Ещё слышны их крики

– Готово! – воскликнул я.

– Готово, – шепотом повторил Земноводный и довольно бодро встал на ноги. – Вот только отпустит ли меня вода в эту землю? – задумчиво добавил он.

Когда я взглянул на промокшего старика, протягивающего мне мою куртку, то с удивлением отметил его значительно посвежевший вид. Даже голос его стал ровным и уверенным, когда он воздавал мне похвалы и благодарности. Я даже подумал, не поспешил ли он с решением обзавестись могилой. Однако мысли о моем клиенте волновали меня недолго, потому что вдохновенное состояние, которое я испытывал в яме, быстро улетучилось, и я вновь мысленно унесся к событиям прошлой ночи и разъяснениям моей тещи о причинах смены формы государственного правления. Да, я был могильщиком, и с этим было глупо спорить! Но! Я чувствовал, что со мной все не так просто. Я чувствовал, что как-то связан с препаратом «Забвение», что связан с новым политическим порядком. Чувствовал, потому что так было нужно! Я был бы рад не поддаваться этим сомнениям и честно нести свою почетную службу, но сомнения были сильнее меня. И тут я понял, что именно сейчас у меня есть подходящий шанс отправиться прямиком в город, найти ресторан «Жарят черти» и попробовать либо рассеять, либо подтвердить свои сомнения.

– Послушайте, господин Земноводный, я вижу, что вы приободрились и сможете добраться до дома без моей помощи, не так ли? У меня есть неотложное дело, – обратился я к старику, вытирая рукавом свитера грязное лицо.

– Ох, господин Простак, только прошу вас не поддавайтесь вновь пороку. Прошу вас, закопайте меня именно вы. Могу я надеяться, что отправлюсь в последний путь по всем законам? – спрашивал старик, твердо стоя на ногах.

Не чувствуя в душе искренности, я все же положил руку на его плечо и произнес просто и торжественно:

– Обещаю.

Через десять минут я был уже на том самом месте, где ранее простился с Георгом, и весь в грязи, с лопатой на плече, взял путь к набережной Караваджо. Выйдя из леса, я оказался на той самой мостовой, по которой Георг вез меня ночью, по ней двинулся в сторону проспекта Бетховена и вскоре вышел в оживленную часть города. В общей сложности на этот отрезок пути я потратил около часа и на город уже спускались густые сумерки. Люди, попадавшиеся мне на пути, замолкали и били поклоны, водители замедляли ход машин, чтобы выразить мне свое почтение, дети глядели на меня кто с испугом, а кто с искренним обожанием. Более того, вскоре я заметил, что позади меня начала образовываться разношерстная свита, имевшая целью просто побыть в моем величественном обществе, и если уж сильно повезет, то прикоснуться к моей лопате. Я понял, что могу немало облагодетельствовать этих людей одной своей просьбой и попросил их провести меня к нужному ресторану в восточной части набережной. Просьба моя, разумеется, была встречена настоящим восторгом, и теперь, окруженный чернью (должен признаться, что считал их всех чернью) со всех сторон, я продолжал свой путь по вечерним улицам города, в ослепительном сиянии собственной славы.

«Жарят черти» оказался заурядным ресторанчиком в нижнем этаже двухэтажного дома с видом на реку. Когда я вошел в зал, оставив своих поклонников снаружи, то и здесь мое появление произвело должный эффект. Немногочисленные посетители поспешили встать и поклониться, персонал был готов исполнить любой мой каприз, и когда я расположился за широким столом у окна, заказ у меня принимал сам шеф-повар (человек, который и должен был мне помочь) в компании владельца заведения. Эти господа обещали подать мне все желаемые блюда на безвозмездной основе, и при этом настаивали, чтобы блюд этих было не менее десяти, дабы я в полной мере смог оценить таланты и радушие местных работников.

– Благодарю вас, господа, – ответил я немного надменно, – однако же я предпочту ограничиться одной порцией песка.

Мужчины приняли крайне серьезный вид и многозначительно переглянулись.

– Господин могильщик, если я правильно вас понял, вы желаете отведать одну порцию песка? – спросил повар, бывший грузным двухметровым парнем в противовес своему щуплому работодателю.

– Совершенно верно, – ответил я, сосредоточенно всматриваясь в их лица, и предполагая, что их серьезность, сменившая пресмыкательство, означает, что они поняли пароль, и поняли, для чего я явился.

– Будет сделано, – коротко ответил повар.

Поклонившись, мужчины удалились, оставив меня наедине с моей лопатой, которую я бережно прислонил к соседнему креслу. Исполнения заказа я ждал долгих пятнадцать минут, в течение которых ловил на себе робкие взгляды посетителей: с оттенком зависти в глазах мужчин, и с оттенком восхищения в глазах женщин. Наконец шеф-повар и владелец ресторана вновь появились у моего стола, и первый из них поставил передо мной поднос с широкой тарелкой, накрытой крышкой, и с набором столовых приборов. Каково же было мое удивление, когда крышка была поднята и взгляду моему предстала горсть обычного песка, рассыпанная по тарелке. Несколько секунд я ошеломленно разглядывал свой ужин, после чего поднял на мужчин удивленный взгляд.

– Не желаете ли незамедлительно оценить исполнение? – поинтересовался повар.

– Господа, – ответил я, беспокойно оглянувшись по сторонам, – боюсь, вы меня неправильно поняли.

– Как же так? – спросил щуплый владелец и склонил голову набок.

– Меня зовут Жак Простак, – тут мужчины с пониманием кивнули, – и я пришел в ваш ресторан по совету Георга Морга, – тут мужчины с непониманием переглянулись.

– Но… ведь вы же попросили порцию песка, – с обидой в голосе сказал повар.

– Да, но… – я немного замялся, а затем обратился к владельцу: – Не могли бы вы оставить нас наедине?

Щуплый мужчина несколько мгновений смотрел на меня с подозрением, но в конце концов отошел на три шага в сторону.

– Послушайте, – заговорил я полушепотом, – вы ведь информатор Георга Морга, не так ли? Просто не решаетесь говорить об этом в присутствии третьего лица, да?

– Я не понимаю, о чем вы? – с неподдельной тревогой в голосе и во взгляде ответил повар. – Вы попросили песка, и я исполнил ваш заказ.

– То есть вы хотите сказать, что незнакомы с Георгом?

– Вы будете есть песок? – к моему изумлению голос этого детины дрогнул. – Мне не нужны проблемы с могильщиком…

– Никаких проблем, поверьте. И поймите, мне нужна ваша помощь, – настаивал я, хоть уже предчувствовал заведомое разочарование.

– Вот ваш песок! – воскликнул парень и разрыдался. – Что вы от меня еще хотите? Ешьте песок!

Его патрон тут же подскочил и принялся успокаивать своего служащего, при этом смея бросать на меня упрекающие взгляды. Кроме того, и по залу пронесся негромкий ропот, в котором я различил пару реплик о своем пьянстве, а на улице послышалась какая-то суета.

Еще один короткий, едва уловимый миг. И в этот раз мне удалось за него зацепиться. Наверное, я сам не до конца понимал, что говорю, однако услышал свой собственный шепот:

– Где я?

Вопрос мой остался без ответа и этим все кончилось. Повар продолжал канючить, чтобы я ел песок и избавил его от проблем с могильщиком, а суета на улице переросла в неистовый шум толпы, но, как оказалось, ко мне этот шум имел лишь косвенное отношение. Через секунду дверь ресторана распахнулась и стало понятно, кого приветствовала чернь. По залу ресторана прокатился восторженный вздох, а по мне прокатилась волна ужаса. На пороге стоял балансирующий силуэт Гильотины.

– Простак, – язвительно сказал он, – а я тебя ищу.

Глава IV. День второй

26 марта 2017

Свен, конечно же, преувеличил степень своего негативного отношения к алкоголю. То, что его отец откровенно спился, не мешало ему самому периодически предаваться обильным возлияниям, будь то с немногочисленными приятелями или наедине с собой. Последний вариант был даже предпочтительней, поскольку Свен имел полное право пустить слезу и отправиться в мир своих фантазий, в котором он был едва ли ни гением, которому стерва жизнь беспощадно подрезала крылья. И рассматривая обшарпанную утварь своей крохотной квартиры в первом этаже двухэтажного дома, купленной на деньги, доставшиеся Свену после развода родителей, представлять, как все могло быть, если бы судьба была к нему немного более благосклонной. Находить объяснения отсутствия этой благосклонности Свен не любил. Он был уверен в том, что он несчастен, что удача прошла его стороной. В этом вопросе он был блажен, поскольку уверовал слепо. И иногда, с помощью водки или коньяка, эта вера заставляла Свена реально взывать к небесам – к Господу, в которого он и не верил, – и требовать ответ на вопрос: «Почему? Почему я должен так жить?»

Свен вовсе не был расположен к алкоголизму, скорее даже наоборот. Идея выпить могла прийти ему в голову спонтанно, после чего хоть целый месяц он мог и не вспоминать о существовании алкоголя. Но после знакомства с Кристиной выпивка особо полюбилась, поскольку неплохо раскрепощала воображение и позволяла в нем же репетировать очень уж чувственные беседы с Кристиной. Беседы за бутылкой вина, беседы, в которых слова играют второстепенную роль, а на первый план выходят едва заметные улыбки, жесты и периоды молчания, взгляды, в которых оба угадывают то, о чем уже давно должно быть сказано, то, что уже давно должно быть сделано.

И вот, пожалуйста: он сидит за тем самым столом, за которым когда-то пил ароматный чай, она сидит напротив, их разделяет бутылка превосходного вина и блюдо с фруктами, за окнами сгущается тьма, а в закрытом магазине царит уютный полумрак. То, что Свен так часто представлял себе, теперь было преподнесено ему на блюдце. А он едва мог усидеть на месте, изнемогая от внутреннего дискомфорта и желая залить в себя эту бутылку одним махом, чтобы хоть немного выровнять свой эмоциональный фон. Он ведь и подумать не мог, что небольшой личный праздник окажется днем рождения. Если честно, он вообще не особо думал о том, что именно это мог быть за праздник, расценивая его как предлог, к которому девушка прибегла, чтобы побыть с ним вдвоем. А тут такое. Мало того, что день рождения, так он еще и единственный гость, из чего следует уже явная избранность его личности. А он даже букет цветов не догадался купить. Он даже не подумал о том, что стоит прийти с каким-нибудь подарком, поскольку терпеть не мог подарки. И теперь точно выглядит в глазах Кристины самоуверенным и скупым выскочкой. Разговор не клеился уже полчаса. А кроме того, ранее не интересовавшийся ее возрастом, он был крайне удивлен тем, что девушке исполнилось двадцать девять лет. Он даже пожалел, что в свое время признался Кристине, что ему двадцать пять и не накинул себе пару лет. Разница в четыре года добавляла неуверенности, выделявшейся на фоне утешительного принципа о подвластности любви всех возрастов.

– Ты просто не представляешь, как мне неловко, – стонал Свен, даже не глядя в ее лицо.

– Да хватит уже, – ответила девушка. – Брось. Я не переношу лишней торжественности и всяких подарков.

– Правда? – с надеждой спросил Свен. – Я тоже не люблю подарки. Не дарить, не принимать.

– Ага. По себе зная, каково это – подобрать что-то не совсем уж бесполезное, но и не чересчур амбициозное, – не хочу доставлять людям похожие хлопоты.

– Это точно, – усмехнулся Свен. – Да и лишние церемонии мне тоже не особо приятны.

– Это мой праздник, не так ли? Имею ведь я право провести день своего прибытия в этот мир так, как я хочу.

– Совершенно верно. Но… – Свен на секунду замялся. – Почему именно так?

Он вновь посмотрел ей в глаза и на фоне милой приятной улыбки увидел бушующий всеми возможными эмоциями огонь в ее глазах.

«Точно ведьма» – подумал Свен и едва сдержался, чтобы не поежиться.

– У меня такая традиция, – ответила девушка. – Каждый свой день рождения я отмечаю с новым человеком. С человеком, с которым познакомилась как раз в течение последнего года, и знакомство с которым… произвело на меня положительное впечатление, скажем так, – она широко улыбнулась и сделала глоток вина из своего бокала. – Ты если не хочешь, то не пей. Не стоит себя пересиливать. Хочешь, я тебе чаю или кофе сделаю?

– Нет-нет, что ты, все в порядке, – поспешил ответить Свен и потянулся за своим бокалом. – Как тут не выпить? К тому же вино действительно отличное.

– Да, это как раз подарок, – засмеялась девушка.

– С прошлого дня рождения? – усмехнулся и Свен.

– Ага.

– А кто был на моем месте в прошлом году? – спросил Свен, чувствуя ревность.

– Кстати, в буквальном смысле, – ответила Кристина, и лицо ее стало серьезным, – это была удивительной красоты девушка, которая смогла заставить меня задуматься над многими вещами, ранее для меня неприметными.

– Неужто красивее тебя? – Свен почувствовал, что краснеет от первого комплимента в адрес Кристины, и поспешил отвлечься на поедание кусочка апельсина.

– Думаю, да, – ответила девушка, отреагировав на банальные слова легкой улыбкой. – Это был тот редкий случай, когда неземная красота уживается и с глубоким интеллектом, и с чувственной натурой. И с очень, – Кристина сделала ударение на этом слове, – с очень тяжелой судьбой.

Свен хотел было сказать, что не такая уж это и редкость, когда красота уживается с интеллектом, но промолчал, видимо, потратив все силы на предыдущий комплимент.

– Похоже, ты притягиваешь людей с тяжелой судьбой, – сказал он более подходящие для себя самого слова.

– Похоже, что так, – прошептала Кристина и устремила в потолок грустный взгляд.

Свену показалось, что ею овладели воспоминания о той самой девушке, и он не смел прервать затянувшееся молчание. Он и не хотел. Ему вообще хотелось помолчать как можно дольше. Хотелось, чтобы Кристина как можно дольше рассматривала потолок, не обращая на него внимания. Хотелось использовать эту паузу, чтобы набраться сил и уверенности, чтобы приспособиться к той интимной обстановке, в которой он теперь находился. Свен вспоминал, как весь вчерашний вечер и весь сегодняшний день уверял себя, что не позволит себе волноваться и ни за что не перегорит, если дело вдруг дойдет до секса. Но в то же время был не в силах отделаться от мысли, что переспать с Кристиной – это взгромоздить себе на плечи непосильный груз ранее неведомой ответственности. А ответственность была самым страшным сюрпризом, которым его могла наградить жизнь. И ощущение возможности этой незапланированной ответственности вгоняло его в невыразимую тревогу. А кроме того, и в страх упасть в грязь лицом и опозориться, поскольку Свен хоть и не был девственником, но вовсе и не был избалован женскими ласками. В итоге он настраивал себя на то, что в этот вечер попробует отстраниться от девушки и продемонстрирует ей свою незаинтересованность в ее чувствах, сможет позиционировать себя не более как приятель. И вот, пожалуйста. Как он не пытался сопротивляться, он чувствовал, что в плену. И ничего здесь не решает. И придется позориться, значит будет позориться. Придется триумфовать – будет триумфовать.

Кристина молчала примерно минуту, а затем на ее губах мелькнула едва заметная улыбка, в которой было что-то невероятно злорадное, даже жестокое. От неожиданности даже на долю секунды увидеть такое пугающее выражение на столь прекрасном лице Свен вздрогнул. Кристина это заметила и в глазах ее вспыхнул страх, словно ее подловили на том, чего никому нельзя видеть. Она поспешила улыбнуться, однако гнетущее впечатление, которое произвела на Свена эта короткая сцена, еще сильнее усилило его нервозность.

– Нет, ты другой, – произнесла Кристина и медленным движением поднесла к губам бокал с вином.

– Почему же? – спросил Свен и кашлянул.

Кристина пожала плечами и устремила взгляд в темноту за окном.

– Просто. Ты… как бы это сказать… ты хочешь быть счастливым, Свен?

– Разумеется, – ответил парень, не сомневаясь в правдивости своего ответа.

– Нет, – ответила девушка, все еще не глядя на него.

– Что ты имеешь в виду? – Свен нервно засмеялся.

– Ты относишься к тем людям, которые не хотят быть счастливыми.

– Ты преувеличиваешь…

– Подожди, – Кристина резко повернулась и вонзила в него пылающий взгляд, от которого Свену сразу же перехотелось смеяться. – Ты готов к откровенному разговору?

– Ну… да, – протянул он, чувствуя опасность.

– Я же не говорю, что ты живешь неправильно. Просто противоречие, в которое ты вступаешь с жизнью, не дает тебе полностью раскрыться, понимаешь? Отсутствие счастья – это осознанный выбор многих людей, и выбор вполне оправданный. Несчастливый человек и несчастный человек – это совершенно разные вещи. Не надо путать отсутствие счастья с несчастьем. Первое – это обширное поле с плодородной почвой, и на поле этом можно вырастить очень богатый урожай. Второе – это выжженное поле. Несчастье – оно всегда одинаковое, оно всегда черное, горькое, густое и безнадежное. Оно безжизненное. В первом случае, человек просто не хочет быть счастливым, в широком и общепринятом смысле. А во втором случае – просто не может. Ты понимаешь, к чему я веду?

Свен совершенно не понимал, но быстро кивнул.

– Если понимаешь, додумаешь сам, – сказала девушка, внимательно глядя в его лицо.

– Скорее всего, я просто несчастный.

– Нет, Свен, вот та девушка была действительно несчастной. А ты несчастливый.

– Но я хочу быть счастливым, черт возьми, – воскликнул Свен, чувствуя себя значительно уверенней – как всегда, когда был повод давить на жалость.

– Какого же счастья ты хочешь?! – воскликнула в ответ Кристина и придвинулась ближе. – Просто скажи, чего ты хочешь?

Свен хотел было сказать откровенно, что хочет именно ее, но вместо этого просто смотрел ей в лицо. Он действительно не знал, чего же он еще хочет. Он действительно не знал, что ответить. Он не мог сказать, что хочет славы, потому что не обладал никакими умениями для нее. Он не мог сказать, что хочет денег, потому что понятия не имел, где их взять. Он не мог сказать, что хочет любви, потому что ему было просто стыдно это сказать.

– Славы хочешь? – спросила девушка, словно читала его мысли.

– Нет, – ответил Свен. – Мне не нужно чужое поклонение.

– Денег хочешь? – голос Кристины не был издевательским или провокационным. Напротив, она выглядела заинтересованной и словно просто хотела понять то, что понять никак не могла.

– В разумных пределах. Но это не главное, разумеется, – ответил Свен и выпил до дна свой бокал.

– Любви?

Он усмехнулся.

– Если бы она не была выдумкой.

– Ну, вот мы и приехали, – выдохнула Кристина и откинулась на спинку своего кресла. Несколько секунд она молча смотрела ему в глаза, затем с нотой возмущения спросила: – Какие еще выдумки?

– Да это сказки для восторженных глупцов, – поморщился Свен. – Все эти любовные порывы преследуют исключительно корыстные цели, в той или иной мере. Любая любовь в итоге сводится к купле-продаже. Как мне кажется, если человек должен чем-то жертвовать ради другого человека – это уже античеловеческие взаимоотношения. Я не против того, чтобы люди заводили семьи и играли в эту романтику, но не стоит обожествлять эти игры, называть их смыслом жизни и основой всего мироздания. Это глупо. Но ты, как я вижу, со мной не согласна?

– Тут дело не в согласии, – покачала головой девушка. – Тут дело… – она замерла, наградила Свена пристальным взглядом, а затем широко улыбнулась и, взмахнув волосами, указала на бокалы.

Приободренный Свен поспешил выполнить эту просьбу. Самолюбие его было поощрено тем, что у него получилось заинтересовать Кристину своим взглядом на мир, а также он был практически уверен, что в данном вопросе у нее очень мало шансов пошатнуть его позиции.

– Тут дело в том, чего каждый отдельный человек ждет от любви, какой смысл находит в этом слове, – продолжила Кристина, упершись локтями в стол и спрятав ладони в рукавах широкого серого свитера. – И так не только с любовью, но и с верой, с дружбой, с честью и так далее. То есть мне реально странно слышать от людей, что не существует любви или дружбы, что вера – это глупость и пережиток прошлого, – внимательно проследив за тем, как парень наливал вино, она перевела взгляд в окно. – Такое ощущение сразу, что подобный человек где-то не дожил. Я, правда, не могу понять, как можно прийти к выводу, что не существует любви. Я согласна, что ее можно обесценить, но… за отсутствием любви скрывается внутренняя пустота, понимаешь меня? Я бы не хотела думать, что ты пуст, Свен.

Возможность показаться пустым напугала Свена. Напугала настолько, что он не посмел даже попробовать отстоять точку зрения, в которой был уверен еще полминуты назад; да он и не знал, как это сделать, потому что точка зрения была поверхностной и не продуманной до корней.

– Ну, скорее, я просто обесценил любовь, как ты сказала. То есть смысл, который я вкладываю в этого слово достаточно примитивен и мелочен, – промямлил Свен.

– Сначала ты сказал, что любовь именно выдумка, – усмехнулась Кристина, по-прежнему глядя в окно.

– Ну… ты подсказала более подходящую формулировку. Переоцененная другими, обесцененная мной.

– В таком случае, ты настроен на никчемную любовь. На любовь, в которой есть место предательству, изменам, может быть и насилию, не так ли? Если ты считаешь это чем-то примитивным и мелочным?

– Знаешь, Кристина, – ответил Свен уверенно, – ты должна понимать, что мужчины и женщины по-разному смотрят на такие вещи. И, разумеется, ждут от них совершенно разных плодов. То, что я считаю любовь примитивной штукой, вовсе не означает, что я способен на насилие или на измену.

Кристина резко повернулась и посмотрела в его глаза с тоской, как показалось Свену, даже с большой долей наигранной тоски.

– Означает, – тихо сказала она. – Именно это и означает. Извини, мне нужно отойти на минутку.

Одетая в короткие шорты красного цвета, по-домашнему гармонировавшие с теплым серым свитером, она обогнула край стола, при этом круто вильнув загорелыми бедрами перед самым лицом Свена. Он обернулся и проводил ее взглядом до дальнего стеллажа, за которым была дверь в туалет. И вновь во всей полноте он ощутил это чувство, которое заставляло его стыдиться. Назойливое чувство нежности. Он вновь попытался представить, как срывает с нее этот свитер, как зубами разрывает эти шорты, как покрывает ее тело звериными поцелуями, а потом со зверской яростью трахает ее до изнеможения на этом самом столе. Он прекрасно знал, что женщинам это нравится. Знал, что в этом нет ничего позорного или унизительного. Но ничего не получалось. Вернее, получалось, но в душе оставался какой-то грязный осадок, словно он еще далек до этого уровня доверия именно в случае с этой девушкой. Вместо этого он понимал, что сейчас ему куда сильнее хочется просто обнять ее и сказать что-то доброе, ласковое. Понимал и гнал эти мысли прочь, поскольку в его нетвердом разуме нежность представлялась исключительно проявлением слабости и никак иначе. Нет, сильный мужчина ни в коем случае не должен доходить до такой степени сентиментальности! При этом Свен отказывался понимать, что его манера поведения никак не вяжется с понятием силы. Он не хотел понимать, что его бесконечное нытье компрометирует его куда больше, чем невозможность проявить нежность. Он не хотел понимать (и действительно не понимал), что ведет себя совершенно абсурдно, представляя на обозрение девушки внутренний мир подростка, но никак не мужчины, и при этом продолжая оставаться в полном неведении о мире ее.

Когда Кристина вернулась и села на прежнее место, Свену показалось, что она огорчена и словно не настроена на продолжение беседы.

– Все в порядке? – спросил парень.

– Разумеется, – ответила Кристина, улыбнулась и взяла свой бокал. – Я выпью за высокую любовь, а ты как хочешь, – сказала она без усмешки. – Можешь выпить за свою никчемную и мелочную любовь. Можешь пить за что угодно.

– Я не хотел тебя оскорбить своими суждениями, – ответил парень. – Я даже не знаю…

Кристина сделала два больших глотка и поморщилась.

– О каком оскорблении ты говоришь? Все в порядке. Мы же просто болтаем, делимся размышлениями, вот и все.

– Ты сама хотела откровенного разговора.

– Да, откровения могут действовать по-разному.

Свен находил в перемене девушки и усладу, и горечь. Он понимал, что его рассказы задели ее тем, что он просто не оправдывал ее надежд. Он полагал, нынешнее огорчение Кристины кроется именно в понимании, что Свен не сможет дать ей то, что она ищет. И вместе с радостью от подтверждения своих догадок насчет ее влюбленности, он испытывал тревогу от возможности ее мгновенного отчуждения. Он вдруг представил, как прямо сейчас она просит его встать и навсегда уйти, и впервые тот самый приступ паники начал подступать к нему в ее непосредственном обществе. Нет, он не мог потерять ее, просто не мог. Она должна быть в его жизни, любой ценой. Творческий участок мозга получил сигнал тревоги и подсказал Свену идею, которая показалась ему весьма подходящей.