дороге меня менты задержали. Я и не стал искать. Лучше иметь геморрой в жопе, чем дырку в черепе.

– А зачем искать?

– Да, понимаете, если они там их грохнули и что-то копали, то наверняка из-за тайника.

– Умный ты, Михаил Петрович, – без особой интонации сказал Дыба, – сейчас пойдем, ты все дословно мне напишешь – что тебе этот Афоня рассказал – всё досконально. Получишь за это три тысячи и мое большое спасибо. А оно, мое спасибо, подороже трех тысяч будет.

– Само-собой, – уважительно подтвердил Мишка, – я как вас увидел, сразу понял…

– Ты свои умные фантазии при своем геморрое оставь, живей будешь, – опять безэмоционально остановил его Сергей Яковлевич, – и никто, ни одна душа не должна знать, о чем мы говорили. Если я что-то узнаю, что-то услышу, то без штанов оставлю и посреди Красной Площади голый кукарекать будешь.

Они посмеялись и пошли в конторку, где Мишка часа два сочинял свои воспоминания.

Суеты своим появлением на Луже Сергей Яковлевич наделал много, да ладно бы появился и уехал, а то вышагивает по площади и всё думает да думает, никаких распоряжений не дает. Те немногие, что знали, кто он такой, совсем извелись, спрашивали «не надо ли чего?» и сами топтались невдалеке, глаз не спускали. Быстро дознались – заставил какого-то торговца что-то писать, а его товар сам Веня караулит и не гнушается.

А Лужа жила своей жизнью: продавцы топтались и в большинстве своем были неврастениками и алкоголиками, торговля давно не шла так бойко, как в первые годы, когда сметалось всё, только дай. Одновременно в разных концах этой людской давильни происходили удивительные, печальные, счастливые или банальные сцены и сценища.

Народ боролся за место под Солнцем, которому было наплевать на эту борьбу и которое с таким же равнодушием освещало и безлюдные пустыни и далекую тайгу, моря и горы, и кто бы не отвоевал место потеплее, Солнце оставалось к нему таким же безучастным – ведь человек не может съесть и выпить больше, чем съест и выпьет.

У Сергея Яковлевича уже столько денег, что их бы хватило ни на одну сотню бездеятельных жизней, а если конкретнее, его состояние приблизилось к семистам миллионам долларов, если считать и украденные алмазы. Он ставил себе цель – миллиард, но сейчас, прохаживаясь, вдруг подумал, что эта цель пустячная. При таком количестве денег, они становятся обычными цифрами, и даже если они вкладываются в дома, заводы, пароходы и куски земли, то это уже трудно воспринимать как своё – это уже частичка страны, планеты, песчинка во вселенной.

Единственное, что могли ему дать и давали деньги – это удовлетворение от власти, от солидного кусочка власти, к пирогу которой рвутся беспрерывные толпы. Независимости деньги не дают. Это сначала кажется: обеспечишь себе порядочную жизнь, будешь покупать все, что захочешь, и – независим. Но разве можешь получить независимость от семьи, детей, от здоровья, от случайностей, от дураков, от тех, кто с тобой работает, от тех, кто дышит в затылок?

«Я и эти торговцы, попросту влипли в эту систему заколачивания и прокручивания денег. И я и они в паутине, мы уже не можем без этой авантюрной и напряженной жизни, без этих бесконечных подсчетов. Одна лишь разница – у меня есть власть и связи…»

Но тут ему полезли в голову совсем ненужные рассуждения: существует множество уровней власти, ведь он не может властвовать в море, там хозяева акулы и касатки, в лесу – волки и медведи, а среди людей столько властных структур, столько стран, что его власть можно сравнить с властью ребенка над игрушками или хозяина многодетного дома…

Подобные рассуждения стали его преследовать совсем недавно, и он даже как-то пошутил:

– От этого сундука с бумагами можно заразиться, уж не инфекционный ли он?

На что Елена совершенно серьезно ответила:

– Всё может быть.

Она вообще очень серьезно относилась к оккультным вещам, у нее был свой астролог, и она верила во все неопознанное и аномальное. И в бога верила. И в дьявола. Непонятно только – в кого больше. Потому что при разговорах о дьяволе она становилась какой-то томной, в ее голове явно вырисовывался специфический образ этого самого «крутого» существа вселенной. Она и Сергея Яковлевича стала приобщать ко всяким таинственным явлениям.

Он посмеивался, но в голове кое-что откладывалось и требовало размышлений. И чем чаще он размышлял, тем явственнее его преследовал образ липкой паутины, в которой запутались его новые мысли. Раньше он бы их запросто отогнал, но постоянное общение с Еленой как-то расширяло его сознание и, будучи человеком самостоятельным, он вдруг стал полностью зависеть от ее настроения и ее желаний. И еще не разобрался – нравится ему это или нет, хотя жить стало не то что веселей или интересней, а, наверное, более разнообразнее.

– Там этот парень закончил писать, – подошел Саша.

– Ну, пойдем, посмотрим, чего он там накалякал.

А накалякал Мишка Федотов много – восемь листов, от души потрудился. Сергей Яковлевич читал и посмеивался, автор не забыл даже отметить, что потерял невинность Афоня в пятнадцать лет.

– Да у тебя, я смотрю, талант!

«За такие бабки я бы поэму сочинил», – подумал Мишка, а вслух сказал:

– У меня по сочинению всегда пятерка была.

– Ну а где он живет?

– А вот, я написал отдельно – здесь он, а здесь его предки.

– Ну, Михаил Петрович, иди, работай.

Мишка топтался.

– А-а, забыл, извини. – И Сергей Яковлевич достал кошелек. – Никому, как договорились.

– Да что я, враг своему здоровью? – и Мишка подхватил деньги со стола. – Спасибо.

– Ты их заработал, так что и тебе спасибо.

На том и расстались.

Сергей Яковлевич послал троих по адресу, чтобы они там осторожно понаблюдали, а сам отправился домой.

Елена отсутствовала. После приезда они жили вместе – так было безопаснее. Со своей семьей он расстался два года назад, она купила мужу квартиру, а дочь ее жила у бабушки в пригороде. Он аккуратно подкидывал деньги на своих дочерей, иногда забирал их и катал по городу, она навещала свою дочь – так живут многие, ничего не поделаешь, да и не переживал он особо из-за таких отношений – с его образом жизни иного не придумаешь.

Через три часа позвонил Саша.

– Он вчера продал квартиру и свалил в неизвестном направлении.

Сергей Яковлевич выругался. Недооценил он этого Афоню.

– У родителей были?

– Они сказали ее предкам, что переезжают в другой город и дадут знать куда, напишут.

– А его предки?

– Они же умерли.

– А что, в его квартире уже живут?

– Он продал вместе с мебелью.

– Наверное, подешевке?

– Да, наверное, уж больно там баба счастливая.

– Слушай, нужно собрать сведения о его родственниках – всех, какие есть, и вообще – к кому он мог уехать, где он залег. Плати направо и налево, запугивай, делай, что хочешь, но чтобы картотека была полной. Деньги есть?

– Найдем.

– Я тебе все верну.

– Да я не об этом. Сергей Яковлевич, а что если он за границу попрет?

– Ну, посади человека на контроль всех рейсов. Хотя нет, я сам позвоню и отслежу. Может, у него и загранпаспорта нет? Ну, это я сам проверю. За сколько управитесь?

– Ну, к позднему вечеру, наверное.

– Рой землю, Шура! Работы будет много, придется еще, наверное, выезжать в командировку за этим чертовым умником.

– Сильно насолил?

– Пересолил так, что кишкам кисло. Ну, давай.

– Найдем – куда он денется с бабой и двумя детьми.

– И про красный «жигуль» не забудь – у него или у родителей, или у приятелей должен быть. Может быть, он на нем укатил.

– «Жигуль» у ее предков, красный, у подъезда.

– Тогда, наверное, сел на поезд или электричку, или на автобусе. Самолетом вряд ли. В общем, действуй!

Сергей Яковлевич матюгнулся и налил себе покрепче. Неожиданно, в его голове всплыла улыбающаяся рожа Мишки.

«Ведь знал, наверное, что Афоня слинял, потому и накалякал всю эту чепуху. Тряхануть его что ли как следует, может, он знает, где искать? Но это завтра».

И Сергей Яковлевич стал обзванивать всех, кто мог бы дать нужную ему информацию.

Наступил вечер, а Елены все не было. Он уже не знал, что думать, когда зазвонил телефон.

– Слушай внимательно, – голос звучал сурово и чуть устало.– Твоя Елена у нас. Когда вернешь бумаги, получишь ее. Так что поторапливайся.

– Да ты знаешь – на кого ты наехал, падла?! Я же!..

– Я позвоню послезавтра вечером, – и трубку повесили.

Сергею Яковлевичу стало очень плохо. Елена действительно стала частью его души, без нее ему уже всё было неинтересно.

Знала об этом и Елена, и потому таким вот образом решила активизировать его на поиски украденного и попросила мужа своей давней подружки позвонить.

Но откуда Сергею Яковлевичу было знать, что Елена способна его так использовать…

Глава третья

в которой сообщается как Афанасий

очень хитро «залег на дно», как залили листы кофе,

как появилась женщина в малине

и как пытались постичь «бумажную систему».

В один день став богатеньким Буратино, Афанасий проявил удивительную расчетливость. Он решил так: нужно исчезнуть, раствориться, порвать полностью со всеми знакомствами и родными.

Его Ирина была не против, как только услышала о случившемся, и тем более, как только увидела деньги – две толстые пачки, в которых они насчитали двадцать тысяч «зеленых».

Ирина взялась за продажу квартиры, и всё было оформлено в два дня. Самые памятные семейные реликвии и вещи Афанасий упаковал в ящики и отвез в гараж к тестю.

– Начнем жить с нуля! – объявил он жене.

И она согласилась. А почему бы ни начать, если есть такие деньги.

– Пока поселимся за городом у Ольги.

И с этим она согласилась, хотя в другой ситуации устроила бы скандал. Но лучше этого придумать было невозможно. Про Ольгу знали только они двое.

Были времена, когда за студентом Афоней шла настоящая девичья охота. Он был хорош собой, воспитан, с московской пропиской, общителен и, видимо, сексуален, раз девчата кружили вокруг него. Влюбилась в него и Ольга.

Они проучились год вместе, а потом она бросила археологический и поступила на юрфак. Годы шли, а она оказалась однолюбкой. Но самое печальное – она была некрасива или даже страшненькая: и фигура и ее лицо были чуть ли не безобразные. Сработали какие-то ненормальные гены, потому как и отец и мать были вполне нормальные, бабушки с дедушками очаровательные, а вот единственная дочь не удалась внешне, хотя умом выделялась с детства. Отец был дипломатом и с матерью жил в Турции. Ольга окончила учебу и дослужилась до заместителя районного прокурора.

Нужно сказать, что все эти годы Афанасий изредка встречался с ней и даже как-то, задумав развестись, жил у нее на даче целый месяц. Он жалел Ольгу, а она ради него была готова на все, и не раз помогала ему в кризисных ситуациях. Он редко пользовался ее поддержкой, но знал, что она сделает для него все что угодно. Видимо, он оказался в ее жизни самым родственным существом – так по крайней мере он сам определил ее преданность.

В Переделкино у ее отца была дача, вот там то и задумал Афанасий спрятаться от преследователей, а те обязательно должны были объявиться – черный «мерседес» мерещился ему всюду.

Он позвонил Ольге и попросил о встрече. Через полтора часа она ждала его на платформе в метро. Он молча взял ее за руку и они катили под землей до конечной, потом он завел ее в какой-то скверик, усадил на скамейку и объявил:

– Оленька, меня преследуют бандиты. Ко мне в руки попали древние рукописи, очень необычные. Это что-то потрясающее! Но они на все способны, я знаю, они уже убили из-за этих рукописей трех человек, а может и больше. Я должен исчезнуть со своей семьей…

– А если государству передать рукописи?

– Но не сейчас, Оля, я должен сначала сам их изучить! Это же мой шанс.

– Ты прав. Потом все расскажешь. У нас на даче можешь жить сколько угодно. Правда, денег у меня почти нет, но я могу продать машину.

– У меня деньги есть. Только ни одна душа не должна знать. Я всем сказал, что мы уехали в другой город, я квартиру продал.

– Это так опасно?

– Это очень опасно.

– Ну, тогда я поехала, приготовлю все. А вы когда будете?

– Сегодня вечером.

Афанасий уже забыл, что считал себя неудачником – чего он вообще кис и депрессировал, когда у него есть такой верный друг?

«Жизнь – зебра, сегодня черная полоса, завтра белая», – вспомнил он, но не смог определить, белая или черная полоса у него сегодня.

А Ольга была счастлива, наконец она ему нужна и наконец-то она сможет поучаствовать в его жизни. Детей у нее быть не могло, жила она с собакой бассетхаундом Гариком и кошкой Люсей, ездила на службу и отдавала работе всю свою энергию.

И откуда знать Афоне, что он единственный шептал ей в редкие моменты близости слова, которых она ни от кого больше не слышала. Чувственный человек Афоня, и если кому отдавался, то всем существом – несмотря на внешние данные, да и происходили такие интимности всегда в состоянии подпития. У женщин особая память, и есть среди них натуры такие драматичные и идеалистичные, что в огонь и в воду пойдут ради какого-нибудь романтического образа – а почему, и сами не знают…

К вечеру семейство Афанасия прикатило в Переделкино. Здесь вышла глупая сцена. Ни у него, ни у жены не оказалось рублей, чтобы расплатиться с таксистом. Не давать же сотню долларов, пришлось занимать у Ольги.

Дача была старая, деревянная, окруженная соснами и в соседстве с трехэтажными особняками, только что выстроенными, с такой кичливой архитектурой, что и свет не видывал.

Комнат в доме пять, да еще мансарда и небольшая кухня. Чемодан с бумагами Афанасий затащил на мансарду, где и решил обосноваться.

«Все к лучшему, – думал он, глядя, как девчонки и пес Гарик бегают среди сосен. – Про Ольгу никто не знает, если и выйдут на квартиру, то решат, что мы выехали из города – и пусть себе рыщут по всей стране. Главное в Москве не появляться».

И всё правильно он учел, всё рассчитал, но забыл Афанасий только одно – Земной мир действительно бывает удивительно тесен…

Вечером, когда дети были уложены спать, он рассказывал Ольге о своих приключениях. Ей он мог довериться, но все же умолчал о мешке с деньгами.

– Так в сундуке оказались только бумаги?

– Нет, Оленька, на дне лежали мешочки с алмазами и приисковым золотом, ну и пачки с долларами. Я даже не знаю, на какую сумму.

– Ни фига себе!

– Я взял немного с собой, остальное зарыл.

– А бумаги?

– Бумаги здесь.

– Ты хоть место-то запомнил? – спросила Ирина.

Ей все не верилось, что ее недотепа Афоня наконец совершил настоящий мужской поступок.

– Нужно бы карту составить, – добавила она.

Ему вдруг закралась мысль, что она боится – как бы с ним чего не случилось, тогда как она не будет знать, где спрятаны сокровища. С этими задними мыслями ничего не поделаешь, – сколько лет прожито вместе, сколько жертв ради друг друга принесено, а вот выскакивают гнусные подозрения из этой чертовой башки – Афанасий свиньей себя почувствовал.

– Я там на деревьях зарубки сделал. А ты что думаешь, прокуратура?

Ольга жадно курила, и в полумраке ее лицо было совсем необычное – эти острые скулы, темные глубокие глаза, массивный нос, тонкие губы – сейчас ее внешность можно было назвать мистической, природа одарила ее особой энергетикой, которая и оставила на ее лице некий образ, совершенно оригинальный, не имеющий к привычным понятиям о красоте никакого отношения. Но такой ее редко можно было видеть. Только дома, да еще когда появлялся рядом Афанасий.

Ирина была милашкой, но сейчас не чувствовала, что выглядит лучше Ольги, наоборот – в этой компании она ощущала себя бесцветной и очень уж нейтральной. А тем более, когда Ольга улыбалась, то в какой-то миг в ее лице мелькало нечто совершенно на нее непохожее – словно другой человек, как вторая сущность, выказывал себя в ней. Этот эффект был очень необычным.

– Прокуратура думает, что ты преступил закон. Способствуешь сокрытию преступления и утаиваешь от государства незаконно добытые ценности, – улыбнулась она.

– И укрываюсь от налогов! – хмыкнул Афанасий. – Ты лучше скажи: я правильно сделал, что не побежал в твою контору?

– Кто знает, что правильнее. Время покажет. Но вот семью свою ты подверг страшному риску.

– А что, твоя контора оградила бы мою семью, обезопасила бы?! – разозлился Афанасий. – Ты еще скажи – на этих деньгах кровь, они ворованные, я не законно-послушный идиот, с такой психологией никакого духовного общества не построить – так что ли? Есть у тебя выпить?

Ольга принесла коньяк.

– Ну, шлепнули бы меня под той елочкой – что имела бы семья? – Он выпил. – Все вы так – горазды других вразумлять, а что бы на моем месте ты сделала?

– Не стала бы выкапывать.

– Ну, значит ты просто не любопытная или трусливая.

– Да я же тебя не обвиняю, чего ты кипятишься?

– Еще бы ты обвиняла, то же мне – прокуроры – одна фикция. Всю страну разворовали, люди вынуждены черти чем заниматься, чтобы не сдохнуть, кроме этого чертового бизнеса ни хрена не осталось!

– Ты бы больше не пил, Афанасий, – попросила Ирина.

Но он выпил. Он понимал, что Ольга в чем-то права, и не в том, что не нужно было выкапывать, просто все эти деньги свалились как снег на голову и были все-таки чужими. Одно дело извлечь клад столетней давности, и другое дело…

– Слушайте, а что, если их тоже убьют, клад будет бесхозным и никаких проблем!

– Что это с тобой, – разозлилась Ирина, – совесть заговорила? Да не будь ты такой рохлей, Афоня! Вспомни, как тебя обобрали – ни у кого совесть и не ёкнула, а у тебя дети!