Я, ты и шизофрения

Моя шалость не удалась, и теперь я попалась в паутину злого паука – директора. Он, сидя за своим столом, раздраженно постукивал пальцами и временами бросал в мою сторону укоризненный взгляд. Представьте человека чопорного и без чувства юмора, пришита сюда занудство и привычку лизать задницы богачам, и у вас выйдет Мистер Гроув. Он из тех, кто считает, что всегда прав. Любой побывавший в его кабинете скажет, что он дьявол.

– Твоё сегодняшнее поведение лишено всякого оправдания, Аманда! – начал он, машинально дотронувшись до своей плеши.

– Это не так, – возразила я.

– Что?

– Девушки, которых я облила, унижали меня и моего друга. Я должна была терпеть их оскорбления?

Гроув не ожидал протеста с моей стороны, он не привык к тому, чтобы его слову перечили. Поэтому директор недовольно насупился, оскорбленным моим сопротивлением. Как бы он меня не выставил вон… Он помнит меня скромной, милой девочкой, которая не способна обидеть и мухи. Это объясняет его сконфуженный вид.

– Нельзя отвечать на насилие насилием!

– О Боже, простите меня, мистер Гроув, но в наше время только так и общаются. Вы не знаете ничего о своих учениках и о том, что происходит в стенах этого учреждения. Говоря языком учебника истории, здесь творится междоусобная война! Одной рукой люди пожимают вашу ладонь, а другой вонзают нож в спину. Вот она правда, мистер Гроув.

Выпалив на одном дыхании истинные мысли, я спрятала глаза вниз и умолкла. Директор просто сверлился с часами слева от нас и глубоко вздохнул. Он нарочно растягивает мою «инквизицию», мешкал, игрался.

– Это ничего не меняет. Ты поступила жестоко, потому, Аманда, ты отстранена от занятий на два дня!

– Что?! Мистер Гроув…

– Нет, не делай хуже. Собери свои вещи и покинь это школу на назначенный срок. Родителям сообщат о твоем проступке!

Я сощурила веки и еле сдерживала слёзы несправедливости. Почему некоторым дозволено всё, а другим – ничего? Ненавижу несправедливость! То, что меня не будет два дня в этой колонии очень даже радует, но когда об этом узнают родители… Двумя словами: мне конец! Как же мне хочется сейчас оказаться в глухом лесу, где есть только я и моя собачка Догги, в своем маленьком домике, сидеть в мягком кресле у камина и пить вкусное какао, перечитывая легкий роман. Вот бы сбежать отсюда в другой мир.

* * *

Наступили сумерки. В домах напротив горел тёплый желтый свет. Глядя на это, я испытываю умиротворение, потому что вечерами наша улица полна уюта и меланхоличностью. Если бы ещё на фоне играла Лана Дель рей… Порой у меня не получается думать, в буквальном смысле этого слова. Пустота в голове, я ты сказала, прозрачна, словно я только что появившийся на свет младенец. Иногда мне это нравится – не думать. Если не думаешь, значит, не переживаешь.

Спустившись с подоконника, я повернулась к двери, ручка которой дёрнулась. Пришла мама. Я знала, о чем пойдет речь, и была полностью к этому готова. Тем более мне незачем умалчивать правду, виновной я себя не считала. Я только дала сдачу.

Пристально пройдясь по мне взглядом, мама медленно подошла к кровати и присела. Она не выглядела рассерженной или разочарованной, скорее уставшей. Да, я очень проблемный ребёнок. Мне кажется, она тоже так думает, но не может сказать вслух.

Молчание затянулось. Наверное, ей требовалось обдумать свои слова и действия. Мама очень терпеливый человек. Каждая мать заботлива, но моя превосходит в этом плане всех. Она понимающая и сердце её полно сострадания. Жаль, ей не повезло в одном – со мной.

– Тебе уже все рассказали? – с какой-то тоской поинтересовалась я, взглянув через окно на потемневшее небо.

– Хочу услышать твою версию. Что произошло? – она ответила вопросом на вопрос, но этого было достаточно, чтобы всё понять.

– Ничего, просто Алиса и её подружки оскорбили нас с Майклом. Я дала сдачу. Драма, – с насмешкой объяснила я и опустила голову в пол.

Мама закивала головой, будто поддерживала мой проступок. На самом же деле, это всего-то привычка.

– Директор сказал, что ты облила их соком?

«Молодец, молодец!», – мелькнуло, словно вспышка, перед носом, и я растерянно похлопала ресницами.

– Мне кажется, у тебя сейчас сложный период в жизни. Экзамены, выпускной класс – все это на тебя влияет. Правда же?

«Нет».

– Надеюсь, скоро это пройдет, – мама улыбнулась так, как свойственно ей одной: с необъятной любовью.

Она не стала орать, она постаралась понять меня.

– Спасибо, мам… Я редко это говорю, но спасибо!

И я позволила обнять себя. Эти редкие, однако драгоценные мгновения я запираю в своём сердце. Возможно, сейчас самое время рассказать ей правду? Может, так мне будет лучше? Едва ли они упекут меня в психушку… Скорее попытаются исправить сбавившийся механизм в моей голове. Остаётся лишь гадать – и ничего больше. Потому что я не смогла признаться.

Расстроившись, я бросилась на кровать и подумала, что хотела бы вернуть в детство.

Однажды на мое седьмое Рождество папа сказал, что Санта Клаус – мой дедушка. Этой большой-маленькой ложью он сделал меня самым счастливым ребенком на планете. Представьте, что ваш дедушка Санта. Это ведь умереть как круто!

Когда мне было интересно, почему я его ни разу не видела, папа отвечал: «Он ведь Санта – занятой человек». Глупышка Аманда верила и хвасталась перед всеми, что её дед – сам Санта Клаус. Папа любил меня удивлять. Сколько выдуманных историй рассказывал он: где только не бывал мистер Ди – выдуманный супергерой отца. Мистер Ди бывал в Гималаях, в Бермудском треугольнике, где поборол большого сверхъестественного осьминога; на Альпах, на корабле злого пирата. Сколько воспоминаний, которые теперь всего-то картинки в голове. Родители всегда радовали меня. Не скупались и дарили самые лучшие игрушки. А что взамен получили они? Дочь – шизофреничку!

Мои воспоминания развеял шум, исходивший из улицы. Отогнав мысли прочь, я с любопытством выглянула во двор и с неожиданностью для себя заметила карабкающегося к моему окну Сэма. Мне давалось чуть меньше минуты на то, чтобы понять, рада ли я его появлению или мне пора вызывать полицию? Но стоило ему поднять голову вверх и улыбнуться, как я почувствовала заряд тока. Удивительно, он ведь мне совсем чужой, случайный знакомый, и тем не менее, при виде него мне трудно дышать.

Пока никто из соседей не заметил нас, я распахнула окно и помогла Сэму пролезть внутрь. Под впечатлением происходящего, он засмеялся. Его смех… такой красивый и жизнерадостный. Приставив к своим губам палец и прошипев «тс-с-с», я задёрнула шторы, понадеявшись, что мама ничего не слышала.

Сэм стянул с себя куртку.

– Здравствуй, Аманда, – улыбнулся он немного иначе и вновь, как в первый день нашего знакомства, прыгнул на кровать.

Убедившись, что мама ни о чем не подозревала, заперла дверь на замок и со спокойной душой обернулась к брюнету. От него пахло корицей, моей любимой!

– Нет, всё-таки у тебя какие-то проблемы. Ты не дружишь с дверями? – притворно возмутилась я, хотя сама рада, что Сэм не стал звонить в парадную дверь.

– Я подумал, что так будет проще.

– Ты странный.

– Ну, это как посмотреть. Классные носки, кстати, – кивнул он на мои ноги.

Я проследила за его взглядом и с ужасом для себя поняла, что стояла в разных парах.

– Спасибо, – проигнорировала его насмешку, сделав вид, будто так и задумано. – Зачем ты пришёл?

– К тебе.

Его ответ меня застал врасплох, ведь я спросила его о другом. Он наладил со мной зрительный контакт. Сколько же в нем уверенности…

– Точно, – пытаясь разорвать это странное магнитное поле, я перевела всё в шутку, – я и забыла, что ты сталкер.

Сэм тихо засмеялся, чуть наклонив голову назад. Я заметила у него родинку прямо на подбородке. Тяжело не пялиться на человека, когда он безумно красив, как Сэм. У него даже ресницы гуще и длиннее, чем у любой модели.

– Ладно, – шумно сглотнула я, и Сэм вопросительно дернул бровью.

– Что?

– Я дам тебе шанс узнать меня поближе.

Брюнет растянул уголки губ в довольной улыбке. Он вдруг перестал быть самоуверенным и смущённо отвёл взор в сторону, кажется, собираясь с мыслями. Неужели Сэм не ожидал подобного ответа? Или я повела себя легкомысленно?

Я испугалась, что испортила впечатление о себе и нервно поправила волосы за плечи, а тот в свою очередь потянулся к башенке коробок из-под дисков.

– Любишь смотреть фильмы? – внимательно изучая каждый, спросил Сэм.

– Скорее люблю пересматривать то, что уже видела.

– Правда? И тебе не надоедает?

В отрицании я покачала головой.

– Что ж, давай пересмотрим что-нибудь вместе?

Ни один мускул на его лице не дрогнул, он говорил со всей серьёзностью. Это странно, учитывая, что фильмы я смотрю только в одном жанре – мелодрамы.

– Ты пожалеешь об этом.

Сэм ухмыльнулся, оставив мой комментарий без внимания, и подошёл к компьютеру.

– Как насчёт этого? – протянул мне коробку в руку брюнет.

Его выбор потряс меня ещё больше.

– Но… почему именно «Приведение»? – искренне не понимала я.

Может, ему нравится Деми Мур?

– А что, хочешь что-нибудь другое?

– Нет, – остановила его я, коснувшись тёплой ладони. Сэм застыл, не отрывая глаз с наших рук. – Просто это мой любимый фильм.

Это не могло быть совпадением или случайностью. Как он мог выбрать именно его?

– Теперь и мой тоже, – сказал Сэм интонацией, из-за которой я вся покрылась мурашками.

Он совсем близко, настолько, что его дыхание обжигало мои губы.

«Наверное, сегодня он меня поцелует», – наваждением кружилась в мыслях. Я вдруг осознала, что сама бы этого хотела. Интересно, что я почувствую в тот момент?

Но Сэм внезапно отдалился, и мне стало пусто на душе. Это совсем не то, что я себе представляла. Почувствовав себя дурой, я села на изножье кровати и молча ждала, пока парень загрузит фильм.

– Забавно, что ты, мальчик, собираешься смотреть сопливую мелодраму.

– А что, по-вашему, мы не люди? Нам тоже иногда хочется посмотреть что-то без кишков и сальных шуток, – вскинул брови тот, и я задумалась.

Любопытно, все парни мыслят, как Сэм или он такой один? А Майкл стал бы смотреть мелодраму, попроси я его? Ну, впрочем, Майк на вид мягкосердечный, а вот за других парней из нашей школы я не поручаюсь. Они с удовольствием сходят на «Ходячих мертвецов».

– Что-нибудь принести поесть? – поинтересовалась я.

Сэм отказался от закусок, поэтому мы приступили к фильму Расстояние между нашими руками не больше десяти сантиметров. Брюнет успел подметить, что главного героя тоже зовут Сэм, после чего мы обменялись улыбками. Как и должно было быть, в конце фильма я разревелась. Сэм позволил себе приобнять меня и даже протереть слезу со щеки. И почему я ничего ему не сказала, не возразила?..

– Ты в порядке?

Мне так часто задают этот вопрос, что готовый ответ висит на кончике языка, однако сейчас, рядом с этим человеком, я впервые хотела сказать правду. Дело не только в фильме. Я заплакала, потому что устала притворяться.

– Я боюсь, – прошептала я, опустив подбородок в пол.

– Боишься чего? Приведений?

– Я боюсь тебе доверять. То, что я хочу сказать, очень важно для меня, Сэм. Тебе можно верить?

– Да, – его игривость тут же спала.

Есть вероятность, что я совершаю ошибку, но как же мне не терпелось открыться ему. Прошло много времени прежде, чем я смогла набраться храбрости для откровенности.

– Я больна… У меня шизофрения.

– Что?

– Сейчас я не шучу. Сегодня ночью я чуть было не умерла, представляешь? Меня хотели задушить! – поддавшись эмоциям, я задрожала голосом и спрятала лицо в ладонях, вновь заливаясь слезами.

Каждое мною выговоренное слово, как кинжал в сердце.

– Кто? Кто это хотел сделать? – мне мерещится или он вправду переживал?..

– Галлюцинация! Сэм, мне чертовски страшно! Сегодня я действительно могла умереть!

Парень взял меня за руку, крепко сжав её, как бы говоря, что он рядом. Не в физическом плане. Он разговаривал со мной без слов, я видела разные чувства в его глазах. А время застыло.

– Твои родители знают? – спросил тот, но я промолчала. Он догадался, что нет. – Почему ты не расскажешь им об этом? Это ведь не шутки!

– Не хочу пугать их, – убрала руку я, понимая, что вновь раздражаюсь.

Меньше всего на свете мне хотелось навредить ему. Трепет потихоньку исчезал, и на замену пришла угрюмость.

– Хочешь знать, что я об этом думаю? Ты обязана сказать все своим родителям, какая бы реакция после этого бы не последовала. Аманда, ты погубишь себя молчанием.

Осознавая его правоту, мне хотелось разреветься, однако я пересилила себя.

– Я скажу, только не сейчас…

– Если ты ищешь подходящий момент, то знай, он никогда не наступит. Это только оправдание.

– Тебе не понять моих страхов, – поджала губы в невидимую полосу я. – Ты не знаешь, какого жить с галлюцинациями. Я будто сижу на пороховой бочке. И ты не понимаешь, как тяжело оставаться нормальной, если в самом деле всё наоборот. От меня все отвернутся, Сэм. Отправят в психушку.

– Неправда. Тебе помогут, выпишут лекарства и ты добьёшься ремиссии, – Сэм звучал чересчур оптимистично. Я не разделяла его мыслей.

– Говорю тебе, они упекут меня в стационар, где я проведу всю оставшуюся жизнь в четырёх стенах!

Сэм хотел было в очередной раз протестовать, увы ему помешали приближавшиеся голоса. Черт, это мама с папой, и кажется, они шли сюда.

С каждым шагом они ближе и ближе. В груди что-то кольнуло, скорее всего страх, после чего я схватила парня за плечи, ведя его к окну. Слава Богу, тот не сопротивлялся.

– Снова прогоняешь меня? – цокнул он, закатив глаза.

Я бросила ему куртку и открыла окно, не реагируя на брошенную реплику.

– Это для твоего же блага, верь мне!

– Ты очень милая, поэтому я тебя прощаю.

Он только что сделал мне комплимент?

– Сэм, помнишь? – на миг посерьёзнела я, оперевшись руками о подоконник. – Никто не должен знать о моей болячке.

– Я же обещал, – зарекся он, с осторожностью спускаясь вниз.

– Спасибо.

– Сэм Гилмор к вашим услугам!

Я улыбнулась напоследок и собиралась было отойти от окна, как вдруг Сэм сорвался вниз и шлёпнулся на сухой бордюр. Я аж зажмурилась в испуге, осознавая, что сердце ушло в пятки. Судя по ужасному грохоту, ему хорошенько досталось.

– Сэм! Ты жив?! – заволновавшись, крикнула я, пытаясь разглядеть парня в полумраке.

Несколько секунд молчания были длиною в вечность.

– Жив… – послышался севший его голос, и я облегченно вздохнула.

Думаю, с ним все будет в порядке.

Ко мне постучались. Я подбежала к двери, впустив в комнату недоуменный родителей. Шоу начинается.

– В чем дело? Почему ты заперлась? – требовательно спросил папа, осматривая комнату, разыскивая что-то или кого-то.

Но он опоздал лишь на шестьдесят секунд.

– Уже ничего. Что не так? Зачем вы пришли? Что-то случилось?

Мама виновато нахмурилась, пока папа играл в Шерлока Холмса. Мое шестое чувство подсказывало, что сейчас я заработаю новые проблемы. Наверняка папа узнал о моем отстранении.

– Нам нужно поговорить с тобой, Аманда, – отец сел на край кровати.

– Мы хотим отправить тебя к тёте Эмме, – добавила мама, перебив отца.

Я в ступоре раскрыла рот.

– Зачем? Мне и здесь хорошо!

– Так будет лучше для тебя, дорогая…

– Лучше для меня или для вас?! Если я вам надоела, так скажите мне это прямо, а не высылайте к тете, как ненужную мебель!

– Что ты такое говоришь? Мы тебя любим и всегда будем любить! – обиделась мама.

Они в ожидании моей реакции замолчали. А чего они хотели от меня? Они думали, в честь этой новости я запущу фейерверки? Мне просто больно, что они отправляют меня в другой город. Зачем? Эти родственники не смогут вытерпеть меня, они спятят. Я всем только мешаю! Это лишний раз доказывает, что расскажи я им правду о своём диагнозе, меня сошлют.

– Вы сможете меня отправить туда только через мой труп!

Я в слезах выбежала из комнаты, сгорая от злости. Моя голова гудела от метавшихся в разные стороны, подобно летучим мышам, мыслей. Неожиданно меня сбила с ног глухая боль в затылке. Словно кто-то замахнулся деревянной дубинкой. Картинка перед глазами поплыла, а колени подкосились.

– Аманда! – эхом донеслось до моих ушей.

Последнее, что я видела, это подбежавших ко мне родителей. А затем удар. Падение. Темнота.

Глава 4

Чувствовать боль и причинять её другим – совершенно разные вещи, но очень схожие в эмоциях. Это как эффект домино – тебе причиняют боль, а ты причиняешь боль другим, потом другой причиняет боль остальным, потому что ты причинил боль ему, и так по цепочке. Все начинают задумываться об этом после главной своей ошибки. Но лучше поздно, чем никогда, правда?

Одно дело сделать это на эмоциях, а другое в целях простого издевательства. Не смогу забыть тот ужасный час, когда стало ясно, что со мной творится какая-то чертовщина. Вроде обычный день в школе, но за пять секунд все перевернулось с ног на голову. Мир навсегда изменился, а вместе с ним и вся моя жизнь.

Я помню, мы с Алисой и Ларой сидели в кафетерии, уплетая всякую гадость, от которой часто обостряется язва, но никто все равно не перестанет травить себя. Все было хорошо, даже лучше, чем просто хорошо. Лара, которую мы деловито звали «L», потому что тогда в моду вошёл сериал «Сплетница», рассказывала о последних новостях в школе, а мы с Алисой, развесив уши, внимательно слушали её истории, время от времени смеясь, давая прозвища провинившимся. Но потом я задумалась: «Ведь те, с кем мы сплетничаем о других, могут сплетничать и о нас». Мои ослепшие от подхалимства глаза распахнулись, и я поняла, как глубоко ошибалась в людях. Обозвав лучших подруг сплетницами, стервами и тупыми куклами (отсюда и их сегодняшнее прозвище), я выбежала из столовой и канула в лету. С одной стороны я даже рада, что мы больше не общаемся. Я научилась различать людей, словно над их головами светятся ярлыки: «Годен», «Гнилой». Но также мне порой без них тяжко, я скучаю по ним, по нашим разговорам, по шуткам, по весёлым похождениям. Я осталась одна, и меня это убивает, ведь шизофрения питается моим настроением, одиночеством и страхом. Она питается этим, подобно монстру.

***

Одна секунда, за которую я оказалась на полу коридора, перед глазами прошло всего одно видение. И это было не воспоминание из детства, и не родительские лица, и уж тем более не разговор с мистером Мартином. То, что я увидела, было странно и прекрасно одновременно. Перед глазами призрачно блистал Сэм Гилмор, который нежно держал меня за руку, словно ангел-хранитель. Не успела сказать, но ладонь этого парня была холодней льда, снега и Северного Ледовитого океана. Именно поэтому по мне пробежало мурашки, но речь сейчас не о терморегуляции его организма.

Ровно пять секунд назад я упала в обморок. И прямо сейчас я находилась в темноте своего рассудка, которого почти лишилась. Это немного необычно: вроде бы я в сознании, но не могу ничего предпринимать. Очень похоже на реалистичный сон или выход в астрал. Хотя кто его знает: сон это или реальность? То, что ученые не могут объяснить, они оправдывают фразой: «Временные аномалии, коллеги». Ха, кого они хотят оболванить? Люди не могут прожить без каких-либо чудовищ, призраков, вампиров и другой нечисти. Им нужно какое-то оправдание, иначе люди свихнутся. И я с ними согласна, ведь жизнь и так скучна до потери сознания. Кстати о потери сознания…

Я почувствовала, как сильные папины руки помогли мне подняться, они схватили мое «безжизненное» тело и понесли в гостиную. При этом слышался мамин вопль и отцовское: «Все будет хорошо». Уже через пару мгновений я была на мягком диване, который пахнет домашним запахом. Это может быть печенье, или парфюм, или папироса. Думаю, вы поняли меня. В каждом доме есть свой ностальгический аромат.

– Аманда, открой глаза, дорогая! – мама судорожно поглаживала меня по волосам.

Её тёплые руки дрожали, а по голосу ясно, что она на грани истерики. Если бы я могла, мамочка… Но не получалось, веки словно под замком! Будто придавило куполом, мне не выбраться!

– Боже, Брюс, она не просыпается! Звони в скорую! – в конце концов, мама в панике разрыдалась.

Через мгновение я уже видела люстру и её улыбку безмерного счастья. Мама от облегчения всхлипнула, крепко обняв и позвала отца, готово было вызвать доктора. Наверное, они думали, что больше никогда не увидят моих карих глаз, да и у меня мелькала такая мысль. Благо, все обошлось…

– Как же ты нас напугала! – вытирая слезы, улыбнулась широко мама.

Папа согласился с ней и, сев на край дивана, поцеловал мою щеку. В этот момент я поняла, что вовсе не одинока. Да, я потеряла подруг, но рядом со мной родители, Майкл и теперь Сэм. Они – драгоценность, которую я обязана уберечь.

* * *

Сидя по-турецки на своей кровати, я неспешно собирала чемодан. После долгого раздумья, мне показалось неплохой идеей оставить дом и этот город, хотя бы на два дня. Терять нечего, кроме встреч с Сэмом, по которому я уже успела хорошенько соскучиться. Родители успели передумать меня отпускать, боясь, что у меня опять возникнут проблемы со здоровьем, но после долгих уговоров, их сердца растаяли – моя взяла! Папа подвез меня до вокзала и посадил на нужный автобус, откатываясь уезжать до моего отбытия. По пути, я точно знала одно – мне надо сесть возле окна любым способом, иначе два с половиной часа будут потрачены впустую. Но опять же, мне крупно повезло. Предвкушая скорую встречу с любимыми родственниками, я включила музыку в плеере и принялась размышлять.

Тётин дом прекрасен: он трехэтажный, расположен на окраине города, где растянуты кукурузные поля. Это место можно назвать фермой. У неё двое детей – девятнадцатилетний Кайл и моя ровесница – Джини. Мы не виделись четыре года, и я не знаю, о чем с ними говорить, какие у них интересы или хобби. Словно еду к чужакам, с которыми мне доводилось видеться раз в жизни. Но ведь это не так…

Спустя сорок песен и один альбом классной группы, я уже была у ворот пусть немного потрепанного, но большого дома, чьи стены окрашены в бежевый цвет, однако невооружённым глазом была заметна ссыпающая с них штукатурка. Дом постарел…

Меня встретила собака по кличке Робинзон и служанка Наталия – полноватая женщина с дулькой на голове. Она приветливо помахала мне, помогая с чемоданом, затем распахнула скрипучую калитку. Двор чистый и довольно широкой, есть, где разгуляться. На желто-зеленой траве стояли ржавые качели и полностью заросшая мхом беседка. Боже, я вспомнила как будучи малышкой игралка с Джини в салки. Было здорово.

– Фу, проклятье божье, пошел прочь! – ругаясь на пса, прыгавшего мне на ноги, Наталия провожала меня до крыльца.

Робинзон, высунув язык наружу и радостно виляя пушистым хвостиком, тоже составил нам компанию, открыто игнорируя бурчания служанки. Я посмеялась над ним и скрылась в прихожей с тёмными обоями. Повесив верхнюю одежду на вешалку, я разулась и на вопрос Наталии, отнести ли чемодан в мою комнату, я удовлетворительно кивнула.

– Проходи пока в гостиную. Эмма ещё не знает, что ты приехала, – объяснила чужое отсутсвие служанка.

И на это я махнула головой, пройдя вглубь дома. Как все изменилось за это время. Раньше в гостиной стояло старое фортепиано и висели чучела оленьих голов, а теперь здесь расположились два кожаных дивана, большой старинный ковёр с непонятными рисунками, телевизор и деревянный стол в углу, покрытый лаком. На нем сверкала в солнечных лучах, пробиравшихся сквозь окна, хрустальная ваза с подсолнухами. На секунду мне померещилось, что цветы начали двигаться, но это лишь очередная галлюцинация, к которой я успела уже привыкнуть.

– Аманда! – поспешно вошла в комнату статная женщина с тонкой талией. Её волосы черны, как ночь, и собраны в пучок ровно также, как и у служанки. На тете надета кофта с пуговицами, сверху пёстрый шарф и строгие брюки.

Этот дом не подвластен времени, как и его владельцы? Тетя Эмма нисколько не изменилась! Она подошла ко мне и крепко-крепко обняла, отчего я почувствовала боль в спине, но не стала жаловаться. До меня сразу дошёл запах её парфюма, напоминавший тонкий аромат лилий.