Аттестат зрелости

Лиат это видела, и ей хотелось провалиться сквозь землю. Она могла вынести все, что угодно, но только не этот изумленный взгляд Шахара, не его немое сострадание! В душе она проклинала Галь, косвено подтолкувшую ее к ее злополучной выдумке. А Галь неугомонно обхаживала ее, умоляя о прощении за свой нелепый смех.

– Ну ладно! – отрезала Шели Ядид. – Было – проехали, нечего распинаться. Поцелуйтесь, наконец, и собирайтесь вечером в дискотеку. Сегодня там будем только мы вшестером. Ну же, давайте, поцелуйтесь! – настойчиво прибавила она, поскольку обе девушки застыли в нерешительности.

Лиат Ярив натянуто соскользнула вновь в объятия Галь, которая ее пылко облобызала. Злость ее уже почти прошла, хотя осадок от обиды обильным слоем лег на душу.

– Вот, так-то лучше! – улыбнулась Шели, в свою очередь поцеловав приятельницу.

– Ничего хорошего нет, – проговорила Лиат, в бессилии опускаясь на скамью. – Мне все это припомнится в классе.

– Ну и что? – ободряюще сказала Шели, подсев к ней и обняв за хрупкие, согнутые плечи. – Послушай, Лиат: тебе не должно быть никакого дела до того, что о тебе подумают другие. Ты ни перед кем не обязана отчитываться. Ходи всегда с высоко поднятою головой. И тогда все само придет тебе в руки, поверь мне!

Конечно, красотке Шели было очень легко говорить, но у девушки не осталось сил спорить. Она попросила всех выйти чтобы переодеться, и, как только за пятеркой приятелей закрылась дверь раздевалки, приблизилась к зеркалу и очень долго всматривалась в свое отражение, как тогда, на школьном празднике. Однако теперь, в отличие от того раза, Лиат не посмела заняться аутотренингом. Все, в чем бы она сейчас ни попыталась себя убедить, рассыпалось бы прахом.

Некоторое время спустя она вышла, сжимая в руке зайчонка – атрибут своей лжи.

– Я не могу его оставить у себя, – твердо молвила девушка.

– Но не выбросишь же! – воскликнула Галь, всплеснув руками. – Он такой симпатичный!

– Нет. Лучше я его кому-то подарю.

Галь, Шахар, Шели, Хен и Одед выжидающе уставилась на нее. Лиат внимательно обводила их глазами, исполненная жгучего желания вручить свой сувенир тому, по ком так тосковало ее сердце. Но это было невозможным.

Рядом с Шахаром стоял тот, кто сам едва не оказался орудием ее игры, тот, кто принял на себя часть причитающихся ей насмешек шпаны.

– Одед, возьми, это тебе, – выпалила она, быстро сунув игрушку ошеломленному парнишке, и опрометью взбежала вверх по лестнице.

– Я всегда подозревала, – прошептала Шели своему другу, – и говорила тебе, что между этими двумя что-то наклеивается.

* * *

В дискотеке было очень многолюдно. После задорной "Коко джамбы".немного уставшие Хен и его девчонка вернулись к столику в небольшой нише, где их ожидали Лиат, Галь, Шахар и Одед. Диванчик, на котором расположились друзья, был довольно коротким, и Шели пришлось примоститься на коленях у своего парня. Тот зажег сигарету и посетовал на то, что был весь мокрый. Несмотря на то, что в зале работал сильный кондиционер, количество народа и быстрых танцев, от которых не сиделось на месте, брали свое.

– Мне не помешало бы облиться водой, – заметил он.

– Простудишься, – заботливо сказал Одед.

– Не простужусь. Выпью потом чего-нибудь крепкого и согреюсь.

– Можно уже приступать, – лукаво обронил Шахар. – Наша бутылка еще почти полная. – И он разлил оставшееся белое вино по их бокалам.

– За что пьем? – выпалила Шели. – За любовь? За дружбу? За успех?

Никто не проронил ни слова. Бокалы, взметнувшись, застыли в руках товарищей. Никому из них на самом деле не хотелось веселиться, поскольку осадок скандала с Лиат саднил каждому так, словно он был лично причастен к нему.

Хен и Шели, податели идеи времяпрепровождения на дискотеке, напрасно пытались растормошить компанию. Лиат и Галь почти не разговаривали одна с другой. Шахар, когда не танцевал с подругой, был погружен в только ему понятные раздумья. Одед просто так сидел. Мало-помалу, настроение приятелей передалось и паре балагуров: было видно, что Хен заставлял себя отпускать свои шуточки, а Шели смеяться над ними. Лиат же вспоминала изречение Одеда что их шестерка скована единой цепью, и ей казалось, что эта цепь не просто сковывает, но еще и душит их.

Видя, что какой-либо тост никому не приходит на ум, Галь поинтересовалась, нельзя ли было выпить просто так.

– Почему же? – возразил Хен. – У меня есть отличный тост: за долгожданные каникулы. И я очень надеюсь, – настойчиво добавил он, – что наш кемпинг обязательно состоится и все вы примете в нем участие.

– Наверно, так оно и будет, – сказал Шахар без особого энтузиазма. – Мне пора завязывать с эссе. Вот только перепишу его начисто и дело с концом.

Его девушка благодарно поцеловала его и опорожнила свой бокал. Вслед за ней и остальные приложились, наконец, к вину.

В тот же момент ди-джей объявил ностальгическое отступление и из динамиков полилась популярная в прошлом, уже порядком подзабытая мелодия.

– Ах, эта песня! – воскликнула Шели, вскакивая с колен друга. – Хен, пойдем!

– Я остываю перед обливанием, – уклончиво раздалось в ответ.

– Пойдемте, девчонки! – не растерялась красотка Шели, протягивая руки приятельницам.

Лиат и Галь нехотя встали и присоеденились к ней. Благодаря пронырливости Шели, девушки оказались в центре танцпола, и двигались втроем, в своем тесном кругу. Лиричные песни сменялись без перерыва, отчего Галь немного пожалела, что Шахар остался сидеть на месте. В итоге, проявив присущее ей нетерпение, она отправилась за ним, но ни его, ни Хена, ни Одеда не оказалось за столом. Наверно, все они дружно пошли в туалет и за новой выпивкой. Она собиралась вернуться к подругам, но тут к ней подошла Лиат.

– Наша ветреница не скучает, – хмуро заявила она. – Она уже нашла себе поклонников. Мне там больше делать нечего.

– И мне, – подхватила Галь из солидарности, обрадовавшись возможности побыть с Лиат наедине. – Я утомилась.

Они лениво расселись на опустевшем диване. Каждая упорно искала тему для разговора, но безуспешно. Как будто что-то вдруг сломалось в отношениях этих закадычных подружек, и они ощущали себя более чужими, чем незнакомые совсем. Ребята и Шели все не появлялись.

– Привет, красавица! – вдруг раздался над ухом Галь знакомый голос.

Та подняла глаза на того, кто ее окликнул, и увидала Наора Охану, их одноклассника, так называемого всеми "вальта Мейталь". Лиат тут же сжалась. "Только бы он был без Мейталь!" – взмолилась она про себя. Что же это такое? Даже здесь, в городской дискотеке, эта проклятая шпана никак не даст ей покоя! Однако Наор, не в пример «королеве», вел себя очень сдержанно.

– Привет, – недовольно проронила Галь, машинально придвинувшись к подруге детства.

– Почему ты сидишь угрюмо? Пойдем потанцуем? – свысока поинтересовался Наор, зыркая одновременно на нее и на ту, которую она как бы пыталась прикрыть своим телом.

– С чего ты взял, что я буду с тобой танцевать? – резко ответила девушка.

– Брезгуешь мной? – насмешливо спросил Наор.

– А почему ты пристаешь? – вскричала раздразненная львица. – Я с тобой не общаюсь. Что тебе за дело до меня?

Наор немного постоял рядом, словно выжидая чего-то. На одном его голом плече красовалась татуировка, изображающая какого-то хищного зверя. Галь никогда не видела ее у него прежде. В их элитной школе запрещалось демонстрировать татуировки, и этот шелопай, видимо, всегда прикрывал ее рукавами, чего нельзя было сказать о его вечно драных джинсах.

– Желаю тебе удачи, киска! Еще увидимся, – многозначительно произнес "валет Мейталь" после затянувшейся паузы, и отошел от их стола.

У Лиат отлегло от сердца. Она услышала, как Галь с раздражением прошипела: "Кретин!".

– Ты иди к Шели, не сиди со мной, – предложила она ей в знак благодарности.

– Я больше не хочу, – покачала головой Галь. – Он окончательно испортил мне настроение.

И тут Лиат передернуло изнутри. Ответ подруги осенил ее. Она придвинулась к ней почти вплотную и взволнованно затараторила:

– Если так, то не откажи мне в просьбе, одной-единственной! Разреши мне потанцевать с Шахаром, когда он вернется. А то у Хена есть своя неугомонная плясунья, Одеда нечего и шевелить, а посторонние ребята, увы, не пристанут ко мне. Пожалуйста, Галь!

Лиат говорила краснея, теребя руками одежду, готовая принять отказ. Просьба ее и вправду немного огорошила Галь. Однако ссора с подругой была очень свежа, и чувство вины все еще грызло ее. Она и без того извелась, пытаясь придумать, чем бы примирить бедняжку, а та как будто подкинула ей эту возможность.

– Хорошо, – улыбнулась Галь, – если Шахар будет не против, потанцуйте.

У Лиат отлегло от сердца, и она пылко обняла расщедрившуюся девушку.

Наконец подошли Хен, Шахар и Одед, посвежевшие, бодрые. Оказалось, они выходили на улицу подышать воздухом. Хен сразу стал озираться в поисках своей девчонки, и, поняв, где та могла находиться, опрометью кинулся на танцпол. Одед, как и раньше, примостился на диване. Лиат, пытаясь совладать с волнением, выжидательно посматривала то на подругу, то на тайно любимого. Тот, допив принесенное им пиво, предложил Галь поплясать еще немного.

– Нет, Шахар, меня уже ноги не держат, – вяло проговорила та, в душе вся горя от досады на себя. – Лучше пригласи Лиат.

Молодой человек растерянно посмотрел на приятельницу, пожал плечами и согласился. Они удалились под звуки разборки вернувшихся с танцпола горе-возлюбленных и напевного блюза.

Галь Лахав, со своего места за столом, с потерянною душой наблюдала за воспрявшей духом Лиат и своим смущенным парнем, и утешалась мыслью, что, может быть, это немного растопит сердце обиженной девушки. Рядом вовсю шло объяснение Хена и Шели, пока эти ветреные любящие рассерженно не отвернулась друг от друга. Девушка не сомневалась, что вскоре они непременно помирятся, но на сегодня их вечер окончился.

Хен нервно глотал пиво, не замечая, как оно стекало ему по подбородку. Шели, насупившись, курила, подсев вплотную к соученице, и вдруг заметила отсутствие Лиат. Галь кивнула головой в сторону ее и Шахара.

– Надеюсь, это с твоего ведома? – поинтересовалась у нее красотка Шели.

– Да, – глухо ответила Галь.

– Берегись! – вдруг строго сказала Шели. – Лиат сейчас очень коварна, поскольку ущемлена.

– И я ущемлена, – проронила Галь, и рассказала о появлении Наора, прекрасно понимая про себя, что нашла отговорку.

– Наор – это так, пустяк. И, между прочим, Мейталь – тоже, – справедливо заметила Шели. – То, что не пустяк – это мы. Давайте лучше расходиться! – предложила она, поднимаясь и обращаясь ко всем. – У нас был неудачный вечер.

– Это точно, – согласилась с ней Галь, тоже вскакивая и делая движение, чтобы отправиться за Шахаром. – Домой. Завтра все встанет вновь на свои места.

Глава 12. Близкие люди

Долгожданный кемпинг, наконец, состоялся. Невзирая на все связанные с ним сложности, он прошел замечательно. Собрались почти все: Янив и Шири, Ран Декель, Авигдор, Эрез, Наама, Керен, Лирон, которая демонстративно держалась подальше от своего бывшего, и, конечно же, инициатор поездки Хен вместе с Шели. Из шестерки поехали лишь Галь и Шахар. Вся шумная компания расположилась в одном из самых живописных мест юга, в буквально утопающей в цветах долине неподалеку от старинных развалин, откуда до ближайшего торгового перекрестка, где можно было посидеть в небольшом ресторанчике и отовариться, было рукой подать.

Погода выдалась сухая и солнечная, не слишком холодная для этого времени года, но и не жаркая. Во всяком случае, путешественникам приходилось по вечерам облачаться в теплые вещи и поплотней застегивать спальные мешки. Утром и днем они обычно разбредались маленькими группами, гуляли по живописным окресностям, обедали в ресторанчике. Все много фотографировались, много смеялись, много и хорошо пили. По вечерам разжигался костер, на мангале жарилось мясо, звенела гитара Янива, влюбленные пары уединялись в палатках, и никто не засыпал раньше трех-четырех утра.

Галь была на седьмом небе от счастья от того, что Шахар уступил ее просьбам и сам выглядел очень довольным поездкой. Ей хотелось верить, что этот кемпинг положит конец их досадным размолвкам и вернет их отношениям романтичность, которой девушке так не хватало. Она находила все новые и новые способы заниматься с Шахаром любовью на природе, и не только в палатке. В один из дней кемпинга она увела его в развалины, где они нашли что-то похожее на античную баню, и ей захотелось там быстрого секса, прямо под аркой, почти на открытом месте. Шахар обомлел. Невзирая на то, что его нельзя было назвать робким в сексе, он бы не рискнул оказаться замеченным в самый пикантный момент! Но его девушка настояла, стосковавшись по "перчику".

Прижавшись спиною к холодной и шершавой поверхности древней стены, и найдя кое-какую опору для ног в неровной каменной кладке, она прильнула к своему другу, а он, похотливо сжимая на весу ее ягодицы, проникал в нее резкими, короткими толчками. Галь, одной рукой обхватив шею Шахара, пальцы другой засунула ему в рот, и он страстно сосал и облизывал их. Когда же дыхание обоих очень участилось и сквозь него прорезались приглушенные стоны, Шахар почувствовал, что стал весь мокрый. Именно в этот момент где-то сзади раздался шорох. Молодой человек быстро обернулся и рывком застегнул ширинку, но рядом никого не было. А Галь, все еще стоя под стеной арки со спущенными штанами и со стекающей ей по бедрам спермой, хохотала от оргазма. Спина ее ужасно ныла от прикосновений к шероховатым камням, ноги, долго болтавшиеся на весу, затекли, а она все стояла и хохотала.

В другой раз они занялись сексом посреди цветущего поля, разостлав под собой куртки. Если в развалинах все было страстно, торопливо, мощно, то на том отдаленном лугу – расслабленно и нежно. Теперь Шахар сам вошел во вкус, и не думал о том, что их «накроют». Тем более, что то наслаждение, которое получала его девушка, доставляло удовольствие и ему. Галь испытывала абсолютный комфорт лежа под прозрачным небом, открытой Шахару и миру и глубоко вбирая в себя обоих. Шахар осыпал ее цветами. Он срывал высокие стебли и щекотал ими ее голое, слегка ёжившееся от прохлады, роскошное тело, украшал ее растрепанные волосы белыми, желтыми, пурпурными маковками цветов, потом смахивал с нее налипшую грязь плавными движениями ладоней. Где бы он не проводил ладонью, он немедля оставлял отпечаток своих губ. Трепетно отвечая на ласки юноши, Галь мысленно благодарила Хена за этот кемпинг. Она познавала своего возлюбленного вновь, и, наконец-то, успокаивалась после всех маятных дней, бурных ссор и примирений с ним и с Лиат.

Это были незабываемые деньки, промелькнувшие в дружеской, общительной атмосфере. Всем было жалко возвращаться домой, к рутине, и в школу. И, с началом второго семестра, ни у кого не возникло желания вникать в новый сложный материал. Однако, Шахар не забывал о своем важном проекте, который он сдал Дане Лев перед каникулами, и за который весьма и весьма тревожился – об эссе. Он так и не обратился к знакомым родителей за помощью, поскольку не хотел огласки, и понадеялся на то, что его ум и его способности сослужат ему неплохую службу сами по себе. Когда же педагог назначила ему встречу по поводу его труда, у юноши невольно сжалось сердце от неприятного предчувствия. Он отправился к ней в учительскую на одной из перемен с сосредоточенным, натянутым лицом.

Дана в последний раз пролистнула эссе ученика, беспокойно сидевшего перед ней в низком кресле, и задумчиво произнесла:

– Шахар, когда мы с тобой говорили в прошлый раз ты, вроде, все отлично понял. Что же такого стряслось, что ты ничего из этого не сделал?

"Ну вот и все. Провал", – подумал Шахар, чувствуя себя незадачливым первоклассником, не выполнившим домашнего задания, и взвешенно ответил:

– Я, действительно, старался подкорректировать эссе согласно примечаниям и убавить мою ультимативность, но побоялся испортить его таким образом. У меня не вышло сделать это органично, и я посчитал, что будет лучше ничего не менять.

Педагог помолчала, осмысляя слова парня, и не стала особо возражать:

– Наверно, в чем-то ты прав. Хотя лично я ожидала от тебя намного большего.

– Я провалил эссе? – с опаской спросил Шахар.

– Ну, почему же сразу "провалил"? – улыбнулась Дана. – Все не так страшно. Или ты меня не знаешь? Неужели ты думаешь, что за неимением желаемого, я не оценю по достоинству то, что есть? – с этой фразой она протянула ему тонкую зеленую папку, которую Шахар нерешительно приоткрыл на последней странице.

""Восемьдесят два", – вздохнул он. Всего-то! После всех вечеров и дней уединения, после всех его рвений! Теперь он уж точно не представит его на конкурсе, не использует в дальнейшем в универе, и ему будет нечего сказать своим родителям. Все его страхи сбылись, все сомнения оправдались, и весь энтузиазм от взятой на себя работы сник. Пока результат не был еще известен, Шахар льстил себя надеждой, а теперь сам не знал, радоваться ли ему проходной оценке "восемьдесят два", или расстраиваться.

Дана, видя огорчение ученика, сочла нужным ласково приободрить его:

– Шахар, это всего лишь бонус. Бонус, который взял на себя лишь ты один из всего класса. И я считаю, что, в любом случае, ты приобрел интересный опыт академической работы, узнал для себя много нового, и, в целом, получил от меня хороший балл. Уж поверь мне, – добавила она погодя, – победы ради самих побед не всегда того стоят. Главное, чтоб была улыбка на устах.

– Я не поспорю, – протянул тот больше из вежливости, чем из согласия, – но у меня были кое-какие планы насчет этого эссе.

– Какие планы? – приподняла бровь педагог.

– Сейчас они не имеют значения, – горько улыбнулся парень, будучи не в силах скрыть свое истиное настроение.

Он собрался поблагодарить учительницу и вернуться на перемену. Но та остановила его благосклонно-проницательным взглядом, присущим только ей одной, и изрекла:

– Какие твои годы, Шахар? Для чего тебе уже сейчас навешивать на себя гири? Это излишне и несвоевременно, на мой взгляд. Лучше постарайся хорошо подготовиться к твоему аттестату зрелости. Тебе, вообще, не помешало бы, строить планы на сегодняшний день, а не на далекое будущее.

– Почему ты мне это говоришь? – удивился Шахар, почувствовавший себя неловко от того, что его классная все поняла и проглядела.

Дана Лев поднялась, давая этим понять, что сама ставит точку в их короткой беседе.

– Потому, что я знаю тебя давно, и, как твой преподаватель, указываю тебе верный путь. Удачи тебе, мой мальчик! Увидимся на уроке.

Шахар вышел в коридор, вертя папку в руках, и уныло поплелся в класс. Дорогой он миновал администрацию, где красовался на доске новый коллаж его подруги. После слишком тяжелой на вид "Орлицы".Галь воссоздала, ни много-ни мало, их цветочное поле. Полупрозрачная голубая клеена на заднем плане представляла собой кусочек неба, чуть поближе были светло– и темно-коричневые картонные холмы, а на переднем – лихо вьющиеся густо-зеленые бумажные ленты, изображающие траву, с рассеянными между ними несколькими крупными вырезками настоящих полевых цветов. Получилось объемное, богатое, красочное изображение, не слишком большое по размеру, но впечатляющее и притягивающее глаз.

Шахар постоял несколько минут перед тонкой и талантливой работой Галь, вспоминая и томясь. Вот она ему и отомстила, пронеслось в его мозгу. Ведь не затей она их глупые разборки из-за своего проклятого контракта и этого кемпинга, то и позорный результат его эссе мог бы быть совершенно другим. Да, она-то могла сейчас делать такие вот коллажи! Что значили теперь те несколько дней на природе, лишняя распитая бутылка при свете костра, беспредметный треп с Раном, Янивом и прочими, по сравнению с его фиаско!

Зайдя в класс, Шахар первым делом засунул папку с эссе в свой ранец и достал конспекты по литературе, которая должна была начаться со звонком. Он не хотел ни с кем разговаривать, даже с Галь, которой, к счастью, не было рядом. Зато Хен Шломи и Одед как раз находились в классе, и оба подошли к нему.

– Ну, как дела? – бодро поинтересовался у него Хен.

Шахар вперил в товарища такой мрачный взгляд, что тому стало не по себе.

– Что означает этот взгляд? – спросил его недоумевающий Хен. – Что я тебе такого сделал, что ты глядишь на меня волком?

– Ничего, – сердито отозвался Шахар. – Я просто провалил эссе.

– Как, провалил? – в один голос вскричали Одед и Хен. – Сколько?

– Восемьдесят два.

Теперь настал черед Хена уставиться на него округлившимися от непонимания глазами. Если Шахар так переживал из-за своей оценки, то что уж было говорить о нем, который и на уроках-то никогда не был внимателен?

– Не понимаю, отчего ты недоволен. Мне бы хоть один раз такой же балл, – усмехнулся он, ободряюще хлопнув его по плечу.

Шахар рассвирипел. Что он мог понимать, этот разгильдяй и недоучка, как он мог судить о его оценке, не имея никакого представления о том, сколько сил и нервов он растратил зря за время работы над эссе? Что его так веселило?

– Даже не сравнивай нас! – воскликнул Шахар, угрожающе поднимаясь.

Хен осекся и инстинктивно отошел на шаг. Одед застыл в тревоге, а другие соученики, что были неподалеку, невольно прервали свои разговоры и обернулись к ним.

– Вы все виноваты, – яростно заявил Шахар, обращаясь к другу, – ты, твоя красотка, Ран, Эрез, Янив, Авигдор. Вы задурили мне голову вашими кемпингами и вечеринками, давали мне понять, что отвернетесь от меня, если я не буду с вами за компанию. Не постеснялись шантажировать меня моей девчонкой, чтоб заставить меня поехать, смеялись над тем, как я много работаю. И что? Я отметился с вами повсюду, и сам себе навредил! Понимаешь, что такое для меня восемьдесят два? Это – милость! Это – подачка! Потому, что я должен был – понимаешь? – должен был сдать эссе на отлично!

Голос его то и дело срывался от эмоций, все внутри клокотало. Он искренне злился на тех его приятелей, что сбили его с толку, не дали расправить крылья, лишили уверенности в его раз поставленной цели, – одним словом, оказались грузом для его амбиций. Кроме того, он сердился на Дану, также не желавшую понимать его до конца и настойчиво напоминавшую ему о его юном возрасте. В нем столько всего накопилось за прошедшие недели, что Шахар Села просто не мог сейчас сдержаться, и высказал Хену все, что думал.

Хен Шломи побагровел от возмущения. Ну и наглец же этот Шахар! Неужели он будет отныне обвинять весь свет в каждой своей неудаче? Да он просто спятил!

– И что теперь ты будешь делать? Драться с нами? – произнес он с усилием.

– Тише вы! – зашипел Одед, которому стало ужасно неловко присутствовавших в классе.

Но Хен никогда не замолкал на полуслове, и был, в общем-то, парнем горячим. Он подскочил к раздосадованному Шахару и затряс его за плечи с такой силой, что тот не сразу отодрал его от себя, хоть и был каратистом.

– Ты бы хотя бы подумал своей головой, – вопил Хен, – кого и в чем ты упрекаешь! Ты осел! Если тебе неприятно находиться в нашем обществе, если мы чем-то тебе неугодны или тормозим тебя, чертов заумник, скажи это мне прямо сейчас! Скажи, и я тебе обещаю, что у тебя с сегодняшнего дня не останется в классе ни одного близкого человека!

– Хен, ты что такое говоришь!? – закричал, с перепугу, Одед, пытаясь разнять двух друзей.

– Отойди, Одед! Не лезь под руку! – рявкнул Хен, чьи зеленые глаза почернели от обиды.

– Прекратите немедленно! Эй, Шахар, Хен! Да вы оба рехнулись! Хватит! – не отступал тот, вцепившись Хену в воротник.

Кое-как ему удалось вытолкать друзей в коридор, призывая их к спокойствию и повторяя, чтоб Хен вошел в положение Шахара.

– Войти в его положение, да? Да кто он такой? Кем он себя возомнил? – бушевал Хен, забыв о напрочь такте и о том, что рядом проходили их одноклассники. – Он носился со своим несчастным бонусом, как с писаной торбой, а впервые сев в лужу – закатил истерику, точно маленький ребенок. Аж смотреть на него тошно!

– Я привык добиваться успеха во всем! Мне и так сейчас плохо! Зачем ты так? – взмолился Шахар ему в ответ, осознавая, насколько он действительно сел в лужу со своей истерикой.

– Зачем? Затем, чтоб ты зауважал нас, – бросил Хен. – Мы не годимся тебе в друзья, мы все для тебя ничтожества, правда? Ты давал нам это почувствовать каждый раз, когда делал великое одолжение и проводил с нами часок-другой, – подчеркнул он в сердцах. – Тебя никуда невозможно было вытащить и силой. Даже девчонка твоя огорчалась из-за тебя. Ты пренебрегаешь теми, для кого ты хоть что-то значишь, и после этого еще упрекаешь их в своих неудачах? Ты – наглец и болван! Черт тебя раздери!

Одноклассники все превратились в слух, и лишь насмешливо переглядывались. Они старались не приближаться к этой троице, но, держась поодаль, внимательно наблюдали за разгорающейся ссорой давних товарищей и втайне наслаждались этой картиной.