Объединяя времена

– И правильно сделала.

– Теперь живет в моей комнате.

– Она же все равно пустует.

– Представляешь, дама, с которой я познакомился, высокая такая, темпераментная… – Снова перешел на прежнюю тему Романчук

– Уже успел выяснить? А привет от Богдановича не придет?

– Ну, ты что! Она же замужем. Правда, детей нет. С высшим образованием. Муж инженер. В командировку на пару недель уехал. Я вначале подробный анамнез собираю, а потом действую. Просмотри на ее фотку!

Дама выглядела броско, почти как Мэрилин Монро.

– Да, женщины тебя любят.

– По крайней мере, не отказывают.

– Иначе и не может быть при твоей комплекции, да и лицом не кривой.

– У нее, кстати, подружка есть. И тоже замужем, и супруг из одной отлучки в другую.

– Нет, Дима, с этой информацией не ко мне. А вот Благинина она заинтересует.

– Между прочим, – перейдя почти на шепот и слегка склонившись к сидящему Игнату, Романчук проинформировал, – здесь радиационный фон повышен.

– Ну, так в пределах допустимого уровня.

– Я о том, что у баб либидо при таком фоне аж зашкаливает.

– Есть экземпляры, у которых оно всегда зашкаливает. Что у нас на курсе таких не было? Я, думаю, это больше от безделья и скуки. Надо же чем-то развлекаться, когда только дом, улица и степь без конца и края.

– Ну, не скажи! Таких распутных замужних дам у нас поменьше.

– Тебе видней.

– Пойду, навещу Благинина.

В это время в читалку вошла Вересова с маленьким сынишкой. Романчук приветливо склонил голову и даже приклонился в знак почтения. Галина мягко ему ответила: «Привет, Дима!»

Игнат из осведомленных источников узнал, что Романчук пытался ухаживать и за Галиной Вересовой, но услышав в ответ: «Дима, ты преувеличиваешь свои возможности», благополучно ретировался и закрыл эту тему.

Мимо оставленной Романчуком открытой двери проходил Эдуард Марченко и, заметив Камского, с которым проживал в одной комнате, подошел к нему.

«Сегодня позаниматься не дадут», – подумал Игнат.

– Слушай, Игнат, я сейчас обедал в ресторане. Там продается токайское вино. Просто класс! Я такого никогда не пробовал. Что значит московское снабжение. Советую сходить при случае. Что ты себя сушишь этой наукой?! Не надоело в институте? Вообще-то, как знаешь. Ключ у тебя от комнаты?

– Нет, я оставил у вахтерши под нашим номером.

Марченко развернулся и ушел. Камский захлопнул увесистый словарь, взял тетрадь, чернильницу с тушью и перьевую ручку, сложил все в папку с молнией и отправился в свою комнату. Эдик, вольготно возлежал поверх одеяла, из одежды сняв только пиджак. Коричневый броский галстук скользил наискосок по белой с тонким узором рубашке, которая была заправлена в темные брюки, имевшие синий отлив; на поясе был, широкий кожаный ремень, на ногах светло-серые носки. Туфли валялись в позе стрелок часов рядом с кроватью. Если включить воображение, то обувь показывала три часа то ли дня, то ли ночи. Марченко блаженно улыбался. Он был одним из немногих холостяков после интернатуры. Его профессиональной ориентацией была терапия. В городке атомщиков можно было ходить на киносеансы в дом офицеров, которые шли по выходным, еще в ресторан и кафе. И все.

– Я вижу, Эдик, у тебя хорошее настроение.

– Да! Поел, выпил вина. О службе думать не хочется.

– Ты же собирался писать рапорт о зачислении в кадровые офицеры.

– Еще надо подумать.

– Что нового на родине?

– Да, все в норме. Брат школу заканчивает. Родители здоровы. А я накануне с одной женщиной познакомился.

– А почему не с двумя сразу?

– Если с двумя, это значит ни с какой.

– Убедительно. Ну, и что?

– Знаешь, она такая интересная!

– Моложе тебя?

– На пару годков.

– Женись, в конце концов. Тебе уже двадцать пять.

– Мой отец в тридцать завел семью.

– Прояви инициативу.

– Дело в том, что у нее уже есть ребенок.

– Усыновишь.

– Девочка.

– Удочеришь.

– Легко сказать. Дело в том, что она сама из неблагополучной семьи. Несколько лет жила в детском доме.

– А родители?

– О них она не хочет вспоминать.

– А где работает?

– В ресторане.

– Это там, где ты был?

– Ну, да.

– Чем она тебя так притянула?

Если бы Эдик был трезв, возможно, не ответил бы на этот вопрос. После некоторого раздумья он произнес:

– Она такая мягкая и нежная! А как вспыхивает от эмоций!

Камский подумал, «действительно здесь, наверно, повышенный радиационный фон сказывается». Затем взял чайник и пошел на кухню, чтобы вскипятить воду. В общем холодильнике взял свои продукты и стал готовить ужин.

Переезд

И вот он месяц март и полноценный очередной отпуск. Самолет на Москву вылетел без задержек, благополучно приземлился в Домодедово, затем Игнат переехал в Быково и через несколько часов был в родном городе. Встретила его Сильвия сдержанно и суховато, сообщив, что маленькая Дарья температурит и ей предложено снова лечь в больницу, потому что в крови ребенка был обнаружен стафилококк. Снова лечение. Когда температура у Дарьи нормализовалась, Сильвия выписалась под расписку и молодая семья рванула судьбе навстречу в Восточный Казахстан.

Игнат с Сильвией и маленькой Дарьей благополучно поездом добрались до Москвы, потом на такси переехали в аэропорт Домодедово. Вылет самолета несколько раз откладывали. Наконец ночью вылетели, а утром уже были в Семипалатинске. Переехали на пересыльный пункт. Там дождались поезда и в предвкушении скорого окончания пути расположились на своих местах.

– Как долго ехать? – поинтересовалась Сильвия.

– Со всеми проверками часа четыре.

– Скорее бы.

Уже заканчивались вторые бессонные сутки. Дарья вела себя спокойно всю дорогу. Несколько раз попыталась заплакать, но ее быстро успокаивали, предлагая попить, поесть или меняя пеленки. Личико у ребенка после всех болезней было бледное, вокруг глаз на веках просматривалась синева. При посадке проверили паспорта и другие документы. Накануне Игнат связался по коммутатору с частью и сообщил повторно вдобавок к посланной накануне телеграмме, что едет с семьей.

– Вот эта последняя остановка. Часа через полтора будем на месте, – сказал Игнат Сильвии, когда поезд остановился в пустой степи. Из окон был виден пустынный степной пейзаж с рядами колючей проволоки, уходивших к горизонту. Игнат заметил, что по лицу Сильвии пробежала тень ужаса, но взглянув на него и других пассажиров, среди которых были женщины, она быстро овладела своими чувствами.

Началась проверка документов. Лейтенант Камский протянул свое удостоверение, паспорт жены, свидетельство о браке, свидетельство о рождении ребенка. Сержант, проводивший проверку вагона, все внимательно изучил, а затем сообщил:

– Вашей жены в списках нет.

– Да не может этого быть! – воскликнул Игнат. – Я же давал телеграмму, звонил с пересыльного пункта.

– Ваша фамилия в списках есть, а жены нет, – опять повторил сержант.

Взглянув на сержанта и его рядовых помощников, Игнату показалось, что они испытывают какое-то внутреннее удовлетворение от таких властных полномочий, но он быстро прогнал эту мысль.

– Зовите вашего начальника! Мы везем ребенка прямо из больницы и не намерены рисковать его здоровьем.

– Собирайте вещи, мы вас высаживаем! – повторил настойчиво сержант.

Один из его помощников взялся за ручку коляски.

В это время из соседнего купе плацкартного вагона вышел офицер в звании подполковника и, подойдя впритык к ретивому сержанту, сухо и с выражением произнес ему в переносицу:

– Чтоб через две минуты здесь был ваш командир. Время пошло.

Один и рядовых метнулся из вагона и быстро возвратился с капитаном заместителем начальника контрольно-пропускного пункта. Тот был непреклонен. Пришлось собираться на выход. Сильвия понимала, что вышла случайная накладка, но она была не на шутку встревожена. В ее взгляде чувствовалась и ласка, и материнская нежность, и покорность, и какая-то жесткая и холодная сила сопротивления тому, кто попытается причинить вред ее дитяти. На пути у этой силы стоять было бессмысленно и опасно. Артем чувствовал себя виноватым. Дежурный наряд услужливо подавал коляску, чемодан и другие мелочи. Их временно разместили в небольшой комнате ожидания для лиц, которых снимали с поезда. Больше там никого не было.

– Делай же что-нибудь! – неожиданно зло и холодно сказала Сильвия Игнату.

Лейтенант Камский направился к начальнику КПП, представился и попросил позвонить в часть.

– Фомин, слушаю! – ответил начальник штаба.

Игнат изложил обстановку.

– Да, не может такого быть! Я же все оформил. Пусть поищут у себя на КПП. Ладно. Я сейчас продублирую. Через десять минут получишь. И еще, пролистай журнал телефонограмм у «ефрейтора Пупкина», – так майор Фомин называл нерадивых исполнителей из числа солдат. – Я посылал заявку позавчера.

Игнат у писаря потребовал нужный журнал и через минуту обнаружил необходимый документ, где была указана его фамилия и состав семьи. Затем он направился к начальнику и предъявил запись.

– Бывает… Накладка вышла, – прочитав текст, ответил начальник.

В это время в дверь постучали.

– Да, заходите.

Вошел писарь.

– Товарищ майор на лейтенанта заявка пришла! – сообщил он радостно.

– Хорошо. Можешь идти, – сухо ответил он своему нерадивому подчиненному.

Когда Игнат возвратился к Сильвии в комнату для задержанных пассажиров, то встретился с ее тревожным вопрошающим взглядом.

– Ну, что там? – спросила она и по веселому бодрому облику Игната тут же поняла, что все в норме.

– Да нашлась и старая заявка, и уже новая пришла, и машину за нами выслали!

Сильвия быстро промокнула платочком набежавшие слезинки в уголках глаз и улыбнулась. Неожиданно Игнат заметил на ее лице при мимических движениях мышц несколько морщинок, которых ранее не было, но они быстро исчезли, как легкие облачные полоски на солнечном небе.

В общежитии для семьи лейтенанта Камского комендант тут же освободил комнату, уплотнив холостяков, живших поодиночке в апартаментах на двоих.

– О, даже горячая вода есть! – открыв кран умывальника, воскликнула Сильвия.

В это время к ним в дверь постучали.

– Да, входите! – ответил Игнат.

Это были жены его однокурсников Екатерина Иванникова и Галина Вересова. Сколько неподдельной радости производят такие встречи.

– Вадим Аркадьевич на лазаретном автобусе выехал встречать вас на конечной остановке, но не нашел. Заезжал в общежитие, чтобы узнать, в чем дело. А вас, оказывается, с поезда сняли, – тараторила Вересова.

– Какая глупость – снять жену офицера с маленьким ребенком! – поддакивала ей Иванникова.

– А кто такой Вадим Аркадьевич? – спросила Сильвия.

– Фельдшер с твоим мужем в одной части работает, – проинформировала Вересова. – А как себя малышка чувствует.

– Да вот прямо из больницы и сюда, – ответила Сильвия.

– Правильно сделали, что рискнули. Здесь климат сухой, не то, что наша слякоть. Девочке здесь будет лучше.

– Врачи в детской больнице также говорили. Я не думала, что в общежитии будет так тепло, – сказала Сильвия и сняла свитер. – И вода горячая есть. Это же здорово.

– Бедняжка! Намаялась, наверное, одна с ребенком да еще в доме без удобств, – сочувственно сказала Вересова.

Иванникова промолчала, так как тоже до этого жила с родителями в частном одноэтажном деревянном секторе города.

– Вот тут для вас несколько детских вещичек, – Иванникова протянула Сильвии пакет.

– А мы вам от ваших родственников тоже подарки привезли, – сообщила Сильвия.

Игнат достал из чемодана два небольших свертка и передал однокурсницам.

– Спасибо. Вы отдыхайте. А мы завтра зайдем, – подытожила разговор Вересова.

Когда гости ушли, Камские начали приводить в порядок комнату: мыли, чистили, драили, начиная от раковины и заканчивая оконными стеклами.

– Если бы удалось достать колибактерин, да подавать его с молоком, может быть, у ребенка аппетит появился бы, – сказала Игнату Сильвия, когда тот рано утром уходил на службу.

– Я обязательно раздобуду его, если не сегодня, то через несколько дней.

Игнат ушел, а Сильвия смотрела на бледное личико дочери и не могла уснуть. Вечером того же дня Игнат принес коробку драгоценного препарата.

– У врача одной соседней части оказался в наличии, – сообщил он.

Сильвия растворила в воде содержимое ампулы и добавила в молоко. Запах у смеси был специфический.

«Выплюнет», – подумал Игнат, когда Сильвия поднесла к губам ребенка чайную ложку приготовленной еды.

Дарья вначале слизнула несколько капель с губ, помедлила, как бы обдумывая и взвешивая все за и против, а затем, как птенец открыла рот и баз передышки поглотила все приготовленное. Игнат смотрел, затаив дыхание.

– Молодец, моя маленькая! – проговорила Сильвия, вытирая салфеткой личико ребенка.

Через три недели прибыл контейнер с холодильником и книгами. Холодильник «Минск» был в упаковке и дошел в целости и сохранности а, вот книги, которые Игнат в спешке, не обернул бумагой, запылились. Их пришлось очищать. Семейный быт начал налаживаться. Глаза у Дарьи сразу по прибытии были без блеска радости, щечки бледные, она почти не улыбалась. По вечерам держалась субфебрильная температура. Однажды вечером, когда Игнат пришел домой, Сильвия ему сообщила:

– А у нас сегодня температура нормальна! Вот так!

Игнат заметил, что ребенок смотрит прямо на него, как бы изучая. Он подошел ближе и наклонился над коляской. И тут Дарья улыбнулась и четко произнесла:

– Гу-у…

Прошло еще несколько дней. В комнату к Игнату и Сильвии заглянула Галина Вересова со своим двухлетним мальчиком Сашей и сообщила, что в доме офицеров идет веселая музыкальная комедия.

– Я присмотрю за вашей девочкой, а вы с Игнатом сходите в кино, – предложила она.

– А в котором часу сеанс? – поинтересовалась Сильвия.

– Есть в три часа. Вы еще успеете.

– Это замечательно! – подключился к обсуждению Игнат. – Мы, как поженились, еще никуда не ходили.

– Дарья в это время спит. Мы тебе оставим ключ, а ты периодически посматривай. Ладно?

Сильвия запеленала Дарью, убаюкала и отдала ключ от комнаты.

Время сеанса пролетело мгновенно. Игнат с Сильвией торопливо вернулись в общежитие.

– Ну, как там у нас обстановка, – спросил Игнат, забирая ключ.

– Недавно смотрела. Спит.

Когда Камские вошли в свою комнату, то были весьма удивлены тому, что увидели. Коляска непостижимым образом отъехала от стены, где стояла между кроватью и столом, и приблизилась к входной двери. В коляске лежала веселая розовощекая распеленатая, улыбающаяся во весь рот, Дарья и выдувала пузыри.

– Любопытно, а как это коляска проехала сама почти два метра? – вслух подумал Игнат.

В это время Дарья приподняла сразу две ноги и с силой ударила ими о подстилку. Коляска сразу продвинулась на несколько сантиметров вперед. Все стало сразу понятно.

– Милая моя, доченька, ты поправилась! Это же надо – сама распеленалась! – сказала Сильвия и подняла малышку на руки. Слезы потекли у нее из глаз, плечи вздрагивали. Игнат в тот момент подумал, что плакать от счастья, дано только женщинам.

Камский на несколько месяцев был откомандирован на одну из площадок. В субботу он возвращался домой, а в понедельник рано утром снова уезжал. Однажды, завершив служебные дела, лейтенант Камский шел домой. Впереди он заметил идущего навстречу улыбающегося офицера богатырского телосложения с женщиной под руку. Когда они поравнялись лейтенант, остановился вместе со своей спутницей.

– Доктор, а вы меня узнаете?

Внимательно присмотревшись к стоящему перед ним человеку, Игнат узнал в нем недавнего пациента:

– Хусаинов! Неужели это ты? Ну, и раздался! Богатырь прямо!

– А это моя жена, – представил он женщину. – Если бы не вы, меня, возможно, уже не было бы.

– Ну, ладно не преувеличивай! Николай Иванович удачно сделал операцию. Ты к нему заходил?

– Да. Он тоже меня сразу не узнал.

– Ты настолько изменился, что не удивительно.

– А когда вы возвратитесь в часть?

– Как только новый врач прибудет на площадку, я сразу же вернусь.

Весна первого года службы

Лейтенант медицинской службы Камский трудился армейским врачом уже десять месяцев, перевез семью, с житейской перспективой пока не определился и пребывал в равновесии сомнений. В гарнизоне находилось немало исследовательских лабораторий, где велись научные изыскания в атомной отрасли людьми разных специальностей. Камский познакомился с несколькими из них. Экспериментаторы довольно быстро набирали материал и защищали научные степени. В кандидатский минимум в восьмидесятых годах двадцатого века включалось три экзамена: по специальности, иностранному языку, а также истории коммунистической партии. При поступлении в аспирантуру или адъюнктуру от сдачи иностранного языка освобождались те, кто имел соответствующее свидетельство. Игнат в тот период своей жизни воплощал в реальность именно эту задумку. Одним из его знакомых из среды ученых был Марат Пантелеймонович Комлев, биолог из какого-то российского вуза. Знакомство произошло на гарнизонном шахматном турнире, где участником был также некто Троицкий, однофамилец известного составителя этюдов, прикомандированный на несколько недель из Москвы. Его сопровождал высокий мужчина в возрасте около пятидесяти лет. Москвич сражался одновременно против двух соперников, одним из которых был Камский. У Игната были белые, и на доске возникла позиция из испанской партии вязкая и неприятная для черных. Троицкий отдавал ладью за активного слона белых, так как его король был в стесненном и опасном положении. Высокий спутник выражал свое нетерпение по поводу того, что так долго длится партия. На второй доске Марат Пантелеймонович уже что-то зевнул и сдался. Поразмыслив, Игнат забрал фигуру, выиграв качество, и тут же понял, что совершил оплошность, дав свободу действиям соперника. Еще один промах Камского в эндшпиле позволил Троицкому добиться победы. Пожимая руку лейтенанта, шахматист из Москвы поинтересовался:

– Какой у тебя разряд?

– Я любитель. Разряда нет.

– И все у вас тут так играют?

– Есть гораздо сильнее, например, Звягинцев. Он кандидат в мастера.

Высокий спутник Троицкого нервно прохаживался рядом, настойчиво его торопил, что-то тихо говоря и показывая на часы.

– Желаю удачи! – уходя, произнес столичный шахматист и быстро покинул холл дома офицеров, где происходили баталии.

Больше Троицкий на турнире не появлялся и ему выставили синие нолики.

Комлев наблюдал за окончанием партии.

– Зря ты ладью забрал. Там был мат в четыре хода.

Он расставил фигуры и показал выигрышную комбинацию. Камский расстроился окончательно.

– Он куда-то торопился. Это заставило меня ошибиться.

– А ты бы наоборот тянул время. Пускай бы предлагал ничью.

– Ну, что по домам?

– Да пора уходить.

По улице они шли вместе. Камский поинтересовался:

– Марат Пантелеймонович, когда у вас будет укомплектована группа для сдачи экзамена по иностранному языку.

– Для чего тебе?

– Я тоже хочу сдать кандидатский минимум.

– Ты кто по специальности?

– Хирург.

– А почему петлицы строительных частей.

– Меня призвали на два года.

– Собираешься наукой заняться?

– Я еще, когда учился в институте, работы писал.

– А когда срок службы заканчивается?

– Через год.

– Насколько мне известно, значительная часть двухгодичников становятся кадровыми военными. А давай к нам! Тема найдется.

– Какая, например?

– Влияние ионизирующих излучений при подземных ядерных взрывах на обезьян.

– Вы, наверное, шутите?

– Отнюдь.

– Нет уж! Я привык с людьми работать. Да и зачем вам хирург?

– Исследовать погибших животных можно, например. Или проводить какие либо имплантации, трансплантации и прочее. У нас за год, полтора набирают материал на кандидатскую степень.

– Вам лучше подойдет ветеринар или патологоанатом. Я приобрел уже около сотни книг по хирургии. Мне доставляет удовольствие поставить диагноз, а затем излечить больного.

– Правильно, жизненную позицию лучше не менять, иначе чувства самодостаточности не будет, да и значимых успехов не добиться, – после непродолжительной паузы задумчивости Комлев продолжил. – Насколько мне известно, выезд в Семипалатинск на кафедру иностранных языков запланирован на конец мая.

И вот это время наступило. Для группы экзаменуемых в составе, по списку, из пятнадцати человек, не считая водителя, старшего автомобиля и случайных попутчиков был выделен один из гарнизонных автобусов. Выехали на рассвете, так как нужно было успеть к началу рабочего дня. Солнышко освещало бескрайнюю степь, покрытую зеленой майской травой. Обширные естественные плантации красных маков и разноцветных тюльпанов будоражили мировосприятие. Однако через некоторое время большинство пассажиров задремало. Лишь несколько человек, в том числе и Камский, продолжали любоваться степными просторами.

Кафедра иностранных языков. Просторный класс, столы. Началось собеседование. Камский сдавал экзамен преподавателю по фамилии Вайнцвайг, по имени отчеству Петр Мартович. Без особых усилий Игнат перевел медицинский текст, газетный фрагмент на политическую тему, простая разговорная речь далась с трудом. В итоге он получил четыре балла. Оценкой он был не удовлетворен, и уже по пути назад зародилась мысль съездить еще раз, чтобы «хорошо» поменять на «отлично», что давало право быть освобожденным от вступительного экзамена по иностранному языку. Остальные участники мероприятия были рады полученным тройкам и кое-кто четверкам. На отлично не сдал никто.

Эпидемия

В то лето эпидемия кишечных инфекций приняла угрожающие масштабы. Нетронутыми этой заразой оставалась только ближайшая площадка «Орион» и сам гарнизон, располагавшийся на окраине города атомщиков. Наверное, Игнат в какой-то момент пожалел о том, что согласился оставить свою часть, расквартированную на базе, и на какой-то срок прибыть на «Орион», вместо убывшего оттуда врача. Все строительные части работали напряженно и нервно. Нужно было выполнять план по вводу объектов. За срывы графика командиры сразу же лишались должностей.

– Доктор, говори, что еще надо сделать, чтобы не было вспышки?

Вечером в кабинете подполковника Самусева были все его заместители, политработники, командиры рот. Санитарное состояние в столовой и казарменных помещениях было доведено до идеального, мытье рук солдатами перед приемом пищи лично контролировали офицеры. Стекла окон были покрашены синькой. В помещениях были развешены липучки для случайно залетевших мух. Доктор Камский на утреннем построении объявил, что все у кого имеются хоть малейшие подозрения на расстройство пищеварения, должны прибыть в медицинский пункт для осмотра. Таких набралось пятнадцать человек. У семерых своей хирургической рукой Камский выявил урчание слепой кишки и повышенную чувствительность при надавливании. Затем, приказав санитару взять лопату, он вывел всех обратившихся к туалетам и предложил справить нужду. Подозрительным стул оказался у двоих. Все же лейтенант Камский решил изолировать всю семерку. Возвратившись в медицинский пункт, он заметил своего фельдшера куда-то направляющегося с набором медикаментов.

– Ты куда?

– Подполковник Самусев приказал дать лекарство, у кого подозрение на дизентерию.

– Отставить! Медицинскими вопросами здесь занимаюсь я, а не командир части.

– Где медицинский уазик? Водитель?

– Возле третьей роты хлорную известь разгружает.

– Давай его и всех семерых из изолятора сюда. Сколько у нас пустых чашек Петри?

– Много.

– Упаковывай все, что есть. Быстро. Нет времени.

В полевом инфекционном госпитале лейтенант Камский оставил несчастную семерку, а сам направился в санитарно-эпидемиологический отряд, где после краткой беседы с начальником, убедил его выдать триста чашек Петри со специальной средой для тотального обследования личного состава части. Взамен были оставлено такое же количество пустых чашек, привезенных с собой. Игнат на своем медицинском уазике тут же отправился обратно в часть, не имея времени заглянуть к жене с дочкой, которых не видел уже неделю.

Едва Камский открыл дверь медицинского пункта, как примчался посыльный от командира части с распоряжением немедленно прибыть в штаб части.

– Давай, доктор, доложи обстановку, – сказал ему командир части, когда Камский вошел в его кабинет.

Внимательно выслушав медицину, Самусев сокрушенно произнес:

– А вообще зря ты сразу семерых отвез. Возил бы по одному или по двое. В гарнизоне все на ушах: «На „Орионе“ вспышка кишечных инфекций!». Было масса звонков от начальства всех родов и видов. В общем, завтра нас приедут пытать. Тебе, доктор, тоже мало не покажется, хоть ты и прикомандированный. Ладно, говори, что ты там еще надумал.